Запах его пота был отвратительным и зверским. Хонор не вырывалась из объятий Донована исключительно потому, что не хотела его обидеть.
— Я… курицы выбрались из курятника. Их нужно поймать и вернуть на место.
Во всяком случае, она сказала правду. Словно услышав ее, сбежавшая курица, вышла на середину двора и принялась возмущенно квохтать, словно негодуя на присутствие Донована.
— Я сам поймаю. Но сначала отнесу тебя в дом. И не спорь со мной. — Он подхватил ее на руки, как куль с мукой, и понес в дом. — А где все? — спросил Донован, оглядев пустую кухню.
— Убирают овес. — Хонор указала на дверь лечебницы. — Сюда, пожалуйста.
Он уложил ее на кровать — на удивление нежно и бережно для такого жесткого, грубого человека.
— Хонор Брайт, что ты тут делаешь, черт побери? — воскликнул Донован, усаживаясь на стул рядом с кроватью. — Я не видел тебя уже много недель. Думал, ты прячешься от меня в доме того квакера, а ты вот где, оказывается! — Вид у него был обиженный и сердитый, будто Хонор поступила с ним не по-дружески, не сообщив о своем переезде.
Она глубоко вздохнула.
— Пожалуйста, позови моего… моего мужа. Джека Хеймейкера. Он сейчас в поле, к югу отсюда. Чуть западнее по дороге. Пожалуйста.
Донован на секунду нахмурился, а потом ухмыльнулся.
— Значит, муж. Ясно. Кто-то уже подсуетился. Шустрый малый, да?
Хонор просто смотрела на него. Наверное, ей должно быть страшно с ним наедине. Но она не боялась. Она должна презирать его за то, чем он зарабатывал себе на жизнь. Но она его не презирала. «В нем тоже есть частичка света, — думала она, — если бы я только могла ее разглядеть».
— Ты чего-нибудь хочешь? — Донован заглянул в стоявший на тумбочке у кровати глиняный кувшин, накрытый кружевной салфеткой, чтобы в него не лезли мухи. — Хочешь холодной воды? Могу принести из колодца. Или из холодильной, если она у них есть.
— Нет. — Хонор пришлось постараться, чтобы не выпалить это слово, а произнести его нормальным тоном.
— Мне вовсе не трудно. — Донован в кои-то веки проявил великодушие. Причем именно тогда, когда оно было совершенно не нужно.
— У меня одна просьба. — Хонор надо было отвлечь Донована, чтобы он не зашел в холодильную, где пряталась чернокожая женщина. — Помнишь мое подписное одеяло? Оно лежало в моем сундуке, когда мы впервые встретились.
— Да.
— Сможешь принести его? Оно наверху. В сундуке, в спальне. А то одеяло, которое у меня, очень колючее.
— Да, сейчас. — Донован быстро вышел из комнаты, явно довольный, что у него появилось какое-то конкретное дело.
Хонор слышала, как он поднимается по лестнице и ходит наверху. Она молилась, чтобы женщина, прятавшаяся в холодильной, сидела тихо и не ударилась в панику.
Донован принес одеяло. Укрывая им Хонор, он на мгновение замер, а потом присел на корточки рядом с кроватью и разгладил одеяло, медленно проведя рукой по телу Хонор. Его глаза ярко сияли на дочерна загорелом лице. Хонор вспомнила, как лежала с Джеком на кукурузном поле, представляя Донована, и почувствовала, как кровь прилила к лицу. «Это все из-за болезни, у меня опять жар», — твердила она себе, хотя знала, что болезнь здесь ни при чем.
Донован заметил, что она покраснела, и тоже залился краской.
— Черт возьми, Хонор! Ты не оставила никому ни единого шанса.
Она тяжело сглотнула. Хонор даже представить не могла, что у них с Донованом получится такой разговор.
