Он повернулся к карлику.
– Слышь, Короткий? Это уже цирковой номер! Не забудь надеть свое любимое трико.
– Пошел на х…! Я тебе не Короткий, ты, каланча дурнозасранная! – проорал Бруно. Он выглядел очень плохо.
Леший молчком сковырнул люк, убрал в сторону. Кивнул Мише – тот осторожно спустил вниз рюкзак, потом спустился сам. За ним последовали остальные. Как ни странно, но дышать здесь стало легче.
Широкий колодец внизу пересекался с забранной в бетонные кольца магистралью, вход в которую преграждала мощная арматурная решетка. Миша направил туда свой «мегалайт», яркий луч выхватил из темноты несколько метров пустынного бетона.
– Ну вот, мужики, – сказал Леший. – Это вход. Выход тоже должен быть. Это старый кагэбэшный бункер, магистраль не эвакуационная, иначе была бы шире. Следовательно, курьерская. А если магистраль курьерская, то должна вести на Лубянку и в Кремль. Я правильно рассуждаю?
– А какая нам разница, раз мы туда все равно хрен пролезем? – подозрительно молвил Хорь. – Эту решетку надо три дня пилить!
– Ты, Хорь, отстал от жизни, – ответил Леший. – Современные наука и техника творят чудеса. Ну-ка, Миша, давай…
Аджимушкайский партизан, он же Терминатор, достал из своего рюкзачка складные гидравлические кусачки, которые, если верить спецификации, могут перекусывать стальные прутья до трех с половиной сантиметров в диаметре.
Примерно так оно и вышло: за десять минут они бодро справились с двумя прутьями внизу, немного дольше потребовалось, чтобы стальные челюсти перегрызли преграду на полутораметровой высоте. Вырезанные прутья с лязгом упали на бетонный пол. В образовавшееся отверстие мог пролезть даже большой человек.
– Ну вот, Бруно, – объявил Леший. – Твой выход. Полезай.
Бруно посмотрел на него, потом заглянул в тоннель.
– Пошли вы на х… Я туда не полезу, – сказал он неуверенно. Его била дрожь. – Там крысы.
– Там триста «зеленых», – уточнил Хорь. – На которые можно купить много хорошего кокса.
– Четыреста, – шмыгнул носом Бруно.
– Кончай базар, – сказал Леший.
Рядом звякнуло железо – Миша швырнул кусачки обратно в рюкзак. Бруно раздулся, примеряясь к щели, но все равно прошел свободно. Осторожно выпрямился. Его макушка добрых полметра не доставала до ощетинившегося рыжеватой плесенью сводчатого потолка тоннеля. Потом Бруно резко обернулся и вцепился в прутья решетки так, что сталь загудела, – все решили, что последует очередная истерика, но он вдруг прокричал через решетку:
– Я Бруно Аллегро! Человек-звезда!..
– Держи, звезда, – Леший протянул ему Мишин «мегалайт» и свой мобильник. – И топай. Каждый шаг на камер у, понял? Она уже включена.
– Позвоню из Кремля, – пообещал Бруно.
– Давай-давай.
Бруно оскалился, сделал рукой непонятный жест, то ли попрощался, то ли еще раз всех послал, и двинулся в глубь тоннеля. Какое-то время оставшиеся в колодце провожали его взглядом, точнее, не столько провожали, и не столько его, сколько всматривались в постепенно открывающиеся в свете фонаря перед карликом недра бетонной кишки. Но потом тоннель повернул, и Бруно исчез.
Все молча отошли от решетки. Из волшебного Мишиного рюкзака появилась стальная бутыль не менее волшебного «Danzka Grapefruit», Леший сделал длинный глоток.
– Тоже в Керчи купил? – съехидничал Хорь.
– Нет, это здесь, в универсаме. Попробуй – очень хороший.
Но Хорь отвел рукой диковинную бутылку.
– Благодарствую. Я уж нашим диггерским коньячком перебьюсь как-нибудь.
