Заглушить движок, слава богу, господин управляющий не успел, и мне не пришлось тратить драгоценную мускульную энергию. Я ее, кстати, вообще на подобные вещи не должен тратить. Ни в одном приказе не сказано, что участковый инспектор обязан заводить служебную машину ручным стартером. С другой стороны, в своих коричневых ботинках я далеко не уйду…
Все вновь оказалось чисто. В плане криминала. Опытный Фарид сразу узнал бедного юношу. Местный наркоман с трехлетним стажем и не сложившейся личной жизнью. Врач навскидку подтвердил версию с передозировкой. Тут же, в траве, валялся затертый одноразовый шприц. Вряд ли кто-то силком накачал товарища. Не та птица. Самоликвидатор.
Пока я определялся с версиями и, сидя в «Козле-Гелендвагене», творил второй протокол осмотра, дававшийся, к слову, значительно легче первого, подкатил уже знакомый нам желтый автобус с черной полосой. С возвращением…
— Оперативно они сегодня, — заметил Фарид, — иногда часов по шесть ждешь. А жмур на улице лежит, под дождем мокнет. Хотя ему уже все равно.
Железный Дровосек держался на ногах самостоятельно, Страшила Мудрый опирался на носилки. Я ребят не осуждаю, профессия специфическая, малоприятная, без снятия внутреннего напряжения не обойдешься. Да и денек выдался суровым. Сплошные поминки. Поэтому нас они узнали не сразу. Узнав, принялись жаловаться:
— Как прорвало!.. Один за другим… Даже на обед не успели заехать. Чего тут у вас?
Мы указали на покойника. Страшила бросил носилки перед скамейкой, сам уселся рядом с наркоманом и закурил. Сидеть было некомфортно, и, пока напарник привязывал бирку, он пару раз заваливался на плечо соседа по скамье. Устал. Мертвецов ворочать — это вам не подвиги совершать в Изумрудном городе.
Закончив с биркой, труженики черного фронта погрузили наркомана на носилки и, не вынимая сигарет изо рта, поволокли к автобусу. «Мы в город Изумрудный // идем дорогой трудной, // идем дорогой трудной, // дорогой не прямой…» Их движения нельзя было назвать легкими и отточенными, но, так или иначе, покойный занял свое место среди собратьев по несчастью.
— На базу, Валек? — поинтересовался Страшила у старшего товарища, являвшегося, судя по всему, в их связке главным.
— На базу пока нельзя. Палыч застукает, что бухие, хайло раззявит. Часиков в девять свалит, спокойненько вернемся. Если чо, скажем — аккумулятор сдох. Сейчас заскочим, пообедаем. Заодно позвоним, нет ли еще заявок?
— Как скажешь.
По всей видимости, Палыч служил в морге большим начальником и пользовался уважением у персонала.
Когда я вручал Вальку копию протокола осмотра и сопроводиловку, бросил взгляд в утробу автобуса. Но ничего не увидел. Окна у пассажирских мест были зашторены плотной черной тканью. Но и хорошо, что не видел. Зачем знать, что ждет тебя впереди? Надеюсь, далеко впереди.
Валек уселся за штурвал, завел двигатель, и автобус вразвалочку покатил по парковой дорожке.
— Чувствую, еще сегодня встретимся, — проводил его глазами управляющий.
— Тьфу-тьфу… Сегодня хоть и тринадцатое, но не пятница, а вторник.
— Но все же тринадцатое.
