Некипелов Виктор
Институт Дураков
Виктор Некипелов
"Институт Дураков"
СОДЕРЖАНИЕ
От автора
"Вы говорите, доктор, я здоров"
Кропоткинский переулок, 23
"Некипелов, с вещами!"
Судебной психиатрии институт (справка из БСЭ)
Кожупа от апельсинов
Схемы психиатрической экспертизы
Зеленый кувшинчик
Основания для назначения экспертизы
Здравствуйте, психи!
Обед
"Дураки едят пироги" (юридический статус невменяемого)
Первая ночь. Комиссия
Структура института
Шейх-антикоммунист
Структура отделения
Первая беседа с врачом. Любовь Иосифовна
Из дневничка. 21 января 1974года
Экспертизные зеки
Распорядок дня
Учитель из Ташкента
Битва за авторучку
Быт. 1-я глава
Сколько стоит виза в Китай?
Быт. 2-я глава
Окно в мир
Научная тухта врачей
Саша Соколов и дед Никуйко
Потери и встречи
Репрессии
"Злой мальчик" Витя Яцунов
Камера-обскура
Методы исследования. 1 глава: объективные методы
Вторая встреча с врачом
Психологическое исследование
Методы исследования. 2 глава: субъективные методы
"Задыхаюсь от счастья, от света" (И.И.Розовский)
Из дневничка. 10 февраля 1974 года
Что есть деньги? (В.Шумилин)
Братья мои - уголовники
Методы дозволенные и недозволенные
Встреча с Лунце
"Комиссии" и "подкомиссии"
Комиссия 18.02.1974.
Кого - куда. Дни и сроки выбытия
В палате. День рождения Игоря
Майкл - повелитель трав
"В чистоте и честности..." Врачи отделения. Д.Р Лунц
Жандармский полковник Полотенцев
"В чистоте и честности..." Врачи отделения. Я.Л.Ландау и М.Ф.Тальпе
Заявление протеста. 4-я беседа с врачом
"В чистоте и честности..." Врачи - кандидаты наук
Тоска. Споры с Полотенцевым
"В чистоте и честности..." Младшенькие врачи
Мой Мефистофель. Вторая глава о Полотенцеве
Медицинские сестры
А что если?
Няньки
Прогулка. Болезнь
Вертухаи
Из дневничка. 10 марта 1974 г.
Типы "бредов"
12 марта 1974 г. Последняя комиссия
Как все-таки "закосить"?
Положение политических. Виновны ли врачи?
Возвращение в бездну
Человек ХХI века
Я был арестован 11июля 1973 года в городе Камешково Владимирской области по обвинению в т.н. распространении заведомо ложных измышлений, порочащих советский общественный и государственный строй (ст.190-1 УК РСФСР), а фактически - за инакомыслие, самиздат, гражданский протест против нарушения в СССР прав человека, отсутствия основных демократических свобод.
До этого, начиная с 1 сентября 1972 года, я находился под следствием в качестве подозреваемого в Московской городской прокуратуре вместе с московским биологом С.Г.Мюге, его женой К.М.Великановой, геологом М.Н.Ланда и др. Однако позже по каким-то маневрам Мосгорпрокуратуры и КГБ я был отделен от этой группы и арестован по месту жительства.
Мое "дело" вела Владимирская областная прокуратура. В качестве "преступных деяний" мне инкриминировали:
1.Написание нескольких "клеветнических" стихотворений;
2.Изготовление и распространение статьи "Нас хотят судить - за что?";
3.Набросок плана "клеветнической книги" (еще не написанной!), которой следствие само дало название - "Книга гнева";
4.Передача одному знакомому экземпляра "Хроники текущих событий".
Во время следствия, длившегося свыше десяти месяцев, я находился в заключении во Владимирских тюрьмах №1 и №2, а также недолго в Бутырской тюрьме в Москве. Т.к. была попытка применить ко мне психиатрическую репрессию, то владимирские психиатры услужливо дали заключение о возможном наличии у меня так называемой "вялотекущей шизофрении" и я был направлен на стационарное обследование в Москву, в известный институт им. Сербского, где находился с 15 января по 15 марта 1974 года.
