— Спасибо, Томас. Сколько я тебе должна?
Белл с Томасом отошли к прилавку, чтобы рассчитаться, а Донован принялся укладывать дрова в ящик. Камфет, которая уже умела фокусировать взгляд, наблюдала за ним. Похоже, это нервировало Донована. Когда Томас вышел через заднюю дверь, Донован тоже направился к выходу, только через переднюю дверь.
— Может, кофе выпьешь, Донован? — окликнула его Белл.
— Я тебе всех покупательниц распугаю. Вы тут осторожнее, Белл, Хонор. Я пока здесь не закончил. — Он вышел на улицу, хлопнув дверью.
Белл усмехнулась:
— Этот ребенок его пугает. Он бежит от нее, как черт от ладана. Ей надо находиться здесь всегда. Будет отпугивать Донована. — Она поцеловала Камфет в макушку. Это был тот редкий случай, когда Белл проявила нежность к ребенку.
Они слышали, как конь Донована поскакал прочь.
— Посмотри в окно и проверь, что он действительно уехал, — попросила Белл. — Он уже применял эту хитрость. Коня отправил, а сам остался.
Хонор выглянула в окно. На улице было темно, но она явственно различила силуэт всадника в седле. Хонор смотрела не него, пока он не скрылся из виду.
— Он уехал.
— Хорошо. Ты пока оставайся тут и убедись, что он не вернется. — Белл поспешила на задний двор.
Через пару минут Хонор увидела, как мимо проехала повозка Томаса. Она стояла у окна, прижимая к себе Камфет. Девочка притихла и протянула руку вперед, словно пытаясь потрогать ночь. В последнее время она уже не молотила руками, ее движения стали более осмысленными.
Белл вернулась в магазин.
— Все в порядке. Я сейчас приготовлю ужин.
Заметив, что Хонор хочет что-то сказать, поспешно добавила:
— Лучше не спрашивай. Если ты ничего не знаешь, тебе нечего будет сказать Доновану, когда он вернется. А он точно вернется. — Она говорила так, словно Хонор знала, что происходит. Она знала, да. Но не позволяла себе даже задумываться об этом. Есть вещи, которые должны оставаться в тайне.
* * *Но сохранить тайну не получилось. Когда Хонор с Белл ужинали в кухне, а Камфет спала в колыбельке, стоявшей у стола, вдруг раздалось детское хныканье. Это точно была не Камфет — Хонор так привыкла к голосу дочери, что даже не заглянула в колыбель. Она замерла, прекратив резать мясо у себя на тарелке, и прислушалась. Белл отложила приборы и поднялась, отодвинув стул, так что под ним скрипнули деревянные половицы.
— Хочу чаю, — произнесла она. — Англичане всегда пьют чай, да? Поставлю чайник. — Белл налила в чайник воды из кувшина. — Хоть какое-то разнообразие от кофе и виски? — Она с грохотом опустила чайник на плиту. — Хотя ты же не пьешь спиртное. Ни виски, ни пива, вообще ничего. Бедные квакеры.
Но как бы старательно ни шумела Белл, Хонор все равно услышала еще один всхлип, а потом — тихий женский голос. Это был голос матери, пытающейся успокоить ребенка. Теперь, когда Хонор сама стала матерью, она хорошо различала интонации материнского голоса.
— Где они? — спросила она.
Белл вздохнула чуть ли не с облегчением и улыбнулась, словно извиняясь за то, что решила, будто Хонор можно обмануть столь неуклюжими попытками скрыть очевидное.
— Я покажу, — промолвила она, — тебе нужно придумать, что сказать Доновану, если он спросит о них. Я знаю, вы, квакеры, всегда говорите правду, а тут надо будет солгать. Но ведь маленькая ложь ради большой правды вполне допустима? Бог не накажет тебя за то, что ты соврешь моему брату. А если Хеймейкеры тебя за это осудят, ну что ж…
Хонор задумалась.