На обратном пути по просьбе Евсеева, докричавшегося до нас по рации, мы завернули к торгово-развлекательному центру, чтобы забрать у постового пьяного. Пьяным оказался тот самый нищий с мегафоном. Кормилец-мегафон был привязан к шее крепкой цепью, чтоб не отобрали. Нищий не сопротивлялся, ему было уже хорошо. Его трудовой день завершился. В отличие от нашего…
Не знаю, закончил ли Евсеев партию в эротический тетрис, но мы с Фаридом сразиться в нарды в тот вечер так и не сумели. Заявки посыпались одна за другой, на любой вкус. И семейные драмы, и жалобы на шумных соседей, и пьяные потасовки в заведениях культурного досуга с применением колюще-режущего оружия. И даже сбежавший, вернее, уползший из квартиры какого-то богатого чудака двухметровый удав, которого мы, разумеется, искать не стали, отослав хозяина к МЧС. Я держался мужественно и, в отличие от опытного напарника, не ныл, ведомый в бой чувством долга и мечтами о служебной жилплощади. При этом считая часы до полуночи, когда тринадцатый день месяца сменит менее зловещий четырнадцатый.
Но темные силы просто так не сдавались, на то они и темные. Нанесли последний удар за пять минут до финиша. Их верный вестник Евсеев влетел в комнату отдыха, когда мы расставляли фишки на доске.
— Хватит дурака валять. Опять жмурик.
— Не, блин, сегодня точно прорвало! — возмутился Измагилов. — Дай хоть одну партейку сыграем!
— Партейка подождет. Как бы там не мокруха… Жена домой вернулась, а на пороге мертвый муж. Она, похоже, бухая. Может, сама и замочила. Сгоняйте, проверьте. Если криминал, я опера пришлю. Вот адрес.
Про опера мы слышим, кажется, в третий раз за смену.
Двор, дождь, джип, заводной ключик… Через месяц я смогу занять первое место на олимпиаде по ручному запуску двигателя.
Адрес находился в самой отдаленной точке нашей территории, возле железнодорожной насыпи, в одном из бараков, возведенных еще после войны пленными немцами. Вернее, это тогда они были бараками. Впоследствии их немного подштукатурили, подлатали и предоставили гегемону, вернувшемуся с лесоповала и не имевшему собственной жилплощади. Милое и душевное местечко, названное народом Кварталом Синих Фонарей из-за обилия синюшного контингента и разбитых физиономий. Это, конечно, не бразильские фавелы, но иностранцам там лучше не появляться. Да и своим тоже. Можно не найти обратной дороги по причине потери зрения. Сегодня мы уже ездили в Квартал на дуэль, устроенную местными дворянами. Еле развели господ по углам ринга, отобрав «розочки». Высший свет, одним словом. Сейчас я предусмотрительно захватил фонарик, ибо электроэнергию в большинстве бараков давно отключили за злостную неуплату. И в душе настраивался на криминал.
Джип стойко держался, преодолевая бездорожье. До бараков мы добрались без приключений. Измагилов мыл косточки своему любимому «Рубину», продувшему «Барселоне». «Не пора ли ребятам отдохнуть? Вместе с тренером. Суток пятнадцать. Для резвости. Им хозяева такие бабосы платят, а они даже на червонец не отрабатывают. Я понимаю — „Зениту“ продуть. Но „Барселоне“?..»
Номеров на домах не имелось, но Фарид прекрасно знал территорию и мог найти любой адрес вслепую.
— Какая хата? — спросил он, когда мы подъезжали к подъезду.
— Восьмая.
— Третий этаж, — на автомате выдал справку управляющий, выключая двигатель.
Мы оставили теплый салон джипа. Трехэтажное строение мрачно чернело на фоне еще более черного неба. Красотища. Молний не хватает, стаи ворон, раскатов грома и падающего на фоне этого самолета. Фонарик я захватил не зря. Кое-где в окнах мерцали отблески свечей или лучин. Век компьютерных технологий. Россия, Санкт-Петербург, Купчино, двадцать первый век. Правда, телефон, судя по заявке, еще функционировал.
Я зашел в подъезд первым, освещая путь и распугивая крыс. Не буду делиться впечатлениями о запахах. Замечу лишь, что отходы недельной давности по сравнению с местным ароматом — «Дольче Габбана». На первой площадке нас приветствовал наскальный текст: «Мертвые ежики уходят на север». Творчество юных наркоманов. Узнаю высокий слог.