Не знаю, что помешало властям успешно завершить эту попытку. Скорее всего, то, что я попал в институт Сербского в неблагоприятный для них период: на Западе начались активные протесты против использования в СССР психиатрии как средства для подавления инакомыслия. Видимо, власти просто побоялись еще одного инцидента. Так или иначе, после двухмесячного "обследования" я был признан психически здоровым и 16 -21 мая 1974 года осужден Владимирским областным судом и приговорен к двум годам лагерей общего режима. Этот срок я отбыл в гнусном уголовном лагере в поселке Юрьевец, в 8 км от г. Владимира, откуда и освободился 11июля 1975 года.
Настоящие записи касаются лишь одного этапа моей гулаговской одиссеи, недолгого, но характерного, - пребывания в институте имени Сербского.
Я попытался рассказать обо всем, что увидел в этом любопытном, окутанном мраком безвестности учреждении, являющимся своеобразным гибридом советской системы террора и советской медицины. Я включил в повествование как бытовые подробности, так и рассказы о людях, встретившихся мне в тех удивительных стенах.
Конечно, мои записи страдают досадной неполнотой, поскольку я побывал в институте не в качестве журналиста-репортера, а в качестве обыкновенного, связанного по рукам и ногам бесправного экспертизного зека. Я почти ничего не смог рассказать о структуре института и организации его работы. Я не смог назвать по фамилиям всех врачей даже своего отделения, ибо в институте они тщательно скрываются. Но что-то я все-таки увидел и понял.
Насколько мне известно, в нашей бесцензурной литературе нет ( кроме разве что "Мыслей сумасшедшего" П.Г.Григоренко, "Кто сумасшедший?" братьев Медведевых и еще нескольких коротких замет) достаточно полного рассказа об институте имени Сербского, хотя интерес к этому печально славному учреждению, конечно, велик. Так может быть, мои записи хоть в какой-то степени восполнят этот пробел, а главное - позовут к действию кого-то более знающего и опытного. Я так и рассматриваю свою работу - как часть коллективного труда по преданию гласности и следовательно обезвреживанию одного из зловещих островов советского ГУЛАГа, сегодняшнюю цитадель наивысшего бесправия и бесконтрольных опытов над беззащитным арестантским мозгом - институт имени проф. Сербского в Москве.
Всем советским инакомыслящим, ставшим жертвами психиатрической репрессии, сегодняшним и вчерашним узникам спецпсихбольниц я и посвящаю свои заметки - мой посильный вклад в борьбу с этим едва ли не самым отвратительным видом политического террора и насилия в наши просвещенные дни...
Вы говорите, доктор, я здоров?
а между тем моим родным сказали,
что болен я, и чтоб они меня
немедленно в больницу отправляли?
Ах, доктор, доктор! Право, вы чудак,
и одного понять не можете никак:
что мне болезнь моя - отрада.
Здоровья вашего и даром мне не надо.
Здоровья вашего, которым вы б о л ь н ы!
Мои слова вам кажутся смешны?
Но право, доктор, под большим сомненьем
к о г о сажать сегодня в желтый дом:
меня иль всех, кто в диком озлобленье
волнуются кругом!..
(Из стихотворения "Сумасшедший"
неизвестного автора, конец ХIХ века)
КРОПОТКИНСКИЙ ПЕРЕУЛОК, 23
- Сколько в Москве вокзалов? - Девять. Ярославский... Савеловский... С Рязанским, что не понятно, вокзал или платформа ( на Каланчевке), даже десять.
- Сколько аэропортов? - Загибаем пальцы: Внуково, Шереметьево... Пять!
- А сколько тюрем?
Оказывается и это не сложно сосчитать.
- Бутырка - самая знаменитая, давняя, еще Пугачев сидел... Матросская Тишина... Красная Пресня - всесоюзная пересылка... Таганку снесли в хрущевские годы... Еще Лефортово - тюрьма КГБ. Еще Лубянская внутренняя самая таинственная... Все. Пять!
