«Или» не будет. Никуда она не денется. Завтра, как миленькая, окажется на месте, притащив из дому пирожки или оладьи. Славку терпеть не может – на самом деле очень даже может. Бакшарову давно бы ее приголубить, но Сашка знает, в вопросах любви он полный профан. Не любит свое отражение в зеркале, думает, и другие не в состоянии найти в нем ничего симпатичного. Лада ему нравится, сама делает попытки сблизиться, а он… Короче, дурак набитый.
– Лада, твои пирожки совершенство, – начал Сашка дразнить шефа. – И ты совершенство. Я почти совершенство. Давай соединим наши совершенства? Лада, можно я женюсь на тебе?
– Ты еще маленький, – смягчилась Лада.
– Как маленький! Я выше тебя!
– В принципе, я согласна подумать. Тебя еще можно перевоспитать, а вот Бакшарова…
– Марш печатать фотки, – строго сказал нахохлившийся Бакшаров и первым направился к компьютеру.
За его спиной пересмеивались Лада и Сашка, последний сделал несколько обезьяньих движений, изображая радость, мол, достал-таки шефа. Повернувшись к ним, Слава застал в нелепой позе наглеца, скрестил руки на груди и с угрозой сказал:
– Та-ак. И это за спиной? В следующий раз буду учить уважать старших методом прабабушек, учти, мое воспитание основывается на применении физической силы. Восполню пробелы родителей вот этим.
Слава показал приличный по виду кулак, Сашка свел глаза в кучу, к переносице… Звонят. Лада легко убежала за дверь и почти сразу сообщила:
– Тулин Сергей пришел.
Сергей делал над собой невероятные усилия, превозмогая нежелание ехать на похороны Олега, и опоздал. Симич не успел стать значимой фигурой в управленческом аппарате, потому хоронили его из дому, а не устроили пышных проводов из ДК. Отца не было, он срочно укатил в командировку, на самом деле залег на даче, но об этом ни одна душа не знала.
Смерть Олега потрясла приближенных мэра, вокруг шептались, пожимали в недоумении плечами, не понимая причин ухода из жизни. Официальная версия – застрелился из-за тяжелого заболевания, но само заболевание хранилось в тайне, что дало повод для разных умозаключений. Но ни слова об убийстве. Цезари вне подозрений!
Через головы провожающих Олега Сергей видел у гроба Васкова, Тернова и Бельзина со скорбными лицами, к ним не присоединился. Принародно он держался в стороне от замов и отца, поэтому в городе мало кто знал его в лицо. Он отворачивался всякий раз, стоило кому-то отойти и открыть обзор на гроб. Смотреть на убитого из собственного ружья, задавать один и тот же вопрос и не находить ответ было выше сил. Среди толпы слонялся Бакшаров, сунув руки в карманы видавшей виды кожаной куртки. Он прислушивался к разговорам, вглядывался в лица, к Сергею не подходил. Вчера Сергей познакомился с ним.
– Давай на «ты», так проще, – предложил. – Меня зовут Слава. Выкладывай, что знаешь.
– Я ничего не знаю.
Коренастый, небольшого роста, пухлый Слава, примерно того же возраста, что и Сергей, на классного сыщика не тянул, доверия не внушал и, кажется, мало заботился об этом. Он резво ходил по кабинету, заваленному бумагами, книгами, фотографиями и газетами, рылся на столе, где черт не то что ногу сломит, но и рога. Из груды бумаг и папок он вытащил конверт, груда поползла и посыпалась на пол, Слава пытался остановить падающий поток руками.
– Извини за бардак… На, изучи пока.
В Сергея полетел конверт, а сыщик стал поднимать с пола бумажное хозяйство. В конверте лежали фотографии. Знакомая река, следы на берегу, Олег… Убитый Олег… Его лицо крупным планом, вся фигура на берегу, фотография раны, ружье… Дальше Сергей не стал смотреть, зрелище не из приятных. Он опустился на стул, хотя Слава не удосужился предложить присесть. Тот к тому времени все собрал, бросил в беспорядке на стол.
