Девушка была встревожена. В доме чувствовалась неловкость, и она замыкалась на ней. Ее выставляют напоказ. Как корову-призера на выставке или на рыночной площади. «Наклони грациозно головку. Покажи, как ты послушна и покорна. Потому что идет покупщик».
Лилит ей сказала, что ее собираются выдать замуж за этого кузена, которого она никогда не видела, и она боялась, что Лилит права. Мисс Робинсон тоже намекала на это; и Аманда знала, что мисс Робинсон наводила справки в разных местах, где, по ее мнению, могли требоваться услуги гувернантки. Изменения еще не назрели, но вырисовывались.
Аманда, склонившись над пяльцами, настороженно ждала, когда послышатся звуки конских копыт, в то время как мать и мисс Робинсон вели светскую беседу.
– Он очень устанет после такого путешествия, – сказала Лаура. – Я вот думаю, куда мне заказать чай, в гостиную или велеть отнести на подносе в его комнату, если он предпочтет.
Мисс Робинсон заметила:
– Поездки по железной дороге меня ужасают. Не чувствуешь себя в безопасности. Кроме того, в поездах полно отвратительной публики.
Аманда занялась собственными мыслями. А что случится, если она скажет: «Я не хочу замуж. Меньше всего я хочу замуж за своего кузена!» Ее накажут? Отстегают ремнем, ушлют в ее комнату, посадят на хлеб и воду? Она может так существовать бесконечно... с помощью Лилит. Они могут сделать ее жизнь скверной, но не смогут заставить ее выйти замуж. Такие люди, как Фрит и Лилит, делают что хотят, но она не такая. Аманда гадала, как долго сможет она противиться требованиям родителей, поучениям, упрекам.
– Слушайте, – сказала Лаура.
В тишине раздавался только стук конских копыт на дороге.
– Да, они поворачивают в подъездную аллею, – сказала мисс Робинсон.
Лаура немедленно взволновалась:
– Я иду приветствовать их. Нет, нет, Аманда. Ты и мисс Робинсон остаетесь здесь. Я тотчас приведу их в гостиную. Склонись над своим вышиванием... и удивись при виде нас... как будто ты занималась своими обычными обязанностями и потревожена неожиданным прибытием гостей.
Она торопливо вышла, а Аманда взглянула на мисс Робинсон.
– Мисс Робинсон, как можно выглядеть удивленной, если ты ничуть не удивлена?
– Просто склонитесь над работой... и когда дверь откроется, сосчитаете до трех, прежде чем поднять голову. Потом широко откройте глаза и медленно встаньте, но постарайтесь не уронить пяльцы.
– Не будет ли ему приятнее знать, что мы его нетерпеливо ждали?
– Возможно, было бы разумнее не доставлять ему удовольствие... слишком скоро, – лукаво ответила мисс Робинсон.
– Совершенно непостижимо, – вздохнула Аманда. – Я думаю, это немного глупо. Он должен знать, что все в доме его ждут.
– Я считаю, – ответила мисс Робинсон, – что это весьма несвоевременный и ненужный разговор.
Как только она замолчала, они услышали, что карета подъехала, и через открытое окно до них долетели голоса. Теперь Стрит отъезжал в карете к конюшням, а мистер и миссис Лей вместе с гостем входили в дом.
– Смотрите на свою работу, – прошипела мисс Робинсон, когда дверь отворялась.
«Один, два, три», – послушно посчитала Аманда. Потом подняла глаза.
К ней подходил молодой человек; он был невысок ростом и довольно полноват; у него были негустые песочного цвета волосы и почти не было бровей и ресниц; глаза небольшие, светло-карие и пухлые щечки, что делало его похожим на младенца, тело которого выросло, а лицо осталось таким, каким оно было, когда ему был год или два.
– Дочь, – сказал мистер Лей, и Аманда встала.
– Итак, это кузина Аманда.
Он взял руку Аманды своей пухлой белой рукой и, склонившись над ней, поцеловал.