- Шесть, - уверяю я.
Да, эта последняя, с застекленными окнами без решеток, официально тюрьмой вроде не считается. И тем не менее я считаю ее тюрьмой, самой настоящей и едва ли не самой зловещей.
Хоть и не подолгу в ней сидят, вроде пересылки.
- Как для кого, - скажут некоторые, - как для кого...
* * *
Кропоткинский переулок, 23. В самом центре Москвы. Рукой подать до Крымского моста, до Смоленской площади, до высотной громадины Министерства иностранных дел... Непримечательное трехэтажное здание старинной постройки, окруженное серым, молчаливым забором - едва ли кто разглядит на нем тонкую паутину проволоки, натянутой для сигнализации о побеге... Ну а овчарки внутри двора не лают - вымуштрованы...
Институт фасадом выходит в Кропоткинский переулок, тылом - на шумный Смоленский бульвар, и с этой стороны его сейчас надежно загородил 25-этажный жилой дом на марсианских железобетонных ногах (Смоленский бульвар, дом 6-8). Въезд в институт - с торца, с улицы Щукина, 19. Здесь расположена незаметная проходная и сюда сворачивают неприметно с Садового кольца "воронки". Со всех сторон всесоюзную психиатрическую тюрьму, главную лабораторию бесконтрольных экспериментов на бесправных и беззащитных зеках, окружают мирные и, конечно, очень нужные учреждения, которым и невдомек, какое чудовище приткнулось к ним. Вот Министерство образования СССР (Смоленский бульвар, 4) - цитадель света и знания... С торца, в доме по Кропоткинской улице, 38 - детская библиотека им. Н.К.Крупской и ВНИИ "Биотехника" (вот с этим учреждением, по-моему, институт Сербского определенно имеет контакт)... Пельменная - в том же доме... Чуть поодаль на углу магазин "Березка", иностранцы снуют... В тихом Кропоткинском переулке, в старинных респектабельных особняках вообще невозможное... редакция журнала "Латинская Америка"! (Кропоткинский переулок, 24), дом-музей П.А.Кропоткина (Кропоткинский переулок, 26 - здесь, в этом доме родился великий отрицатель государства - насильника над личностью)... Нет, не представить и томящимся за серой бетонной стеной зекам, какие экзотические, мирные, пестрые - да разве бывают такие? учреждения в сотне метров от них!
"НЕКИПЕЛОВ, С ВЕЩАМИ!"
Вторник, 15 января 1974 года. Перед подъемом, около половины шестого, с лязгом распахнулось кормушечное окно моей бутырской камеры-одиночки...
- Некипелов? Имя-отчество?.. С вещами!
Все ясно. Этап в институт. Екнуло сердце. Вот и пришел мой час. Наспех укладываю вещи, собираю постель, жду. Минут через пятнадцать приходят за мной. С трудом волоку узел с постелью. В другой руке мешок с личными вещами. Долго иду за вертухаем по длинному коридору, устланному старинной, скользкой, чисто вымытой плиткой. С обеих сторон - камеры.
Около одной из них вертухай останавливается и ко мне присоединяется парень лет 28-ми, в сером кургузом пальтеце. Лицо добропорядочное, умное, заросшее черной месячной давности бородкой. В руках у него небольшой узелок из серой тряпицы, и он с интересом смотрит на мой, оттягивающий руку мешок. Нас выводят наружу, и, пройдя двор, мы оказываемся в знакомом уже отсеке приемного корпуса, где сдаем постели. После этого нас запирают в одной из сборных камер. Холодно. В раскрытое зарешеченное оконце, что почти под потолком (не дотянуться), густой струей, как паста из тюбика, вползает белый морозный воздух.
- Яблочка нет случайно? - спрашивает парень, кивая на мой мешок.
- Нет. Конфеты есть. Хочешь?
