Кстати, о молодцах. Приказ-то даден, время тянуть не следует.
– Поспелка, проводи-ка меня, парень, к уным в избу. Пусть все уные там соберутся, скажешь, княжьим словом Ферзь велит, – сказал я Поспелу.
– Так проводить или бежать предупредить? – растерялся Поспел.
– Сначала упреди, потом вернешься и проводишь. Я тебя во дворе подожду, – отвечал я, и чиновник для особо мелких поручений брызнул с лестницы.
Я же степенно вышел во двор и снова сел на волшебную завалинку. Как ни сяду на нее, что-то случается – то убить норовят, то кредиты открывают… Все не просто так тут торчать! Я снова закурил и уставился в землю. Смотреть по сторонам как-то не тянуло, появились мысли, что успеется еще, я не археолог, сравнивать, в какую лапу рублен терем, и какие к нему пристройки и службы, дело не мое. Но мемуары я точно напишу. Иероглифов рисовать, пожалуй, не стану, а вот берестяные листочки малость почеркаю, да и спрячу понадежнее, еще и от сырости и старости как-нибудь обработаю, воском, что ли, натру, да заверну в тряпки и кожу. Так и так, дескать, в году 2011-м я, такой-то… И все по порядку. Любая экспертиза год написания укажет с точностью, но головы потом поболят у народа. Я криво ухмыльнулся – может, так и делались некоторые исторические загадки? Кто-то просто хотел пошутить? Сова, к примеру, пошутила вот. Ну инда и я пошучу.
Тут вернулся ко мне чиновник мой, запыхавшийся и красный.
– Ты чего, Поспел, как калина красный? Не обидели тебя уные? – в шутку спросил я.
– Нет, наставник, не обидели, только бегал много, пока всех у избы собрал. Все тебя ждут.
– Тогда веди, Поспелка, посмотрим, что за уные.
Чиновник степенно пошел рядом, стараясь отдышаться. Так мы, чинно шествуя по подворью, вышли к большой избе. Поспел толкнул дверь, я шагнул на порог. В избе разом поднялись на ноги уные. Много уных. Человек пятьдесят. Тут же стоял длинный, почти во всю избу, стол, у северной стены: честь по чести, печь, вдоль восточной и западной стены стояли лавки, на которых, надо думать, спали уные.
– Здравы будьте, молодцы, – я всматривался в лица, мне предстояло выбрать из них двадцать человек, ошибиться не хотелось. Впрочем, двух я уже выбрал.
– Здрав будь, наставник Ферзь, – гулом ответили мне уные.
– Ратмир, Воислав, ко мне. Первые двое. Повелел мне князь взять в науку двадцать уных, для пробы и для начала. Выбирать стану. Пошли на двор.
Вся орава молодых, крепких парней вышла на воздух. Я подошел к толпе и сказал:
– В ряд встаньте, я каждого видеть должен.
Группа мигом превратилась в стройную шеренгу.
– Добро. Теперь в сторону пусть те отойдут, что у меня учиться не хотят. Все только вольной волей.
Человек десять вышли из шеренги и замерли.
– Добро. Ступайте в избу обратно, с вами разговор кончен.
Я всматривался в лица, стать смотреть нужды не было, парни были как на подбор, да и не будь то мудрено – княжьи люди росли. Ошибиться не хотелось. Смотрели уные прямо, глаз не прятали, выбрать было несложно. Вскоре я отобрал еще восемнадцать человек.
– Все, парни, набор кончен. Что с остальными делать, дальше будем решать, вернее, князь будет решать. Вы, кого выбрал, ждите приказа, когда в учение идти, прибежит к вам вот этот Поспел. Заниматься будем в «черной избе», где я и живу. А пока что мне там кое-что доделать надобно. Кто хочет что спросить, спрашивайте.
– А чему учить будешь, наставник? Только на мечах сражаться аль еще как?
– Вам и меча хватит, на слово поверьте. Им одним всю жизнь можно заниматься, – утешил я высунувшегося с вопросом уного. Тот кивнул и умолк. – А тогда все пока, уные. Ждите гонца своего, – я, признаться, даже важности подпустил, как-никак, княжьим повелением поднят до наставника!
