Итак — домой?
Размеренно и глубоко дыша, я сосредоточился.
В лесу, где я сейчас оказался, было тихо и тепло, солнце склонялось к вечеру, и хотелось лечь и бездумно лежать на сухой земле — час, другой… Я и в самом деле лег, закрыл глаза, стал нащупывать канал возврата. Нашел. Он пульсировал ровно, в такт моему дыханию. Шесть секунд, семь, восемь… Я открыл глаза и оторвал голову от стола. У себя дома.
Позвонил в Институт. Тигр откликнулся обеспокоенно:
— Я ждал звонка десять минут назад. Стал звонить сам — без отклика. Что произошло?
— Расскажу. Они начали игру со мной и в ПС. Зачти это, как прикидочный выход. Что о Бориче?
— Пока все так же.
— Выезжаю.
Я запер квартиру. «Хонда» стояла там, где я ее оставил. Никто не пытался вскрыть ее — и на том спасибо. Я поехал, по-прежнему не превышая скорости: время было слишком дорого, чтобы тратить его на объяснения с орлами из ГАИ.
ПОРТРЕТНАЯ ГАЛЕРЕЯ
И все-таки: кто там, в ПС, противостоял мне?
Я полагал, что это должен был быть дример достаточно высокого класса, если уж его послали, чтобы обезвредить меня. В Институте таких было не так уж много. И о каждом из них имелись исчерпывающие данные. Во всяком случае, так было принято считать. К моему возвращению компьютер успел уже пропустить заданный ему список через сито, но Тигр глядел так гордо, словно эту работу проделал он сам.
— Вся информация в твоем распоряжении, — сказал Тигр. — Сиди и разглядывай. Да ты и так всех знаешь. В каком он был облике?
— Урка. Хотя прикид не соответствовал. А в миг перехода — показалось — змей.
— Зоологический?
— Нет. Скорее мифология. Южная Америка.
— Ну что же: для опознания не так уж мало. Давай-ка попробуем пошарить по этим сведениям…
Ему, кажется, не терпелось принять хоть какое-то непосредственное участие в операции; ничего удивительного: сам он долгие годы находился на оперативной работе — не в ПС, конечно, тогда мы об этих материях ничего не знали.
— Ладно, — согласился я без особой охоты.
Не следовало ожидать, конечно, что мы найдем в файлах изображение персонажа (так мы называем тех, включая и себя самих, кто действует в Пространстве Сна; наименование «люди» как-то не звучит, люди мы — здесь, в яви, в Производном Мире, там же — лишь персонажи. Еще и потому, что, кроме тех, кто обладает реальностью в ПМ, там, в ПС, существует множество других, такой реальности не имеющих и даже никогда не имевших, и их, кстати, куда больше, чем нас), — того персонажа, что противостоял мне. Мы очень редко фигурируем там в своем облике — по множеству причин. Придать себе любую внешность — это азы ремесла, с этого все начинают. Так что никто там не соответствует своему паспорту. Но тем не менее у каждого из Примеров, особенно опытных, существуют свои излюбленные обличья, в которых они чувствуют себя наилучшим образом. Вот эти-то изображения и заложены в компьютер. Их бывает до нескольких десятков, но основных — базовых, как мы говорим — редко оказывается более шести-семи. Просмотреть эти варианты облика каждого нашего дримера я и хотел. Помимо изображений, в списке имелись и данные об интересующих нас людях: об их симпатиях, привычках, любимых книгах, фасонах, животных, деревьях, цвете волос, пословицах, играх, именах — и так далее, и тому подобное, обо всем том, что и делает человека единственным и неповторимым. Этим я сейчас и намеревался воспользоваться для опознания.
Информация эта в компьютере обычно свирепо засекречена, и Тигр, склонный к формализму, не преминул поступить так же и с результатами моего заказа. Чтобы войти в эти файлы, нужно было знать полдюжины паролей и столько же кодов, ежесуточно меняющихся. Все это хранится у Тигра и, на всякий случай, дубликаты имеются у Дежурного Мастера. Дежурил сегодня Дуб. Но Тигр охотно сообщил мне все нужное. Потом нетерпеливо отстранил меня и уселся сам.
Он обрадованно стал вытаскивать на дисплей одно изображение за другим, и мы начали внимательно прочитывать пояснительные тексты с характеристиками изображенных на снимках лиц.
— Иконин: рыбалка, филателист, Тургенев…
— Мимо.
— Хохлов: футбол, компигры, Шолохов…
— Дальше.
— Ищенко: теннис, кроссворды, за чтением не замечен…
— Следующий.
Так мы перебрали десятка с полтора. Стало уже надоедать.
— Хижин. Дважды судился. Был актером. Стреляет на седьмом уровне.
