— Так ты там что — полноценный обыск устроил?
— Олег Владимирович… ну, право слово… тихонечко посмотрел, даже и следов особенных не оставил. Не первый день работаю, как-никак… С заместителем моим, лейтенантом Соляновым тихо-тихо ночью пошарили, фонариками себе светили. Только, думаю я, бестолку это всё…
— Почему так?
— В помойке тряпка окровавленная сыскалась — рукав от японской солдатской куртки. И кровь на нём свежая. Ушёл Шведов. И думаю я, что с концами ушел.
— Отчего же так ты думаешь?
— Ни одной фотокарточки, ни единой бумажки, что лично его касается — в доме нет. А были! Были фото, их многие видели. А ныне, вместо них, рамки пустые. Денег — ни копеечки! А они тоже имелись. И в приличном количестве, он из этого секрета не делал.
— Так-так-так… — побарабанил пальцами по столу начальник УНКВД. — Стало быть, Шведов… Ладно! Займемся! А с Кожиным что делать будем?
— А ему-то что предъявить можно? Неточности в показаниях? Так у него — сотрясение мозга. И серьёзное. Про рану в предплечье он сказал, а про то, что пуля ему ещё и вдоль головы скользнула, видать, запамятовал. А врач ему про то не рассказывал, только перевязку сделал. Раны-то там большой нет. Он говорит — вообще непонятно, как лейтенант хоть что-то помнит. Девушка та — и вовсе большую часть в беспамятстве провела. Дали по голове при задержании, а потом опиумом опоили. Проку с неё сейчас? Кроме камеры своей, да хунхузов ничего и не видела. Она-то тараторит как раз весьма бойко, да толку с того? Да и вообще… — капитан прикусил губу. — Тут, в моё отсутствие к нему корреспондент заявился — политотдел его прислал. И давай пытать Кожина — что да как было?
— И что тот ему напел?
— На статью восторженную хватило. Ладно бы — в районной газете! В «Правду» ушло. Уже и напечатали…
— Охренеть…
— Особо много лейтенант ему не сказал. Мол, хунхузы напали, похитили, а он от них сбег. Со стрельбой и драками. Про заграницу молчал, про японцев — тоже. Ну а корреспонденту и то хлеб. А уж как он про девушку услыхал…
— Представляю себе…
— Да… Словом делать теперь нечего — он у нас нынче герой. Хоть к ордену представляй.
— И представят…
— Так что я мыслю следующим образом, — Миронюк вытащил из планшета лист бумаги. — Ему сейчас отпуск положен, по выздоровлению. Пусть едет, мы за ним там приглядим. С границы его уберут, это вопрос решённый. Переведут куда-нибудь внутрь страны. Пусть работает. На месте за ним присмотр организовать всегда можно. Авось, кто и заглянет на огонёк…
Ориентировка.
Органами НКВД, за совершения ряда дерзких преступлений разыскивается ШВЕДОВ АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ, 23 апреля 1893 года рождения. Русский, из дворян. Приметы: рост выше среднего, телосложение плотное. Волосы темно-русые, чуть вьющиеся. Глаза карие, нос прямой. На правой щеке — небольшой шрам от ранения. Владеет немецким языком, может представляться иностранцем.
При аресте соблюдать осторожность, преступник вооружён. Хорошо стреляет, силен физически.
Выписка из сводки происшествий.
«…17 сентября 1935 г. при проверке поездов на станции Ачинск, нарядом милиции в составе: милиционеров Шадрина В.П. и Ковальчука С.М. — в вагоне поезда был обнаружен в бессознательном состоянии неизвестный мужчина. При его досмотре обнаружено и изъято:
1. Револьвер „Наган“ за № 26319 и 49 патронов к нему;
2. Пистолет „Браунинг“?2 за№ 11390 и 35 патронов к нему;
3. Финский нож в кожаном чехле;
4. 41 580 рублей купюрами различного достоинства;
5. 31 золотая монета царской чеканки достоинством по 10 рублей каждая;
6. Паспорт на имя Федотова Ильи Николаевича, из рабочих, 2 сентября 1890 г.р., уроженца г. Тверь, прописанного по адресу: г. Торжок, ул. Новая, дом 19;
7. Паспорт на имя Затлерса Арвида Яновича, из рабочих, 11 февраля 1892 г.р., уроженца г. Тарту, прописанного в Петрограде, 2-я линия Васильевского острова, дом 10, кв. 15;
8. Бытовые принадлежности (нижнее бельё, запасные портянки, прочая утварь)
9. Жестяная фляга со спиртом — 0,8 литра.
Обнаруженный мужчина был одет в куртку серого цвета, темные брюки и сапоги. Головного убора не обнаружено. Состояние мужчины объясняется наличием у него воспалённого ранения в левое плечо. Рана в плохом состоянии.