Средних лет женщина, вызвавшая милицию, встречала на пороге. Сидя на полу. Прислонившись к стене. С недопитой бутылкой водки в руках. Я попробовал выяснить у нее, что стряслось. Дама пыталась ответить, но язык не подчинялся. Выпито было немало. Да плюс еще стресс. Хорошо, хоть смогла набрать «02».
Пока я приводил красавицу в чувство, Фарид включил свой фонарик и отправился в квартиру на разведку. Пробыл он там недолго. Секунд через тридцать вынырнул обратно.
…Крестясь! Мусульманин Фарид крестился!
Я выхватил фонариком его лицо. Паралич! Что он увидел в квартире? Минимум расчлененку!
— Лешка, — утробно прошептал он, — там… там…
— Что?!
— Строитель…
— Какой строитель?
— Первый… Это глюки… За грехи… Аллах наказал.
Я пока не врубался, о чем речь. Какой первый, какие грехи? И при чем здесь Аллах?
Отодвинув застывшего у дверей водителя, я решительно перешагнул порог квартиры, зорким глазом заметив, что вместо замка дверь охраняет потертый кушак от халата, привязанный к ручке.
Покойник лежал в коридоре, в метре от входа. Лицом вниз. На нем была брезентовая рабочая роба. Я уже не испытывал утреннего дискомфорта. Привыкаю помаленьку. Без брезгливости приподнял голову уже окоченевшего покойника за волосы и посветил фонариком в лицо…
И тоже начал креститься. Непроизвольно. Чуть не выронив фонарик. Передо мной лежал строитель, подавившейся пельмениной и подробно описанный мной в утреннем протоколе. Ошибки быть не могло. Я посмотрел на его руку. Клеенчатая бирка по-прежнему висела на веревочке.
И тоже начал креститься. Непроизвольно. Чуть не выронив фонарик. Передо мной лежал строитель, подавившейся пельмениной и подробно описанный мной в утреннем протоколе. Ошибки быть не могло. Я посмотрел на его руку. Клеенчатая бирка по-прежнему висела на веревочке.
Я выпрямился и вытер пот с лица. Тихо, спокойно… Глюки у обоих сразу быть не могут. Даже если Аллах очень сильно захочет. Светя фонариком, я двинулся дальше. Двухкомнатная квартира напоминала жилище берберов в пустыне. Минимум обстановки, максимум тараканов, грязи и пустых бутылок. В туалете отсутствует дверь, что, в принципе, не страшно. Не так давно я побывал в замке одного благородного дворянина. У него несколько туалетов, и все двери в них стеклянные. Дизайн такой, говорят, очень модно. Особенно хорошо благородным гостям и влюбленным в дворянина молодым дворянкам. Есть где продемонстрировать красивое нижнее белье. Здесь, наверное, тоже дизайн.
Покойников под ногами больше не попадалось. Я попытался отыскать какие-нибудь документы, чтобы узнать, кто здесь еще обитает, но не смог. Скорей всего, обитателей больше не имелось вовсе. Вернулся на площадку. Фарид сидел рядом с хозяйкой и тупо смотрел в темноту.
— Вставай, друг. Аллах тебя простил. Пока. Это действительно строитель.
Измагилов ожил.
— Точно?
— Без вариантов. Там бирка есть.
— А чего он тут делает?
— В гости заглянул. Пивка захотелось, пельмешку запить.
Я наклонился к женщине. Она отрубилась окончательно, весело сопя широким приплюснутым носом.
— Ты чего-нибудь понимаешь? — спросил Фарид.
— Буксую, если честно… Она, кажется, сказала, что это ее муж. Но один мужик не может иметь двух жен. Мы не на Востоке. И потом, даже если муж — не сам же он сюда пришел?! Он же, блин, — мертвый!