Угощаю. Знакомимся. Моего напарника зовут Володя. Москвич. Сидит уже около двух лет. "Закосил", и был признан невменяемым. Здесь сидел в "признанной" камере и сейчас понятия не имеет, куда его "дернули".
Говорю, что по всей вероятности в институт Сербского.
- В Сербского?.. - Володя бледнеет. Но ведь он уже был признан... Значит, переосвидетельствование? Могут разоблачить? Как теперь себя вести? Он явно растерян, и весь погружается в тревогу.
А в камеру постепенно - по одному, по два - прибывают новенькие, и вот она уже гудит, как улей, и наполняется дымом и потом. Обычная уголовная публика, ни одного интересного лица. Выделяется в ней жуковатого вида мужичок с блатными повадками - какой-то известный московский вор из Марьиной рощи. Маленький, сморщенный, лет под пятьдесят. Но глас зычный, законодательный, камера группируется вокруг него. Достает из мешка и показывает две кроличьи шапки, выигранные в карты в камере. А на голове рыжая, лисья... хотя и потертая. Мне все это уже знакомо и удивляет. От нечего делать изучаю надписи на стенах. Карандашом, гвоздем, горелой спичкой: "Коля, везут в Сербского. Олег", "Наташа, меня признали. Слон", "Жду этапа в Сербского"... Становится не по себе от чьих-то криков, каким-то темным пророчеством веет от этого лаконичного "меня признали".
Текут часы. Раздают ложки, хлеб, кормят завтраком - жидкая пшенная каша. Еще через час ведут всех - человек по пять - в парикмахерскую. Зек-парикмахер снимает бородатым машинкой для стрижки волос бороды. Затем командуют спустить брюки, и второй зек из хозобслуги такой же машинкой оголяет каждому лобок. Состригает и под мышками. Что ж, это уже пахнет медициной. Профилактика! Чего?.. Видимо, иначе институт Сербского не принимает!
Возвращаемся в камеру. Ждем. Нас уже человек двадцать. На лавках все не умещаются. Кто на полу сидит, кто на корточках, прислонясь к стенке, кто на мешке... Я держусь возле Володи.
Вдруг за дверью, в коридоре, дикий крик:
- Ой-ей-ей! Не надо! Ой! Не бейте! Это мое! Мое! Кофта, правда, моя!..
Минут через десять в комнату вталкивают человека, одетого довольно странно и для зимы очень легкомысленно. На нем вылинявшая, коротенькая, до пупка, солдатская гимнастерка и такие же вылинявшие узенькие, до щиколоток, брючки-галифе. На ногах разбитые башмаки без шнурков - "коцы", а на голове крошечная фетровая шапочка, похожая на еврейскую ермолку, в таких обычно старики ходят париться на полог. Под этой ермолкой такое широкое, веснушчатое, комичное русское лицо, что невозможно удержаться от смеха.
Камера оглядывает вновь прибывшего. Постепенно выявляется связь между недавним криком в коридоре и странным нарядом незнакомца.
- Ты кричал? - спрашивает марьино-рощинский вор.
Человек в фетровой ермолке кивает.
- Так ты, с-сука... - вор встает и подходит к Ермолке явно для расправы.
- Да ты ничего не знаешь! - кричит Ермолка. - Не знаешь!
Но все уже понимают, в чем дело. При проверке имущества, которая обязательно проводится при выбытии заключенного из тюрьмы, обнаружилось, что на нашем незнакомце нет ни одной вещи из перечисленных в карточке и одет он во все чужое. То есть снятое с кого-то (или выигранное) в камере. Вертухаи в сердцах избили поборника и содрали с него чужую одежду, а взамен бросили какое-то солдатское старье. Видно, и мешок забрали.
При всей дикости воровской "этики" такой побор был не в ее правилах. Да еще явная трусость и этот крик поросячий... Назревал самосуд над Ермолкой, и Лисья Шапка уже два раза скользнул ребром ладони по носу Ермолки, но тут лязгнул засов двери и раздалась команда: "Выходи!"