– Мне приятно познакомиться с вами, кузина Аманда. Я так много слышал о вас, что мне хотелось увидеть вас.
– Я тоже рада встретиться с вами, кузен Энтони.
Мистер Лей смотрел на мисс Робинсон, давая ей понять, что, поздоровавшись с гостем, она может уйти. Поэтому после приветствия, сказав, что ее ждет работа, она выскользнула из комнаты.
– Как прошло ваше путешествие? – спросила Аманда.
Он поднял брови, но они были настолько неотчетливы, что показалось, будто он открыл широко глаза.
– Эти железные дороги! – передернулся он. – Признаюсь, я был рад пересесть в карету. Со стороны вашего отца было необыкновенно любезно ехать так далеко, чтобы встретить меня.
– Ну, теперь, когда вы здесь, – сказал мистер Лей, – мы надеемся, что вам у нас понравится.
– Не угодно ли вам будет выпить чай здесь... в гостиной? – спросила Лаура. – Или вы предпочтете, чтобы вам принесли его в вашу комнату?
– Мне было бы приятно выпить чай здесь, в гостиной, но если, дорогая тетя, это вас не затруднит.
– Я очень рада, – ответила Лаура, – что мы будем пить его вместе. Не пожелаете ли сперва пройти к себе в комнату? Я велю принести вам горячей воды наверх. Возможно, вы захотите вымыть руки.
– Вы очень любезны, тетушка.
– Пожалуйста, проводите моего племянника в его комнату, – сказал мистер Лей. – Дочь, и вы тоже идите. Проверьте, чтобы у него было все, что ему потребуется.
Аманда была рада уйти. Несколько ужасных мгновений она думала, что ей придется остаться в гостиной наедине с отцом.
– Какой изумительный дом! – заявил кузен, когда они вышли из гостиной. – Утверждаю, что он великолепнее, чем мне говорили. Я жажду осмотреть его и буду просить кузину рассказать мне всю его историю.
– Отец сделал бы это лучше меня, – заметила Аманда. Он улыбнулся ей и положил руку на ее плечо.
– Тем не менее я надеюсь, что это сделаете вы. – Она в тревоге отшатнулась от него. Но он тут же обратился к ее матери: – Какая великолепная старая лестница! Я полагаю, шестнадцатый век. Я убежден, что мое пребывание здесь будет очень приятным и интересным.
Аманда попыталась пойти позади него и матери, когда они начали подниматься по лестнице, но Энтони взял ее за плечо и нежно подтолкнул вперед.
– Показывайте, куда идти, кузина, – сказал он. Поднимаясь по лестнице, она чувствовала на себе его взгляд.
Он разглядывал ее, как разглядывают на выставке лошадей, демонстрирующих иноходь.
Вот и его комната – с высоким потолком, с большим камином и ромбовидными оконными стеклами, темная, как все комнаты в этом доме. Вся мебель, за исключением кровати с пологом на четырех столбиках, отличалась изысканной элегантностью, характерной для восемнадцатого века.
– Изумительно! Изумительно! – шептал он; и хотя он делал вид, что разглядывает мебель, на самом деле он изучал Аманду. Он оценивал ее, вне всякого сомнения, решив, что она робкая, неловкая, податливая. Ей захотелось убежать из этого дома, потоку что теперь в нем был не только ее отец, но и ее кузен.
– А-а, – сказала Лаура. – Я вижу, горячая вода уже здесь. Не присоединитесь ли вы к нам в гостиной, когда будете готовы?
– С удовольствием буду ждать нашей встречи, – ответил он, улыбаясь Лауре, но успел бросить быстрый взгляд на кузину.
Спускаясь по лестнице, Аманда почувствовала, что дрожит.
– Дорогая, – прошептала Лаура. – Я думаю, ты произвела неплохое впечатление.
Когда они вернулись в гостиную, мистер Лей выглядел довольным.
– Очень приятный молодой человек, – сказал он. – Настоящий Лей. Вы не находите, дорогая?
– Нахожу, – согласилась Лаура.
