– И все населены?
– Почему все? Есть опасные уступы, куда часто падают сверху ледяные глыбы. Там никто не живет, разве что летуны прилетают охотиться. Есть уступы, где невозможно защититься от ветра. Есть сколько угодно Сумрачных уступов, не освещаемых солнцем, правда, в нашем каньоне таких почти нет. Наконец, есть слишком узкие уступы, где трудно заниматься земледелием или промыслом.
– Там тоже никто не живет? - спросил Леман.
– Иногда селятся отшельники, - нехотя сказал Валентин. - Знаешь, есть такие… неуступчивые. Великие индивидуалисты, непризнанные гении, а то и попросту неисправимые склочники. Но их немного. Жить-то хочется, вот и живут. В одиночку. Только в одиночку у нас не особенно выживешь… ты уже понял, да? В конце концов они либо гибнут, либо возвращаются на какой-нибудь населенный уступ и пробуют начать сначала.
– А если и там проявят неуступчивость? - ухмыльнулся Леман, но ухмылка вышла растерянная.
– Или приспособятся, или уйдут снова. Кому охота бояться спать у края?
Леман облизнул пересохшие губы.
– Как же жить - без законов?
– Очень просто. Например, ты летун и изготовил себе крылья, то есть складной балансирный планер из перепонок птицекрылов, прутьев, нитей и горного воска. Или выменял на что-нибудь, это совершенно не важно. Планер - твой. Но если кто-нибудь попросит тебя одолжить его, чтобы навестить приятеля, живущего на той стороне каньона, а у тебя нет чрезвычайно веской причины для отказа, ты должен пойти ему навстречу и предоставить планер, иначе у просителя появится повод для обиды. Сам понимаешь, тех, кто живет с тобой на одном уступе, лучше не обижать…
– А если он разобьет планер? - перебил Леман.
– То, скорее всего, погибнет при этом сам, а с мертвого взятки гладки. Если же он приведет планер в негодность, а сам останется жив и здоров, то он обязан компенсировать тебе потерю, иначе уже ты получишь законное право на него обидеться…
– И спихнуть с уступа?
– А почему нет? В любом случае, если люди тобой единодушно недовольны, а ты настолько глуп, что не видишь этого, полета не миновать. Только до крайностей дело доходит чрезвычайно редко. И вовсе незачем убивать, если достаточно просто не помочь. Ты видел, каковы у нас бури. В спорных случаях иногда прибегают к суду старейшины уступа, но его решения вовсе не обязательны к исполнению. Скорее, это рекомендации, как проще уладить конфликт. А самое главное в другом. Когда человек с младенчества воспитывается в твердом убеждении, что за нанесенную соседу обиду может запросто улететь в пропасть, неуступчивость у него как-то проходит сама собой. Понятно, за подростками приходится присматривать, чтобы не натворили глупостей, делать им небольшие скидки на возраст, но ведь так везде и всегда… Будь уверен, за поломанную вещь ты получишь компенсацию, превосходящую стоимость вещи. Только не вздумай требовать. Сами дадут. Тот, кто пользуется твоим планером, рассчитается с тобой и за простой износ работой или подарком, или это сделают его родственники, если, конечно, захотят горбатиться за неуступчивого. Я привел тебе самый простой пример, но общий принцип универсален, что бы ты ни делал - скажем, засеял поле или собрался вступить в брак. Уступчивость - это здесь единственно разумный способ жизни.
– Постой, а как насчет кровной мести?
– Последний такой случай произошел лет сто назад и не в нашем каньоне. Обычно и до ликвидации обидчика дело не доходит - достаточно намекнуть ему, чтобы не спал у края. Это такая форма предупреждения неуступчивым и заодно изощренное оскорбление. Предупрежденные обычно понимают правильно.
– И что?
– Либо стараются загладить вину, либо уходят с уступа. Проще загладить.
– Иначе спихнут? А если без долгих слов разделаться с предупредившим?
Валентин вздохнул.
– Хорошо, что ты спросил об этом меня, а не кого-нибудь другого… В этом случае, парень, у тебя вообще нет никаких шансов. Уйти с уступа тебе не дадут, это точно. Только повышенной скоростью и по нисходящей параболе…
– У меня в первый же день отобрали парашют, - мрачно сказал Леман. - Сказали, чтобы укутать больного.
– Это другое дело. Надеюсь, ты не очень сопротивлялся? Впрочем, ясно, что не очень, иначе ты бы сейчас со мной тут не разговаривал… Погоди, а почему ты не остался на том уступе?..
***
– Ты случайно еще никого не успел убить? - настороженно спросил Валентин, выслушав краткий рассказ.
– Следовало бы. Но пока нет. Только побил кое-кого.
– Тогда не все так плохо. То есть я хочу сказать, что не фатально. А с чего началось?
– Кажется, я топтал их посевы.
– Худо, - осудил Валентин. - Впрочем, чего ради я тебе подсказываю? Твоя жизнь, тебе решать. У нас каждый сам решает, как ему жить, так что тебе виднее.