— Друзья заключают браки только с Друзьями, — сказала она. — Иначе нам придется покинуть общину. И потом, я никогда не смогла бы… общаться с охотником за беглыми рабами.
— Но мы же общаемся сейчас.
Хонор поежилась и беспомощно посмотрела на Донована.
— Пожалуйста, позови Джека, — прошептала она.
Упоминание о муже его всколыхнуло. Он резко поднялся.
— Сначала поймаю сбежавших куриц, пока их не утащили лисы.
— Не беспокойся о курицах. Джек сам поймает.
— Нет уж, лучше я. И заодно посмотрю, что там и как. Собственно, я за этим сюда и приехал. Пытаюсь найти кое-что. Но я даже не представлял, что увижу здесь тебя. — Донован помолчал. — А как они вообще выбрались из курятника?
Хонор пожала плечами. Донован пристально посмотрел на нее.
— Хорошо, Хонор Брайт. Еще увидимся.
Он вышел на улицу. Она наблюдала, как он идет через двор. Жестяная кружка, стоящая на стенке колодца, сверкала на солнце, словно маленький маячок. Теперь, когда Донован упомянул про воду, Хонор захотелось пить. Она закрыла глаза. Слышала, как Донован что-то насвистывает на ходу, потом он открыл дверь амбара, и свист затих. Но возобновился уже через пару минут, сопровождаемый квохтаньем кур, которых Донован загонял в курятник.
Вскоре Хонор услышала топот копыт, удалявшийся в направлении овсяных полей. Вероятно, она ненадолго заснула, а проснувшись, ощутила чье-то присутствие. В комнате никого не было, но на тумбочке рядом с кроватью стояла кружка с холодной водой, как будто только что зачерпнутой из колодца. Никогда в жизни Хонор не пила такой вкусной воды.
* * *Она не ожидала, что Донован вернется на ферму вместе с Джеком. Но Джек, похоже, встревожился и согласился, чтобы охотник за рабами подвез его. Он ворвался в лечебницу, упал на колени рядом с кроватью и положил руку Хонор на лоб. Донован остался стоять в дверях, держа шляпу в руках. Он поглядел на кружку с водой — единственное, что изменилось в комнате за последние полчаса. Хонор смотрела на Донована. Она думала, он разозлится. Но Донован улыбнулся, даже с некоторым восхищением, словно Хонор только что разыграла мастерскую карточную комбинацию. Он погрозил ей пальцем и обратился к Джеку:
— Хеймейкер, ты бы рассказал жене про закон о беглых рабах. Я слышал, что президент очень скоро одобрит его. И когда его примут, я буду уже не таким снисходительным к ней… и к тебе. Может, я и вас привлеку помогать мне ловить негров.
Джек поднял голову. Напряжение между мужчинами ощущалось настолько явно, что Хонор не выдержала:
— Уходи, Донован. Пожалуйста.
Тот усмехнулся.
— Поздравляю, Хеймейкер. Жена у тебя боевая. Ты приглядывай за ней получше. Ну и я, со своей стороны, присмотрю. — Он подмигнул Хонор, надел шляпу и вышел из комнаты.
Хонор закрыла глаза. Она надеялась, что чернокожая женщина успела найти себе более надежное место, где спрятаться. Джек принялся расспрашивать Хонор еще прежде, чем Донован выехал со двора:
— Он… этот человек, Донован… он сказал, что тебя знает. Где ты с ним познакомилась? — Он старался сохранять невозмутимое лицо, но это лишь подчеркивало его ревнивую подозрительность.
— В Веллингтоне. — Хонор потянулась за кружкой.
Джек уставился на нее.
— Он принес тебе воду?
Она молчала. Так ей не придется лгать, а Джек пусть думает, что хочет. Хонор отпила воды и поставила кружку обратно на тумбочку.
— Но как… как ты вообще познакомилась с таким человеком? — продолжил Джек. — С охотником за рабами?