Он основательно пристроил над решеткой комок бледной жвачки, сел в стороне на каменный пол и развинтил свою флягу. Леший вроде как хотел что-то сказать ему, но так и не сказал. Миша выключил фонарь, бросил перед собой зажженную спиртовую таблетку. Она вспыхнула неожиданно горячо и ярко, словно загорелся маленький огненный гейзер. Значит, откуда-то шел поток свежего воздуха. Леший и Хорь, как завороженные, молча уставились на огонь.
А их новый спутник извлек из внутреннего кармана прибор, похожий на коммуникатор, взглянул на запястье с компасом и принялся привычно щелкать клавишами и двигать джойстиком. Хорь толкнул Лешего ногой. Было ясно, что «аджимушкайский партизан» определяет свое местоположение. Но для этого надо иметь достаточно точную и тесно привязанную к ориентирам подземную карту.
Такую, как карта Лешего. Но откуда может появиться подобная карта у человека, объявившегося в Москве пару недель назад?!
Через несколько минут Миша, удовлетворенно кивнув, закрыл крышку коммуникатора. Он явно хотел что-то сказать, но не сказал.
Зато где-то там, далеко, за решеткой, послышался голос. Он сперва отрывисто выкрикивал, взлаивал, словно отвечая на каскад неслышных вопросов, а потом вдруг сорвался в жуткую нечеловеческую скороговорку, в птичий клекот: та… та… та-та-та-татататаааа!!.. Леший не помнил, как очутился на ногах.
– Это Короткий? – клацнул зубами вмиг побелевший Хорь. – Или…
Но звук не был похож на голос карлика. Скорей, он мог принадлежать великану. Голос увеличивался в объеме, разрастался, выпирал, выталкивал их из колодца наверх и дальше, прочь отсюда, ближе к спасительной поверхности. Леший вцепился рукой в перекладину лестницы. Мишино лицо в мерцании огня сперва вытянулось, словно подтаяло, но тут же стянулось в тугую хищную маску, оскалились зубы, сверкнули глаза, тяжко и ритмично заходила челюсть, в правой руке тускло сверкнул клинок ножа.
В темном анале тоннеля всполошенно мелькнул отблеск фонаря. Скороговорка смолкла, послышался топот ног. Громкие всхлипывания. И вдруг резкое, оглушительное, как пугающий крик атакующего пехотинца:
– Га-а-а!!!
Фонарь вылетел из поворота бетонной кишки и со звоном раскололся о стену. Вспышка, темнота. Секунда, две. Миша вспомнил, крутнулся, выхватил запасной фонарь, включил, направил его на решетку.
В свете луча к ним с невероятной скоростью приближалось безумное лицо Бруно, раздвинутое вытаращенными в судороге глазами, оно летело, словно карлик оседлал невидимое ядро, потом тяжко и страшно ударилось о прутья решетки, выбросив наружу гроздь горячих брызг, и только со второго раза попало в вырез и вывалилось наружу.
* * *29 октября 2002 года, Москва
Телефон прозвенел еще раз. Наташа неохотно оторвала взгляд от экрана и посмотрела на Семгу. Тот даже не пошевелился.
– Это Алка, наверное, – Наташа вздохнула, запахивая кимоно, поднялась с кресла. – Алка-доставалка. Ладно, сиди. Я подойду.
Она вышла в коридор, прикрыла за собой дверь. Семга проводил ее взглядом и тут же переключил канал на «Евроспорт».
– Аллочка, но ты же прекрасно знаешь, что я смотрю этот сериал! – громко обижалась она в трубку. – Не могла завтра перезвонить?
– Я тут на стену лезу, а она сериалы смотрит, – ответила «Аллочка» хрипловатым мужским голосом. – Во сколько твой завтра линяет?
– С катушек съехал, придурок? – Наташа перешла на яростный шепот. – Я ж тебе сказала, чтобы на городской не звонил!..