– Они отказались со мной драться…
– А зачем им? - Валентин заметно удивился. - Судьба неуступчивого ясна и без драк.
– Может, все-таки спасут? - с тоской спросил Леман. Валентин наморщил лоб, пытаясь понять, о каком спасении идет речь, и, поняв, покачал головой.
– Отсюда не спасают. Никогда. Тех, кто пропадает без вести около этой планеты, никто не ищет. Командование сразу списывает их в расход.
Леман сглотнул.
– Почему?
– Чтобы, насмотревшись, не подрывали дисциплину. Я думал, ты догадливей… Кстати, командование вашего противника поступает точно так же.
– Вашего противника? - ощетинился Леман. - Вашего? Валентин равнодушно пожал плечами.
– Ну не моего же…
– Ты что, уже не лигист?
– Лигист, ренегат - какая мне разница? Я уступчивый. Не только Лига теряла здесь свои корабли, ренегаты тоже теряли. Теперь живем бок о бок. Конечно, такие, как мы с тобой, здесь редкость, большинство населения планеты на этих уступах и родилось. Кто уступчивый в двадцатом поколении, а кто и в тридцатом…
– А ты в первом? - съязвил Леман.
– Не один я, - сказал Валентин. - Еще Хенрик. А помнишь, лет семь назад была большая драка в этом секторе и нам наваляли? Хотя, ты же еще в курсантах ходил… Короче, минимум три подбитых истребителя нашли спасение на этой планете. Грег, Иост и Тенгиз. Может, и еще кто был, не знаю. Так вот, Тенгиза я встретил в прошлом году, он хороший летун и охотник на птицекрылов. Женат, очень привязан к детям, их у него двое. Звал к себе, обещал помочь сделать планер. Иоста пока не встречал, но как-нибудь соберусь навестить. Говорят, он живет где-то на нижнем уступе, рыбачит. Один Грег не выжил. Да ты-то его должен помнить, норов у него был тот еще! Уступчивым он никогда не стал бы, нечего было и пробовать…
– А ты? - спросил Леман.
– А я стал. Поначалу едва не спихнули, но потом обошлось. Только посоветовали впредь не ложиться на краю, ну я в тот же день и перебрался на другой уступ. А там уже легче дело пошло, я после первого урока ученый стал…
– То есть уступчивый?
– Это не так плохо, поверь. Жить всегда хорошо. А иного способа выжить здесь просто не существует. Не веришь - попутешествуй по уступам, посмотри. Ни тебе, ни мне не изменить то, что нащупывалось столетиями отсева неуступчивых. Люди разные, а система всюду одна. И знаешь, она мне нравится.
Лемана передернуло.
– Чем же, интересно?
– Свободой.
Это прозвучало до того смешно и дико, что Леман растерялся, вместо того чтобы расхохотаться во все горло. Словно личинка короеда, заклинившись в прогрызенном отнорке, вздумала вдруг порассуждать о бесконечности Вселенной. Свобода - на этой каменной полочке?! Свобода невзначай сорваться с карниза - самому или не без посторонней помощи - и с долгим криком полететь вниз, навстречу гибельным бурунам беснующейся реки?
– И ты не хочешь, чтобы тебя вытащили из этой дыры?
– Нет.
– Почему?
– Я уже ответил.
– Ты был классным пилотом, - сказал Леман, в ответ на что Валентин досадливо махнул рукой. - Нет, ты послушай… Кто, скажи мне, был лучшим в штаффеле командиром звена? Ты. Кто подбил крейсер ренегатов и был награжден Золотой Молнией третьей степени? Тоже ты. Кому разрешали свободную охоту? На кого молились молодые лейтенанты - разве не на тебя? Я сам молился! - Леман уже кричал. - А скольким тыловым шавкам ты набил морду, помнишь? Ты был человеком ТАМ, ты это еще не забыл? А кто ты ЗДЕСЬ?
– Уступчивый. - Валентин лучезарно улыбнулся. - Ты погоди, не кипятись, я тоже не вдруг привык. Только вот какое дело: когда я, по твоим словам, был человеком, а по-моему, кем-то иным, надо мной стоял командир штаффеля, а над ним командир бригады, а над ним еще кто-то… много их было, всех не упомнить. Я с удовольствием прожил бы без них - вот и живу. С удовольствием. Здесь надо мною только небо.
– В которое ты никогда не взлетишь!
– А кто сказал, что свобода дается бесплатно? Вопрос лишь в том, велика ли цена.
– А слева стена, - едко продолжил Леман. - А справа пропасть. Свобода!
– Потому и свобода, - благодушно сказал Валентин. - Потому и нет никакой власти, что любой объявившийся пахан в два счета опишет параболу, даже если навербует себе приспешников и вовсе откажется от сна. Какой-нибудь приспешник его и спихнет, чтобы самому стать паханом… Наверное, были когда-то прецеденты, раз об этом до сих пор сказки рассказывают… детям, понятно. Взрослым не нужно.