– Не нравится? – спросил он Сергея. – Мне тоже. Кофе хочешь?
После фотографий кофе не хотелось, Сергей отказался.
– А я выпью. – Слава поставил кофеварку, искоса наблюдая за Сергеем, взял стул, подсел к нему, оседлав верхом. – Зря не досмотрел до конца. Для наблюдательного человека они могут оказаться интересными.
– И что там может показаться интересным? Я пойму с твоих слов. – Сергей достал сигареты. – Можно?
– Кури, кури. Сам я не курю, но разрешаю дымить всем. Ты ребусы любишь?
– Не увлекаюсь.
– А я люблю. Развивают аналитическое мышление. Так вот. Фотки сделаны в подробностях, запечатлели буквально каждый сантиметр вокруг трупа. Наблюдательный человек, посмотрев их, определит однозначно: это ребус, в котором ни хрена не поймешь.
– Совсем? – разочарованно протянул Сергей, утвердившись в позиции, что Слава сыщик неважный.
– Будем искать ключ, – ответил тот.
Заиграл оркестр, раздался плач, люди умолкли. Бежать, бежать захотелось Сергею, и как можно дальше… Но процедуру похорон надо выдержать, хватит того, что сбежал отец. Гроб загрузили в катафалк, люди разместились в автобусах и легковушках, похоронная процессия двинулась к кладбищу за городом. По дороге он вспоминал вчерашний разговор с Бакшаровым…
– Есть несколько вопросов. Какими делишками занимался Симич? С кем он встречался на охоте? По логике он договорился о встрече, иначе какого рожна поперся к реке? Дальше. Что он мог нести, кроме твоего ружья? Что-то очень тяжелое. Вот смотри… (Слава разложил несколько фотографий, не говоривших Сергею ни о чем.) Сравни. Эти ведут в реку, эти из реки, вот они вместе. Видишь разницу? (Разницу Сергей не видел.) Повезло, что не было прилива. Вообще-то белиберда получается, принес ружье, отдал в руки убийце, на, дескать, стреляй в меня? Как мог забрать убийца ружье? Дальше. Что за лодка была? Откуда? Кто в ней находился? Один или еще кто-то? За что его могли пришить? Видишь, на сколько вопросов надо ответить? И нет ни одной зацепки. Такие преступления относятся к разряду нераскрываемых.
– И никакой надежды? – спросил Сергей.
– Надежда всегда есть, это ничего еще не значит. Может, ты что-то недоговариваешь? Подумай и лучше расскажи, иначе не сложим твою надежду. Говорю прямо: хочу, чтоб ты мне доверял. Боюсь, и Кагалин не все выложил. Знаешь, я ему всем обязан, подставить его никому не дам. Когда меня мать бросила, он единственный…
– Как бросила?
– Ты с луны свалился, не знаешь, как бросают? Мне лет девять было. Помню, мы с ней ездили по разным городам, натуральные бомжи. Приехали сюда, попрошайничали, потом она села в поезд, а я остался на перроне. Один, без документов, не помнил фамилию, безграмотный, голодный, до смерти напуганный. Я еще тогда решил: со своими детьми никогда так не поступлю, если они у меня будут. У тебя дети есть?
– Нет, – тихо сказал Сергей, вспомнив Веру.
– Что так? Ты уже дядя со стажем (дядя – так называла его Наташка), с достатком, мужик видный, кому, как не тебе, детей иметь? Ладно, твое дело. Так вот, однажды я украл в буфете вокзала булки с колбасой. А народ у нас… всякий. Бить начали. Мент Кагалин меня вырвал. Потом был приемник-распределитель, потом детдом. От Кагалина меня еле оторвали, я боялся, что без него опять бить начнут. Но он пообещал навещать меня и в обиду не дать. Навещал. Брал гулять, дома я у него бывал. Отчество у меня его. Потом определиться помог, выучился я благодаря ему. Ты понимаешь, к чему я? Он не должен пострадать.