— Соглашусь. Мертвые сами не ходят.
— Надо позвонить в дежурку. Объяснить… Пусть Евсеев свяжется с моргом и найдет этих долбаных санитаров.
— Попробуй.
— Сначала давай ее перенесем.
Фарид поднялся с площадки, мы подхватили под руки даму, весившую килограммов девяносто, и, матюгаясь, перетащили ее в комнату, уложив там на трехногую тахту. Пришлось перешагивать через строителя, валявшегося на пути. Но я уже давно плюнул на все приметы. В той же комнате обнаружил рыжий телефонный аппарат времен социалистической интеграции, набрал номер и объяснил Евсееву ситуацию. Дежурный, как я и предполагал, не понял ничего. Приказал не дурить ему голову и возвращаться в отдел.
Я б и сам, наверное, ничего не понял. Да и никто б не понял.
— Что делать будем? — задал вполне уместный вопрос Фарид.
— Без понятия. Но протокол я писать не собираюсь. Уже написан…
Измагилов закурил. Я стрельнул у него сигаретку и закурил тоже, хотя являюсь сторонником здорового образа жизни и зимой бегаю на лыжах. С минуту мы молчали, обдумывая необычную ситуацию.
— Его здесь оставлять нельзя, — первым заговорил управляющий.
— Предлагаешь к Евсееву отвезти? То-то радости будет.
— В морг закинем. Тут рядом. При больнице.
— Что значит «закинем»?
— Погрузим в «стакан» и подвезем. Мужик еще крепкий, не развалится.
Я пока не очень хорошо изучил некоторые обороты милицейской речи и, что подразумевается под словом «стакан», не знал. Но вида не показал.
— А он туда поместится?
— Мы как-то восьмерых запаковали.
— И что мы скажем в морге? — продолжал я пытать Фарида.
— Да ничего не скажем. Труп оформлен, документы у вас. Забирайте. Не возьмут, оставим на пороге.
С одной стороны, перспектива тащить на себе труп постороннего человека радовала не особо, но с другой — хотелось докопаться до истины и узнать, какими судьбами бедного строителя занесло в Квартал Синих Фонарей. Победило любопытство.
— Ладно, давай отвезем.
Дама что-то пробормотала и повернулась лицом к стене. Измагилов пошарил глазами по комнате, после подошел к окну и сорвал одинокую штору, украшенную грязными разводами. Когда мы вернулись в коридор, он попросил меня приподнять строителя и подсунул под него штору.
— Должна выдержать.
Мы взялись за углы импровизированных носилок и на счет «три» оторвали тело от пола. Штора затрещала, но не порвалась. Фарид зажал фонарик под мышкой и шагнул за порог.
— Интересно, — решил я скрасить путь беседой, — сколько санитары имеют за такую работенку?
— А может, они не за деньги пашут, а за идею, — поддержал разговор Фарид, — меня вот тоже родня достает — что ты забыл в этой ментовке? Ни денег, ни уважухи. А я как представлю себя на гражданке… Да еще без машины… Так и они. Чего ж все одними деньгами мерить?.. Осторожно, здесь ступеньки нет. Не загреми…
Из-за дверей на втором этаже раздался замогильный женский смех, от которого я чуть не выронил штору. Точно, триллер какой-то… Мертвые ежики уходят на север…
Значение слова «стакан» выяснилось, когда мы вырвались из замшелого подъезда на свежий воздух. Это всего-навсего место для задержанных в заднице джипа. Рассчитанное на двух человек. Ну иногда на восьмерых. А может, и больше. В любом случае, сейчас строителю будет комфортно.
Мы по возможности аккуратно поместили его на заднее сиденье, на второе Фарид швырнул штору.
— Надо хлоркой завтра обработать, — сказал он, закрывая стакан, — а то подцепим еще чего-нибудь.
Сев за баранку, управляющий сразу закурил. Дым сигарет защищал салон лучше всякого дезодоранта.