– Можно подумать, он входящие на твоем мобильнике не проверяет, – хмыкнула трубка. – Я жду тебя у «Ванили» в одиннадцать.
– Не знаю, он ничего не говорил про завтра… – Она покосилась на дверь и воскликнула в голос: – Да все по-прежнему, дорогая! Большая квартира, большие хлопоты, ты же знаешь!
– Придумай что-нибудь, я ждать не могу и так опух весь, у меня спермотоксикоз начинается, пока… – Голос вдруг прервался на полуслове. Наташа подумала, что их разъединили. Но голос появился снова: – Але, ты где?.. Ты ничего не слышала?
– Нет, – прошептала Наташа. – А что?
– Щелчки какие-то. Параллельный аппарат есть?
– Вроде нету…
– Странно. Я подумал, он нас подслушивает… В общем, ладно. Ты поняла? В одиннадцать. Я вдую тебе так, что ноги сдвигаться не будут…
В трубке стало гулко, как в пещере, возбужденный голос Витька отдавался отраженным от неровных каменных стен эхом. Наташа подождала немного и положила трубку. Нахмурилась. Он же какой-то секретный военный, этот папик Сережа, у него всякая хитрая аппаратура может быть… А может, его самого подслушивают. Может, и подглядывают… Вот незадача!
Секунду-другую стояла, закусив губу, и с подозрением смотрела на телефонный аппарат. Потом тихо скользнула к гостиной, заглянула в чуть приоткрытую дверь. Семга сидел в своем кресле и смотрел телевизор. Кажется, даже положения не поменял.
– Чего выглядываешь, крадешься? – не оборачиваясь, бросил он. – Ну, переключил, подумаешь. Боишься, без тебя там все перетрахаются и поубивают друг друга?
Наташа надула губы и, демонстративно качая нижней частью туловища, прошла на свое место.
– Дай-ка пультик, – сказала.
Не дожидаясь, она сама наклонилась к нему, перегнувшись через подлокотник. Попутно осмотрела Семгино кресло и пол вокруг. Ничего подозрительного, никаких параллельных трубок, никаких аппаратов. Уже хорошо.
Пульт ей так и не достался. Семга вроде случайно уронил его в вырез кимоно и сразу полез доставать, попутно хватаясь за грудь, а второй рукой быстро скользнул под подол, стремясь прорваться между сомкнутых бедер к тому месту, где они утрачивают приличное наименование. Но Наташа, которая в общем и целом была девушкой с пониманием, на этот раз почему-то вдруг разозлилась.
– Отстань! – рявкнула она, отстраняясь от Семги в своем кресле. – Ты спросил, какое у меня настроение? Я живой человек, а не кукла с дыркой!
Поправила кимоно, подняла с пола пульт и переключила на свой сериал.
Семга всмотрелся в ее хмурый профиль с синими бликами от экрана, подумал, прислушался к своим ощущениям и решил не связываться. Кавалерийский наскок хорош, когда и конь резв, и всадник полон сил, и шашка наготове… А когда не знаешь, удастся атака или нет, то и ссору затевать не стоит.
– Муру всякую включаешь, а мне приходится смотреть, – буркнул он почти примирительно.
– Можешь не смотреть, – отрезала Наташа. Успех атаки обеспечивала она. И хорошо это знала. А главное, что папик знал это еще лучше.
Семга нашарил рукой стоявшую у кресла бутылку пива, отпил, вытянул ноги. Несколько минут прошли в полном молчании, прерываемом только женскими речитативами из телевизора.
– У нас телефон барахлит, – сказала Наташа, искоса следя за реакцией сожителя. – Не знаешь, в чем дело?
– В смысле? – спросил Семга.
– В прямом. Связь обрывается. И щелчки какие-то. Мы с Алкой и не поговорили толком.
– Это от вас самих треск и идет, – лениво отозвался Семга. – Трещите без умолку, как сороки.
Наташа промолчала. Папик тут ни при чем, это ясно. Больше к этой теме не возвращались.