– Что мне делать? – окончательно скис Сергей.
– Наблюдать, вспоминать, запоминать. Наблюдай за знакомыми, вспоминай их отношения с Симичем, запоминай каждый свой шаг, неожиданную встречу, все, на что обращаешь внимание. О каждом проведенном тобою дне должен давать мне письменный отчет, вплоть до похода в сортир. (Сергей сморщился.) Да, да, не кривись, пиши подробный роман о себе. Еще! Не отказывайся ни от одного приглашения, но сразу сообщай мне. По возможности я буду присутствовать. Запомни, все это для твоей пользы. Я не враг тебе. И последнее. Вспомни, с тобой за последнее время ничего не случалось? Что-нибудь необычное?
Лора… Наташка… Ружье украдено… Олег… Рассказать?
– Не припомню, – солгал он.
– Если припомнишь, сообщи.
Сергей встал, уныло побрел к двери, его остановил Слава:
– Все-таки, почему Кагалин считает, что тебе грозит опасность?
– Спроси у него. – И вышел.
– Не хочешь говорить, – тихо сказал Бакшаров, оставшись один. – Но тебе придется выложить мне все, если ты не виноват, как считает дядя Вася. Жаль, время упустим.
– Слав, – раздался голос Сашки за спиной, – считаешь, он виноват?
– Виноват. Из его ружья застрелен человек.
– А он не мог убить Симича? – осторожно предположил юноша.
– Все возможно. Кагалин его причастность отвергает категорично, я ему верю. К реке ушел Сергей без ружья…
– Мог незаметно вернуться в усадьбу и так же незаметно уйти.
– Все возможно. Кагалин его причастность отвергает категорично, я ему верю. К реке ушел Сергей без ружья…
– Мог незаметно вернуться в усадьбу и так же незаметно уйти.
– Мог, – согласился Бакшаров. – Есть еще вопрос: где ружье Симича? У него дома нет. Да и странно Сергей в таком случае поступил: бросил свое же ружье у трупа. Нелогично. Кстати, отпечатков на ружье нет, как из магазина. Руки у Симича были без перчаток, без варежек, а ни одного отпечатка. Значит, убийца стрелял хладнокровно, не забыл тщательно протереть ружье.
– Ну, а вдруг все же Сергей?
– Тогда ему придется убить меня. Но пусть попробует.
Похоронили Симича быстро – начинался дождь, и неразумно было месить грязь вокруг могилы. На кладбище Сергей первый раз взглянул на Олега, и его передернуло. Последний удар лопаты завершил печальный ритуал, могилу второпях забросали венками и цветами, бегом ринулись к машинам.
Мэр снял кафе, оплатив поминальный обед. Траурные речи перемежались похвалами в адрес Олега, поднимались полные рюмки, секунды хранилось скорбное молчание, выпивалось все до дна, весело позвякивали вилки и ложки… «Ужасный обычай», – подумалось Сергею, он вышел. Дождь хлестал как из ведра. Остановившись под навесом, Сергей закурил, не решаясь сделать шаг под проливной дождь. С пятницы все как-то складывалось не так… А Бакшаров вчера лишь укрепил тревогу внутри. И Вера…
В понедельник, приехав в офис, первое, что сделал Сергей, набрал номер бюро:
– Ларская Вера работает у вас?
– Да. Пригласить ее?
– Если не трудно.
Минута длилась изнурительно долго. Сергей волновался, а звонил, чтобы удостовериться: не ее ли он встретил в трамвае.
– Я слушаю, – сказала она. Она, она!
Так все это время Вера находилась рядом? Работала там же! А он ее успешно похоронил. Все это время? Нелепость.