– Потому и свобода, - благодушно сказал Валентин. - Потому и нет никакой власти, что любой объявившийся пахан в два счета опишет параболу, даже если навербует себе приспешников и вовсе откажется от сна. Какой-нибудь приспешник его и спихнет, чтобы самому стать паханом… Наверное, были когда-то прецеденты, раз об этом до сих пор сказки рассказывают… детям, понятно. Взрослым не нужно.
– Свобода, основанная на страхе? - Леман язвительно покривил рот. - Она тебе нравится?
– Когда ты сможешь предложить другое основание, я тебя внимательно выслушаю. Но, по-моему, его просто нет. Для нас, людей - во всяком случае. Вернее, пока мы люди, а не ангелы.
Валентин отлип спиной от скалы и сладко, с ленцой, потянулся, разминая затекшие мышцы. Встал на ноги, взглянул вдоль каньона, затем вверх.
– Заболтался я…
– Тебе пора, - хмуро сказал Леман. - Я понимаю. Надеюсь, еще увидимся.
Удалось ли ему скрыть сомнение, нет ли - кто знает.
– Хочешь, полезли вместе, - предложил Валентин. - Вдвоем веселее. И безопаснее, между прочим. А не хочешь - оставайся здесь, уговаривать не стану. У нас каждый решает сам за себя - зачем ограничивать свободу? Кому это надо?
– Свободу подчиняться дурацкой необходимости или помереть в тот же день. - Леман сплюнул под ноги. - Ты это называешь свободой?
Валентин посмотрел на него с веселым прищуром.
– А другой свободы не бывает. Это я так говорю, на всякий случай. Вдруг до тебя еще не дошло? Хотя ведь простая вещь… Или ты подчиняешься безусловно необходимому для выживания, или можешь не стараться выжить - все равно не получится. Притом, по-моему, подчиняться необходимости много приятнее, чем какому-нибудь хмырю, чье преимущество перед тобой заключается лишь в количестве звезд на погонах, разве нет?.. Так ты со мной или остаешься?
– Мне нельзя наверх, - пробурчал Леман. - Там меня знают.
– И здесь скоро узнают, можешь не сомневаться. Даже если не сглупишь. Думаешь, тут связи нет? Где торговля, там и связь. Скоро по всем уступам пойдет весть, что появился неуступчивый с твоими приметами. Спихнуть вниз, может, и не спихнут, но и помощи не жди.
– А есть ли разница? - Леман выдавил улыбку. - Особенно во время бури?
– Никакой, - признал Валентин. - Так ты со мной или нет? Решай скорее, мне некогда.
– Убьют.
– Если я за тебя поручусь, сразу не убьют. А дальше сам решай, как жить. Выдолбишь, например, новую нишу под хранилище или убежище для немощных, так и совсем простят. Ниши всем нужны.
– Ни хрена себе! - изумился Леман. - Это ж работы на год!
– Лет на пять, - поправил Валентин. - Ну и что? Сколько надо, столько и будешь работать, причем по своей охоте, без принуждения. Или очень скоро совершишь продолжительный полет. Выбирай.
– Какой уж тут выбор…
– Какая свобода без выбора? Выбор всегда есть. Можешь попытаться пожить отшельником - вдруг тебе повезет? Только я бы не советовал.
Не дождавшись ответа, Валентин махнул рукой и полез по скале, цепляясь за крошечные неровности ловко, как муха. Друг называется, с тоскливой маетой в душе подумал Леман. Хотя какой он мне теперь друг? Точно такой же, как всем другим в этом каньоне, на этих уступах. Уступчивый он…
– Стой! - закричал он, и Валентин, без видимых усилий повиснув на скале, повернул голову и посмотрел вниз.
– Решился наконец?
– Нет… То есть тьфу, я не о том… Я вот о чем подумал: представляешь, какую базу тут можно было бы построить! Какой космодром подскока, а! Расширить нижние уступы, перекрыть каньон фермами…
Валентин захохотал.
– Ты чего? - Леман нахмурился.
– А то, что не один ты такой умный. Командование Великой Лиги обратило внимание на эти каньоны еще тысячу лет назад и приказало построить именно то, что ты сказал. Собственно, с этого и началась наша история, и большинство населения планеты происходит от тех строителей, вынужденных жить на уступах… Рассказать тебе, чем закончилась стройка или сам сообразишь? В общем, повторить тот опыт командование не рискнуло.
– И вас не пытались уничтожить?
– А зачем? Мы никому не мешаем и не представляем никакой опасности. Своего рода нейтралы, которым нет дела до войны, - зачем же нас уничтожать? Впрочем, на пионеров-строителей все-таки сбросили бомбу, да только те не стали ее дожидаться, сидя на месте - уступов вон сколько, да и удобный каньон вовсе не один…
Леман промолчал.
– Извини, - сказал Валентин. - К полудню наверняка поднимется буря. Я должен успеть.
Какое-то время Леман, задрав голову, смотрел, как он карабкается вверх. Затем подпрыгнул до первой зацепки, подтянулся до второй и начал карабкаться следом. С непривычки он лез медленно, но Валентин дождался его, и дальше они ползли по скале бок о бок, помогая друг другу.