– Он мне говорил, что ему всегда хотелось навестить нас. Его отец меня уверяет, что он очень серьезный молодой человек, необыкновенно религиозный. Я думаю, дорогая, когда ты узнаешь его лучше, ты со мной согласишься, что он очень приятный молодой человек.
– Уверена, так и будет. Ему, кажется, сразу понравилась его кузина. Ты сможешь показать ему окрестности поместья, не так ли, Аманда?
– Как он мне сказал, он очень любит ездить верхом, – продолжал мистер Лей. – Думаю, он отличный наездник. Интересно, понравятся ли ему наши лошади? Прикажу Стриту подготовить для него гнедую кобылу. Она больше всего подойдет ему, мне кажется. Дочь, а вы молчите. Вам будет приятно, что здесь кузен, которому можно показать наши красоты, а?
– Да, папа.
– Я буду надеяться, что вы все сделаете, чтобы ему здесь было приятно.
Энтони появился, когда вносили чай.
– Вы, должно быть, проголодались, – сказал мистер Лей.
– Должен признаться, глядя на этот великолепный стол, понимаю, что я голоден.
– В таком случае немедленно пьем чай.
Когда они сели к столу, им подали вареные яйца, хлеб и масло. Совсем не похоже, подумала Аманда, на чай в классной комнате, к которому подавался хлеб с маслом и джем или мед и молоко; иногда еще добавлялся кусочек кекса с тмином, или кусочек шафранного кекса, или кусочек кекса с изюмом, который сельские жители называли «фагген». К этому чаю подали гораздо больше кушаний, но как бы она хотела быть сейчас в классной комнате с мисс Робинсон!
Во время еды разговор продолжился. Аманда подумала, что, на взгляд отца, Энтони должен представлять собой почти совершенство. У кузена и мистера Лея полностью совпадали мысли и мнения; он обращался к отцу подчеркнуто вежливо, но не боялся его; он, не колеблясь, отвечал на его вопросы, и все же Аманда чувствовала, что Энтони, как она сама, понимал, что на вопросы отца часто может быть два ответа, но он, в отличие от нее, безошибочно давал правильный ответ.
Во время еды разговор продолжился. Аманда подумала, что, на взгляд отца, Энтони должен представлять собой почти совершенство. У кузена и мистера Лея полностью совпадали мысли и мнения; он обращался к отцу подчеркнуто вежливо, но не боялся его; он, не колеблясь, отвечал на его вопросы, и все же Аманда чувствовала, что Энтони, как она сама, понимал, что на вопросы отца часто может быть два ответа, но он, в отличие от нее, безошибочно давал правильный ответ.
Они уже почти насытились, когда доложили, что пришел Фрит.
У Аманды при виде Фрита поднялось настроение. Он прискакал, сказал он им, догадавшись, что успеет к чаю. Молодой человек просил простить его за визит без приглашения, но на следующий день он должен уехать в Лондон и, по сути, приехал проститься.
Его глаза лучились озорством, и Аманда поняла, что Фрит приехал не только проститься, но и посмотреть кузена, так как догадался, что этот кузен должен быть предложен Аманде вместо него самого.
«Как я хочу, чтобы он не уезжал в Лондон, – думала Аманда. – Я могла бы рассказать ему о своих переживаниях, и он мог бы дать мне совет».
Фрита усадили за стол.
– Итак, вы уезжаете, когда я приезжаю, – сказал Энтони.
– Увы! Да. Хотел бы я знать, к худу это или к добру. Никогда не знаешь.
Фрит был настроен дерзить, по мнению мистера Лея, вел он себя в последнее время легкомысленно, будучи заносчивым юнцом с чрезмерным самомнением, так как в семье настоял на своем.
Ел он с большим наслаждением, понимая при этом, что его присутствие здесь не очень желательно, но не обращая на это внимания.
– Мистер Дейнсборо, – сказала Лаура, – едет в Лондон учиться. Он собирается посвятить себя медицине.
– Как интересно, – заметил Энтони.
– А вы предполагаете чем-нибудь заняться? – спросил Фрит.