Все следующее утро Семга был занят на переговорах с представителями КБ-7, после обеда пытался дозвониться Наташе, чтобы напомнить о запланированном на вечер походе в «Эльдорадо», но домашний телефон не отвечал, а мобильный был выключен. Наташа позвонила только в четыре, веселая и возбужденная: «…Ходила по магазинам, купила кружевное красное белье – тебе должно понравиться… Да нет, я давно дома. Не знаю… Это что-то с телефоном, я ведь тебе говорила…»
И тут мнительный Семга вроде бы услышал далекие щелчки, напоминающие треск электрических разрядов. Да, и еще к голосу Наташи добавилось непонятное эхо, словно она разговаривала из подземного бункера. И щелч– ки, и эхо очень быстро пропали, а может, их вообще не было. Если бы не вчерашняя Наташкина озабоченность, он бы и внимания не обратил на эту мирихлюстику – мало ли какие помехи бывают на линии… Но сейчас Семга насторожился.
По дороге домой он заехал на радиорынок, где приобрел некий японский «чудо-брелок», который, по уверению продавца и записи в паспорте изделия, должен определять точное место закладки подслушивающего устройства.
Ни в какое «Эльдорадо» они этим вечером не поехали. Семга в течение часа отзвонился всем своим московским приятелям. Щелчки раздались лишь однажды, сразу прекратились и больше не возникали. Семга раскрутил телефон, достал микрофон и мембрану, но ничего там не обнаружил. «Чудо-брелок» на телефон никак не отреагировал, зато начинал истошно пищать, когда его подносили к электрической плите и тостеру. Тостер Семга тоже разобрал до последнего винтика, не поленился. Ничего. Плиту Семга трогать не стал. В сердцах выбросил он в мусорное ведро и испорченный тостер, и японский «чудо-брелок». Наташа, в красном кружевном белье под распахнутым кимоно, наблюдала за его действиями со сдержанным беспокойством.
– Что происходит, Сергей, ты можешь объяснить?
Сергеем она называла его, когда бывала недовольна.
В другое время обращалась ласково: Сережа, Сержик. А когда просила денег, то – Сереженька.
– Чиню тебе телефон – не видишь? – отозвался раскрасневшийся Семга.
– Я вижу, ты что-то ищешь, а не чинишь! Что ты ищешь? Нас кто-то подслушивает?..
– Может, не только подслушивает. И подсматривает тоже, – с раздражением озвучил Семга. – Как мы тут с тобой утренней гимнастикой занимаемся, к примеру… Валяй смотри свой ящик, не мешайся.
Наташа, которая занималась здесь гимнастикой, увы, не только с Семгой, закусила губу и уплыла в гостиную.
* * *Гуанчжоу, Квантун, «город цветов», «город пяти овнов», город истинно китайской кухни. Только здесь по-настоящему умеют делать сверхэкзотическое блюдо «Битва тигра с драконом» – из ядовитых змей и мяса дикой кошки. Неувядающие хризантемы в парке Юэсю, чашка горького бодрящего чаю на берегу пруда в Ланпу, ночной зоопарк с осоловелыми пандами, «улица баров» и филиппинские танцовщицы в «Танг»… Если бы можно было поехать туда со Светой Мигуновой – о-о-о! Он вспоминал ее распаренное тело на банном полке, распахнутые глаза, удивленно вскинутые брови: «Ты что, Игорь, с ума сошел? Я думала, Ирон вернулась…» И растопыренные ладони, закрывающие грудь, которую он все-таки успел рассмотреть… И этот двусмысленный разговор: «Ты хочешь сделать мне массаж ног, как в „Криминальном чтиве“?» – «Ну да, только в более подходящей обстановке…» – «Что ж, подавай предложения, рассмотрим…»
Он звонил ей несколько раз со своими предложениями, но Света только смеялась, дразнилась и морочила ему голову.