– Вера, это я… (Она молчала.) Я, Сергей…
Гудки. Не хочет его видеть, не хочет слышать. Что имеем, то не ценим, потерявши… Женская рука поставила на стол чашку с чаем. Поднял голову – Зося. На этот раз его не рассмешил кукольно-строгий вид девушки, наоборот, Сергей вдруг оказался способным на жалость.
– Зося, я не люблю чай.
Попробовала бы она принести чай несколько дней назад, пожалела бы, что на свет родилась.
– Знаю. Но кофе кончился, – ответила Зося.
– А магазины закрылись на вечный ремонт?
– Сбегать некому. У меня много работы, я не пойду. Так что пейте чай. Без сахара.
Смешная. Выходит, она не забывала о его привычках, а старалась угодить, вот и сыпала сахар в кофе.
– Зося, ты сердишься на меня?
– Я?! Нет. С чего мне сердиться?
Вздернула маленький носик и вышла из кабинета с чувством собственного достоинства. Сергей громко и тяжко вздохнул. Он всем приносит одни неприятности, даже себе, он обманывает надежды, теперь, можно сказать, приносит и несчастья. На следующий день перед поездкой к Бакшарову он снова взялся за телефон.
– А кто ее спрашивает? – спросил молоденький голос.
– Подруга. – Сергей ответил нарочито басом.
В трубке хихикнули и весело крикнули:
– Вера, тебя подруга-гермафродит спрашивает.
Раздался смех, а через несколько секунд:
– Я слушаю.
– Вера, подожди, не бросай трубку, я прошу тебя… – быстро заговорил Сергей. – Вера, нам надо встретиться. Я…
Гудки. Вот тут Сергею впервые за много-много лет захотелось плакать. В детстве он часто лил слезы по каждому пустяку, зная, что это хорошее воздействие на взрослых. С таким орудием, как слезы, можно было получить лишнюю конфету, понравившуюся игрушку, любовь родных и утешение. Сейчас он нуждался в утешении более, чем когда-либо, а рядом – никого. Вокруг пусто. По-детски расплакаться взрослому дяде мешал стыд даже наедине с собой.
Порывы ветра ломали ровные струи ливня, в такие моменты дождь захватывал и крыльцо под навесом, где стоял Сергей. Вода попала на сигарету, он отшвырнул ее, бегом побежал к машине, подняв воротник плаща. Решил встретить Веру сегодня же и поговорить. Повезло удачно припарковать машину, через лобовое стекло он видел дверь в бюро. Дворники со скрипом отодвигали воду по стеклу, напоминая маятник старинных часов в доме родителей. Минута прошла… Десять… Двадцать… Час.
Она появилась на секунду, сразу же взорвавшийся зонт закрыл ее куполом. Сергей вышел из машины, энергично направился к Вере, не видевшей его из-за зонта. Они столкнулись. В первый момент на ее лице появилась паника. Мгновение – и она развернулась, чтобы уйти. Сергей схватил ее за локоть, не говоря ни слова, потащил к машине, втолкнул внутрь, сел рядом. С другой стороны дверца авто была заперта, уйти Вере не удалось. Она так и осталась сидеть, схватившись за ручку дверцы, отвернувшись от Сергея.
– Почему ты бегаешь от меня? – спросил он, переводя дыхание.
– Ты, как всегда, применяешь силу.
– Вера, почему?
Она повернулась… Нет, он ошибся, Вера очень изменилась. Холод отчуждения увидел он в ее лице.
– Нам незачем встречаться.
– Я думал, что ты… Я искал тебя, Вера.
– Да? – Она приподняла одну бровь, отчего лицо стало еще и недоверчиво-насмешливым. – По-моему, ты быстро утешился.
Где-то он слышал подобную фразу в свой адрес. К сожалению, это было так… Но это было не так! Сергей молчал, молчала и Вера, оба слушали дождь, колотивший по крыше автомобиля.
