Она улыбнулась старому Рубену Эскотту.
– А у вас все в порядке, мисс Аманда? – спросил он. – Не выпьете ли сидра, пока будете ждать?
Когда приводили подковать лошадей, то по обычаю должно было выпить кружку сидра, приготовленного Рубеном. Он всегда утверждал, что такого сидра, как у него, нет нигде в стране; комплимент в его адрес по этому поводу обеспечивал ему хорошее настроение на весь остаток дня.
– Через час мы вернемся за лошадьми, – сказал ему Энтони. Лицо Рубена погрустнело, и Аманда поторопилась заявить:
– Я не могу уйти без кружки сидра Рубена. Я мечтала о нем с тех пор, как узнала, что нам надо сюда приехать.
Теперь лицо старика сияло от удовольствия.
– Эге. Вы понимаете в хорошем сидре, мисс Аманда. Тут не может быть ошибки.
– Вы на самом деле хотите сидра? – спросил Энтони. Губы его растянулись в деланной улыбке, обнажив зубы, но глаза смотрели холодно и сердито.
– Конечно. И вам захочется, после того как вы его попробуете.
Рубен потирал руки.
– Я принесу вам кружечку. Это особо специальное, в этой бочке. Такого прекрасного сидра я еще не делал.
– Я хотел поговорить с вами, кузина, – сказал Энтони.
– Вы можете говорить здесь.
– То, что я должен сказать, предназначено лишь для ваших ушей.
– Ну, тогда вы можете сказать это в другой раз. В любом случае старый Рубен не услышит. Он глуховат, хотя и не сознается в этом; а когда он подковывает лошадь, то бывает так сосредоточен, что вообще ничего не слышит.
Кузнец вернулся с наполненными до краев кружками на подносе. Он отступил назад, наблюдая, как они пьют.
– То-то! – воскликнул он. – Ну и как?
– Лучше, чем когда бы то ни было, – ответила Аманда.
– Очень хороший, – небрежно заметил Энтони.
Они стояли и наблюдали, как подковывали гнедую. Аманда торжествовала – ей успешно удалось избежать пешей прогулки с ним, которую он, несомненно, запланировал. Он быстро выпил свой сидр и нетерпеливо поглядывал на ее кружку; но она решила не позволять торопить себя. Аманда стояла и наслаждалась запахом паленого копыта, наблюдала за огнем в горне, слушала звон наковальни, впитывая всю атмосферу кузницы и вспоминая прежние посещения кузницы с Фритом и Алисой.
– Дорогая кузина, как вы медленно пьете свой сидр!
– Иначе не насладиться его вкусом.
– Для леди довольно необычно быть знатоком подобного напитка.
– Я имею честь пробовать сидр Рубена еще с детских лет, когда впервые приехала сюда подковать своего пони.
Энтони улыбнулся, но в его глазах продолжали сверкать злые огоньки.
Это было ее первой победой, потому что, когда они отъехали от кузницы, надо было торопиться домой, чтобы не опоздать к ланчу, чего Энтони, конечно, не мог себе позволить, так как его дядя дал недвусмысленно понять, что считает необязательность одним из главных грехов.
Они ехали рядом в лесу, вываживая лошадей, когда он остановил свою лошадь и положил руку на ее поводья.
– Аманда, – сказал он, – я хотел поговорить с вами. Я хочу жениться на вас.
Она была застигнута врасплох. Она знала, что такое предложение ждет ее, но представляла все это себе иначе. Она полагала, что в это утро ей удалось счастливо избежать объяснения.
– Но, – пробормотала она, – я... я не ожидала...
– Вам нечего бояться. Я говорил с вашим отцом, и он дал свое согласие. Так что это решено.
– Но ведь вы просите моего согласия, – напомнила Аманда ему.