У нас есть такая классификация — из десяти баллов.
— Стоп! — сказал я. — Похоже. Читай дальше — все о нем.
Тигр сперва пробежал текст глазами. Нахмурился и ткнул пальцем в экран:
— Вот тебе, пожалуйста.
Я прочитал:
«Выехал на постоянное местожительство в Новую Зеландию». И стояла дата: это примечательное (для него) событие случилось около года тому назад.
Очень хорошо, просто прекрасно.
За исключением одного: в Новой Зеландии не было Бюро Системы ОПС.
Мы смотрели друг на друга с минуту — пока экран не очистился: программа секретности не любила, когда данные долго маячили на дисплее без употребления.
— Значит, он где-то в другом месте уже, — сказал Тигр. — Сейчас некогда выяснять — где и что; придется просить генерала.
— А может, легатов?
Тигр покачал головой:
— Бесполезно, как я понимаю. Нет, тут нам его уже не выловить. А вот там тебе, пожалуй, еще придется с ним пересекаться. Возможно, даже выманить его на себя — и допросить с пристрастием? Может получиться интересно, а?
Я немного подумал.
— Хотелось бы сперва разобраться: как им удалось провести меня?
— Мы тут вроде бы уже сообразили. Анализировали разговор. Твоя дочка скомбинирована из шести, а может, семи записей, недостающее создано на компьютере, очень гладко — но при серьезном изучении все разваливается. А твой номер — тоже просто: звонили, подключившись к твоей паре, телефон-то обычный, городской.
— Сколько лет еще будем просить о создании собственной сети? Что нам — забастовку, что ли, объявлять? А пока снабдили бы хоть сотовыми…
Вместо ответа Тигр прокряхтел что-то невразумительное. Понять можно было только последние слова:
— Садись и просматривай дальше — всю галерею. Попробуй выявить тех, кто здесь был теснее других связан с этим Хижиным. Хоть их потрясем, может быть, что-нибудь и высыплется. Постарайся справиться за час. Больше оттягивать нельзя. Надо тебе выходить. Иначе мало ли что может там приключиться с Боричем. Тебе прежде всего придется его отыскать, в случае чего и он тебя сможет подстраховать, верно?
— Кстати, — вспомнил я, — а Степ вернулся? Вылез? Ну, тот паренек, что угодил в Туннель. Кстати, что у него было за задание?
Тигр мотнул головой:
— Нет еще. Да ничего с ним не сделается, на него же охота не открыта. Разве что в бруки наложит. Задание? Легкое: предупредить кое-кого…
Тигр любил произносить именно так: бруки.
Я пожал плечами:
— Галерея мне сейчас больше ни к чему. С вашего позволения, попробую, пока еще возможно, разобраться в его биографии. Найти подлинные данные — в засекреченных файлах: Груздь ведь входит в те списки.
— Только не затягивай.
Я уселся и принялся за работу. Вход занял несколько минут: было до черта всяких блоков. Наконец я оказался в дирекции. И увидел, что она пуста. Файлы стерты до основания. А ведь только что материалы были в совершенном порядке.
С четверть часа мы пытались восстановить хоть что-нибудь. Но все было вырвано, что называется, с мясом. Программа с восстановлением не справилась.
Тигр, отчаявшись, проговорил мрачно:
— Холодная водичка. На грани замерзания. Но прыгать в нее тебе все равно придется. Хотя ты и не морж. А мы уж тут поищем, постараемся разобраться, что к чему.
На что я не совсем вежливо ответил:
— А по мне хоть и не разбирайтесь. Ну вас всех ик и ув…
Я намеренно проговорил это с густым местечковым акцентом. Просто у меня было скверное настроение.
И пошел в третью, нелюбимую палату — ложиться для выхода, на этот раз уже по своей программе, всерьез.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
РИТУАЛ
Я лежал на спальном станке и размышлял вот о чем: насколько я сейчас напоминаю — или не напоминаю — фараонову мумию. Решил, что не очень: фараонам вряд ли ставили две капельницы одновременно. И при этом им не приходилось еще и отвечать на вопросы. Фараону определенно было лучше.
Корявый Дуб выговаривал слова торжественно, словно церемониймейстер:
— Как ты чувствуешь себя? Здоров ли?
Я отвечал, каждый раз глубоко вдыхая воздух, как если бы в нем было растворено безграничное терпение и покорность судьбе:
— Чувствую себя совершенно здоровым.
— Ты спокоен?
— Да.
— Силен?
— Как никогда раньше.
— Готов ли уйти на задание?
— Я готов.
— Уходишь ли с желанием вернуться?
— О, да. Безусловно.
— Дорог ли тебе этот мир — Производный Мир?