– Как мама? – спросил он, пытаясь пробить стену отчуждения.
– Мама умерла.
– Прости, я не знал. Я ничего не знал о тебе…
Снова молчание. Тоскливое со стороны Сергея и напряженно-неприступное со стороны Веры.
– Ты одна? Живешь одна?
– Да, одна. Еще что тебя интересует?
– Я хотел спросить… Что стало… с… с…
– Ребенком? Можешь спать спокойно, его нет.
– Почему? – вырвалось у Сергея.
Преглупый вопрос. Вера рассмеялась:
– Я не понимаю тебя, Сережа. Ты думал, я буду сидеть у окна и высматривать, не идешь ли ты? Или я должна была родить ребенка, затем благодарно сносить тяготы судьбы и героически преодолевать трудности, любя тебя до конца дней своих? Нет уж, спасибо.
– Вера! – резко оборвал ее Сергей. – Не то, не то ты говоришь.
– Отпусти меня, нам вообще не о чем говорить.
Сергей стоял у открытой дверцы машины. Сначала выпрыгнул зонт, потом, словно нехотя, вышла Вера. Сейчас уйдет. Защемило сердце. Она зашагала прочь, она уходила. Сергей перегородил ей дорогу:
– Вера, все не так. Я искал тебя… Но мне сказали, ты умерла. Вера, не уходи. Ты нужна мне.
– Это ты должен был сказать мне в тот день, когда ушел. Сейчас поздно… Слишком поздно. Больше не надо встреч.
Она сделала движение, порываясь уйти, но Сергей удержал ее, тогда Вера добавила:
– Ты мне больше не нужен, Сережа. Пусти.
Дождь хлестал по лицу: получай! получай! Грязные потоки воды хохотали над ним, став свидетелями неудачи, а серый, мрачный, равнодушный город не сулил покоя и радости. Хотелось разрушить этого серого монстра или утонуть в бурлящих потоках вонючей воды. Он не сделал ни того, ни другого. Просто напился дома, спрятавшись от всех, не отвечая на звонки, не получая облегчения. Упав в изнеможении ничком на диван, попав в карусельный вихрь опьянения, он слышал одну фразу, летевшую за ним по пятам. И не мог определить, кто произносит слова его голосом, пытался раскрыть глаза, посмотреть хотя бы, где находится, откуда доносится его же голос – не удавалось, слипались веки, тело неслось в круговороте. А голос повторял: «Если бы сейчас ты умер…»
Просматривая видео не первый раз, проматывая скучные эпизоды, а некоторые пересматривая неоднократно, Черемис так и не смог понять, что же его не устраивает в бурном романе Васкова и Ларской, что настораживает.
– Гена, – позвал брата, – иди сюда.
Тот появился с закусками на подносе. Витек сорвался с работы, отпросившись у Васкова, сразу после звонка Гены, на дворе ночь наступила.
– Посмотри свежим взглядом вчерашнюю съемку, – попросил Черемис. – У меня в глазах рябит.
– А что ты хочешь увидеть? – заинтересовался Гена, усаживаясь в мягкое кресло рядом с братом.
– Если и ты ничего не увидишь, значит, видеть нечего. Тогда все нормально. Давай с ее входа.
Промокшая Вера входит в номер. Илья заботливо раздевает ее, целует руки, колени, обнимает…
– Это после похорон-то! – не одобрил Черемис. – Жене, небось, набрехал, мол, на поминках утешал вдову. Развратная скотина. Что он в ней нашел? Дома такая королева ходит…
– Ну почему? Девочка ништяк. Тут такая ля мур, Витек! Запросто можно продавать как порнуху. Знаешь, какие бабки отваливают за русскую порнуху? Мрак! Жаль, звука нет. Смотри, смотри! Как он ее жарит!.. Уфф!
Гена вытер взмокший лоб, протирал очки, старший брат не разделил его восторгов, осадил: