– Доктор Шин…
Только слово «доктор» он произносил странно, глотая последнюю букву, хотя в других словах «рэ» всегда старался выговаривать четко. По-русски Доктор Шин вообще разговаривал плохо. Когда его спрашивали, отвечал односложно. Сам же старался никогда и ничего не спрашивать. Только однажды, когда перед воротами психиатрической больницы дрались собаки, Шин вдруг выдал в присутствии охранников длинную-предлинную фразу, которую, естественно, никто не понял. И при этом он возбужденно тыкал пальцем в сторону собак. Но китайским языком в Приволжском никто, к сожалению, не владел.
– Что бормочешь? – поинтересовался старший охранник, в меру тупой громила.
Доктор Шин опять ответил по-китайски.
– Говорят в Китае собак едят… – Охраннику показалось, что он понял смысл сказанного. – Предлагает нам попробовать… Желающие есть?
Охранники засмеялись, а старший охранник взял у Шина метлу, и разогнал собак. Старый китаец долго еще смотрел вслед убегающим животным.
– Слюни глотает, – засмеялся старший охранник.
О том, что Шин разговаривал на своем языке, кто-то сказал кому-то, и молва дошла до главного врача. Что случилось, и что страшного в этом, никто не понял. Но Шина опять положили в отделение, и даже не в общую палату, а отвели ему отдельную комнатушку, в которой обычно хранили всякие хозяйственные мелочи. Комнатушка была с окном без решетки. Но ведь старый китаец только недавно разгуливал по всему городу, и ни у кого не возникло мыли, что он попытается сбежать. Он, конечно, и не сбежал. Дурак-то дурак, а прыгать с третьего этажа не захотел. Да и болезненных уколов, как другим больным за плохое поведение, ему не делали, он хорошо себя вел. В чем заключалось лечение, знали только главный врач и его ассистент. Они закрывались с Шином в комнате со звукоизоляцией и «колдовали» там по нескольку часов в день. Такой странный процесс заинтересовал даже заведующую отделением, которая очень мечтала вскоре стать главным врачом. Она попыталась найти историю болезни Доктора Шина, но в регистратуре ей сказали, что история болезни пациента хранится в личном сейфе главного врача, как и вся спецкартотека. Что такое спецкартотека, заведующая отделением знала лишь понаслышке, но за много лет своей работы в лечебнице несколько раз видела, как привозили больных, чьи истории болезни уходили в спецкартотеку. Одно то, что их привозили не санитары, а военные или милиционеры, уже отбило у заведующей отделением желание интересоваться подобными пациентами.
Через десять дней Доктора Шина «выписали»… То есть разрешили ему жить снова в комнатке при котельной и опять подметать двор и улицу.
* * *Новая жизнь к Доктору Шину пришла внезапно в образе остановившегося неподалеку большого и красивого внедорожника «Инфинити». Доктор в это время старательно, не поднимая пыль, мел улицу. Из машины вышел соответствующий ей большой и пузатый человек, выглядевший очень внушительно, обошел спереди высокий капот и склонился над колесом. Громкая ругань раздалась по адресу проколовшего шину гвоздя. Человек осмотрелся, словно подыскивая себе помощника, но никого, кроме маленького и худенького дворника, не заметил. Вид дворника и белый его халат, только накануне тщательно выстиранный, впечатления на большого толстого человека не произвели, но он, критически осмотрев свою чистую одежду, на всякий случай все же окликнул:
– Эй, Доктор Шин! Поди-ка сюда!
Доктор Шин послушно приставил метлу к забору и подошел к машине, глядя на нее с нескрываемым восхищением. Проколотое колесо увидел сразу и с огорчением зацокал языком. Это дало возможность большому толстому человеку подумать, что с колесами дворник дело когда-то имел.
– Ты как, колесо сменить можешь?
Доктор Шин глянул на солидный живот, в котором сам поместился бы полностью, и ответи:
– Могу.
– Тогда – смени. Я заплачу.
Доктор Шин сразу открыл дверцу багажника и выбрал нужный ключ. Это большого человека совсем успокоило. А когда на свет был извлечен и домкрат, и правильно выставлен, стало понятно, что старый китаец не всю свою жизнь одной лишь метлой махал. Худые руки оказались жилистыми и легко справлялись с работой. Большой толстый человек с удивлением смотрел за тем, как маленький китаец легко снимает проколотое двадцатидюймовое колесо и ставит вместо него запасное. И все это быстро, ловко. И даже манометр китаец нашел, чтобы смерить давление в шине. А потом, не спрашивая согласия, вытащил из багажника компрессор, присоединил его к прикуривателю автомобиля, двигатель включил без проблемы, благо, ключ оставался в замке зажигания, и подкачал запаску.
– Все. – Доктор Шин вытер руки о тряпку, вытащенную из кармана.
– Спасибо, братан. Сколько я тебе должен?
Шин думал долго, тихонько мыча себе под нос:
– Дай поехать… Чуть-чуть… Мало-мало…
Большой толстый человек в недоумении пожал плечами.
– А у тебя права-то есть? – с усмешкой спросил он, зная заранее ответ.
– Не знаю.
– Зато я знаю. Не бывает у таких, как ты, прав… А ездить-то хоть умеешь?
– Не знаю.
Большой толстый человек утробно хохотнул, оглядел пустынную окраинную улицу и решился, пошел к правой дверце, предоставив Доктору Шину место за рулем.
Китаец очень обрадовался. Большой толстый человек, говоря по правде, думал, что старый китаец, даже если когда-то и ездил за рулем, то никогда раньше не пользовался коробкой-автоматом. И сейчас будет искать сцепление. А потом с удивлением поймет, что эта машина не для него. Но Доктор Шин не сомневался ни минуты, завел двигатель, отжал до упора тормоз, перевел селектор в положение «D», и плавно тронулся с места, легко набирая скорость. В конце улицы дорога изобиловала выбоинами в асфальте. Внедорожник мог бы миновать их без проблем благодаря только высокому клиренсу. Но китаец проехал осторожно и мягко, потом умело развернулся на узкой дороге, даже не заехав на бордюр, и двинулся в обратном направлении. Около того места, где оставил метлу, остановился.
– Доктор Шин сменил шин в машин, – сказал он, улыбаясь.
Большой толстый человек задумался и почесал подбородок.
– Поэт ты у нас, значит… А что, в этом есть смысл, поэт… Я как раз собираюсь мастерскую по шиномонтажу открыть. Вот бы так и назвать – «Доктор Шин»… Как только тебя туда заполучить? Реклама – лучше не придумаешь…
Китаец улыбнулся, хотя, скорее всего, не понял, о чем идет речь.
– Ты живешь-то где?
– В больница.
– Больной, значит?
– Нет. Шин здоровый. Шин выздоровел. Шин не помнит, кто он… Некуда идти… И живет в больница… Его хотят в дом стариков, а Шин не хочет… Шин работать хочет…
– Я бы тебя взял на работу. Пойдем-ка к твоему начальству.
Они вышли из машины. Шин своей тряпкой провел по крылу, стирая густой слой пыли, и глянул в полированную поверхность, как в зеркало. А рядом, там, где пыль была не стерта, зачем-то нарисовал пальцем положенную набок восьмерку.
– Что это? – не понял большой толстый человек.
– Бесконечность… Знак – бесконечность…
Большой толстый человек вспомнил, что еще в школе знал, что так обозначается бесконечность. Знал, но давно забыл как ненужное.
– И что? Что такое – бесконечность?
– Машина… «Инфинити» – бесконечность… Переводится так… Бесконечность…
Большой толстый человек пожал плечами. Он никогда не задумывался над тем, как переводится название его шикарной машины.
Они пошли в лечебницу, и, к удивлению Доктора Шина, охранники на проходной уважительно, за руку поздоровались с большим толстым человеком, назвали его по имени-отчеству Виктором Викторовичем и не помешали ему пройти к главному врачу.