Я уселся и принялся за работу. Вход занял несколько минут: было до черта всяких блоков. Наконец я оказался в дирекции. И увидел, что она пуста. Файлы стерты до основания. А ведь только что материалы были в совершенном порядке.
С четверть часа мы пытались восстановить хоть что-нибудь. Но все было вырвано, что называется, с мясом. Программа с восстановлением не справилась.
Тигр, отчаявшись, проговорил мрачно:
— Холодная водичка. На грани замерзания. Но прыгать в нее тебе все равно придется. Хотя ты и не морж. А мы уж тут поищем, постараемся разобраться, что к чему.
На что я не совсем вежливо ответил:
— А по мне хоть и не разбирайтесь. Ну вас всех ик и ув…
Я намеренно проговорил это с густым местечковым акцентом. Просто у меня было скверное настроение.
И пошел в третью, нелюбимую палату — ложиться для выхода, на этот раз уже по своей программе, всерьез.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
РИТУАЛ
Я лежал на спальном станке и размышлял вот о чем: насколько я сейчас напоминаю — или не напоминаю — фараонову мумию. Решил, что не очень: фараонам вряд ли ставили две капельницы одновременно. И при этом им не приходилось еще и отвечать на вопросы. Фараону определенно было лучше.
Корявый Дуб выговаривал слова торжественно, словно церемониймейстер:
— Как ты чувствуешь себя? Здоров ли?
Я отвечал, каждый раз глубоко вдыхая воздух, как если бы в нем было растворено безграничное терпение и покорность судьбе:
— Чувствую себя совершенно здоровым.
— Ты спокоен?
— Да.
— Силен?
— Как никогда раньше.
— Готов ли уйти на задание?
— Я готов.
— Уходишь ли с желанием вернуться?
— О, да. Безусловно.
— Дорог ли тебе этот мир — Производный Мир?
— Он — все, что у меня есть.
— Он достаточно плох. И тем не менее нет другого, в котором ты был бы дома. Что не нравится тебе в нашем мире?
— Ложь. Хитрость. Предательство. Стремление использовать других ради своего блага. Вражда между людьми, странами, взглядами. Недостаток свободы. Недостаток терпимости. Скверный уровень жизни.
— Согласен. В нашем мире есть недостатки — эти и множество других. Назову их: жестокость ко всем, кто не является людьми, а среди людей — к тем, кто не принадлежит к твоей группе; возведение самих себя на пьедестал, на котором нам не место; слишком большое неравенство людей, часто не соответствующее их роли в жизни мира; предпочтение материи духу, стремление к ублаготворению плоти, а не души. И еще многое, многое. Согласен?
— Да.
— Мы назвали недостатки нашего мира — для чего? Для того, чтобы ты оставил их здесь. Чтобы не брал с собой. Тебе предстоит целеустремленно проникнуть в Пространство Сна, оставаться там неизвестно какое время, стать существом того мира. И чем глубже будешь ты входить в иные континуумы, чем лучше станешь ощущать и понимать их, тем более нереальным, иллюзорным, условным будет казаться тебе наш Производный Мир, этот, откуда ты пришел; будет казаться, что его вообще не существует и никогда не существовало, а реально лишь Пространство Сна. А если к тому же наш мир на расстоянии покажется тебе средоточием одних лишь недостатков, ты не сможешь возвратиться.
(Господи, какое занудство! В шестьдесят какой-то — или в шестьсот какой-то уже раз. Но приходится терпеть: таков ритуал.)
— Я знаю, в чем мой долг.
— Сознавать долг — не самое трудное. И одного желания мало. Помнишь Питона? Он прекрасно оперировал в ПС, стал там своим. И когда пришло время вернуться — просто не смог. Не смог никогда. Наш мир. Производный, стал для него лишь комбинацией слов, за которыми не было ни образа, ни чувства. И механизм возвращения перестал действовать. Его тело до сих пор лежит…
— У меня хорошо развит инстинкт самосохранения. Я сделаю все, что нужно, и вернусь.
(Вот не следовало бы прерывать старшего. Сказывается дурное воспитание. Сдерживаться надо, Остров.)
— Но там ты встретишь дорогих тебе людей. Много. Больше, чем их сейчас в нашем мире. И они будут просить тебя остаться.
— Я попрошу их обождать еще. До неизбежного.
(Пространство Сна — неизбежное последнее пристанище каждого из нас — на долгое время или навечно.)
— Хорошо. Теперь последнее: нет ли здесь чего-то, что заставит тебя возвратиться в любом случае?
— Есть. Дочь.
— Она сильнее тех, кто там, в ПС?
— Да.
— Но спокойна ли твоя совесть перед уходом?
