Александр Громов
Не ложись на краю!
Поверхность фронта не менялась очень давно. Не линия никогда не затихавших надолго боев, а именно поверхность - незримая, но реальная. Там, где кипели сражения эскадр, она прогибалась в ту или иную сторону, иногда ощутимо и стремительно, чаще медленными судорожными толчками, но в этом секторе пространства она оставалась незыблемой вот уже несколько столетий. Периферия…
Не главные силы и массированные удары соединенных флотов, не циклопические побоища - лишь стычки, укусы и отскоки, позиционное противостояние, крохи успехов и такие же крохи ежедневных потерь. Медленно вращающиеся, но очень широкие жернова.
О ближайшей планете Леман знал очень мало, хотя ему доводилось летать в ее окрестностях достаточно близко, чтобы увидеть мутно-голубой диск. Есть ли кто-нибудь на планете - было неизвестно, хотя кому придет в голову жить на линии фронта? Планета не представляла никакой ценности ни для Великой Лиги, ни для ренегатов. Как и большинство пилотов действующего флота, Леман знал о ней только то, что случайно попалось на глаза и застряло в голове, - пустые, бесполезные обрывки сведений.
Планета земного типа. Сырья нет. Нет ничего, что стоило бы защищать или отвоевывать в случае потери. Девяносто процентов поверхности покрыто океаном. Островов, кажется, нет совсем, материк всего один, расположенный на экваторе, но тем не менее обледенелый и предельно негостеприимный. Атмосфера вроде бы кислородно-аргоновая, плотная, неспокойная и достаточно протяженная. В последнем Леман сейчас убеждался на практике.
По счастью, нигде в галактике нет столь глубокого вакуума, чтобы выпущенную по тебе серию импульсов нельзя было обнаружить по мгновенной ионизации межзвездных атомов, а обнаружив, попытаться уклониться. Особенно в этом секторе, где только за последние сто лет не меньше двух тысяч разнотоннажных кораблей обеих воюющих сторон превратились в пылевые облака, а причудливая поверхность фронта не сдвинулась и на миллипарсек.
Ох, неспроста его прижали к планете! Леман прекрасно понимал это, но, вертись не вертись, иного выхода, нежели вход в атмосферу, не было. Одиночный истребитель с израсходованным боекомплектом - легкая добыча для эскадренного дестроера. Если одному противнику еще можно какое-то время морочить голову резкими маневрами, то встреча сразу с двумя делает это занятие вдвойне бессмысленным. Три, от силы пять минут отчаянного танца под шквалом энергоимпульсов - и конец. Это если обреченным истребителем управляет опытный ас. Иначе - меньше.
Леман не был опытным асом.
И тем не менее он держался. Уходил, вертелся волчком, дважды пытался вклиниться между чужими кораблями, надеясь, что они поразят друг друга, и прекрасно понимая, насколько зыбка эта надежда. Его отгоняли огневой завесой, как надоедливую муху, и методично, без особой суеты, расстреливали. Дестроеры немного уступали ему в скорости, но уйти он не мог: для этого ему пришлось бы перестать маневрировать. Тогда счет оставшихся секунд жизни сократился бы с десятков - или сотен? - до одной-двух. Он понимал, что, скорее всего, был бы уже уничтожен, не подвернись эта планета.
Его прижимали к атмосфере. Рывок вверх - и только плазменный шар останется вместо боевой машины. Второй вариант - идти на посадку - по всей вероятности, ничуть не лучше, но сулил небольшую отсрочку. И Леман выбрал именно его.
Изображение поверхности на локаторе четкое, видны все детали. Весь материк был одним огромным плато, круто поднявшимся из океана на высоту в пять - семь тысяч метров, считая и километровый слой льда. Когда-то давно тектонические силы начали было ломать плато на части, но не справились и отступили, оставив сетку глубочайших каньонов, уступами идущих вглубь. Они-то и давали некоторую надежду на спасение.
Он пробьет атмосферу, нырнет в каньон и уйдет с экранов. Затем найдет подходящий уступ, отсидится. Дестроеры не сунутся в атмосферу, но могут караулить его на орбите и неделю, и две. Особенно сейчас, когда впервые за два года беспрерывных сражений и стычек в боевых действиях наметилось некоторое затишье.
Что ж, придется поскучать.
И поголодать. А воды здесь в избытке - вон сколько льда…
Все эти мысли пронеслись в голове Лемана в один миг, а следующее мгновение ушло на то, чтобы осознать: он неисправимый оптимист. Серьезные маневры уклонения от огня на посадочной траектории невозможны, иначе либо сгоришь, либо рикошетом отскочишь в космос, как раз под удар дестроера. Три-четыре минуты торможения в атмосфере - более чем достаточный срок для поражения маломаневренной цели.