— Я слышала о Друзьях, которые завязывали себе глаза, чтобы не видеть, кому помогают. Так они могли честно ответить «нет» на вопрос, не видели ли они кого-нибудь из беглецов.
Белл усмехнулась.
— А как же Бог, который все видит и знает? Подобные игры с правдой еще хуже, чем откровенная ложь во имя добра.
— Возможно.
Ребенок уже не хныкал, а плакал в голос. Звук доносился из лаза у печки, ведущего в дровяной сарай. Таким образом, Белл могла доставать дрова, не выходя наружу. Лаз был закрыт плотным ковриком — от сквозняков, — но ткань не заглушала звуков. Хонор не могла выносить детский плач. Ее сердце сжималось от жалости.
— Принеси ребенка сюда, — сказала она. — Не хочу, чтобы он замерз из-за меня. Я солгу Доновану, если так будет нужно.
Белл кивнула. Отодвинув занавеску в сторону, она крикнула в дыру в стене:
— Все спокойно, Верджини. Давай их сюда.
Через мгновение из дыры показалась пара коричневых рук, передавших на руки Белл сначала одну, а потом и вторую девочку. Это были близняшки, примерно пяти лет от роду, с огромными черными глазами и кудрявыми волосами, заплетенными в косички с теми самыми красными лентами, которые вчера взяла жена Томаса. Девчушки стояли, серьезные и молчаливые, перед Белл и Хонор. Они были похожи, как две капли воды, и различались лишь тем, что одна из них шмыгала носом и кашляла.
А потом из темного лаза показался серый капор. Хонор вздрогнула, разглядев бледно-желтую подкладку. Белл улыбнулась.
— Так вот где теперь этот капор. А я не узнала его в темноте. Думала, ты оставила его у Хеймейкеров… хотя на что бы он им пригодился, одному Богу известно. Возможно, они приспособили бы его под ведро для молока. — Она подала руку чернокожей женщине и помогла ей подняться. Хонор сразу узнала ее. Статную фигуру, чуть желтоватую кожу, твердый взгляд.
Женщина кивнула Хонор.
— Вижу, ты еще здесь. И ребенок уже с тобой. Мои дети тоже со мной. — Она обняла дочек. Теперь, когда мать была рядом, простуженная девочка почувствовала себя увереннее и снова расплакалась.
— Хонор, дай ей горячей волы с ежевичным вареньем, — велела Белл. — Чайник уже закипел. И добавь туда капельку виски. Не делай такое лицо… ей это будет на пользу. А я приготовлю компресс ей на грудку. — Белл посмотрела в окно, занавешенное плотной шторой, потом — на закрытую дверь между кухней и магазином. — Скоро вам снова придется прятаться, потому что Донован вернется. Один раз мы обманули его… Он думает, вас здесь еще нет. Но придет снова. И уже скоро.
— А когда они перебрались в сарай? — спросила Хонор.
— Когда Донован уходил. Это самое удобное время, когда они еще здесь, но уже избавились от всех подозрений. Беглецов возит Томас. Прячет в повозке, под двойным дном. Жаль, места там мало, лежать неудобно. Да, Верджини? Зато надежно.
— И так же Томас привез сюда беглеца, когда подвозил меня из Гудзона? — Хонор вспомнила, как Томас притоптывал ногой, словно подавая сигнал; как разговаривал сам с собой, когда она отходила в кусты; как у нее возникло ощущение, будто рядом с ними есть кто-то еще.
— Да. Но Донован об этом не знает. Под сиденьем ищет.
