***
– Роза заболела, – объявила миссис Белт однажды утром неделю спустя, указывая на два покрытых салфетками подноса, стоявших на кухонном столе. – Отнеси-ка их хозяину и молодому хозяину да возвращайся поживее, поможешь мне месить тесто.
– Вы хотите сказать.., в их комнаты?
– Нет, в твою комнату. Не хочешь идти – вызови их сюда колокольчиком, может, они в кухне позавтракают?
Девушка вспыхнула. Повариха славилась своим острым язычком, и Лили частенько становилась его мишенью. Она подхватила подносы и поспешила вон из кухни.
Поднимаясь на второй этаж – по парадной лестнице, на которую ее раньше никогда не пускали, – Лили ощутила трепет и сама обругала себя за это. Она не видала хозяина со дня, вернее, с ночи своего приезда. Но не может же он быть пьян и буйствовать в половине девятого утра! Чего же ей бояться? Откуда взялся этот бессмысленный, глупый, совершенно нелепый страх? Она твердила себе об этом всю дорогу по пути к дверям комнаты, которую занимал, как ей сказали, мистер Дарквелл-младший. Поставив один из подносов на столик у двери. Лили робко постучала.
– Да!
– Завтрак, сэр, – объявила она, поправляя чепец.
– Давайте его сюда!
Значит, ей предлагается просто войти в комнату? В его голосе вроде бы прозвучало нетерпение. Она открыла дверь и вошла.
И замерла, как соляной столб, открыв от изумления рот, не в силах отвести глаз от молодого хозяина, стоявшего к ней спиной в чем мать родила. Он взглянул на ее отражение в зеркале гардероба, перед которым брился, и бросил через плечо:
– Спасибо, поставьте на кровать.
Смысл его слов дошел до Лили в тот самый момент, когда он повернулся к ней лицом, не понимая, почему она медлит. Из груди у нее невольно вырвался какой-то звук, не крик, ну и, конечно, не визг, как она впоследствии уверяла сама себя, просто возглас. Потом она сделала то единственное, что была в состоянии сделать: опустила поднос на первую попавшуюся на глаза горизонтальную поверхность (к счастью, ею оказалась именно кровать), повернулась спиной к голому мистеру Дарквеллу и пустилась наутек. В тот момент, когда дверь закрылась, вслед ей раздался взрыв веселого хохота.
Лили остановилась в пустом коридоре. Щеки у нее пылали, перед глазами поминутно всплывала только что пережитая сцена. В этом была и смешная сторона: целую неделю ей хотелось хоть одним глазком взглянуть на молодого хозяина, и все без толку, а теперь, после того как она увидела его обнаженного с головы до пят, при новой встрече она вряд ли узнала бы его в лицо. Лили очень старалась последовать его примеру и посмеяться над случившимся, посмеяться хотя бы над собой, взглянуть на все, как на своего рода наглядный урок: ей ведь никогда раньше не доводилось видеть обнаженного мужчину. Но она ощущала лишь тревогу и страх. Шутки шутками, а урок еще не кончился: ей предстояло отнести еще один поднос. А что, если в эту минуту сам хозяин пребывает на той же стадии утреннего туалета, что и его младший брат? По причинам, ей самой неизвестным, одна мысль о подобной перспективе вселяла в нее суеверный ужас.
Пройдя по коридору в противоположную сторону от лестницы и поминутно твердя, что нельзя вести себя как ребенок. Лили сумела немного успокоиться. И все же ей понадобилось все ее мужество, чтобы поднять руку и тихонько постучать. Никакого ответа. Она еще раз коснулась двери костяшками пальцев, сама едва расслышав производимый при этом звук, потом нетерпеливо передернула плечами и постучала громче.
– Войдите!
Девушка вздрогнула так сильно, что посуда и приборы на подносе задребезжали, закрыла глаза, толкнула дверь и застыла на пороге.
– В чем дело?