– Мой кузен, – резко ответил мистер Лей, – не работает. Он – джентльмен.
– Вы не находите, что это несколько скучно? – И Фрит, не дожидаясь ответа, продолжал: – Вы долго собираетесь пробыть здесь?
– Я надеюсь, что мой дядя позволит мне это.
– Я уверен, что он позволит, – ответил Фрит.
– Мой племянник говорит, что он давно хотел навестить нас. Надеюсь, что он задержится у нас. Наши семьи живут слишком далеко друг от друга, чтобы наносить короткие визиты.
– Путешествие мистера Дейнсборо будет даже длиннее, – сказала Лаура. – До самого Лондона. Удивительно, что ваш отец спокоен. Да и мисс Дейнсборо тоже.
– Они знают, что я справлюсь с любым шустрым лондонцем, а вы были когда-нибудь в столице?
– Никогда, – ответил Энтони. – Мог бы прибавить, что не имею никакого желания ездить туда.
– Все зло Англии сосредоточивается в ее столице, – заметил мистер Лей. – Должен сказать, что меня удивляет то, что ваш отец позволил вам ехать туда.
– Я предполагаю, что Фрит и не просит разрешения, – сказала Аманда. Это была ее первая реплика, но она тут же поняла, что вступила в разговор, как следует не подумав.
Отец и мать смотрели на нее в смятении, Энтони – с удивлением, Фрит – с одобрением.
– Аманда, дорогая! – упрекнула Лаура дрожащим голосом.
– Она, конечно, права, – заметил Фрит.
– Вы, кажется, удивительно довольны этим, – сказал Энтони. – Я бы подумал, что вы могли бы раскаиваться от одной мысли поехать против желания вашего отца.
– Ни мой отец, ни я не склонны к раскаянию или печали ни по какому поводу. У моего отца хватает ума понять, что принятие важного шага в жизни касается, главным образом, того, кто этот шаг предпринимает.
– Весьма революционная теория, – жестко сказал мистер Лей.
– Революционная! Как бы не так! – воскликнул Фрит. – Но вообще-то революция носится в воздухе, потому что мы живем в век революций. На континенте революция. Докатится ли она до Англии? Только подумать, сколько венценосных голов валится. Что будет с королевой? Переживет ли она debache[4]?
– Энтони, мы не воспринимаем мистера Дейнсборо слишком серьезно, – поспешила заметить Лаура. – Он любит шутить.
– Но я вовсе не шучу. Я сказал это серьезно. Это так и есть. Революция носится в воздухе. Она, знаете ли, неизбежна. Слишком велика пропасть между богатыми и бедными. Волнения начинают булькать... вскипают... и выплескиваются. Необходимо будет что-то предпринять, иначе это произойдет здесь.
– Похоже, у вас есть кое-какие необычные идеи, молодой человек, – сказал мистер Лей.
– Не такие уж они необычные, – ответил Фрит, набирая полную ложку домашнего, приготовленного Лаурой клубничного джема и намазывая его на кусок кекса с изюмом. – Идей, подобных моим, придерживались люди более известные, чем я. Вы читали «Олтон Локк» Кингсли? А Диккенса и Джерольда?
– Нанятые журналисты! – фыркнул мистер Лей. – В хорошем положении окажется Англия, если мы будем продолжать позволять подобным господам подстрекать к бунту.
Лаура испугалась, как это с ней бывало всегда, когда кто-нибудь выражал мнение, не совпадающее с мнением ее мужа. Пол, убеждала она себя, самый терпимый из мужчин, изменял своей терпимости лишь тогда, когда ему противоречили по поводу суждений, в истинности которых он был уверен. Она сказала неловко:
– Я считаю, что этот подоходный налог вреден.
Уж это-то бесспорно. Даже Фрит должен с этим согласиться. Но, казалось, Фрит был настроен спорить.
– Необходимое зло, дорогая миссис Лей.
– Я поддерживаю высказывание моей жены, – угрожающе сказал мистер Лей. – Пагубное зло.