И все-таки он надеялся…
Два импульса слепящими молниями прошили атмосферу слева и справа от истребителя. Третьего Леман не увидел.
Вряд ли его обморок продолжался более нескольких секунд. Первым чувством было удивление: обзорный экран исчез. Вместо него оказался крошечный иллюминатор, а в нем - огненная буря. Спасательная капсула тормозилась об атмосферу. Значит, истребитель потерян…
Леман уставился в иллюминатор, но сквозь плазменный кокон разглядеть сгорающие метеорами обломки своего корабля было невозможно. Залп импульсных орудий по идее совершенно не виден в вакууме. Лишь плазменный накопительный кокон, венчающий орудийную башню дестроера за полсекунды до выстрела начинает слабо мерцать неприятным фиолетовым светом, а потом гаснет, выплюнув разряд. Ну ладно… Хорошо уже то, что остался жив.
Значит, есть шанс.
Если только комендоры дестроеров не соблазнятся уничтожить еще и капсулу. Хотя зачем?
Радиомаячок капсулы работает долго, но воздуха хватит часов на двенадцать. Это в открытом пространстве. Именно столько времени враг будет находиться неподалеку, чтобы атаковать спасательное судно. Капсула для них вроде наживки. Знакомая тактика ренегатов. Впрочем, в равной степени и флота Великой Лиги. Именно поэтому командование не позволяет себе увлекаться спасательными операциями.
Допустим, местным воздухом можно дышать и предельное время ожидания не определено. Спасут ли?
Вопрос…
Ясно одно: надо продержаться как можно дольше.
Парашют раскрылся неожиданно, заставив Лемана клацнуть зубами. Капсулу немного помотало в воздушных ямах, затем она плавно устремилась вниз и, несмотря на тормозные пиропатроны, так основательно приложилась о плато, что потемнело в глазах. Все-таки атмосфера на этой высоте жидковата!
Некоторое время Леман смотрел, как отстреленный сразу после посадки парашют, гонимый слабым ветерком, то лениво и важно надуваясь, то робко опадая, ползет по едва прикрытому снежной крупой ледяному полю, а затем исчезает из виду.
Хорошо еще, что капсула опустилась на плато, а не в каньон, - вот это уже было бы крайнее невезение. Капсула не истребитель и умеет летать только сверху вниз.
Ближайший каньон глубокой резаной раной рассекал плато не более чем в тысяче шагов от места посадки. С высоты Леман оценил его ширину километра в полтора-два, а глубину не успел, ибо дна не увидел. Что там внизу - река? Очень может быть. Весьма вероятно, что ледник по краям подтаивает, вот и вода. А может, разлом столь глубок, что внизу плещут волны океана?
Вообще-то не исключено, но кому охота туда соваться?
Он проверил маячок - тот работал нормально. Станут ли спасать - вопрос второй. Валентина вот не стали… хотя что об этом можно знать наверняка? Только то, что три года назад Валентин пропал без вести где-то в этой части сектора. Может быть, как раз на этой самой планете. Стало быть, наверняка погиб. И не он один. Конопатый Хенрик тоже загнулся где-то поблизости. Слухи ходили разные: то ли пытались спасти, то ли нет…
В любом случае оставалось ждать и не поддаваться панике. Леман умудрился даже вздремнуть, рассудив, что во сне потребит меньше кислорода, и действительно сумел растянуть запас воздуха на четырнадцать часов вместо двенадцати. Больше не смог. Когда перед глазами замаячили багровые круги и страх потерять сознание стал навязчивым, он прошептал короткую молитву и дрожащими пальцами выдернул воздушный клапан, постепенно сбрасывая избыток давления. Это едва не убило его: что может быть глупее, чем погибнуть от удушья во время декомпрессии? Но вот наружный, он же единственный, люк капсулы сдвинулся, и струйка, а затем и целая лавина свежего воздуха плеснула…
Воздух оказался невероятно холодным!
Удар холодом обжег легкие.
Словно прыжок с обрыва в ледяную воду. Хуже - в жидкий метан. Никто не ждал, что над ледяным полем будут субтропики, но все же…
От неожиданности Леман не сразу понял главное: этим воздухом можно дышать! А когда понял, разозлился. Что толку в дыхании, если предстоит замерзнуть. Разница, пожалуй, лишь в том, что замерзание, как утверждают, более легкая смерть. Солдату - наплевать. Гораздо существенней, что она же и более медленная.