— Я раньше, когда в области работал, все время жмуров в «стакане» возил, — с ностальгией в голосе припомнил Фарид.
— Зачем?
— Бардак… Морг один — на город и на область. А спецтранспорт обслуживал только город. На область всего одну машину давали. Вечно сломанную. Вот самим и приходилось, если покойник более-менее свежий. Не родственникам же его везти на вскрытие. Помню, разок повезли мужичка одного. Не криминального. Сердечника. По пути в отдел завернули, материал заштамповать. Я чайку пошел попить. А напротив отдела — вытрезвитель.
Фарид газанул, преодолевая глубокую рытвину, наполненную водой.
— Не заглохнуть бы… Генератор на ладан дышит… Да, так я про вытрезвитель. Ихний шеф частенько у нашего пьяных канючил. Для показателей. Нашему не жалко, меньше народу в «аквариуме». Но в тот день никого не было. Начальник «трезвяка» взмолился — ну дай хоть одного, иначе с работы не уйти. Наш шеф и пошутил. Вон, забирай из «стакана», только что привезли. Через пару минут из «трезвяка» выползает сержант с дубиной, открывает «стакан» и приказывает: «Вылазь». Жмур, само собой, не отвечает. Сержант ему опять: «Чего, не понял, урод? Вылазь, кому сказано!» Тот обратно молчит. Тогда сержант хрясь ему дубиной по башке. Потом по грудянке. Мужик из «стакана» и выпал. Сержант хотел поднять и тут видит, что бухарик того — не дышит. Прибегает в дежурку, глаза навыкате, что у твоего рака, — так и так, ваш клиент помер. Дежурный — что значит «помер»? Это ты его дубинкой. Все видели. Придется прокуратуру вызывать. Сержант как ломанет к дверям! И в бега! Два месяца ловили, пока сам не пришел сдаваться. Устал по чердакам и сараям гаситься. Простили на первый раз… С тех пор дубинку в руки не берет.
Мы въехали на виадук. Фарид вновь газанул, чтобы вскарабкаться по наклонной, колеса прокрутились на скользком асфальте, и джип заглох.
— Тьфу ты, черт! — Водитель врезал кулаком по рулю. — Резина совсем лысая! А я передний мост не включил. Давай поработай.
Он поставил «Козел-Гелендваген» на ручной тормоз и протянул мне заводной ключик. Я тяжело вздохнул и вылез под дождь. Но ни с третьего, ни с десятого раза запустить двигатель не удалось. То ли я подустал, то ли джип. Фарид, как всегда матерясь, тоже вывалился из салона.
— До морга рукой подать. Вон, сразу за мостом.
— И что ты предлагаешь?
— До середины моста дотолкать бы, а под горку заведемся.
— Надо тормознуть кого-нибудь. Сами не справимся.
Машин на виадуке, как назло, не наблюдалось в связи с поздним временем суток.
Стрелка приближалась к часу ночи. Когда моя форменная куртка заметно отяжелела от дождевой воды, а в ботинках можно было разводить рыбок, возле «Гелендвагена» притормозили «Жигули» гаишников.
— Чего за проблемы, мужики? — опустив стекло, спросил круглолицый лейтенант.
— Не завестись. Толкнуть не поможете? Или дернуть.
Гаишник нехотя вылез из-за руля, обошел «Гелендваген».
— А чего вы мучаетесь? Вон бойца заставьте, — кивнул он на «стакан».
— Боец не может. Плохо ему, — пояснил Фарид.
— А кому нынче легко? Эй, товарищ, — лейтенант постучал по стеклу «стакана». — Ты не оборзел ли? Милиция мокнет, а ты прохлаждаешься. Поработать не хочешь?
— Оставь его, — махнул рукой Фарид. — Толку как от козла молока.
Я понял, что рассказывать истинную историю строителя он не собирается. Вряд ли гаишники что-либо поймут.