Потери советских войск на Халхин-Голе ранеными составили 15 251 человек, а больными – не менее 2287 человек, из которых 701 человек проходил лечение на территории Забайкальского военного округа, а подавляющее большинство остальных – на территории Монголии[318].
Советско-финская война, 1939—1940 гг
В советско-финской, или Зимней, войне в ноябре 1939 – марте 1940 года финская армия потеряла 18 139 убитыми, 1437 умершими от ран и болезней, 4101 пропавшими без вести и 43 557 ранеными, оставшимися в живых, из 337 тыс. призванных в армию. Из 4101 пропавшего без вести 847 вернулись из советского плена, а 1820 были официально признаны убитыми[319]. Пропавшими без вести в настоящее время числятся 1434 финских военнослужащих. Поскольку в советском плену умерло 16 финских военнопленных, 847 вернулись на родину, а 20 остались в СССР[320], то общее число убитых среди пропавших без вести можно оценить в 3218 человек. Общее число убитых тогда составит 21 357, умерших от ран и болезней – 1437, умерших в плену – 16. Общие безвозвратные потери вооруженных сил Финляндии в Зимней войне можно оценить в 22 810 погибших. Кроме того, на стороне Финляндии сражались иностранные добровольцы. Из 8680 шведских граждан погибли 33 и были ранены 185. Из 695 норвежцев погибли 2. Из 1010 датчан погибли 5. Из 72 американских финнов 3 были убиты и 5 ранены. 346 венгров, сражавшихся на стороне Финляндии, потерь не понесли. Также в финской армии состояли около 350 бывших подданных Российской империи – беломорских и олонецких карелов и ингерманландские финны. Из них был сформирован партизанский батальон, который так и не вступил в бой. Кроме того, в финской армии сражались и другие добровольцы, которые боевых потерь не понесли. Это – 56 эстонцев, 51 бельгиец, 18 граждан Германии, 17 голландцев, 13 англичан, 7 итальянцев, 6 поляков, 6 швейцарцев, 4 гражданина Латвии, 3 гражданина Люксембурга, 2 гражданина Франции, 2 гражданина Испании и по 1 выходцу из Югославии, Румынии, Чехословакии и Португалии, а также 15 русских эмигрантов с нансеновскими паспортами лиц без гражданства. Не исключено, что русские эмигранты были и среди граждан европейских стран, приехавших добровольцами в Финляндию. Суммарные потери финской стороны, с учетом потерь иностранных добровольцев, составили 22 853 погибших и умерших.
Сухопутные войска Финляндии потеряли 17 005 убитых, 3781 пропавших без вести и 44 414 раненых, флот соответственно – 1013, 282 и 2204, а авиация – 47, 28 и 54. Кроме того, 33 человека погибло и 44 было ранено в тыловых частях, а жертвы войск Резерва Ставки Главкома исчислялись 41 убитым, 10 пропавшими без вести и 78 ранеными. Потери гражданского населения финские исследователи оценивают в Зимней войне в 1029 человек. В это число входят главным образом жертвы советских воздушных налетов на Хельсинки и другие города, а также 65 моряков финского торгового флота, погибшие на потопленных судах, и 68 женщин-медсестер[321]. Советские потери в Зимней войне мы оцениваем, базируясь на подсчетах П.А. Аптекарем числа персоналий в «Книгах учета безвозвратных потерь Рабоче-Крестьянской Красной Армии в войне с белофиннами». Он насчитал в этих книгах 131 476 убитых, умерших от ран и не вернувшихся с войны пропавшими без вести. По мнению П.А. Аптекаря, данные «Книг учета безвозвратных потерь» страдают неполнотой. Так, там нет фамилий расстрелянных перед строем по приговору трибунала командиров, комиссаров и начальников штабов 44-й стрелковой дивизии и 662-го стрелкового полка. Можно предположить, что в «Книги учета безвозвратных потерь» не попали расстрелянные по приговорам трибуналов, а также погибшие в результате несчастных случаев и самоубийств. Не исключено, что туда не попали и умершие от болезней. Выборочная проверка, проведенная в фондах Российского государственного военного архива (РГВА), показала, что 20—25 % людей, значащихся в донесениях частей о безвозвратных потерях, не попали в «Книги учета безвозвратных потерь» и составленную на их основе картотеку. В эти книги также не вошли потери Военно-морского флота и пограничных войск, пограничных и внутренних войск, а также умершие от ран в тыловых госпиталях, расположенных вне тыловых границ Северо-Западного фронта[322]. Мы предполагаем, что в «Книгах безвозвратных потерь» отсутствует информация о примерно 22,5 % потерь и что этот недоучет покрывает также потери ВМФ и войск НКВД и умерших в тыловых госпиталях за пределами полосы Северо-Западного фронта. Тогда общее число погибших и умерших в ходе войны советских военнослужащих можно оценить в 169,6 тыс. человек.