Он снисходительно улыбнулся и взял ее за руку. Она попыталась убрать руку и испугалась, почувствовав его крепкую хватку. Лошади стояли теперь не двигаясь; ей казалось, что лес примолк, насторожившись, что все насекомые и птицы, деревья и цветы, каждая травинка... все ждали, хватит ли у нее смелости сказать то, что было у нее на уме.
– Конечно, любовь моя. Но, как я уже сказал, ваш отец желает этого, поэтому вам нечего бояться.
Теперь она молилась про себя; она молила о ниспослании ей той милости, которая была дана Фриту и не дана ей, и той самоуверенности, которой обладала Лилит. Она пыталась спастись отговоркой:
– Я не ожидала... – Но он, конечно, принял это за девичью скромность. Неожиданно Энтони обхватил ее за плечи. Прежде чем Аманда сообразила, что происходит, он потянул ее с лошади, и она почувствовала его губы на своих губах.
Почти обезумев и желая лишь избавиться от него, она ткнула лошадь хлыстом так, что та дернулась вперед, и Энтони был вынужден отпустить ее. Она заметила, что кузен улыбался самодовольно и самоуверенно.
Ее лицо пылало, а внутри все бушевало от гнева. Его ласка, показавшаяся Аманде такой чудовищной, придала ей смелости, которой ей недоставало. Теперь она чувствовала, что лучше умрет, чем станет выносить подобное впредь. Она обернулась и сказала:
– Я не хочу замуж.
– Дорогая маленькая кузина, я удивил вас слишком неожиданным поступком.
Она отбросила всякое притворство.
– Я не удивлена. Я знала о планах моих родителей. Я понимала, почему вы хотели, чтобы мы ушли от кузницы, пока подковывали лошадь. Так что ничего неожиданного. Я знаю, почему вы здесь. И я знаю также, что не хочу выходить за вас замуж.
– Ах, – игриво сказал он. – Мы хотим, чтобы за нами поухаживали.
– Нет. Я не хочу ваших ухаживаний. – И она пустила лошадь в легкий галоп. – Я не хочу замуж, – крикнула она через плечо. – В ближайшие годы...
– Вы передумаете.
– Никогда.
Теперь он ехал рядом с ней и натянуто улыбался, а глаза его посверкивали.
– В таком случае, моя маленькая кузина, – сказал он, – мы будем вынуждены заставить вас передумать.
* * *Лаура сказала:
– Но, Аманда, дорогая моя, ты подумала, что это значит? Твой отец так страстно желает этого замужества.
– Мне кажется, что это я должна желать его, мама.
– Дорогая, ну какие у тебя могут быть возражения? Твой кузен славный молодой человек. Он молод и привлекателен... и, во всяком случае, твой отец и я этого хотим.
– Но не я, мама. Я не хочу.
– Твои желания, Аманда... В данном случае они не имеют значения. Твой отец принял решение.
Губы Лауры начали дрожать; ей хотелось обнять свое дитя и поплакать вместе с ней, но она не решалась. Она должна быть настойчивой, она должна поддерживать своего мужа. Аманда своевольная девочка и весьма упрямая. Лаура боялась, что она не сможет вести себя с дочерью, как ей подобает.
– Ты упрямица, Аманда. Иногда я думаю, что ты специально ведешь себя так, чтобы сделать нам больно.
– Но это не так, мама. Мне хочется делать вам с папой приятное. Но это замужество... это выше моих сил.
– Как может быть то, чего желают родители, выше сил ребенка?
– Замужество может быть.
Лаура вздохнула. Ее дочь может лишить самообладания. Мисс Робинсон заявила Аманде:
– Вы не оправдываете моих надежд, Аманда. После всего, что я делала, чтобы научить вас уважать желания вашего отца!
– Мисс Робинсон, это замужество до конца моей жизни. Как я могу относиться к этому легкомысленно?
– Ваш отец позаботился о нем для вас. Вы сомневаетесь в мудрости отца?
– Да, мисс Робинсон, сомневаюсь.
– Я умоляю вас отвечать за свои слова. Непозволительно, чтобы он услышал такое от вас.