Хонор закрыла глаза, чтобы укрыться от его пристального взгляда. «Мне нечего скрывать», — напомнила она себе.
— Он брат владелицы шляпного магазина в Веллингтоне.
— Что он здесь делал? Приехал тебя навестить?
— Нет.
— Спрашивал о беглеце? Он… — Джек замолчал и прищурился. — Сюда приходил чернокожий и просил тебя о помощи? И ты ему помогла?
— Нет. — Хонор даже не пришлось лгать, ведь Джек спрашивал о мужчине. — Да и зачем бы кому-то из беглецов приходить на ферму?
— В Огайо стекается много беглых рабов. Здесь у них установленные маршруты, и дома, где их приютят, и люди, которые им помогают и переправляют на Север. Станции на маршрутах постоянно меняются, чтобы ввести в заблуждение охотников за рабами. Все это вместе называют подземной железной дорогой.
Раньше Хонор не слышала этого выражения.
— Большинство беглецов проходит через Оберлин, — добавил Джек. — Но иногда кто-то сбивается с пути и идет в нашу сторону. Наверное, что-то такое произошло, и поэтому Донован явился сюда. Если на ферму придет кто-либо из беглых рабов, не пускай их сюда. Покажи им дорогу на Оберлин.
— А если они голодны? Или им хочется пить? — Хонор не решилась посмотреть на кружку.
Джек пожал плечами:
— Конечно, дай им воды, если нужно. Но больше с ними не связывайся. А то навлечешь на себя — и на всех нас — беду.
Вскоре Хонор заснула. Вернувшись с поля под вечер, Джек опять заглянул к ней.
— Донован поймал чернокожую женщину в лесу Виланда, — сообщил он. — Он проезжал с ней мимо фермы, но ты, наверное, спала.
Он внимательно смотрел на Хонор, и та очень старалась не выдать себя.
— Я доволен, что ее поймали.
Хонор замерла.
— Почему?
Джек присел на краешек кровати.
— Было бы лучше для всех, если бы Донован не рыскал по округе, не беспокоил честных людей и не пугал женщин.
Хонор замерла.
— Почему?
Джек присел на краешек кровати.
— Было бы лучше для всех, если бы Донован не рыскал по округе, не беспокоил честных людей и не пугал женщин.
— Ты считаешь, что рабы не должны пытаться сбежать?
— Хонор, ты знаешь, мы не одобряем рабства. Оно противоречит нашим убеждениям, что все люди равны в глазах Божьих, однако…
— Что?
Джек тяжело вздохнул.
— Это сложно объяснить человеку, который приехал из страны, чьи устои никогда не опирались на рабство. Осуждать рабство легко, но надо думать и о последствиях.
— Каких именно?
— Экономических. Если завтра рабство отменят, Америка рухнет.
— Почему?
— Один из главных продуктов страны — хлопок и ткани из хлопка. Его выращивают в южных штатах, на плантациях, где работают рабы. В трех северных штатах из хлопка ткут ткани. Одно зависит от другого. Если не будет рабов, труд на плантациях подорожает, цены на хлопок взлетят, и ткацкие фабрики придется закрыть.
Хонор задумалась над его словами. Но перед глазами все плыло, мысли путались, и она не сумела придумать достойный ответ.
— Я знаю, английские Друзья — принципиальные противники рабства, — продолжил Джек. — И мы тоже его не приветствуем. Но мы, наверное, более практичные люди. Отстаивать свои убеждения на деле гораздо труднее, чем проповедовать принципы равенства и добра. Вот ты шьешь одеяла… Подумай, сколько хлопчатобумажных тканей на них ушло. И большинство этих тканей — даже те, что ты привезла из Англии, — сделаны из хлопка, выращенного рабами. Мы пытаемся по возможности покупать ткани, непричастные к рабскому труду, но это непросто. Потому что их очень мало. — Он провел пальцем по прямоугольнику из зеленого ситца на подписном одеяле Хонор. — Вероятно, эту ткань сделали в Массачусетсе из хлопка с южных плантаций. И что, ты теперь выбросишь одеяло?