Теперь, когда Белл убедилась, что Хонор не выдаст ее секреты, она болтала без умолку, явно гордясь теми хитростями, которые она сама, старый Томас и все остальные участники «подземной железной дороги» придумали для того, чтобы прятать беглецов. Когда они напоили больную девочку горячей водой с ежевичным вареньем и виски и намазали ей грудку толстым слоем горчичного порошка, размоченного в воде, Белл предложила Хонор залезть через лаз в дровяной сарай, оказавшийся гораздо просторнее, чем думала Хонор, глядя на него снаружи. Белл с Томасом сложили дрова как будто вплотную к стене дома, но на самом деле между стеной и поленницей оставался зазор, и там получалась крошечная комнатушка размером чуть больше платяного шкафа. Туда можно было пробраться, протиснувшись сбоку от поленницы. В комнатушке стояло три пня, их использовали как табуреты. Если положить пни набок, они смотрелись вполне невинно. А если сбросить на землю задний ряд дров, то пустое пространство у стены дома будет похоже на склад поленьев, приготовленных к сожжению. Интересно, подумала Хонор, а сколько здесь пряталось беглецов? Несколько дюжин? Несколько сотен? Белл жила в Веллингтоне пятнадцать лет, а беглецы, наверное, были всегда. Сколько лет существует рабство, столько существуют и беглые рабы.
Хонор услышала, как плачет Камфет, и поспешила обратно в кухню, пробираясь сквозь лаз так неуклюже, что Белл рассмеялась. Когда Хонор наконец выбралась и поднялась, Камфет уже успокоилась на руках чернокожей женщины. Хонор протянула руки, но женщина не отдала ей малышку.
— Я выпестовала не одного белого малыша, была нянькой хозяйских детишек, — сказала она, с легкостью качая Камфет на сгибе локтя. — Приятно снова взять в руки младенца. Смотрите, девочки, — обратилась она к своим дочкам, сидевшим за столом. — Она пока не улыбается. Ей всего месяц от роду. Она очень маленькая, не умеет улыбаться. Чтобы она нам улыбнулась, мы должны это заслужить.
Хонор боролась с желанием отобрать дочь у чернокожей женщины, хотя понимала, что ее дочери не причинят никакого вреда.
Женщину звали Верджини. Хонор провела с ней целую ночь в лесах и полях, но даже не догадалась спросить ее имя. Она ни разу не спрашивала беглецов, как их зовут. Теперь Хонор задумалась, почему. Вероятно, хотела, чтобы они оставались для нее безымянными и обезличенными. Так им было проще исчезнуть из ее жизни. И они исчезали. Бесследно. Все, кроме того человека, похороненного в лесу Виланда.
Женщину звали Верджини. Хонор провела с ней целую ночь в лесах и полях, но даже не догадалась спросить ее имя. Она ни разу не спрашивала беглецов, как их зовут. Теперь Хонор задумалась, почему. Вероятно, хотела, чтобы они оставались для нее безымянными и обезличенными. Так им было проще исчезнуть из ее жизни. И они исчезали. Бесследно. Все, кроме того человека, похороненного в лесу Виланда.
«Ищи в ней внутренний свет, — говорила она себе. — Внутренний свет есть в любом человеке. Никогда об этом не забывай».
Камфет была еще слишком мала, чтобы судить о людях. Она могла только чувствовать, хорошо ли ей на руках у кого-то. И сейчас ей было хорошо. Она внимательно смотрела на чернокожую женщину, которая начала напевать:
Я бреду по глубокой воде,
Я пытаюсь добраться домой,
Господи, я бреду по глубокой воде,
Я пытаюсь добраться домой.
Да, я бреду по глубокой воде,
Я бреду по глубокой воде,
Да, я бреду по глубокой воде,
Я пытаюсь добраться домой.
— Она улыбается! — воскликнула Хонор.
Верджини засмеялась:
— Само получилось, случайно. Но все равно очень мило. Иди к маме, маленькая. Улыбнись ей.
Белл накормила беглецов копченой говядиной и кукурузным хлебом с яблочным повидлом, которое вчера сварила Хонор. Одна близняшка съела все подчистую, а вторая — простуженная — едва прикоснулась к еде. Она задремала прямо за столом, положив голову на руки. Белл поднялась наверх и принесла несколько одеял.
— Вам лучше вернуться в укрытие, — сказала она, запихивая одеяла в лаз. Потом она вышла на задний двор, посмотреть, все ли в порядке.
