Ответ нельзя было услышать, но можно было почувствовать. Над площадью словно прокатилась огромная волна, несущая в себе слово «да».
— Согласны ли участники схватки с тем, что сражение закончится с пролитием первой капли крови, и для объявления победителя не потребуется каких-либо иных доказательств?
— Согласны! — воскликнул старый Воин, и Крушила поспешил его поддержать.
— Все ли согласны с тем, что победитель будет провозглашен лучшим бойцом Барокана и что он станет владельцем талисмана и обладателем того могущества, которым облечен владелец указанного титула? Волею Совета Бессмертных победитель схватки станет одним из Избранных защитников Барокана и поклянется своим подлинным именем, что будет честно исполнять возложенные на него обязанности.
— Да! — одновременно произнесли вслух оба бойца и кролик.
— В таком случае поединок начнется, как только я опущу руку.
Черная Мантия отступил в сторону и поднял руку. Бойцы приняли боевую стойку.
Затем чародей уронил руку, и старый Воин сделал первый выпад. Все внимание Крушила сосредоточил на своем мече и на мече противника, забыв о кроликах, чародеях и вообще обо всем, кроме защиты от ударов.
Старик сказал, что намерен сделать схватку максимально похожей на настоящий бой, и весьма в этом преуспел. Он нападал резче, чем во время тренировок или учебных боев. Крушиле пришлось отступить. В то же время он ни на миг не ослабил защиты. Сталь со звоном билось о сталь, но ни острие, ни лезвие меча Избранного Воина так и не коснулись молодого бойца.
Крушила не ожидал столь яростной атаки. Он тоже хотел, чтобы схватка выглядела как надо, но старик наступал на него столь неистово — малейшей ошибки было достаточно, чтобы меч противника пронзил ему плечо или рассек щеку.
Несколько секунд он мог только отбивать удары и выпады. Для того чтобы перейти в контратаку, у него просто не было времени. Юноша отчаянно старался припомнить, чему учил его все эти месяцы старый Воин, и использовать плоды обучения для защиты.
«Держи меч выше, никогда не тянись вперед, не забывай о том, что тебя окружает, иначе ты можешь споткнуться, и враг нанесет неожиданный удар. Старайся предугадать удар, а не реагировать на него, если можно, то, уходя от удара, делай шаг в сторону, а не назад. Доверяй своим рефлексам…» Все правила он держал в уме и старался использовать их до конца.
Этих знаний едва-едва хватало, чтобы держать оборону. Несколько раз клинок просвистел так близко, что Крушила ощутил дуновение ветра. Он был уверен, что после одного из ударов лишился клока волос на голове. Хорошо, что волосы не кровоточат, подумал он.
Наконец атака ослабла, и Крушила отважился на короткий выпад.
Старый боец без труда парировал удар.
Крушила удивился и даже немного испугался. Разве его противник устроил все это не для того, чтобы проиграть и передать обязанности Избранного другому? Почему же он так отчаянно бьется? Старик атаковал так же яростно, как на тренировке, — а может быть, даже еще яростнее. Неужели он передумал?
А может, вся эта затея была лишь уловкой? Не будет ли он, Крушила, принесен в жертву леррам боевого искусства, чтобы старик продолжал оставаться в числе Избранных? Он слышал о подобного рода магии, знал, что некоторые лерры требуют таких жертв. Вполне может быть, что Избранный Воин не только должен ежедневно упражняться в боевом искусстве, но и доказывать свою профессиональную пригодность, убивая раз в пять или десять лет достойного противника.
Это было настолько вероятно, что рука Крушилы дрогнула, и острие меча отклонилось чуть в сторону. Он верил всем рассказам Старого Воина — но что, если все это было лишь ложью, призванной заманить его на ритуальный поединок, из которого ему не выйти живым?
Если это так, он обречен, но облегчать задачу противника он не станет. Впрочем, вполне вероятно, что он зря волнуется. Может быть, хитрый старикан старается сделать сражение как можно более правдоподобным? Крушила чуть-чуть перехватил рукоятку, чтобы пот не мешал хвату — несмотря на холод, его ладони сделались влажными. Не сводя глаз с кисти и плеча противника, он лихорадочно припоминал те трюки, которым обучился, припоминал то, что могло помочь выиграть.
Или выжить — если Избранный Воин его предал и решил убить.