Нарядом милиции задержанный доставлен в тюремную больницу Ачинской пересыльной тюрьмы и помещён под охрану…»
Оперативное поручение.
Прошу проверить по учётам на наличие компрматериалов и судимости следующих граждан:
1. Федотова Илью Николаевича, 2 сентября 1890 г.р., уроженца г. Тверь, прописанного по адресу: г. Торжок, ул. Новая, дом 19.
2. Затлерса Арвида Яновича, 11 февраля 1892 г.р., уроженца г. Тарту, прописанного в Петрограде, 2-я линия Васильевского острова, дом 10, кв. 15.
Оперуполномоченный Ачинского горотдела ГУ РКМ
Младший лейтенант милиции Шаверин П.Я.Оперативное поручение.
Прошу проверить факт проживания по указанным ниже адресам следующих граждан:
1. Федотова Илью Николаевича, 2 сентября 1890 г.р., уроженца г. Тверь, прописанного по адресу: г. Торжок, ул. Новая, дом 19.
2. Затлерса Арвида Яновича, 11 февраля 1892 г.р., уроженца г. Тарту, прописанного в Петрограде, 2-я линия Васильевского острова, дом 10, кв. 15.
Оперуполномоченный Ачинского горотдела ГУ РКМ
Младший лейтенант милиции Шаверин П.Я.— Присаживайтесь! — Шаверин кивнул вошедшему на стул. — Будем знакомиться? Моя фамилия Шаверин Павел Яковлевич, оперуполномоченный Ачинского уголовного розыска. Веду ваше дело. Звание моё, надо полагать, и сами рассмотреть смогли. А вот вас, гражданин, как звать-величать прикажете?
— А вам, гражданин уполномоченный, это не всё равно?
— Было бы всё равно, я б попусту времени и не тратил. Одного факта изъятия у вас оружия, да ещё в таком количестве, для суда выше крыши достаточно.
— Раз так — Федотов я, Илья Николаевич. Все прочее в бумагах написано.
— В каких именно бумагах? У вас два паспорта было!
— А второй я нашёл. Мало ли что в жизни бывает? Лишний документ никогда помехою не станет.
— Оружие и деньги вы тоже, надо полагать, нашли?
— Деньги мои! Честно заработанные за много лет.
— И каким трудом вы их зарабатывали? По тем же бумагам судить, так вы из рабочих будете? Где трудились?
— Слесарем работал…
— Где именно?
— Не помню…
— Забывчивостью страдаете? Это плохо. Врач говорит, что вы долго в беспамятстве лежали, может быть, это повлияло? Совсем-совсем ничего не помните?
— Кое-что помню.
— Уже лучше. А ранили вас где?
— Напали какие-то… стрельнули…
— Из чего?
— Вроде, из обреза.
— И за что ж вас так-то?
— Должно на деньги позарились. В столовку заходил, расплачивался, там и подсмотрели…
— А что ж так? Мужик вы крепкий, опять же — с оружием. И не отбились?
— Убег я. А стрелять… лишнее оно. Крови за собою не оставил — и ладно.
— Где оружие-то отыскали?
— Дык… сейчас, пожалуй что и не вспомню… давно было.
— Понятно, гражданин Федотов. С памятью у вас плохо, ничего-то толком и не помните. Что ж делать тогда с вами? В больнице держать уже не надобно, врач сказал — здоров. А в одиночке — несподручно более, такое место ещё и заслужить надобно. Мало их — мест-то! Тюрьма и так переполнена — народу много. Так что, не обессудьте, а переведу я вас в общую камеру. Поскольку человек вы непонятный, но с оружием задержанный — будете сидеть у уголовников. Народ это тертый, жизнью битый… Ну да вам, как я думаю, не привыкать. Найдёте и с ними общий язык. А уж если не найдёте… стучитесь в дверь, помогут… может быть, если успеют. Только уж память свою перед тем освежить попробуйте, зачем вы мне беспамятный-то?
* * *Лязгнул замок, и дверь в камеру распахнулась. Появившийся на пороге корпусный надзиратель, окинул камеру внимательным взглядом.
— Ну-с, граждане зеки, принимайте постояльца! — посторонился, пропуская внутрь нового обитателя.
Сидевший около окна пожилой зек, наклонил голову и по этому знаку, один из заключённых мухой метнулся к рукомойнику. Схватив полотенце, он ловким движением расстелил его перед дверью.
Входящий новичок с порога оглядел свое новое жилище. Камера была не очень большой. Метров десять-двенадцать в длину и пять метров шириной. Стоявшие по бокам неё трехъярусные нары занимали большую часть места, оставляя посередине свободный проход чуть уже трех метров. Сейчас на нижнем ярусе нар сидели около двадцати человек. Некоторые стояли сбоку. Вдоль правой стены нары были выстроены в более короткую линию, занимая меньше места. В освободившемся углу размещалась параша. Окно в камере было только одно, забранное частой решёткой и увенчанное снаружи «намордником». Под ним приткнулся к стене стол. И за ним, слегка обособившись от остальной массы заключённых, сидели пять человек.