Бедная мисс Робинсон! Даже в своем отчаянии Аманда не могла не думать о ней с жалостью. Мисс Робинсон, так долго боровшаяся с жизнью в одиночку, думала, что любое замужество лучше, чем никакого; но Аманда знала, что сама она предпочтет будущее в нищете и с трудностями, все, что угодно, лишь бы не выходить замуж за кузена.
Целых два дня прошло в тревожном ожидании дальнейших событий. Энтони постоянно сопровождал ее в прогулках верхом; он старался в гостиной сесть поближе к ней; она была уверена, что он попросил ее отца не быть с дочерью строгим, дать ей возможность одуматься, нежно и ласково убеждая ее. Он склонялся над пяльцами Аманды и расхваливал сочетание цветов в вышивке; казалось, он постоянно кружит над ней, дыша в затылок, прикасаясь к волосам, плечам, рукам, пугая ее своим блестящим, ласкающим взглядом.
В спальне она рассказала Лилит о своих страхах; но Лилит все это время думала о чем-то своем. Казалось, что она, как мисс Робинсон, больше не интересуется делами в доме Леев. Она все время интересовалась Лондоном; похоже было, что ее самой большой мечтой стало уехать туда.
– Со смертью бабушки Лил, – сказала она, – ничто меня больше здесь не держит. Мне думается, что она умерла спокойно, удовлетворенная тем, что обо мне позаботятся. Как будто ей важно было узнать об этом... а после этого... она скончалась.
– Ну, она, несомненно, знала, что с тобой все в порядке уже тогда, когда ты впервые пришла к нам!
Лилит ничего на это не ответила, а потом вдруг спросила:
– Ты его ненавидишь, правда? Ты ненавидишь этого кузена?
– Думаю, что ненавижу. Сперва он мне был безразличен. Если бы он пробыл у нас недолго, может быть, он мне бы даже понравился. А вот теперь я его не люблю. Лилит, мне страшно, потому что я с каждым днем ненавижу его все больше.
– Это потому, что ты кого-то любишь? – спросила Лилит. – Потому что ты бы хотела, чтобы другой стал твоим мужем?
– Нет, Лилит. Мне не нужен никакой муж. Я бы хотела подождать... подольше. Лилит, что мне делать, если они заставят меня выйти замуж?
– Можно было бы убежать в Лондон.
– Лилит, как я могу это сделать?
– Другие же люди уезжают. Лишь бы добраться до железной дороги, а там уже недолго ехать.
– Лилит... как бы я могла убежать? Куда мне идти? Нельзя же жить в Лондоне одной.
– Я бы могла уехать с тобой. Я бы за тобой приглядывала. – Глаза Лилит сияли. – Мы можем доехать туда по железной дороге. Я считаю, что Фрит позволит нам быть с ним.
– Я не знаю, где он.
– Ты же сказала, что он в Лондоне.
– Это так. Но я не знаю, где он там.
– Мы могли бы спросить, добравшись туда. – Лилит улыбнулась.
После этого она постоянно говорила об отъезде в Лондон, а Аманда ее поощряла, так как пришла к заключению, что обсуждение этого нелепого предложения отвлекало мысли от ожидающего безрадостного будущего.
Прошла неделя после предложения Энтони, и по жестокости его взгляда в это утро за завтраком Аманда поняла, что он теряет терпение.
После окончания молебна он попросил мистера Лея уделить ему время для разговора в его кабинете. Его просьба была удовлетворена, в результате чего Аманду позвали к отцу.
Она с трепетом пошла к нему.