Всех нас погрузили в "воронок". Последним, уже нам на колени, втолкнули Ермолку.
Поехали! Даешь институт Сербского! Новых д у р а к о в везут!
СУДЕБНОЙ ПСИХИАТРИИ ИНСТИТУТ
"Судебной психиатрии институт им. профессора В.П.Сербского - советское центральное научно-исследовательское учреждение, разрабатывающее теоретические и практические вопросы судебной психиатрии. Организован в 1921 г. в Москве. Институт производит судебно-психиатрическую экспертизу в наиболее сложных и спорных случаях, вырабатывает критерии судебно-психиатрических оценок различных клинических форм душевных заболеваний и пограничных состояний. Институт осуществляет также методическое руководство работой на периферии, разрабатывает инструктивные положения по вопросам судебно-психиатрической экспертизы и принудительного лечения, периодически созывает всесоюзные совещания по вопросам судебной психиатрии, готовит кадры судебных психиатров, обобщает материалы научного исследования и освещает их в периодически издаваемых сборниках".
( Большая советская энциклопедия, том 41)
КОЖУРА ОТ АПЕЛЬСИНОВ
"Воронок" остановился, мы вылезли один за другим и осмотрелись. Во дворе в круглой арке входа мы увидели большую двойную дверь, через которую нас ввели в просторный вестибюль с выложенным мозаикой полом. Широкая лестница со старыми стертыми ступенями вела наверх. Низкорослый капитан, сопровождавший "воронок", подбежал торопливо с портфелем, в котором находились наши дела.
Все двадцать пять, мы были заперты в помещении, состоящем из двух комнат и туалета с умывальником. В большей комнате стоял длинный стол, на котором можно было сидеть. Расположились кто как сумел. Лисья Шапка с гордостью рассматривал свое барахло, вытащенное из мешка. Ермолка поникло сидел на корточках в углу.
В туалете висело предупреждение: "Кожуру от апельсинов в унитаз не бросать!" Куда нас привезли? Объявление казалось неправдоподобным. Для кого оно? Конечно, мы не станем бросать в унитаз кожуру от апельсинов! Я уверен даже, что если бы кожура появилась там в тот момент, ее выловили бы тут же и засунули в жадные рты, истосковавшиеся по человеческой еде.
СХЕМА ПСИХИАТРИЧЕСКОЙ ЭКСПЕРТИЗЫ
"Институт проводит судебно-психиатрическую экспертизу в наиболее сложных и спорных случаях"... Большая советская энциклопедия, похоже, правильно определяет работу института. Именно когда специалисты амбулаторий и больниц не могут определить наличие и характер душевного заболевания у своих пациентов, они направляют их в институт им.Сербского. Очевидно, что большинство преступников, находящихся в спецпсихбольницах (тюремных больницах под управлением МВД) специальных отделениях обычных психиатрических больниц (под управлением Минздрава), признаются невменяемыми без помощи института им. Сербского. Но обвиняемые по политическим статьям (ст. №№64 - 70, 72 и 190-1 УК РСФСР), как правило, редко направляются на обследование в местные психиатрические клиники и еще реже признаются там больными. Так, например, инженер-химик и Ставрополя Олег Соловьев, арестованный в марте 1969 г. по обвинению в распространении произведений самиздата, был признан невменяемым в Ставропольской областной психиатрической больнице. Но за последние несколько лет подобные ему люди все чаще направлялись в институт Сербского после пятиминутного амбулаторного обследования, минуя стационарное обследование в местной психиатрической больнице. Есть исключения, как случай с киевским математиком Леонидом Плющом, который никогда не проходил стационарного обследования. Амбулаторно он был обследован один раз в Киеве гражданскими психиатрами и дважды в Москве в Лефортовской тюрьме - психиатрами из института им. Сербского. Эти два последних обследования были записаны в обвинительном заключении стационарными.
Говоря о политических заключенных, подвергнутых психиатрическому обследованию, я имею в виду здоровых людей, признанных невменяемыми.