* * *Так вот у Доктора Шина началась новая жизнь, которая нравилась ему куда как больше однообразной и скучной прежней. Большой толстый человек Виктор Викторович, которому он сменил колесо на улице, оказался в Приволжском человеком влиятельным, бывшим начальником районной милиции, вышедшим на пенсию в возрасте еще совсем не пенсионном, как это часто с милиционерами бывает, и занявшимся автомобильным бизнесом. В самом Приволжском автомобильного бизнеса, естественно, быть не может – контингент жителей не тот, но машины у людей еще с былых времен остались, и ремонтировать их тоже надо. Причем гораздо чаще надо ремонтировать, чем машины новые. В соседнем – за Волгой – большом городе, бывший начальник милиции открыл, конечно, настоящий автосалон. А в районных центрах по всей округе – авторемонтные мастерские. И в Приволжском открыл мастерскую по шиномонтажу, как и хотел, и назвал предприятие вполне серьезно именем своего нового наемного работника – «Доктор Шин».
Такое название приволжанам нравилось. И несравненно вырос авторитет маленького китайца, шагнувшего из дворников сразу в руководители малого предприятия.
2Спутник спутником, но, даже используя телефонную трубку спутниковой связи, необходимо подумать о том, что у тебя над головой, когда и вокруг тебя тоже не широкое чистое поле, а лесистые горы, создающие множественные помехи. Полковнику Согрину пришлось высунуться, чтобы попытаться позвонить… Однако набрать номер он так и не успел. Трубка спутникового телефона в его руке сама завибрировала, назойливо и беззвучно. Согрин глянул на определитель номера. Звонил его прямой начальник полковник Мочилов.
Такое название приволжанам нравилось. И несравненно вырос авторитет маленького китайца, шагнувшего из дворников сразу в руководители малого предприятия.
2Спутник спутником, но, даже используя телефонную трубку спутниковой связи, необходимо подумать о том, что у тебя над головой, когда и вокруг тебя тоже не широкое чистое поле, а лесистые горы, создающие множественные помехи. Полковнику Согрину пришлось высунуться, чтобы попытаться позвонить… Однако набрать номер он так и не успел. Трубка спутникового телефона в его руке сама завибрировала, назойливо и беззвучно. Согрин глянул на определитель номера. Звонил его прямой начальник полковник Мочилов.
– Слушаю тебя, Юрий Петрович, – нажав кнопку приема, сказал тихо Согрин, хотя боевики были так далеко, что услышать его разговор никак не могли, да и ветер дул устойчиво с их стороны, относя все звуки к пустынной лесистой горе.
– Игорь Алексеевич, приветствую. Как у тебя дела? Говорить можешь?
Мочилов отлично понимал, что телефонный разговор во время операции может оказаться невозможным, и потому слова произносил быстро. Но сам Согрин отвечал неторопливо, хотя и по-прежнему тихо, просто по привычке соблюдая необходимую осторожность.