– Его не следовало вводить, – поддержал дядю Энтони.
– Он должен был быть введен. Как смог бы Питт без него финансировать войны? Я считал, мистер Лей, что вы – тори[5]. А ведь это тори, помнится, вернули его несколько лет тому назад.
– Я не во всем согласен с партией.
– А! В таком случае, сэр, вы поддерживали бы вигов[6]?
– Похоже, что вы, сторонник вигов, как я понимаю, ныне на стороне тори.
– Ни в коем случае! – воскликнул Фрит. – Я не виг и не тори. В каком-то смысле я – радикал; вы же знаете, что виги, выступавшие против этого налога, просто не разбираются в финансах. Если страна в долгах, мы обязаны установить какие-то налоги, чтобы вызволить ее из трудного положения; и, смею заметить, Пиль был прав, когда ввел его тогда. Семь пенсов на фунт... но лишь на доходы свыше ста пятидесяти фунтов в год. Нам это не нравится, но это разумно.
– Это ваше мнение, – ответил мистер Лей, – но вы довольно смело навязываете его другим.
Энтони рассмеялся, и этот смех Аманде был ненавистен. Она так же определенно была на стороне Фрита, как Энтони – на стороне ее отца.
– Все это, – со вздохом заметила Лаура, – совершенно выше нашего женского понимания, а, Аманда?
– Нет, я так не думаю, мама. Я думаю, что Фрит прав. Ни одну из сторон нельзя считать полностью правой и ни одну полностью неправой. Поэтому в одном случае можно принять сторону лорда Рассела, а в другом – сэра Роберта. – Она смолкла, увидев неодобрительное выражение на лице отца.
– О! – любезно сказал Энтони. – Моя маленькая кузина интересуется делами государства. Ум и красота, как я вижу. Какое редкое сочетание!
– Не устроиться ли нам поудобнее? – спросила Лаура, поднимаясь из-за стола.
Они сидели в креслах, глядя на лужайки, пока Стрит и Бесс убирали со стола.
Фрит взглянул на Аманду; он чувствовал легкое раскаяние, потому что понимал, что его безрассудные заявления подтолкнули девушку высказаться, за что позднее ее упрекнут. Он постарался загладить вину, подняв настроение старика, и заговорил об окрестностях, о красотах, которые предстоит увидеть Энтони. Он знал много древних корнуоллских преданий и, когда хотел, мог быть очень забавен. Аманда поняла, что Фрит очень обаятелен. Он мог быстро, даже уже вызвав к себе враждебное отношение, как это было за столом, вернуть ее отцу хорошее расположение духа. Теперь он говорил о старине и предрассудках народа, о целебных свойствах, приписывавшихся корнуоллским колодцам. От корнуоллских обычаев он перешел к корнуоллской кухне.
– Наши топленые сливки – это те же сливки, что девонширцы называют девонширскими сливками. Но вы их переняли у нас. Мы первые в стране начали их готовить, но мы научились этому у финикийцев.
Против такого соперничества мистер Лей не возражал и принял сторону Фрита. Два молодых человека немного поспорили, каждый из них при этом отстаивал приоритет своего графства; мистер Лей поглядывал на них добродушно, Лаура улыбалась, а Аманда молчала.
– Тут как-то вечером устроили шаллал, – сказал Фрит.
– Шаллал? – удивился Энтони.
Аманда увидела, как нахмурился отец, и восхитилась тому, как быстро нашелся Фрит:
– О, это всего лишь небольшой свадебный ритуал. Весьма оригинальный. – Шаллал, конечно, не являлся предметом изысканной беседы.
Тут Аманда задумалась о полгардовской свадьбе. Именно об их шаллале говорил Фрит. Лилит была там; она немного об этом рассказывала, но без обычного для нее жара. В тот вечер она вернулась поздно и не сразу пришла к Аманде рассказать о свадьбе. Аманда была весьма обижена, потому что очень хотела услышать обо всем подробно, и она думала, что Лилит так же горит желанием поболтать о свадьбе.