— Н-ну… есть неясность отношений с одним человеком.
— Она тяготит тебя?
— Я не сказал, что это «она».
— Я имел в виду неясность, а не человека. Это может помешать тебе там, в работе?
— Не думаю.
— У тебя есть еще какие-нибудь вопросы, сомнения?
— Наверное, нет… Нет.
— Помнишь ли ты свой первый этап?
— Да. Зайду к маме.
— И второй?
— Буду искать свидетелей. Людей, близко стоявших к Груздю. Чтобы узнать о нем все возможное, что сможет облегчить поиски. Сорокопута, Зурилова. Потом займусь Боричем. Пока он совсем не пропал. Или, может быть, свидетелей — потом, а Борича — в первую очередь. Увижу там по обстановке.
— Ты послал уже упреждающие формулы для настройки?
— Конечно.
— Ну — желаю удачи. Удачи. Удачи… И вот что: лучше все же поторопись с Боричем, тут его тело нас беспокоит — организм немолодой…
Такими словами напутствовал меня Корявый Дуб, когда серый туман вневременной внепространственности уже поглощал меня.
СВОЯ ДОРОГА
Последним, что я успел еще услышать, погружаясь в сон, были торопливые слова второго провожавшего — Жокея Мысли: «Только что узнали от родственников Груздя: он последние дни часто вспоминал о детстве, о родных местах. Учти…»
Но я уже перестал быть в яви. Я ушел своей дорогой. Как всегда, сперва — в самые дорогие времена, к самым близким людям. Когда я переселюсь в Пространство Сна навечно, то наверняка чаще всего меня можно будет застать там.
* * *Мать сидела за столом, но, против ожидания, была дома не одна. Второй стул занимал Борисов, Николай Акимович. Комдив. Старый друг. Он был в форме, со своими ромбами в петлицах, орденом Красной Звезды и медалью «XX лет РККА». На столе стояла бутылка рислинга, два бокала и тарелка груш. Все, как в добрые и очень старые времена там, в Производном Мире — или, иными словами, при жизни.
Увидев меня, мать не удивилась, но обратилась ко мне с некоторой настороженностью:
— Ты не окончательно, я надеюсь?
— Привет, вояка, — сказал Борисов, знавший меня с моих малых лет.
— Привет, товарищ комдив, — сказал я. И ответил матери: — Нет. — Чуть было не добавил: «Хотя — как знать? Тут ведь тоже убивают, и тоже навсегда». Но вовремя удержался: не надо огорчать маму — даже и здесь, или тем более здесь.
— Заходил Борич, передавал привет от тебя, сказал, что скоро заглянешь, но я не поверила было. Хорошо. Тебя покормить?
— Нет, спасибо. Потом…
— Ты надолго? — обрадовалась она. — Поживешь у меня?
— Не знаю, на сколько. Надо посидеть, подумать…
— Ну, сиди, — сказала она и снова повернулась к комдиву: — Значит, опять в поход, Коля?
— Армия остается армией, — ответил он.
— Куда, зачем?
— Понадобится — скажут…
— Понимаю.
Я перестал вслушиваться в их разговор, сел и попытался думать. Здесь, у нее, было самое удобное для этого место во всем Пространстве Сна. Как всегда бывает у матерей. Чувствуешь себя защищенным от мира, как будто еще не родился.
Когда уходишь в Пространство Сна без заранее разработанной программы, чаще всего — примерно в одной трети случаев — тебя тянет именно в детство, в пору неограниченных надежд и скоропреходящих забот. Особенно если в яви Производного Мира становится тесно от напряжений и досад, неизбежно связанных со всякой серьезной работой. Ничего удивительного в том, что Груздь почувствовал усталость и — скорее всего, даже не осознавая — устремился, освободившись от власти плоти и вектора времени, в мир, где очищается душа. На какое-то время — время сна — стал опять ребенком. То есть существом, еще не умеющим защититься от недоброжелателей. Там его наверняка и взяли. И (как показывает опыт) оставили при этом какие-то следы.
Место и время его детства мне известны; значит, туда и надо отправляться. Но, в отличие от пострадавшего, приняв перед тем необходимые меры предосторожности. И — лишь после того, как разберусь со свидетелями, а также с Боричем и теми, кто захватил его.
Сколько времени сейчас? Спящая плоть оттуда, из ПМ, по каналу связи и возврата немедленно прислала ответ. По времени яви я пробыл в ПС уже около десяти минут. Тратить на размышления еще больше было бы неоправданным расточительством. Пора в дорогу…
Я встал. Поцеловал мать. Она посмотрела на меня, и в ее взгляде промелькнула печаль. Я откозырял Борисову и повернулся к двери.
— Зайди на обратном пути, — попросила мать.