Хонор вцепилась руками в край одеяла, словно боялась, что Джек отберет его.
— Ты считаешь, что мы не должны помогать беглым рабам?
— Они нарушают закон, и я не хочу этому попустительствовать. Я их не выдам, но и не стану помогать им. За это могут оштрафовать, посадить под арест… и еще хуже. — Джек стиснул зубы, и его лицо сделалось непроницаемым.
«Он что-то недоговаривает, — подумала Хонор. — Разве у мужа могут быть секреты от жены?»
— Джек…
— Меня просили помочь подоить коров. — Он выбежал из комнаты, не дав Хонор договорить.
Оставшись одна, Хонор расплакалась. Она плакала о чернокожей женщине, которая принесла ей воды и не сумела скрыться от Донована.
* * *На следующий день, когда Хонор проснулась далеко после полудня, рядом с ней сидела Белл Миллз. Хонор моргнула, удостоверяясь, что это не сон. Хотя это было понятно и так. Ни в каком даже самом бредовом сне ей бы не приснился капор, надетый на Белл: с широкими овальными полями, кружевными кудряшками по бокам и ярко-оранжевой лентой, завязанной бантом под подбородком. Впрочем, капор Белл был ей не к лицу. Он лишь подчеркивал желтизну ее кожи. И хотя сам по себе капор был очень женственным, лицо Белл — с выступающим подбородком и большими глазами навыкате — в таком обрамлении казалось еще более мужеподобным.
— Хонор Брайт, как же так? Ты вышла замуж и мне не сообщила? Я только от брата узнала, а я ненавижу узнавать новости от него. Между прочим, я обиделась. И вовсе не собиралась приезжать к тебе. Но Донован сказал, ты болеешь, и я должна была убедиться, что за тобой здесь ухаживают как надо. В твоей новой семье. И я не вижу, чтобы они проявляли внимание и заботу. Их вообще нигде нет.
— Они убирают овес, — пробормотала Хонор. — Завтра ожидаются грозы, и нужно успеть все собрать.
Белл усмехнулась:
— Душенька, ты послушай себя. Уже заговорила об урожае. А дальше ты мне расскажешь, сколько заготовила банок персикового повидла. — Она положила руку на лоб Хонор, и та удивилась, что у кого-то бывают прохладные руки во время жуткой жары. Жест напомнил ей о маме. Хонор на мгновение закрыла глаза, благодарная Белл за ее человеческую доброту.
— У тебя жар, — объявила та. — Но не смертельный. Жить будешь. Я очень рада, что ты послушалась моего совета и вышла замуж. Неудивительно, что ты выбрала Джека Хеймейкера, с такой-то фермой. Если бы к ней еще не прилагалась свекровь! Я помню, как она смотрела на нас. Милая, что с тобой? Успокойся. Не надо плакать.
Но Хонор уже не могла остановиться. Слезы текли по лицу, словно горячие ручейки. Увидеть Белл Миллз в этой дремучей глуши — все равно что найти спелую, сочную сливу в миске с незрелыми плодами.
— Не плачь. — Белл обняла Хонор за плечи и держала до тех пор, пока та не успокоилась. Не стала расспрашивать, почему Хонор плачет.
— Угадай, что теперь в Веллингтоне? — воскликнула она, когда Хонор затихла. — К нам ходит поезд из Кливленда! Когда он пришел в первый раз, весь город собрался смотреть. И, разумеется, по этому случаю дамы решили обзавестись новыми шляпками. Я ж говорила, что, когда до нас доберется железная дорога, это сразу подстегнет торговлю.
— Я бы хотела посмотреть на него.