– Говорить почти могу… Дела прекрасные. Дышу свежим воздухом, которого у вас в Москве днем с огнем не сыскать. Сижу от нечего делать в засаде. Прямо перед собой наблюдаю троицу боевиков, разминирующих схрон, о котором ты знаешь. Со знанием дела, скажу тебе, работают. Хорошую школу прошли… К ним, кстати, направляется вторая группа из одиннадцати человек во главе с известным тебе Абу Обейдой. Этого последнего типа Кордебалет в оптический прицел опознал. Их я пока не вижу, но вскоре надеюсь лицезреть. Кордебалет спрашивает меня, не снять ли ему этого Абу вместе с Обейдой с пьедестала. Я как раз собрался спросить совета у кого-нибудь в РОШе, а тут ты звонишь…
– Нет-нет… Обейду в обиду не дам… Не трогайте… Ни в коем случае… Что касается московского воздуха, то я оттуда сбежал, – ответил полковник Мочилов. – И не один. С тобой сейчас будет говорить генерал-лейтенант Спиридонов. Мы в Грозном, сидим на базе, сейчас поедем в РОШ. Запомни, Обейду не трогать. Он – ключевая фигура и многое еще должен сделать на благо России… Более того, ты даже должен оберегать его от случайностей, иначе может вся операция сорваться. Ладно, поговори-ка с товарищем генералом…
Согрин за всю свою долгую военную жизнь служил только в частях военной разведки, и во всех тонкостях дел, касающихся разведки, ориентировался прекрасно. И потому сразу понял, что если в операцию включился начальник агентурного управления ГРУ, то она приобретает гораздо больший размах, чем казалось раньше. По крайней мере, спрос теперь будет с участников несравненно более высокий и ошибки не простятся никому из участников, потому что ошибка здесь, на месте, может аукнуться непредсказуемыми последствиями в противоположном конце земного шара. Такое уже случалось. Но участие генерал-лейтенанта в руководстве операцией вполне оправдывает надежды на получение геройских звезд в случае удачного исхода дела. Хотя полковник прекрасно знал, как далеко от обещаний до их исполнения. Тем более такого обещания…
– Игорь Алексеевич, здравствуй.
– Здравия желаю, товарищ генерал! Слушаю вас.
– Мы у РОШа дело уже забрали полностью. Ведем его сами вместе с некоторыми смежниками, которых вашей группе еще предстоит увидеть. Если что, имей в виду, приказы ты получаешь от меня, от полковника Мочилова и генерала Воронова из ФСБ, он тоже здесь замешан. Если другие приказы будут входить в противоречие с нашими, сразу информируй нас, мы примем меры. Пока продолжай только наблюдение, докладывай о любых изменениях. Далеко не отступай, в контакт тоже не входи. Но контролировать их ты должен круглосуточно. Если втроем не справитесь, мы подошлем еще группу.
– Справимся, товарищ генерал. Больше людей – больше вероятность оказаться обнаруженным. Нам это ни к чему.
– Хорошо. Но если что потребуется, сразу сообщай. Лучше перестраховаться, чем завалить дело. Слушай дальше… Вот-вот, не сегодня, так завтра, к банде должны будут присоединиться еще несколько человек, американцы. Как только они появится, сразу сообщи. Но опять – не предпринимай никаких активных действий, что бы ни происходило. Оберегай до поры до времени Абу Обейду, а еще больше охраняй американцев, что бы они ни творили. Этих ты должен отпустить здоровыми и богатыми домой. Понял?
– Так точно, товарищ генерал.
– В горах будут проводиться испытания самолетов и локаторов. Локаторы, как сам понимаешь, на земле. Там есть оцепление. Сильная охрана. Американцев интересуют испытания. Вероятно, будут что-то снимать, что-то замерять… Позволь им это сделать.
– Понял, товарищ генерал.
– Вопросы?
– При варианте случайной встречи мы должны…
Генерал даже кашлянул из-за непонятливости полковника:
– Отступать. Даже – бежать. Но – не далеко. Наблюдение продолжать. Не мне тебя учить, как это делается.
– Понял, товарищ генерал.
– У меня все. До связи.
– До связи, товарищ генерал.
В трубке раздались короткие гудки, и Согрин убрал ее в чехол на поясе.
– Рапсодия! Что там нам обещают? – поинтересовался Кордебалет.
– Просят отобрать у тебя все патроны, чтобы дел не натворил. Только дистанционное наблюдение! Никаких активных действий! И оберегай Обейду, как оберегал бы меня, он нашим очень нужен в живом и рабочем виде… Потом Обейда встретится с американцами, и мы выступим в защиту дружбы с Америкой. Американцев охранять до самой границы, и отпустить домой здоровыми и без соплей.