Она приоткрыла один глаз и нерешительно осмотрела комнату. Из груди Лили вырвался вздох облегчения, потому что хозяин сидел за столом одетый в строгий черный костюм, хмуро уставившись на нее сквозь очки в стальной оправе.
– О, доброе утро, сэр, – заторопилась Лили, послав ему приветственную улыбку Он не ответил. Его комната, как она успела заметить, была обставлена очень скромно, даже скудно, и в ней царил безупречный порядок, вот только постель была еще не убрана. Она поставила поднос на кровать (интересно, почему один вид смятых простыней привел ее в такое смятение?) и собралась уходить.
– Да не туда, сюда, – он указал на крышку стола, поверх бумаг, над которыми работал.
Как солидно и чопорно он выглядит, сидя за столом в камзоле, жилете и белой рубашке с жабо, выпрямив спину и расправив плечи, подумала Лили.
– Да-да, сэр, – она неуклюже присела, вновь подхватила поднос и перенесла его к столу.
Посуда зазвенела, а хозяин еще больше нахмурился. Стремясь вернуть себе его доброе расположение, Лили решила налить ему первую чашку, но он потянулся к чайнику в тот же самый момент, и их руки столкнулись. Чайник перевернулся.
– О, черт!
Продолжая чертыхаться, он сорвал очки, вскочил из-за с гола и замахал в воздухе ошпаренными пальцами.
Его прямые каштановые волосы сегодня были аккуратно причесаны и собраны в косичку, оставляя открытым гордое лицо с крупными, но тонко вылепленными чертами. Выразительное лицо, подумала Лили, но в то же время замкнутое и настороженное: губы крепко сжаты, глаза цвета насыщенной бирюзы нахмурены, две глубокие впадины на скулах опускаются вниз к самым уголкам губ. Она заметила, что, несмотря на высокий рост и мощное, борцовское сложение, он двигается со скупой, крадущейся грацией, говорившей, как ей показалось, об особой скрытности характера, словно ему приходилось постоянно прятать от других какое-то страшное переживание, грозящее вот-вот выплеснуться наружу.
Лили в смятении закусила губу.
– О, сэр, прошу прощения! Это все я виновата. Неловкая, как медведь. Вам очень больно?
Всмотревшись, Дэвон узнал ее и даже припомнил ее имя, серьезные серо-голубые глаза, излучавшие доброту, которую он заметил еще той ночью, и ощутил невольное волнение. И так же, как тогда, отшатнулся в гневе.
– Ты ирландка, – заметил он сухо.
Она внимательно заглянула ему в лицо, предполагая, что он раскусил ее обман, но увидела лишь хмурую гримасу.
– Да, это так.
Слова дались ей с большим трудом: Лили до смерти не хотелось притворяться и использовать свой фальшивый ирландский акцент в разговоре с Дэвоном Дарквеллом. Он умен и проницателен, он быстро выведет ее на чистую воду. Но дело было не только в этом. А в чем же тогда? Она не хотела лгать ему. Открытие потрясло ее.
– Ты меня боишься?
– Нет.
Как ни странно, это было правдой.
Такой ответ его не удовлетворил. Ему вовсе не требовалось доверие этой девчонки, этой служанки. И все же он произнес с горькой улыбкой:
– Отлично. Выстрелы у нас – редкость. Я вполне безобиден.
– Да, конечно, сэр, – пробормотала она в ответ. Услыхав нерешительность в ее словах, Дэвон удивленно поднял бровь. В поношенном платье, в стоптанных старых туфлях и истрепанном донельзя чепце, эта девушка тем не менее совсем не походила на служанку. Что-то такое было в ее лице… Может быть, кожа? Слишком гладкая, слишком свежая.., здоровая. А может быть, глаза? Серо-зеленые, ясные, с живым и зорким взглядом, они недвусмысленно говорили о том, что ее мысли заняты вовсе не сервировкой завтрака… Он резко отвернулся от нее.
– В чем дело? Разве тебе нечем заняться?