Когда старик сделал выпад, и острию его меча, чтобы коснуться уха противника, не хватило лишь доли дюйма, Крушила приказал себе перестать тревожиться и полностью сосредоточиться на поединке. Сражался ли его противник насмерть или до первой крови — не важно. Ведя бой с непревзойденным мастером боевого искусства, в любом случае необходимо биться не на жизнь, а на смерть. Крушила сделал выпад, но его клинок снова был отбит без видимых усилий. В итоге он едва успел парировать очередной удар.
— Отлично проделано, — громко произнес кролик своим писклявым нечеловеческим голосом.
Старый Воин на миг и покосился в сторону. Крушила, воспользовавшись моментом, нанес укол, и острие его меча, пробив кожаную куртку, вонзилось противнику в плечо.
Зрители от изумления открыли рты, раздался общий вздох.
Оба бойца на миг окаменели, а затем, словно по команде, сделали шаг назад. Крушила, естественно, выдернул клинок из плеча старика. Все увидели в свете утреннего солнца, что острие меча окрасилось красным. Воздух наполнился беспокойным гулом. Это был магический гул, издаваемый ожидающими исхода поединка леррами.
— Похоже, я победил, — неуверенно сказал Крушила. Он ощущал какую-то неловкость. У него не было намерения наносить удар так высоко в плечо. Подобная рана могла быть куда более опасной, нежели укол в предплечье или бицепс.
Но выбора у него не было, и даже сейчас он опасался, что старик потребует возобновления схватки.
Но почему все-таки Избранный Воин сражался так решительно? Почему не дал возможности нанести удар в более удобное место? Крушила почувствовал боль под ложечкой, его начала бить дрожь — это была реакция на только что закончившийся поединок.
По счастью, рана не выглядела серьезной. Кровь просачивалась через отверстие в куртке, а под курткой ее наверняка было гораздо больше, но старый воин по-прежнему владел рукой. Он не стонал и не корчился от боли.
— Да, похоже на то, — невесело ответил старик и прижал ладонь к кровоточащему плечу.
— Мне кажется, ты недоволен, — произнес Черная Мантия, подходя к старому бойцу. — Немного отвлекся?
— Да, из-за него, — бросил раненый, глядя на кролика.
Крушила, проследив его взгляд, едва успел заметить улепетывающего зверька.
Здесь происходило что-то странное, то, чего молодой воин не понимал, но в присутствии всех жителей поселения признать это было нельзя.
— И что теперь? — спросил Крушила.
— А теперь… — Чародей подошел к нему и обнял за плечи. — Мы должны связать тебя с талисманами и их леррами. С этого момента ты становишься величайшим бойцом Барокана — о чем говорит твоя победа — и одним из наших Избранных защитников. Нам следует закрепить это договором с духами крови и стали. — Чародей мягко развернул Крушилу и повел к родительскому дому. — Насколько ты знаешь свое подлинное имя?
— Несколько десятков слогов, наверное.
— Для совершения магического ритуала нам потребуются все части имени, которые ты способен вспомнить. Леррам совершенно безразличны те клички, которыми мы, смертные, награждаем друг друга.
— Я знаю, — ответил Крушила, неохотно шагая рядом с волшебником и не выпуская из рук окровавленного меча. Он оглянулся на своего недавнего противника, который освобождался от продырявленного одеяния, чтобы открыть Младшей жрице доступ к ране. Крушила заметил, что большая часть его собственного семейства, сбившись кучкой, шагает следом за ним к дому. По выражениям лиц родителей он не мог понять, что те думают о победе сына. Зато Паучок и Непоседа взирали на него с подлинным благоговением. Арфа куда-то скрылась. Она исчезла во время схватки, хотя Крушила — или теперь уже Избранный Воин — не видел, когда и куда она убежала. Копченый и Копатель тоже куда-то пропали.
Никто не кинулся его поздравлять — ни родители, ни сестры, ни Маленькая Ткачиха, ни Кудряшки, ни Шутник, ни Кривонос. Ни один человек не захотел обнять его. Все население Безумного Дуба толпилось на площади — никто не произнес ни слова, никто не аплодировал победе своего земляка. Все молча смотрели, как Черная Мантия уводит его к дому.
Крушила понятия не имел, чего, собственно, можно было ждать, но все же полагал, что его победу воспримут с большим энтузиазмом.
— Итак, назови мне свое подлинное имя. Все, что можешь вспомнить, — сказал чародей. — Я должен буду произнести имя вслух и пора начать его заучивать.
— Эррен Заль Туйо… — начал Крушила, но тут же умолк.
— Итак, назови мне свое подлинное имя. Все, что можешь вспомнить, — сказал чародей. — Я должен буду произнести имя вслух и пора начать его заучивать.