– Дочь, – сказал отец, – я с печалью в сердце послал за вами, а надеялся сделать это с радостью. Ответьте мне, вам доставляет удовольствие огорчать своих родителей? – В этом случае не было необходимости протестовать, так как он и не ждал ответа. – Самым большим моим желанием является видеть вас счастливо устроенной, ведущей добропорядочную и полезную жизнь. Вы это знаете, как знали это постоянно с детских лет, но вы пренебрегаете моими желаниями; вы печалите свою мать и огорчаете нас обоих. Я просил Бога, чтобы он смягчил вас, чтобы даровал вам осознание дочернего долга, которого у вас, к нашей печали, нет, но Бог не счел возможным удовлетворить мою просьбу. Ващ кузен испросил моего согласия сделать вас своей женой. Я с великой радостью дал такое согласие. Это молодой человек, которого я знаю всю мою жизнь; он – сын моего брата. Нет никого другого, с кем бы я хотел видеть вас в счастливом союзе. Он из рода Леев, он нашей крови. Ваше замужество с ним дало бы мне наследника, в котором мне было отказано Богом. Я понял, что идею об этом браке мне в голову вложил Бог. Это был ответ Бога на мои мечты. Вот почему моя горячая мольба о сыне не была удовлетворена. «Вот твой сын, – сказал Бог. – Возьми его и соедини со своей дочерью». Я бы с радостью повиновался воле Бога, как я стремился делать это всегда. Но вы снова решили ослушаться не только меня, но и своего Небесного Отца.
Беседа приняла обычный характер. Сколько раз она уже слышала одни и те же фразы, одни и те же изречения! Бог всегда был на стороне ее отца, всегда вел его туда, куда он сам решил идти.
– Папа, – сказала Аманда, – я ведь еще слишком молода.
– Это мне решать. Вам исполнилось шестнадцать лет. Ваша мать вышла замуж накануне своего семнадцатилетия, и я не вижу причины, чтобы вам не сделать того же.
– Если бы я могла подождать еще немного и, возможно, познакомиться с другими людьми...
– Не хотите ли вы мне сказать, будто я не знаю, что для моей дочери лучше?
– Да, папа, думаю, что хочу.
Он вздрогнул от удивления, затем закрыл глаза и сложил вместе ладони.
– О Боже, – сказал он, – какую тяжесть Ты на меня взвалил! За что я несу этот крест... может ли быть наказание тяжелее, чем неблагодарная, непослушная дочь? Прости мне. Я не знаю, что говорю.
Аманду всегда озадачивали разговоры отца с Богом. Не говоря уж о притворном смирении, он, казалось, постоянно упрекал Бога за то, что Он сделал или не сделал, пытаясь направить Его по пути, которым Он должен идти. Она тверже поставила ноги на ковре и заложила руки за спину, потом попыталась представить себе смеющееся лицо Фрита и заразиться его смелостью.
Отец открыл глаза.
– Вы дерзкая, – сказал он.
– Боюсь, что вы правы, папа.
– Вы все же знаете, что я решил, что вы выйдете замуж за своего кузена?
– Да, папа.
– И, тем не менее, вы говорите, что не выйдете замуж?
– Да, папа.
– Можете идти в свою комнату. Мы формально объявим вашу помолвку во время обеда.
– Прошу вас, не побуждайте меня к плохому, папа. Аманда поняла, что проявила слабость. Она не сказала: «Я не стану», это было: «Прошу вас, не побуждайте меня». Между этими двумя выражениями была колоссальная разница. Она признала свое поражение и приняла его по привычке с детских лет.
– Я буду настаивать, – сказал отец; он ласково улыбался, потому что тотчас заметил ее поколебленную решительность. – И, – прибавил он почти нежно, – через несколько лет вы падете предо мной на колени и будете благодарить меня за то, что я сделал. Теперь идите, дитя мое. – Он подошел к ней и погладил ее по плечу. – Некоторое нежелание сперва, возможно, вполне естественно. Вы считаете, что мы вас торопим. Теперь идите к себе. Вы – счастливая молодая женщина. Я поздравляю вас с обретением очаровательного мужа.
Аманда вышла, спорить было бесполезно. Это всего лишь очередное задание, данное ей. Так умиротворяла она проснувшуюся было в ней решимость. Может быть, я привыкла к этому, думала она. Может быть, это не так уж и плохо. Все должны выходить замуж, а если они не выходят, как мисс Робинсон, то потом, похоже, жалеют об этом всю оставшуюся жизнь.