– Да, сэр…
– Вот и займись своим делом, – велел ей Дэвон с раздражением, поразившим даже его самого.
Лили на секунду задержала на нем взгляд, потом пересекла комнату и неслышно затворила за собою дверь.
Дэвон сел за стол и отхлебнул глоток остывающего чая. Мысли беспорядочно крутились у него в голове, словно рыбы, попавшие в невод, и только одно соображение не вызывало никаких сомнений: девушка по имени Лили могла быть кем угодно, но только не служанкой.
Глава 4
Клейтон Дарквелл во второй раз дернул за шнурок колокольчика, и почти тотчас же на пороге библиотеки появилась запыхавшаяся горничная.
– Кофе! – приказал молодой хозяин. – Большой кофейник, да поживее.
Девушка поклонилась и вновь скрылась за дверью.
– В чем дело? – продолжал он. – Что ты на меня уставился?
Дэвон проследил взглядом за Клейтоном. Тот плюхнулся на тахту и прикрыл глаза рукой.
– Когда ты где-то пропадаешь до самого утра, – сухо ответил старший брат, – приятно знать, что ты всего лишь напился в стельку, а не натворил чего-то еще более дурацкого.
"Какой же я лицемер”, – подумал Дэвон с горькой полуулыбкой. Не далее как неделю назад он сам напился в стельку, причем сделал это сознательно и хладнокровно. Пятая годовщина смерти жены показалась ему отличным предлогом, чтобы вытащить пистолет и устроить в доме тир.
Клей потер переносицу и застонал.
– Честное слово, это все ром. Мы его пили у Джона Полтрейна. Подумать только, он уплатил таможенный сбор за такое пойло! Зато я выиграл у него в мушку двадцать гиней, так что все-таки есть Бог на свете.
Клей потер переносицу и застонал.
– Честное слово, это все ром. Мы его пили у Джона Полтрейна. Подумать только, он уплатил таможенный сбор за такое пойло! Зато я выиграл у него в мушку двадцать гиней, так что все-таки есть Бог на свете.
Дэвон не ответил на его вымученно-дерзкую улыбку.
– Ну я не знаю, какого черта ты корчишь из себя праведника. Ты тоже не спал всю ночь! Я сам видел у тебя свет, когда наконец завалился в дом. Вся разница между нами в том, что я пью с друзьями, а ты напиваешься в одиночку.
И без того суровое лицо старшего брата помрачнело еще больше, и Клей виновато опустил глаза, сожалея о своих словах.
– Тебе бы следовало поехать с нами, – продолжал он через минуту, переходя на прежний легкомысленный тон. – Мы потом отправились в “Осиное гнездо”.
Дэвон сложил пальцы домиком под подбородком и хмыкнул безо всякого интереса.
– Там появилась новая девица, Дэв: есть на что посмотреть, есть за что подержаться. Весит, наверное, больше, чем я. Ее зовут Евлалия. Я не шучу! – Клей радостно рассмеялся, увидев, что Дэвон наконец-то выдавил из себя что-то похожее на улыбку. – Почему бы тебе не повеселиться с нами? Джон и Саймон каждый раз о тебе спрашивают. Тебе понравится, ей-Богу, понравится!
Лорд Сэндаун встал из-за заваленного бумагами стола и, подойдя к застекленным от пола до потолка дверям на террасу, расположенным между двумя высокими шкафами, распахнул их настежь. Комната сразу же наполнилась приглушенным шумом морского прибоя. Стая куликов с пронзительным свистом пронеслась над берегом.
– Да нет, не думаю, – ответил он, неподвижно остановившись в дверях и загораживая открывающийся вид широко расправленными плечами Горничная вернулась с кофейником. Дэвон выждал, пока она не вышла из комнаты, а Клей тем временем вытянулся на тахте во весь рост, поставив чашку с блюдцем на живот.
– Ты обдумал то, о чем мы говорили раньше? – спросил Дэвон.