Финское командование оценивало советские потери в 200 тыс. погибших и пропавших без вести. Более высокие оценки безвозвратных потерь советских войск в 230—270 тыс. погибшими[323] представляются нам значительно завышенными. В финский плен попало, по разным оценкам, от 5546 до 6116 красноармейцев. Из этого числа вернулось на родину 5465 (из них 158 было расстреляно по обвинению в шпионаже и измене родине), до 111 пленных, возможно, умерло в плену, а некоторое, точно не установленное число пленных осталось в Финляндии. Поэтому точное число умерших в плену советских пленных установить невозможно[324].
Соотношение потерь убитыми и умершими оказывается 7,4:1, а пленными – от 6,3:1 до 6,9:1 в пользу финской стороны. Финская армия превосходила Красную Армию по уровню боевой подготовки и командования, хорошо знала местность, на которой происходили бои, и была гораздо лучше экипирована и подготовлена для боях в зимних условиях. Эти преимущества позволили компенсировать подавляющее превосходство советской стороны в людях и технике.
Советские потери в ходе гражданской войны в Китае и японско-китайской войны, 1923—1941 гг
Советский Союз в ходе гражданской войны в Китае и начавшейся летом 1937 года японско-китайской войны оказывал помощь как правительству Гоминьдана, так и китайским коммунистам. Вплоть до начала 1942 года в Китае находились советские военные советники и специалисты. В 1923—1927 годах в Китае находилось в общей сложности 135 советских военнослужащих[325]. Данных об их потерях нет. В 1937—1941 годах в Китае побывало около 5 тыс. советских военнослужащих. В середине февраля 1939 года их насчитывалось 3665. В 1937—1941 годах в Китае погибло 227 советских военных, главным образом летчиков. 97 человек, включая 70 командиров, было убито, 6, включая 3 командиров, умерло от ран, 5, включая 4 командиров, умерло от болезней, 8, включая 5 командиров, пропало без вести, и 111, включая 77 командиров, стали жертвами катастроф и других несчастных случаев[326].
Вторжение Красной Армии в Польшу, сентябрь – октябрь 1939 г
17 сентября 1939 года, выполняя положения секретного протокола к пакту Молотов – Риббентроп, Красная Армия вторглась в Польшу. Польский главнокомандующий маршал Эдвард Рыдз-Смиглы отдал приказ оказывать сопротивление советским войскам только в случаях нападения на польские части и попытки их разоружения. Остаткам польских войск предписывалось постараться уйти в Румынию, Венгрию, Литву или Латвию. Отдельные столкновения между польскими и советскими войсками происходили вплоть до 5 октября. По официальным советским данным, безвозвратные потери двух советских фронтов, Белорусского и Украинского, составили 1475 человек, в том числе 148 командиров. Из этого числа было убито 973 человека, включая 109 командиров, умерло от ран 102 человека, включая 15 командиров, погибло в результате несчастных случаев 76 человек, включая 18 командиров, пропало без вести 302 человека, включая 6 командиров, и умерло от болезней 22 красноармейца. Раненых, контуженых и обожженных насчитывалось 2002 человека, включая 186 командиров, и заболевших – 381 человек, включая 26 командиров[327]. Заметим, что отдельно не выделены потери политического состава (политруков и комиссаров). Они могут включаться либо в число командиров, либо в число рядовых бойцов. Польская сторона считает, что советские данные о потерях Красной Армии занижены и в действительности она потеряла в боях с польскими войсками 2—2,5 тыс. убитыми 8—10 тыс. ранеными[328].
По польской оценке, в боях против Красной Армии погибло или пропало без вести 6—7 тыс. польских военных и гражданских лиц, а около 10 тыс. было ранено[329]. По советской оценке, в плен было взято 452 536 польских военных и гражданских лиц, включая 18 789 офицеров и чиновников[330]. По польской оценке, в действительности в советский плен попало 232—255 тыс. польских военнослужащих, а цифра в 452 тыс. пленных возникла за счет двойного счета и включения в число пленных гражданских лиц[331]. Подавляющее большинство офицеров, а также служащих жандармерии, полиции и тюремного ведомства были расстреляны в Катыни, Медном и Харькове в апреле – мае 1940 года. Еще 7095 человек польских гражданских лиц было расстреляно в тюрьмах Западной Украины и Западной Белоруссии. Общее число поляков, расстрелянных по решению Политбюро от 5 марта 1940 года, составило 21 857 человек[332].