— Эррен Заль Туйо… — начал Крушила, но тут же умолк.
— Ты должен знать больше, — удивленно посмотрел на него чародей.
— Да, но… — Он показал на молчащих обитателей Безумного Дуба.
— Конечно… — кивнул чародей, — понимаю… Видимо, придется подождать.
Десять минут спустя они уже были в спальне под крышей, где обитал Старый Воин. Когда в доме не было гостей, в комнате жила Арфа. Чародей закрыл люк и поставил на него сундук, поскольку никакого запора не было.
— Итак, — повернулся он к новому лучшему в мире воину, — как же звучит твое имя?
— Эррен Заль Туйо кам Дариг севет Тиринсир абек Ду по Вирей Шаш-Дубар хин Силзоривад, — ответил тот. Когда он называл имя, воздух в комнате дрожал, и казалось, что каждое произнесенное им слово задевает его внутреннюю сущность, хотя ему было неведомо, что эти слова означают и к какому языку принадлежат. Он не произносил своего имени вслух более года, с тех пор как Старшая жрица в последний раз обновляла его узы с землей и воздухом Безумного Дуба. Тогда звучание его имени тоже подействовало на лерров, однако он не помнил, чтобы реакция была столь мощной, как сейчас.
— Ясно, — кивнул чародей, на которого эти странные явления, видимо, никак не подействовали. — Если я правильно расшифровал твое имя, то тебя ждет какое-то предназначение. Какое именно, я сказать не могу. Возможно, то, чего ты достиг сегодня, став одним из Избранных. Кроме того, при твоем появлении на свет присутствовали четыре важнейших лерра, а слово «Силзоривад» скорее всего указывает на духа, пребывавшего в утробе твоей матери в момент зачатия. Шаш-Дубар… Я не знаю, что это такое. Вероятно, местный дух, каким-то образом связанный с твоим отцом.
— Как говорила мама, Старшая жрица сказала ей, что Шаш-Дубар имеет отношение к тем месяцам, когда она была беременна.
— Возможно, она права. Ты знаешь дальше?
— Нет. Только это. Может быть, Старшая жрица…
— Этого должно хватить, — остановил его чародей. — Самые важные элементы в твоем имени — упоминание о предназначении и четыре главных лерра.
Чародей поставил свой жезл у стола и открыл большую прикрепленную к поясу сумку. Крушила заметил, что стягивающий ее шнурок извивается как-то неестественно. Маг, не обращая внимания на внезапно ожившую бечевку, принялся извлекать из сумки разнообразные талисманы. Достав с дюжину принадлежавших лично ему амулетов, он повернулся и поместил рядом с теми, которые уже лежали на кровати. Это были крошечные вырезанные из камня или дерева фигурки, глиняные значки самых разных форм, какие-то предметы из бисера и проволоки, вощеные птичьи перья и флаконы с драгоценными маслами. Крушила насчитал по меньшей мере десяток флаконов.
В самом центре обширной коллекции лежал серебряный клинок треугольной формы. Длина клинка не превышала трех дюймов, и он сиял так, словно вобрал в себя все лучи летнего солнца. Но на дворе стояла зима, солнце едва поднималось над Восточными Утесами, и единственное окно комнаты, где они находились, смотрело на север.
— Это — то, что ты постоянно должен носить с собой, Эррен Заль Туйо, — сказал чародей, показывая на сверкающий клинок. — Этот предмет — сердцевина, вокруг которой концентрируется вся твоя магия.
— А если я эту штуку потеряю? — поинтересовался Крушила, нервно вглядываясь в блестящий талисман.
— Не думаю, что тебе это удастся, — ответил чародей. — Лерры позаботятся, чтобы этого не произошло. — Он поменял местами несколько лежащих на кровати предметов и, отступив в сторону, произнес: — Полагаю, этого достаточно. Стань здесь и смотри на клинок. — Он показал, где именно должен встать Крушила.
Крушила повиновался и, встав на указанное место, уставился на кровать, а чародей принялся напевно произносить непонятные слова на неизвестном языке.
Магические силы дали о себе знать незамедлительно. Над кроватью замелькали золотые, красные и синие искры, воздух в комнате задрожал. У Крушилы вдруг закружилась голова, и он невольно сделал шаг назад. Но едва он отвел взгляд от сверкающего серебряного клинка, острая боль пронзила позвоночник и череп. Выступившие на глазах слезы затуманили зрение, и он мог видеть только главный талисман.