— Огромный, черный и громкий. И пышет дымом. Знаешь, какая у него скорость? Пятнадцать миль в час. Пятнадцать! Вся дорога до Кливленда — два с половиной часа. Я собираюсь прокатиться на нем. В самое ближайшее время. Выздоравливай, и вместе поедем.
Хонор улыбнулась.
— Ой, — спохватилась Белл, — я тебе привезла свадебной подарок. Ты же не думала, что я приеду с пустыми руками?
— Мы не… вовсе не обязательно было… спасибо… я очень тебе благодарна… мы с Джеком тебе благодарны. — Хонор несколько раз поправляла себя, пока не подобрала правильные слова. Обычно квакеры не дарят друг другу подарки, потому что не придают значения материальным благам и убеждены, что ни одна вещь не должна почитаться ценнее другой. Но Белл сделала подарок от чистого сердца, и Хонор не хотела обижать ее. Поэтому она с благодарностью приняла плоский бумажный сверток, перевязанный синей лентой.
— Давай, открывай! Вовсе не обязательно дожидаться, когда муж вернется домой. Я проделала такой путь не для того, чтобы гадать, понравится тебе или нет.
Хонор развязала ленту и развернула бумагу. Внутри оказались две льняные наволочки, отделанные тонким кружевом. Они были необычайно красивы. Хонор знала, что не должна прикипать сердцем к вещам, однако сразу решила, что это будут ее любимые наволочки.
— Я вот что думаю, — сказала Белл. — Что бы ни происходило в жизни, если у тебя есть крыша над головой и красивая наволочка на подушке, значит, все хорошо. Теперь у тебя есть свой дом. Есть, куда преклонить голову, Хонор Хеймейкер. Жизнь определенно налаживается.
* * *Фейсуэлл, Огайо
27 августа 1850 года
Дорогая Белл!
Пишу тебе, чтобы сказать «спасибо». Мне было очень приятно, что ты навестила меня, когда я болела. Мне уже лучше, хотя пока чувствую слабость.
Большое спасибо за чудесные наволочки, что ты подарила нам с Джеком. Мне еще никогда не дарили такой красоты. Я буду беречь их и дорожить ими, как я дорожу твоей дружбой.
Твоя верная подруга, Хонор ХеймейкерЕжевика
Через несколько дней, когда в голове у Хонор прояснилось и она начала потихоньку вставать и ходить по дому, она нашла ответ на довод Джека о рабстве и хлопке. Ответ сложился настолько отчетливо и был таким очевидным, что ей захотелось скорее поделиться своими мыслями, пока они не утратили остроту. За ужином, к изумлению всех троих Хеймейкеров, Хонор впервые заговорила сама, не дожидаясь, пока к ней обратятся. Ей очень хотелось высказать свои соображения, но она не привыкла быть лидером в разговорах и поэтому начала говорить без предварительных объяснений. В тишине — Хеймейкеры, как правило, не разговаривали за столом — она произнесла:
— Может, нам всем нужно платить за ткани чуть больше, чем мы платим сейчас. И тогда у хлопковых плантаторов появятся лишние деньги, чтобы платить рабам. И это будут уже не рабы, а работники.
Хеймейкеры уставились на нее.
— Я бы согласилась платить лишний пенни за ярд, если бы знала, что он поможет упразднить рабство, — добавила Хонор.
— У тебя есть лишние пенни? — усмехнулась Доркас.
Джудит Хеймейкер передала сыну тарелку с ветчиной.
— Если Адам Кокс поднимет цены на ткани, ему придется закрыть магазин, — сказала она. — Сейчас у людей нет лишних денег. К тому же южане скорее вообще перестанут выращивать хлопок, чем согласятся платить рабам. Натура у них такая, и она не изменится в одночасье.
— «Пришлец, поселившийся у вас, да будет для вас то же, что туземец ваш; люби его, как себя». — Хонор слышала эту фразу множество раз, но не сумела произнести ее с надлежащей значительностью.