Клей тотчас же напрягся, и его настороженное выражение заставило старшего брата саркастически выгнуть бровь:
– Да я уж вижу, что нет.
– Я был занят.
Бровь поднялась еще выше.
– Черт возьми, Дэв, я еще слишком молод, чтобы похоронить себя на руднике!
– Я же не прошу тебя спускаться в забой! Я хочу, чтобы ты управлял рудником.
– Для этого я тоже слишком молод.
– Но не слишком молод, чтобы рисковать своей глупой башкой, перевозя контрабандный коньяк! Клей согнул колени и скрестил руки на груди.
– Я тебя умоляю, не будем начинать все сначала. Ни одному из нас не выиграть этот бой. Дэвон с трудом перевел дух.
– Я тоже не хочу ссориться.
Это было правдой. Если бы он начал спорить и настаивать на своем, если бы слишком сильно надавил на брата, Клей мог запросто уехать и продолжить свою безумную авантюру с контрабандой из какой-нибудь скрытой от посторонних глаз бухты на побережье. Лучше уж иметь его тут, под боком, где можно оказывать на него хоть какое-то влияние. Видит Бог, оно не слишком велико.
Клей попытался развеять его сомнения.
– Послушай, я же ничем не рискую, уверяю тебя. Люди у меня опытные, к тому же они преданы мне душой и телом, а уж быстрее моего шлюпа нет ничего на всем Ла-Манше. – Его лицо осветилось неотразимой мальчишеской улыбкой. – Пойми, Дэв, это же забава! Мне чертовски весело!
– Вот посмотрим, как ты будешь веселиться, когда тебя повесят.
– Да им в жизни меня не поймать!
– Дурак ты, Клей. Ты ведь только того и ждешь, чтобы эта чертова луна пошла на ущерб, не так ли?
– Нет, – виновато соврал Клей. – Я просто приехал тебя навестить, ты же мой единственный брат. Дэвон презрительно фыркнул.
– Если бы ты нуждался в деньгах, это еще можно было бы хоть как-то понять.
– Ну.., может, мне они и не нужны, но тут в округе полно нуждающихся, – с достоинством возразил Клей.
– Ах, да, я было и забыл. Ты же у нас филантроп и занимаешься контрабандой исключительно в благотворительных целях.
– Так оно и есть. Во всяком случае, отчасти. – Клей опять весело рассмеялся. – Я этим занимаюсь ради острых ощущений.
– А также ради славы.
– Ну и что? Ничего тут смешного нет. Женщины находят меня неотразимым. Терпение Дэвона лопнуло.
– Разрази меня гром, тебе же двадцать три года, а ты ведешь себя как дитя малое! Рано или поздно тебя поймают, это лишь вопрос времени.
– Да не поймают они меня! Таможенные суда ползают, как улитки, ты бы их видел! Никогда им не догнать “Паучка”! И я спрятал его, знаешь где?
– Ради Бога, Клей, я не хочу знать! – перебил его Дэвон, с отвращением качая головой. – Тебя поймают на суше, это самое слабое твое место. Акцизные чиновники рыщут повсюду, и у них полно платных осведомителей. Никому доверять нельзя. Интересно, каким образом ты превращаешь контрабандный товар в деньги для бедняков? Ты же запросто попадешься на перепродаже! – предупредил он, угрожающе наставив на брата указательный палец. – О тебе чирикают все воробьи на всех окрестных крышах! Таможенникам нужно только одно: застать тебя на месте преступления.
– Они меня не застукают ни на море, ни на суше, – самоуверенно заявил Клей. – У меня есть посредник. Это он занимается перепродажей.
– Кто это? Нет, погоди, я не хочу знать. Дэвон не смог сдержать улыбку, и Клей, увидев ее, радостно рассмеялся. Немного помедлив, старший брат неохотно спросил:
– Ты ему вполне доверяешь.., этому посреднику?