Она была очень бледна, когда пришла к обеду, очень подавлена.
Это должно было быть очень торжественное событие, и мистер Лей велел всем слугам собраться в столовой.
– Моя дочь становится невестой мистера Энтони Лея. Мы выпьем за их здоровье и счастье. Стрит, наполните всем бокалы.
И Аманда встала рядом с Энтони, который взял ее руку и поцеловал в присутствии всех.
Лилит тоже была там. «Трусиха!» – сказали глаза Лилит.
Позднее, когда Аманда была у себя в комнате, Лилит пришла к ней и улеглась на ее кровать.
– Ты – трусиха, – сказала Лилит.
– Да, Лилит, это так. Когда я была в кабинете у папы, я вдруг поняла, что должна это сделать... ничего больше не остается. Это было похоже на задание выучить один из псалмов... то, что должно сделать, потому что просто нет другого выхода.
– Всегда есть выход.
– Нет. Ты говоришь о побеге. Что бы я могла делать, если бы убежала? Если бы я могла быть гувернанткой, как мисс Робинсон, я бы решилась уйти из дома.
– Может быть, ты бы и смогла.
– Как? Необходимо иметь рекомендации. Где бы я их получила? Ты не разбираешься в этих вещах, Лилит. Невозможно убежать... невозможно! Я папина дочь и должна делать то, что он велит.
– Только трусы делают то, что их заставляют.
– Лилит, ну что я могу? Что я могу сделать?
– Ты можешь убежать, говорят тебе. Ты можешь убежать в Лондон.
Аманда с досадой отвернулась от нее.
* * *Свадьба Аманды и Энтони Лея должна была состояться через четыре месяца.
– За это время, – сказала Лаура, – мы все подготовим.
Мисс Робинсон уехала к новому месту работы. При расставании она горько плакала и сделала Аманде подарок на память – небольшую шелковую закладку для книги с вышитым узором в виде цветущей веточки, о которой Аманда могла бы подумать все, что угодно, если бы мисс Робинсон не подчеркнула, что это розмарин. Она оставила свой адрес и попросила Аманду писать и, глядя на книжную закладку, которую, она надеялась, Аманда будет беречь, думать, что этот розмарин дан на память.
– Дорогая Робби, обещаю! – со слезами отвечала Аманда и почти забыла о том, что ее ожидает, думая о мисс Робинсон.
– Если я вам когда-нибудь понадоблюсь, – сказала мисс Робинсон, слегка зарумянившись, поскольку понимала, что теперь, когда Аманда была помолвлена, было бы не совсем пристойно упоминать о возможном увеличении ее семьи, – напишите мне. Вы можете рассчитывать на меня, дорогая Аманда, как никто другой. Теперь, когда я уезжаю, не думаю, что стоит это скрывать – вы были моей любимой ученицей.
– О, Робби! – горько плакала Аманда теперь уже не только из-за мисс Робинсон, но и из-за себя и из-за той печали, на которую обречены все такие же, как они, не имеющие стойкости Фрита и Лилит.
Энтони, став законным женихом, стал и значительно более опасным. Он почувствовал себя хозяином положения, и самодовольная улыбка не сходила с его лица. По крайней мере он больше не злился. Она старалась встречаться с ним как можно реже, а когда он объявил о своем решении вернуться к себе домой примерно на месяц для улаживания своих дел, она почувствовала себя намного счастливее.
Теплым августовским днем, вместе с отцом и матерью, Аманда провожала его и, пока карета ехала мимо начинающих золотиться полей пшеницы, почувствовала, как поднимается ее настроение. Они везли его в гостиницу, где он должен был пересесть в пассажирскую карету, которая через Ганнис-лейк вывезла бы его из Корнуолла. В Девоншир он должен был ехать поездом.