По польской оценке, в боях против Красной Армии погибло или пропало без вести 6—7 тыс. польских военных и гражданских лиц, а около 10 тыс. было ранено[329]. По советской оценке, в плен было взято 452 536 польских военных и гражданских лиц, включая 18 789 офицеров и чиновников[330]. По польской оценке, в действительности в советский плен попало 232—255 тыс. польских военнослужащих, а цифра в 452 тыс. пленных возникла за счет двойного счета и включения в число пленных гражданских лиц[331]. Подавляющее большинство офицеров, а также служащих жандармерии, полиции и тюремного ведомства были расстреляны в Катыни, Медном и Харькове в апреле – мае 1940 года. Еще 7095 человек польских гражданских лиц было расстреляно в тюрьмах Западной Украины и Западной Белоруссии. Общее число поляков, расстрелянных по решению Политбюро от 5 марта 1940 года, составило 21 857 человек[332].
Глава 5
Потери Советского Союза и Германии во Второй мировой войне: методы подсчетов и наиболее вероятные результаты
Критика официальной цифры безвозвратных потерь Красной Армии в Великой Отечественной войне
Советский Союз и Германия понесли наибольшие потери среди всех участников Второй мировой войны. Установление величины безвозвратных потерь как вооруженных сил, так и гражданского населения этих двух стран и сегодня, спустя 68 лет после окончания войны, остается сложной статистической задачей, и здесь оценки различных исследователей различаются весьма существенно. Особенно это касается оценок потерь Красной Армии, где цифры различных исследователей отличаются в несколько раз.
Тут следует иметь в виду, что исчисление населения и, в частности, исчисление людских потерь – это не просто решение некой математической задачи. Ведь речь идет не об исчислении неодушевленных предметов, а о живых людях, обладающих свободной волей. Данное обстоятельство делает все исчисления принципиально менее точными, чем в случае любых подсчетов неодушевленных предметов или решения абстрактных математических задач. На точность подсчетов, когда мы имеем дело со статистикой населения, влияют как свойства того массива, который требуется подсчитать, так и свойства тех людей, которые считают. В случае подсчета военных людей объектом подсчетов являются не живые люди, которые сами могут ответить на интересующие нас вопросы, как это бывает в идеале, например, при проведении переписей населения, а люди, погибшие или пропавшие без вести, т. е. в сам момент подсчета заведомо недоступные для счетчиков. Подсчет военных потерь производится на основе донесений разных уровней, причем первичные донесения о потерях (обычно это донесения командиров взводов), как правило, не сохраняются в архивах. Эти донесения основывались как на личных впечатлениях командира, наблюдавшего предполагаемую гибель своих бойцов, так и на показаниях подчиненных о гибели кого-то из товарищей, а также на факте отсутствия кого-то из бойцов после боя. Здесь присутствует и субъективный фактор. Автор донесения обычно стремился приуменьшить данные о безвозвратных потерях или сообщать о них с опозданием. Это позволяло получать дополнительные пайки и улучшать представление начальства о результатах боевой деятельности. Однако главным образом занижение уровня потерь могло идти в тех инстанциях, куда поступали первичные донесения о потерях. Каждая из этих инстанций, начиная от роты и кончая фронтом (группой армий), была заинтересована в том, чтобы представить результаты собственной боевой деятельности в наилучшем свете. Это достигалось преуменьшением собственных потерь и преувеличением потерь противника. Степень искажения донесений о потерях определялась как уровнем культуры и существующими традициями, так и абсолютной величиной собственных потерь. Чем они больше, тем больше и уровень их занижения.
Как объективные, так и субъективные трудности определения советских военных потерь приводят к тому, что существующие оценки различаются между собой в несколько раз. Приверженность исследователей тем или иным оценкам зачастую определяется идеологическими причинами. Более высоких оценок придерживаются те, кто более критически относятся к советскому прошлому. Сторонниками более умеренных оценок в большинстве случаев являются те, кто склонен находить определенные достоинства в советском проекте. С особенным усердием отстаивают наименьшие оценки потерь Красной Армии представители военного ведомства. Они стремятся доказать, что Красная Армия воевала не хуже вермахта, и тем самым оправдать сохранение основных принципов строительства вооруженных сил, во многом остававшихся неизменными со времен Великой Отечественной войны.