Как можно плотнее застегнув комбинезон, стараясь вдыхать помалу и только носом, он ступил на плотный фирн ледяного поля. Солнце светило ярко и, пожалуй, грело почти как на горном курорте, зато воздуху было далеко до курортных кондиций. Не температура жидкого метана, конечно, но минус пятьдесят - наверняка.
Раньше всего замерзли руки, затем лицо и шея, да и по спине побежал неприятнейший озноб. Ладно… Десять минут снаружи - потом немного тепла в капсуле, ее объема на час дыхания хватит. Ничего, подумал Леман, стуча зубами. Жить можно. Могло быть хуже. Скажем прямо, вынужденная посадка на планету с атмосферой, пригодной для дыхания, сама по себе из разряда маловероятных чудес. Хорошо, что из правил бывают исключения…
Остаток дня Леман провел, отогреваясь в капсуле, иногда выходя наружу подышать и размять ноги. Из носового платка и губки, которая служила для протирки приборов, он соорудил себе нечто вроде намордника и приспособился дышать, не обжигая легкие. Воздуха все равно не хватало. Долго ли протянет человек в горах на высоте шести тысяч? Ответ на этот вопрос казался донельзя обидным. Хорошо экипированный альпинист, пожалуй, спокойно проживет и неделю, и две, но он-то, Леман, экипирован совсем не для этого! И если честно, после того, как окончательно сядут батареи капсулы, ему останется жить совсем, совсем немного…
Он скоротал ночь, не выходя из капсулы и только временами впуская в нее воздух, то задыхаясь, то коченея. Сколько времени капсула сможет сберечь его от превращения в ломкую сосульку? Точного ответа Леман не знал. Вероятнее всего, двое-трое суток, не больше.
За это время должна прийти помощь. Должна!
То ли этот день выдался теплее вчерашнего, то ли тело начало привыкать к укусам холода, но ближе к полудню Леман решился на короткую вылазку. До края каньона он бежал трусцой, по пути отметил две неглубокие трещины в ледяном поле и в одной из них неожиданно обнаружил парашют. Вот ты куда заполз… Надо подобрать тебя на обратном пути и смастерить какую-нибудь хламиду, все теплее будет…
До самого края он так и не добрался - поле пошло под уклон, как бы не заскользить!.. Усвистишь вниз по льду - пока долетишь до дна каньона, о многом вспомнишь. Может, даже успеешь составить завещание, которое все равно никто не прочтет. Да и какое завещание у пилота? Личные вещи разыграют между собой товарищи по штаффелю, а в крошечную каюту на Базе квартирмейстер вселит другого пилота. Вот и все, что касается движимости и недвижимости.
Он разглядел противоположный край каньона. Сверкающий ледяной панцирь оказался вовсе не чудовищем километровой толщины, а скорее, обычным горным ледником, под которым было видно каменное ложе. Бывают льды и потолще. То ли в самом деле ледник подтаивает с краю, то ли не успевший слежаться снег уносится в пропасть ветрами…
Минутой спустя, когда на стоящее в зените солнце набежала хищная стремительная мгла, а в лицо с размаху швырнуло первый заряд крупы, Леман понял, что последняя догадка была самой верной. Но похвалить себя не успел.
Добежать до капсулы он даже не пытался - главное укрыться, все равно где, пока буря не разыгралась по-настоящему, иначе сдует в пропасть! Скользя, кренясь, изворачиваясь, бодая лбом ринувшееся на него ревущее чудовище, он бежал к трещине, к тому месту, где видел парашют - его надо примять собой, не то выдует. А еще лучше плотно закутаться в него, тогда, может быть, он не замерзнет и переждет буран, если, конечно, Лемана не унесет вместе с парашютом…
Он втиснулся в трещину вовремя и сразу нашел парашют. И сейчас же над головой разверзся ад, разом взревели разбуженные демоны, загрохотали копыта всадников Апокалипсиса, и уже не разум, а животный ужас подсказал спасение: зарыться в невесомую, рвущуюся из-под тела ткань, заклиниться в трещине и ждать…
Стихло на удивление быстро - уже через несколько минут. Снова засияло солнце, разбрызгалось о ледяной рафинад, ударило в глаза слепящими бликами. Отчаянно колотя зубами, Леман выбрался из трещины со второй попытки, а выбравшись и поверив в то, что увидел, со спокойной обреченностью подумал, что и первая попытка была совершенно излишней.
Капсулы не стало.
Ему не пришло в голову закрепить ее на льду, да, по правде сказать, закрепить было и нечем. Ветер оказался слишком сильным. Леман предельно ясно представил себе, как ревущий вихрь играючи сдвинул с места легкосплавный шар и тот заскользил по чисто выметенному льду все быстрее, быстрее, разгоняясь до скорости хорошего буера, перепрыгивая через малые трещины, потом пошел под уклон к краю пропасти…
Тогда он осознал, что все кончено.