Как только Крушила вновь сосредоточил внимание на клинке, боль исчезла столь же внезапно, как и появилась, однако зрение не восстановилось. Он по-прежнему видел лишь сияние металла на коричневом одеяле. Крушила мрачно взирал на клинок, а чародей тем временем продолжал монотонно бубнить заклятие.
Он слышал свое истинное имя, имя, под которым его знали его лерры, имя, говорившее о сущности его «Я», имя, определяющее его место в мире духов. Крушила чувствовал, что с ним что-то происходит. На сей раз это была вовсе не боль, вынуждавшая его неотрывно смотреть на талисман. Он вдруг понял, что не может даже представить, что смотрит на что-то другое. Теперь он принадлежал талисману и наконец стал тем, кем должен был стать. Талисман же стал его жизнью и будет теперь вести его по предназначенному богами пути. Блеск серебра заполнял все, клинок сделался огромным, как мир, и одновременно всем тем, что существовало в мире. Теперь Крушила слышал не завывания чародея, а звучание мощного хора. Или вернее — один человеческий голос, сопровождаемый тысячами других, не людских, голосов.
Его руки и ноги одеревенели, кожа на лице горела огнем. Время перестало существовать, каждая секунда превращалась в вечность. Он сделался частью талисмана, и иные формы существования были ему неизвестны.
А через несколько мгновений он уже ничего не видел и не слышал.
8
Новый Избранный Воин не столько пробуждался, сколько в его сознание постепенно возвращался окружающий мир.
Он в верхней одежде и в сапогах лежал на собственной кровати, хотя кто-то догадался снять с него зимнюю накидку. Он лежал на спине, глядя на голубые цветочки, давным-давно нарисованные матерью на штукатурке потолка его комнаты. Руки его были вытянуты вдоль тела, а в обоих кулаках он что-то сжимал. В правой руке было что-то холодное и твердое, в левой — острое и горячее. Он не помнил, как спускался с чердака и как добрался до своей комнаты.
Он ощущал, что внутри него что-то… что-то происходит… какое-то шевеление. Названия этому ощущению не было. Не жар и не холод. Даже не чистая магия. То, что происходило внутри него, не было похоже ни на обычные эмоции, ни на привычные физические ощущения. Это было нечто непостижимое, что-то связанное с леррами, но придумать этому названия он не мог.
Он поморгал, и это был первым осознанным действием после того, как он отключился, слушая заклинания чародея. Каким бы слабым ни было движение век, оно, похоже, сняло часть заклятия. Во всяком случае, теперь он понимал, что он — парень по имени Крушила и с недавнего времени — Молодой Воин.
Крушила приподнялся на локтях и огляделся.
Оказалось, что в правой руке он сжимал рукоятку меча — одного из двух, которые принес в Безумный Дуб Старый Воин. Последнее было вовсе не удивительно, поскольку других мечей в Безумном Дубе не было. Крушила осмотрел клинок и положил оружие рядом с собой. Он открыл ладонь правой руки и, увидев серебряный талисман, снова сжал кулак.
В комнате Крушила был не один. На него внимательно смотрела сидевшая неподалеку от кровати мать. На лице ее читалась тревога, как бывало всегда, когда болел кто-то из ее детей.
Крушила посмотрел в окно и спросил:
— Сколько сейчас времени? — Затем передумал и, не дожидаясь ответа, задал другой вопрос: — Какой сегодня день?
— Все тот же, — ответила мать. — А время — чуть позже полудня.
— Прекрасно, — произнес он. — Все, оказывается, не так уж и плохо.
— Не плохо?! Да ты провалялся без сознания несколько часов! Ты не пошевелился, когда чародей, Старый Воин и твой отец тащили тебя вниз!
— Это не совсем то… Да, я, наверное, был без сознания. Но это… Я не могу объяснить. Это была магия.
— Конечно, магия! — воскликнула она. — Ты позволил втянуть себя в то, во что не должен был! Чародей наложил на тебя заклятие, а Старшая жрица вела из-за тебя споры с половиной лерров Безумного Дуба. Ты победил в бою лучшего в мире бойца. Конечно, это магия! Чудо и то, что ты до сих пор жив, а твоя душа пребывает в теле!
— Откуда тебе известно, что моя душа пребывает в теле? — улыбаясь от уха до уха, спросил Крушила.
— Эррен Заль Туйо, неужто ты полагаешь, что я не знаю своего сына?
Три первых элемента его подлинного имени, произнесенные вслух, ввергли Крушилу в состояние шока; он никогда не слышал их из уст матери. Во всяком случае, он этого не помнил. Обитатели Безумного Дуба так не поступают.