Опустив глаза, вошедший увидел у своих ног, лежащее на полу, полотенце.
Коротко усмехнувшись, он демонстративно и неторопливо на него наступил. Оглядев присутствующих, шагнул дальше.
— Здорово братва! Честным бродягам моё уважение! — медленно наклонил он чуть набок голову. Спокойно отодвинув рукою с дороги мешавших ему людей, новичок подошел к столу. Неторопливо поставив на него заплечный мешок, распустил горловину.
— На общак! — и на стол легла пачка махорки.
Командовавший в камере пожилой зек, сделал легкое движение рукой. Сидевшие на нарах люди потеснились в стороны, освобождая место новичку. Тот невозмутимо на него опустился.
— И кто ж таков к нам пожаловал? — спокойно спросил пожилой. — Обзовись, коли пришёл.
— Франт.
Пожилой посмотрел на сидящих рядом зеков. Тишина. Потом один из них сделал отрицающий жест, словно говоря — не знаем такого.
— Ну а я — Митяй Красносельский, — в свою очередь ответил пожилой. — Слышал обо мне?
— Нет.
— Надо же… и я про тебя не слыхивал, бывает же такое! — развел руками пожилой. — Откуда ты к нам, гость залётный? Чем промышляешь?
— По-разному… — уклончиво ответил гость.
— И в каких краях?
— Далеко. Отсель, пожалуй, что и не видать.
Митяй внимательно посмотрел на расстегнутый ворот рубашки. Франт усмехнулся и неторопливо расстегнул её всю.
— Ну?
— И как так тебя понимать, мил человек? — поднял бровь пожилой. — Говоришь ты словеса правильные, ведёшь себя по закону, а про себя сказать не хочешь? Да и наколок у тебя наших нет? И не слышал про тебя здесь никто…
— Одна хата — ещё не вся крытка, Митяй. А что до партачек — не можно мне их иметь.
— Отчего так?
— Жизнь такая… сложная, Митяй.
— А кого из людей знаешь?
— Никиту Пестрого, Валька Тамбовского, Папу Вову… хватит?
Пожилой зек переглянулся со своими ближними. Двое из них согласно кивнули.
— Есть такие.
— Надо будет — ещё кого-нибудь вспомнить могу.
— Пока не надо. За тебя они сказать могут?
— Без базара. Скажи — Франт кланялся, и здоровья желал крепкого. Только так и никак иначе.
— Скажу, не сомневайся. А пока суд да дело — располагайся! — указал Митяй место на втором ярусе.
Франт недобро усмехнулся. Поискал глазами и, вытянув руку, подтащил к себе кружку, стоявшую на краю стола, около сидевших рядом с пожилым зеком воров. Повертел её в руках, поставил на стол…
Хлоп!
Почти никто из присутствующих не заметил молниеносного взмаха руки.
На столе лежала жестяная лепешка неправильной формы, лишь частично напоминавшая кружку.
— Я, Митяй, тоже пошутить люблю…
— Красиво… — невозмутимо кивнул тот.
С нижней койки, неподалёку от окна, вскочил парень и суетливо вскарабкался на то место, которое только что предлагалось новичку.
— Благодарствую, — кивнул Франт, пристально глядя на Митяя.
— Не за что…
После ужина Франт подсел к Митяю.
— На два слова…
— Говори.
— Не при всех.
— У меня от народа секретов нет.
— Сам и решишь после, кому сказать, а кому нет.
Смотрящий окинул собеседника оценивающим взглядом. Ведёт себя спокойно, возбуждения никакого нет… Ладно, посмотрим.
По жесту руки, сидевшие рядом зеки, встали со своих мест и отошли в сторону.
— Достаточно?
— Вполне. Не веришь мне, Митяй?
— Не верю. Непонятный ты человек… не наш. И поведение твое странное.
— Всё верно. На первый взгляд так оно и выглядит.
— А что, ещё как-то посмотреть можно?
— Вся байда в том, Митяй, что работал я, в основном, не здесь.
— И где ж ты трудился?
— Харбин, Берлин… много где пришлось побывать. А там, на наколки иначе смотрят, нежели здесь. Китайцы — так попросту перо засадить могут, даже не говоря ни о чём. У них там — свои понятия.
— Не слышал.
— Да и я не знал. Одел не то, наколку не ту, по их понятиям, сделал — все, косяк. А немцы — так и вовсе, партачки засекли — пожалте бриться! Работать уже не дадут.
— И что? Не должен вор от масти своей отказываться — не по закону это.