– Опять мне не дали поговорить с садистом и палачом, – ворчливо посетовал в эфире подполковник Сохно. – Все надежды на справедливое возмездие рушат…
– Рапсодия! Бандит! Внимание! – Голос Кордебалета зазвучал громче и напряженнее, интонацией сообщая, что ситуация с места сдвинулась и требует концентрации внимания. – Пять человек во главе с садистом идут к схрону, шесть выходят в оцепление тройками по обе стороны тропы. Похоже, желают сделать широкую рекогносцировку. Как бы на вас не вышли… Командир, на тебя точно могут выйти… В твоем направлении двинули…
Согрин даже осмотрелся, словно еще раз проверяя то, что и без того хорошо знал:
– Я хорошо спрятался. Пусть ищут.
Полковник в самом деле спрятался очень хорошо, как умеют прятаться спецназовцы ГРУ.[10] Покрытая искусственным мхом маскировочная сетка с одной стороны прикрывала упавший ствол дерева, под которым он вырыл себе наблюдательный пункт, и кучу нарытой земли из-под ствола. Ни одной крупицы почвы, что смогла бы привлечь внимание опытного поисковика, не осталось в стороне, среди молодой зеленой травы. С другой стороны ствола кусты укрывали полковника настолько хорошо, что никто не подумал бы, что здесь находится человек.
Что касается подполковника Сохно, то он находился дальше схрона и, естественно, тоже замаскировал свой наблюдательный пункт с обычной своей изобретательностью. Сохно всегда считался в маскировке лучшим специалистом.
– Бандит, ты-то спрятался?
– Обязательно. И даже знамя над укрытием выставил. – Сохно не мог обходиться без обычных своих шуточек.
– Ждем. Пусть идут. Я разрешаю, – удовлетворенно ответил Согрин.
Ожидание затянулось надолго. Пять боевиков, передвигаясь так, словно готовы были при малейшей угрозе отпрыгнуть назад и убежать, уже подошли к схрону на дистанцию визуального наблюдения. Но держались все еще достаточно далеко, и двух троек, вышедших в охранение, видно пока еще не было. А реальную опасность для спецназовцев и для исхода операции в целом, могли представлять только они.
– Танцор! Я – Рапсодия. Видишь их?
– Уже нет. Но больше им пойти некуда. Должно быть, излишне внимательны. Смотрят хорошо, в шесть глаз.
– О-о-ох, ситуация… Как всякий нормальный Бандит, я обязан ментов недостаточно любить. Это ж они нам напохабили, – прокомментировал положение Сохно. – Если бы они не взорвались, нас бы сейчас не искали…
– Если б они не взорвались, схрон бы не нашли и мы бы сейчас здесь не сидели, – отпарировал полковник. – Моя тройка идет… Смотрят и правда тщательно. Но смотрят, к счастью, не туда…
Трое боевиков вышли из леса. Лица внимательны, взгляды бегают по сторонам, все ощупывая, отыскивая возможную опасность. Но основное внимание уделено склону, который под ними, и схрону, который в самом низу, под склоном, в черном урочище, куда не проникает солнце. В принципе боевики правы. Они ожидают засаду, поскольку знают, что трое ментов подорвались здесь на мине. Но засада может быть только в том случае, если схрон обнаружен – а так: мало ли в лесу заминированных издавна троп! Но даже если засады нет и в помине, боевики просто обязаны ее ожидать и трижды проверить склоны. Иначе не проживешь долго. По крайней мере, так долго, как сам хочешь… И они прекрасно понимают, поскольку сами большие специалисты засады устраивать, понимают что любая засада должна располагаться там, откуда можно вести эффективный огонь на уничтожение противника. Выше по склону федералам забираться было бы незачем. Оттуда нижнее урочище совсем не видно, а уж стрелять на поражение, когда ничего не видишь, – детское занятие… Расчет прост. Выбрана дистанция для наиболее удобной стрельбы в сторону схрона, к ней добавлена дистанция, с которой удобно стрелять сверху по засаде, и по этой верхней линии проложили свой путь трое из охранения.