Вот если бы поехали вместе в экзотический Гуанчжоу, он бы сделал ей массаж – и ног, и вообще всего… Массировал бы с утра до вечера, не выпускал ни на минуту, благо силенок еще хватает. Нет, выпускал бы, конечно, – на время официальных переговоров, но потом сразу в гостиницу – и за дело! Эх, Гуанчжоу, Гуанчжоу…
Командировка в этот славный город откладывалась несколько раз, так что Катранову пришлось заново писать рапорт и оформлять анкету, а потом еще вести долгие переговоры по спецсвязи с коллегами из Главного штаба Народной армии КНДР, держа под рукой два толстенных английских словаря – специализированный военный и общий. С Катранова за это время семь потов сошло.
«Свет, ты же по-английски шпрехаешь, как на родном! Ну что тебе стоит! – взмолился он в одной из последних телефонных бесед с Мигуновой. – Заедь хоть на часик! Тонну здоровья мне сэкономишь!»
«Да у тебя этого здоровья – завались», – заливисто рассмеялась Света. И не заехала.
Когда отложенная командировка придвинулась в очередной раз, Катранова вызвал шеф – начальник штаба РВСН генерал Ермильев. Худой, даже изможденный, с испещренным морщинами лицом и злыми пронзительными глазами, он напоминал Кощея Бессмертного. Наверное, так и должен выглядеть человек, непосредственно поднимающий в воздух ядерные ракеты.
Обычно перед поездкой собирали всю рабочую группу для последнего инструктажа. Но на этот раз в просторном кабинете с огромной картой мира на дубовой стене никого, кроме хозяина, не оказалось. И в этом ничего чрезвычайного не было: Ермильев часто беседовал со своим инспектором по особым поручениям с глазу на глаз. Только сейчас настроение у генерала было каким-то необычным: будто чувствовал себя не в своей тарелке.
– Садись, Игорь, – кивнул начштаба. – Обстановка меняется…
Полковник настороженно опустился на ближайший стул. Теперь карта мира была прямо перед ним. Красные флажки отмечали стратегические цели, которые будут поражены, если наступит «время „Ч“» и Ермильев отдаст приказ на запуск.
– То, что я вам сейчас скажу, является государственной тайной, – строго официальным тоном сказал Ермильев и кольнул его своим обычным недобрым взглядом из-под насупленных бровей. – С вами делюсь только потому, что вы много сил отдали этому проекту… Переговоры по базе в Гуанчжоу сворачиваются. Китайцы долго мялись: надвигался шестнадцатый съезд компартии, внутренние разборки, политические интриги… У них съезд – самая высокая власть, вы знаете. И в кулуарах съезда все решилось. Проект закрывается.
Катранов перестал дышать.
– Но как так, товарищ генерал-майор?! Я ведь только сегодня…
– То, что делается сегодня, пусть делается. Мы не можем остановить поезд сразу. Они тоже не могут. Проект секретный, но информация, как всегда, просочилась… Ну и пусть, нам это теперь даже на руку! Пусть в Брюсселе, Вашингтоне новые векторы чертят, да будущую геополитическую реальность с учетом нашей атомной базы в Гуанчжоу оценивают. Поезд вроде идет, только конечный пункт изменился…
Последние фразы Ермильев произносил в стол, избегая смотреть Катранову в лицо.
– Но об этом я только вам одному сказал. Остальная группа работает, как работала. Несколько человек, помельче вас масштабом, даже поедут в Гуанчжоу, чтобы создать видимость переговоров. Но это уже не переговоры, а камуфляж, рабочая группа будет просто отвлекать внимание. А вы мне здесь нужны.
На селекторе прямой связи мигнула зеленая лампочка, генерал-майор сразу снял трубку и грубо сказал:
– Подождите, я занят!
Селектор соединял генерал-майора Ермильева с командирами ракетных полков стратегического назначения – тех самых, которые держали на мушке весь мир. И начальник штаба никогда не отказывался от разговора с ними, даже во время самых высоких совещаний. А сейчас отказался! От такого внимания Катранов даже взопрел.