Хонор и Верджини пожелали друг другу спокойной ночи, и беглянки забрались в укрытие. Через пару минут в кухню вернулась Белл.
— Надеюсь, девочка быстро поправится. — Она покачала головой. — Там, рядом с печкой, достаточно сухо, но все равно холодно. Я боюсь, как бы малышке не стало хуже. До Канады совсем близко. Даже с двумя маленькими детьми дорога до озера Эри не должна занять больше недели. А если они доберутся до Оберлина, там они спрячутся в черной общине и подождут, пока девочка не поправится.
— Белл, а ты… начальница станции, да?
Та усмехнулась.
— Я не употребляю эти глупые названия: «начальник станции», «депо», «проводник». Даже «подземная железная дорога» выводит меня из терпения. Звучит, словно дети играют в игру. А это совсем не игра.
Девочка снова закашлялась. Хонор мыла посуду и прислушивалась к звукам, доносящимся из дровяного сарая.
— Она сильно простудилась.
Белл тяжело вздохнула:
— Донован ее точно услышит, когда заявится ночью искать беглецов. Ей нужно спать в доме, в тепле. И еще надо дать ей какое-то успокоительное, чтобы заснула. Но я не могу привести в дом всех троих… мы их не спрячем от Донована.
Она подошла к лазу, приподняла коврик и что-то зашептала в темноту. Через пару минут ей передали больную девочку. Белл усадила ее за стол, дала ей ложку какой-то густой коричневой жидкости и произнесла:
— Пойдем, солнышко, ляжешь в мою кровать. Сейчас тебе полегчает.
Вскоре Хонор тоже отправилась спать, утомленная бессонными ночами и напряжением сегодняшнего вечера. Оставив дверь своей комнаты приоткрытой, чтобы ей было слышно и видно, что происходит внизу, она легла в постель и уложила Камфет рядом с собой. Белл осталась в кухне — делать цветы из соломки и ждать.
Хонор уже засыпала и вдруг почувствовала присутствие маленького существа рядом с кроватью. В тусклом свете, идущем снизу, она едва разглядела девочку. Та молча забралась на кровать — осторожно, чтобы не придавить спящую Камфет, — юркнула под одеяло и прижалась к спине Хонор, словно маленький зверек, ищущий тепла. Покашляла и быстро заснула.
Хонор лежала, боясь лишний раз пошевелиться, слушала шумное дыхание простуженной девочки и тихие вздохи дочери. Ее поразило, что девочка прижималась к ней, как когда-то она сама прижималась к Грейс под одеялом. В детстве. Когда было холодно. В теплой постели барьер, разделяющий черных и белых, исчез; здесь не было никакой отдельной скамьи. Неопределенность, затаившаяся внизу, на улице, во всем мире, казалась такой далекой в этой постели, когда ребенок тебе доверяет и ищет у тебя защиты. Хонор было хорошо и спокойно, она ощущала себя частью большой семьи. С этой пронзительной ясностью в мыслях она тоже заснула.
* * *Донован так и не научился входить бесшумно. Хонор проснулась, разбуженная громким стуком в дверь. Девочка тоже проснулась и захныкала.
— Тихо, — шепнула Хонор. — Не шевелись.
Она лежала на боку лицом к двери, а девочка прижималась к ее спине. Если спрятать малышку под одеялом, может, Донован ее и не заметит. Хонор укрыла девочку с головой, пряча косички с вплетенными в них красными лентами.
Она услышала голоса, потом Донован принялся обыскивать магазин и кухню. Он проделывал это не грубо, не стремился нарочно ломать и крушить. Не бил стеклянные витрины, не рвал ткани, не топтал шляпы. Не сбрасывал посуду на пол, не переворачивал мебель. Все было очень культурно. Хонор даже услышала, как Белл рассмеялась, словно брат сказал что-то смешное. Было ясно, что он не впервые обыскивает ее дом. Вероятно, просто для виду. Потому что ему так положено. Хотя, возможно, он подозревал, что сестра его дурит, и надеялся со временем вычислить, где она прячет беглецов.