— Я, Митяй, когда работать начинал, так сразу там. К нам уже после попал, лет через десять. И не могу, просто права не имею такого, из-за гордости своей, серьёзных людей подводить.
— Мудришь ты что-то…
— Не торопись, ладно? Маляву пошлешь — там все и пропиши, только без того, что я тебе ныне скажу.
— И что ж ты такого важного делал, друг ты мой ситный?
— От легавых тамошних людей серьезных сберегал. Дабы не попалили их раньше времени. Чтобы дело своё они без помехи до конца довести смогли. Вот и должен я выглядеть так, чтобы ни один глаз недобрый меня самого раньше времени не срисовал бы.
— Хм… А сюда как попал? Не помогли тебе хитрости?
— Смотри, — Франт приспустил с плеча рубашку. — След видишь? Подстрелили меня, рана воспалилась, вот и обеспамятовал. В беспамятстве и повязали легавые.
Зек внимательно рассмотрел руку, потрогал свежий рубец.
— Не врешь…
— Проверь. В больничке у вас свои люди есть.
— И проверю. Так что, пока можешь спать спокойно…
Агентурное сообщение.
Агент «Красивый» показал, что вновь прибывший в камеру з/к Федотов, объявил себя законником, имеющим кличку «Франт». Назвал имена воров, которые могут подтвердить его личность.
Оперативное поручение.
Прошу проверить по учетам, проходит ли по уголовным делам и оперативным материалам лицо по кличке «Франт».
Оперуполномоченный Ачинского горотдела ГУ РКМ
Шаверин П.Я.
Телефонограмма
ИНО ГУГБ НКВД СССР
Согласно Вашему распоряжению за? 341/8 сообщаю Вам, что в центральную картотеку ГУ РКМ поступил запрос о выявлении связей фигуранта «Франт». Запрос направлен из Ачинского горотдела ГУ РКМ оперуполномоченным Шавериным П.Я.
Начальнику УНВКД по Западно-Сибирскому краю
Комиссару госбезопасности 3 ранга Каруцкому В.А.
Прошу вас, в срочном порядке, этапировать в г. Москву, в распоряжение ИНО ГУГБ НКВД Федотова Илью Николаевича, 2 сентября 1890 г.р., уроженца г. Тверь, прописанного по адресу: г. Торжок, ул. Новая, дом 19.
В настоящий момент указанное лицо находится в ведении Ачинского горотдела ГУ РКМ. Следствие по его делу проводит оперуполномоченный указанного отдела Шаверин П.Я.
Начальник ИНО ГУГБ НКВД СССР
Комиссар госбезопасности 2 ранга
А.А. Слуцкий.— Франт, — подошел к полулежащему на койке человеку тщедушный зек. — Митяй тебя зовёт.
— Добро, — тот провёл руками по щекам, ощупывая щетину. — Иду.
На своём месте, у окна, расположилась руководство камеры. Рядом с Митяем сидели два крепких зека, ещё один уселся на койке напротив.
— Здрав будь, Митяй! — поприветствовал его Франт. — Что звал? Дело какое есть?
— И тебе не хворать, Франт. Присаживайся, — указал рукою смотрящий.
Сидевшие напротив него зеки потеснились и Франт, кивнув в знак благодарности, присел на освободившееся место.
— Малява пришла… — пожилой зек оценивающе посмотрел на своего собеседника.
— И что? Читай, раз позвал.
— И прочту… Ничего ещё сказать не хочешь?
— С чего бы это вдруг? Я не адвокат, мне за болтовню не платят!
— Я и смотрю… сколько уж тут сидишь, а сказал едва несколько слов! Неразговорчивый ты!
— Жизнь заставила, Митяй. Молчание — золото, так народ говорит.
— Как когда… — смотрящий развернул бумажный шарик. — Степа! У тебя глаза зоркие, а тут света немного… прочитай нам.
— Сей момент! — тщедушный зек осторожно взял у вора комок бумаги, расправил его на столе. — Так…
Франт откинулся назад, облокотившись на чей-то мешок, лежавший сейчас на койке. Его сильные руки расслабленно лежали на столе.
— Вот что тут написано… Большинство воров такого человека не знает…
Митяй вонзил свой внимательный взгляд в лицо собеседника.
— Как это так — а, Франт? — с нажимом спросил он.
— Там ведь и дальше что-то есть, — не поднимая голоса, произнес тот. — Может, сначала до конца прочитаем, а?
— Добро… — с угрозой в голосе произнес смотрящий. — Читай, Степа!
— Папу Вову расспросить нам не удалось по причине уважительной — помер он, ещё в прошлом году.
— Мир его праху! — наклонил голову Франт. — Авторитетный был вор!
Присутствующие наклонили голову в знак согласия.
После небольшой паузы, чтец продолжил прерванное занятие.
— Никита Пестрый сказал, что такого человека знает и подписаться за него готов…