Официальные цифры советских военных потерь в Великой Отечественной войне, впервые обнародованные в виде монографии в 1993 году, не выдерживают никакой научной критики, причем все нелепости, отмеченные еще в первом издании, так и не были исправлены в последующих изданиях[333]. Между тем, данные, содержащиеся в самих этих изданиях, опровергают установленную с комической точностью цифру в 8 668 400 красноармейцев, краснофлотцев и бойцов войск НКВД, погибших за годы войны. Правда, во втором издании добавилась еще цифра в 500 тыс. человек, призванных на военные сборы в мае – июне 1941 года и пропавших без вести в начале войны. Авторы все же склонны эту непонятно откуда взявшуюся цифру относить к потерям мирного населения и оставляют без изменений цифру безвозвратных потерь Советских Вооруженных Сил в Великой Отечественной войне в 8 668 400 человек[334].
Г.Ф. Кривошеев, отстаивая генштабовскую цифру потерь, заявил в интервью журналу «Итоги»: «Меня удивляет странное желание некоторых наших сограждан очернить армию и увеличить количество ее потерь во время войны. Фамилии этих людей вы и без меня знаете – Борис Соколов, Александр Руцкой, Дмитрий Волкогонов. Говорухин в своем фильме «Россия, которую мы потеряли» говорит, что мы несли потери в 10 раз большие, чем немцы. Руцкой говорил – в 14 раз больше. Поверьте, все это противоречит архивным документам Генштаба»[335]. Тех исследователей, которые пытаются объективно подойти к исследованию проблемы советских военных потерь и разобраться в нестыковках, которые имеются в официальных изданиях, обвиняют в фальсификациях[336]. Между тем, еще в юбилейном 1995 году мне довелось встретиться с Кривошеевым и его командой на публичном выступлении в Государственной публичной исторической библиотеке в Москве. Когда Кривошеев озвучил исчисленные им и его сотрудниками официальные цифры потерь, я прямо спросил, какая у него в школе была оценка по арифметике, генерал искренне возмутился и с пеной у рта начал доказывать, что окончил школу с золотой медалью. Публика же зашикала, что вопрос некорректный. Я возразил, что вопрос корректный, и привел пример с потерями Центрального фронта в Курской оборонительной операции в июле 1943 года, доказывающий, как минимум, трехкратное занижение потерь в сборнике «Гриф секретности снят» (этот пример приводится чуть ниже). Публика была потрясена, а Кривошеев и его соратники растеряны. Только несколько минут спустя один из членов авторского коллектива сборника, ныне покойный капитан 1-го ранга М.В. Филимошин, который непосредственно и считал потери в Великой Отечественной войне и которому я ранее в частном разговоре приводил тот же пример с Центральным фронтом в доказательство абсурдности их расчетов, бросился к микрофону и растерянно прокричал, что они, дескать, не могут отвечать за чужие цифры, которые кто-то когда-то указал в донесениях. Тем не менее авторский коллектив книги «Гриф секретности снят» продолжал и продолжает настаивать на соответствии своей суммарной цифры в 8 668 400 погибших истинной величине потерь. Критики они не слышат, поскольку имеют определенное идеологическое задание.
Как свидетельствуют участники войны И.А. Дугас и Ф.Я. Черон, «ох, как много неправды и полуправды нагородили Кривошеев и его команда! Авторы занялись мифотворчеством с надеждой, что молодое поколение не разберется в событиях». Опровергая с помощью немецких цифр явно заниженные данные сборника «Гриф секретности снят» о смертности советских военнопленных – всего будто бы 1,4 млн человек, Дугас и Черон также приводят свидетельство Ф. Сетина, работавшего в Центральном архиве Министерства обороны: «Однажды накануне обеденного перерыва из отдельного читального зала, отгороженного от нас глухой стеной, вышла группа молодых людей. В этом зале работали люди с особо секретными документами.
Как потом выяснилось, это были офицеры Генерального штаба, в большинстве полковники, симпатичные, широко образованные и культурные, знающие себе цену. Как офицер в отставке и фронтовик, я потянулся к ним; в столовой, в курилке или в комнате отдыха то и дело включался в общую беседу с коллегами. Из обрывков разговоров я понял, что они занимаются подсчетом безвозвратных потерь наших войск за годы войны, для чего просматривали все архивные фонды, имеющие к этому отношение. Как мне сказали, предыдущая группа высчитала цифру более чем в тридцать миллионов. «Наверху» эту цифру не приняли. «Слишком много», – сказали. И сформировали новую группу»[337]. Очевидно, группа М.А. Гареева и Г.Ф. Кривошеева и стала той группой, которая посчитала так, как нужно было «верхам».