***
Два выхода. Первый - сделать себе инъекцию «блаженной смерти». Второй - замерзнуть, до конца заставляя себя надеяться на появление спасательной команды, как на бога из машины. Если как следует закутаться в парашют, можно, пожалуй, продержаться до ночи, но ночь убьет наверняка. Леман принял этот вывод почти спокойно. Без тепла, без пищи, без помощи ему не дожить и до полуночи.
Он ухитрился поспать несколько минут и проснулся, вконец продрогнув. Ему приснился горячий чай. Наверное, перед самым концом вспомянется горячая ванна…
Ухнув в каньон, капсула несомненно разбилась и передатчик замолк. А если нет? Если произошло чудо, и она зацепилась за какой-нибудь уступ, застряла в трещине? Мысль не давала покоя, здравый смысл восставал против нее, но терпел поражение. Если сигнал бедствия уже принят и спасательное судно вылетело (что вряд ли, но допустим…), кого найдут (если найдут) спасатели? Промороженный насквозь труп?
А в глубине каньона, наверное, тепло… Ну правильно, каньон идет почти точно с запада на восток, дно его освещено и, вероятно, прогрето. И воздух, недвижно-прозрачный над ледяной бесконечностью, дрожит над каньоном, как над чайником… Если б можно было спуститься!
Он принял решение со спокойным отчаянием самоубийцы. Выпутался из парашюта. Приплясывая, чтобы хоть как-то разогнать кровь, часто и подолгу отогревая ладони под мышками, расстелил парашют на ледяном поле. Сложил, как умел. Едва не закоченел окончательно, в мучительных потугах пытаясь соорудить некое подобие обвязки, и в конце концов попросту крест накрест обмотал себя стропами. Затем прижал к груди невесомый, но объемистый сверток и сомнамбулически побрел к краю каньона.
Внезапно заскользив вниз по ледяному языку, он не испугался и не удивился. На эмоции просто не осталось сил. Он перестал чувствовать холод и боялся заснуть прямо сейчас, не доскользив до конца этой ледяной горки. Самое главное - не выпустить сверток из рук, не выпустить раньше времени, пока не начнется свободное падение; и эта последняя необходимая работа была чудовищно тяжела; он терпел ее, как преодолимую преграду перед блаженством отдыха… все равно какого. Пусть смерти. Мертвый счастлив: ему не приходится ничего делать.
В какой-то момент он почувствовал, что под ним больше не стало льда. Полет? Да. Или падение - какая разница?
Купол оглушительно хлопнул, расправляясь. Рывок был такой, что все предыдущие мучения показались досадными мелочами, но самодельная пародия на обвязку выдержала и кости остались целы. Леман даже не потерял сознание. Наоборот, грубый рывок неприятнейшим образом вытолкнул уплывающее сознание назад в явь.
У Лемана даже хватило сил удивиться.
Он находился значительно ниже края каньона и, опутанный стропами, висел на одном месте в сотне шагов от отвесной каменной стены, практически не опускаясь. Иногда ему начинало казаться, что он поднимается. Снизу шел ровный и мощный поток тепла, воздух дрожал, но даль каньона все же просматривалась. Леман насчитал не меньше двадцати водопадов - все они начинались там, где вода с тающего ледника могла скопиться хотя бы в крохотный водоем, и тонкими струями срывались вниз. Ни один из них не достигал дна каньона, иные рушились на уступы в каменной стене, чтобы повторить прыжок, но большинство превращалось в водяную пыль задолго до падения на камень.
Капсулы не было видно. Надежда на то, что она зацепилась за какой-либо уступ, исчезла.
Стайка крылатых созданий, карикатурно похожих на птиц, проплыла далеко внизу. Отсюда Леман не мог разобрать, велики они или малы. Ага, значит, жизнь на этой планете существует не только в океанах. А коли так, можно попытаться выжить. Ведь птицы должны чем-то питаться… Допустим, рыбой… Дна каньона не видно, но по нему наверняка течет река. Как поймать рыбу - вопрос второй, а первый и главный - годится ли она в пищу человеку?
Пока не проверишь, не узнаешь.
Немного согревшись, он потянул за стропу, заставив купол скользнуть ближе к стене. Как он и ожидал, здесь оказался нисходящий поток холодного воздуха с ледника, и спуск удалось продолжить даже быстрее, чем хотелось. Мелькали неровности в скальной стене, набегали и уносились вверх узкие, невероятной длины уступы-карнизы. На некоторых медленно таяли осколки ледяных глыб, как видно, свалившихся сверху.