– Да, конечно. Безоговорочно. Да брось, Дэв, не надо обо мне беспокоиться, даром только время потеряешь.
Дэвон прислонился к дверному косяку.
– Как бы мне хотелось, чтобы ты образумился! Почему бы тебе не поработать у меня? Я подарю тебе этот чертов рудник, если хочешь.
Клей поморщился.
– Расскажи это Фрэнсису Моргану.
– Он работает на меня. А мог бы работать и на тебя.
– Черта с два! Мы друг друга терпеть не можем.
– Да, я знаю. Не могу только понять почему.
– Да ну его к черту! Хлыщ с поджатым задом!
– Вовсе нет. Но даже если и так, какая разница? Ты что-то еще против него имеешь?
– Что толку об этом говорить? К тому же ты ведь собирался продать ему долю!
– Ну, это пока еще только планы. Если ты будешь управлять рудником, я завтра же передам его тебе. В полное владение.
Клей поднялся с дивана и потянулся.
– Но ты же сам только что признал, что деньги мне не нужны.
Лицо старшего брата окаменело.
– Человек обязан работать.
– Ты слишком много работаешь, – устало бросил в ответ Клей: ему надоело обороняться. – Может быть, я и шалопай, зато ты впадаешь в другую крайность. Никуда не ездишь, шагу не хочешь ступить за ворота Даркстоуна. Вспомни, когда ты в последний раз переступал порог нашего лондонского дома? Ты не навещал матушку в Девоншире с прошлого Рождества! Не думаешь же ты в самом деле, что тут все развалится, стоит тебе отлучиться на пару недель? Кобб прекрасно справится в твое отсутствие.
Дэвон промолчал, и Клей воинственно сунул руки в карманы.
– Я прекрасно понимаю, зачем ты здесь торчишь, – продолжал он упрямо. – Точь-в-точь как наш отец.
– Правда? – бесцветным голосом спросил Дэвон. – Чем же я на него так похож?
– Как и отец, ты остаешься здесь из-за моря. Матушка говорит, что море приносило ему успокоение. Помогало сохранить рассудок.
Дэвон медленно повернул голову и выглянул в окно, туда, где зубчатые утесы замыкали собою парк, уступами спускавшийся к морю, а дальше виднелась сверкающая на солнце гладь воды и синева неба. Да, он не может жить без моря. Вряд ли это чрезмерная плата за сохранение рассудка. Нельзя сказать, что он многого требует от жизни.
– Кстати, о матушке, – Клей вдруг заторопился и заговорил подозрительно беспечным тоном, – она собирается вскоре тебя навестить. И на сей раз привезет с собой Алисию.
Дэвон тяжело вздохнул и скрестил руки на груди.
– Ну почему бы тебе на ней не жениться и не положить конец их страданиям?
– А почему бы тебе на ней не жениться?
– Мне? – Клей пришел в ужас. – Ты должен жениться первым, ты же старший.
И тут же, спохватившись, он покраснел и опустил голову.
Дэвон скрипнул зубами, но сдержался и проговорил спокойно, даже небрежно:
– Извини, я уже был женат, и если ты будешь ждать, пока я женюсь во второй раз, то так и останешься бобылем.
– Значит, мы оба останемся закоренелыми холостяками. Это еще не худший исход.
– Да, наверное.
Дэвон бросил на брата теплый взгляд, и Клей ответил ему любящей улыбкой.
Внимание братьев привлек какой-то шум в дверях.
– Заходи, Кобб, – сказал Дэвон высокому чернобородому управляющему, увидев, что тот замешкался на пороге.
– Не хотел вас беспокоить.
– Все в порядке, мы с Клеем уже закончили.
– Как поживаешь, Кобб? – вставил Клей, кивая управляющему в знак приветствия.
– Жив-здоров, сэр, большое спасибо.
– Съездишь со мной сегодня в Лаксулиан? – спросил Дэвон. – Я хочу, чтоб ты взглянул на стадо Оди Тревиска. Он продает половину своих баранов.