А затем девочка снова закашлялась, сотрясаясь всем тельцем. Не громко, но вполне отчетливо. У Хонор все похолодело внутри. Она услышала голос Донована, а потом — голос Белл. Ей показалось, будто произнесли ее имя.
Девочка закашлялась еще раз, а когда замолчала, Хонор сама принялась кашлять, стараясь подражать кашлю малышки. Раздались шаги на лестнице, и девочка сжалась в комок, задрожав от страха.
Голос Белл, донесшийся с лестницы, подсказал Хонор, что делать:
— Донован, она кормит ребенка. Ты хочешь туда войти?
Хонор подхватила Камфет на руки и легонько встряхнула ее. Одной рукой расстегнула пуговицы на вороте ночной рубашки и достала распухшую, тяжелую грудь. Молоко потекло еще прежде, чем полусонная Камфет открыла ротик, схватила сосок и сжала его беззубыми деснами. Хонор едва не вскрикнула от боли и облегчения.
Сначала Донован обыскал спальню Белл, потом вошел в комнату Хонор, подняв лампу над головой. Хонор мысленно взмолилась о том, чтобы девочка под одеялом не закашлялась и не пошевелилась. Донован смотрел на Хонор, старательно отводя взгляд от ребенка и полной груди, однако его старания были напрасны. Хотя он пытался делать каменное лицо, в его глазах отразилась тоска. Надежды Хонор оправдались: Донован остановился в дверях и не прошел в комнату, чтобы заглянуть под кровать и проверить груду тканей, которые Белл держала в гостевой спальне.
— Прошу прощения, — произнес он. Однако не ушел сразу. Его взгляд упал на одеяло. — Мама такие же шила. Как называется этот узор? Ты мне говорила, но я забыл.
— «Вифлеемская звезда».
— Да, точно. — Донован на миг задержал взгляд на Хонор, кивнул и ушел.
Хонор и чернокожая девочка замерли, боясь пошевелиться. Только Камфет сосала грудь, тихонько причмокивая. Им было слышно, как Донован открыл дверь и шагнул на задний двор. Теперь нужно молиться, чтобы он не нашел остальных. Что делать с девочкой, если Донован заберет ее мать и сестру? Наверное, девочка тоже об этом подумала, потому что вдруг разрыдалась.
— Нет, только не плачь. Сейчас нельзя плакать. — Держа Камфет одной рукой, другой рукой Хонор обняла девочку. — Не плачь. Мы будем молиться, и Бог им поможет. — Она закрыла глаза и прислушалась.
Он их не нашел. Через полчаса Белл заглянула к Хонор и села на краешек кровати — осторожно, чтобы не разбудить спящую Камфет.
— Он уехал. Теперь можешь заснуть. И ты тоже, малышка, — обратилась она к чернокожей девочке, прижимавшейся к Хонор.
— Белл, а как же мы их переправим в безопасное место?
— Не волнуйся об этом, милая. У Белл Миллз всегда найдется козырь в рукаве.
* * *В ту ночь Камфет просыпалась еще дважды, требуя молока. Чернокожая девочка крепко спала. Когда Хонор проснулась утром, разбуженная лучами солнца, девочки уже не было.
Хонор спустилась в кухню. Белл стояла у плиты, жарила бекон и пекла оладьи — целую гору. Намного больше, чем нужно на завтрак им двоим. Она кивнула в сторону лаза у печки.
— Девочке уже лучше. Она даже улыбнулась мне. Белл положила бекон и оладьи на большую тарелку и просунула ее в лаз.
После завтрака она ушла, оставив Хонор присматривать за магазином. По возвращении вручила Хонор платье винного цвета.
— Просят подол удлинить. И рукава.
Весь день, пока Хонор шила (сначала — платье, потом — детскую юбочку), она думала о двух девочках и их матери, прячущихся в тесном пространстве за поленницей. Там темно и неудобно. Наверняка там полно мышей, а о поленья легко занозиться. Но все равно это лучше, чем скрываться в холодном лесу.