Интересно… Века прошли, а способы все те же – поднимай человека из грязи, станет верен. Правда, меня не из грязи, но из лесу, так хрен редьки не слаще, беспамятный человек с деревянным мечом стал учителем молодых дружинников – на случай потолковать с варягами, как я понимаю. Еще немного, повешу я на забор метлу и собачью голову – для солидности.
Размышляя, я шагал скорым шагом к торгу. И опять не за бабами! А за дровами! Да даже и не за дровами еще, а узнать, где живет кузнец Ерш. Хоть он и не столяр, и не плотник, но, думаю, подскажет, где плотничков сыскать да леса купить. Он ведь и не псарь, а собаку мне враз нашел.
Как найти Ерша, мне споро и доходчиво объяснила на базаре крепкотелая торговка овощами, кидавшая на меня и на мой меч удивленные взгляды. Потом, видимо, смирилась и с тем и с другим, и взгляд ее наполнился извечным женским призывом, но я, греха убоявшись, а точнее, не желая связываться с вольной, поспешно и потешно сбежал от грудастой Цирцеи, о чем метров через пятьдесят горько пожалел. Но не возвращаться же мне было, смешно просто.
…Ерш оказался дома, на окраине города, а вернее, в своей кузне. Меня встретила у ворот хозяйка, поздоровалась и провела к хозяину. Она была моложе Ерша лет на пятнадцать, но не надо было быть столь опытным человеком и спецом по бабоведению, как я, чтобы понять, что она мужа любит, и он ее тоже. Так что не зря я все же Фарлофа положил. Кому-то легче вздохнулось.
– Ферзь! Здрав будь! – обрадовался Ерш.
– И тебе доброго здоровья, мастер, – отвечал я. Должник он мне или нет, неважно.
– Ты по делу или на гости? – уточнил кузнец, доводя до ума подкову, зажатую клещами.
– По делу, Ерш. Даже по двум делам. Одно по службе, второе для себя, то за плату.
– Не говори, Ферзь, ерунды. Хоть меч проси, даром сделаю, – мрачно ответил Ерш.
– Мастер, ты не гневись, ты со своей работы живешь, семью питаешь, мне стыдно твое время даром тратить.
– Или говори, что надо, или иди себе прочь, – насупился Ерш, закончив работу.
– Ладно. Дай берестку какую и уголек, – с этими словами я набросал на бересте бо-сюрикен, метательный клинышек поменьше пяди, заточенный с двух сторон. – Сделаешь? Вот такой же длины, толщина вот такая, – я черкнул на бересте зарубку. Меч мечом, а такая штука, если к рукам, порой меча полезнее… Да и запрета мне на них Тайра не делал. Так что рассую по карманам, чай, не оторвут.
– Сделаю. Сколько тебе надо? – спросил мастер.
– С десяток, больше не надо. Концы, мастер, сведи на «иглу» да заточи поострее.
– Добро, хорошо, что сказал. А что это такое-то, Ферзь? – поинтересовался Ерш.
– А вот как сделаешь, покажу тебе, – посулил я.
– Добро. А еще что тебе надобно? – спросил кузнец, жестом приглашая меня следовать за ним к дому, что я и сделал.
– Мне бы артель порукастее найти, надо у меня во дворе второй сруб поставить, особый, нарисую сам, а еще бы лесу, я в этом ничего не понимаю, у кого покупать, кого нанимать, какой лес надо – без понятия я. Расплата у Третьяка, при княжьем дворе.
– Высоко вспорхнул, Ферзь, – уважительно присвистнул кузнец. Я ухмыльнулся.
– Высоко летать, сам ведаешь, не всегда безопасно.
– Оно так. Пополуднуем сейчас, как раз впору, а там я тебя провожу до плотников, там нам будет нужен Карп. Он тебе и лес найдет, я в этом не мастак, сам понимаешь. Но Карп меня знает, а коль твоя работа по княжьей службе, он кому хошь откажет, если что, – обнадежил меня кузнец.
Полудновали кашей с молоком и свежим хлебом. После еды мы с Ершом неспешно вышли во двор, где сели на завалинку и я закурил, а кузнец захрустел яблоком. Сигарета моя его не заинтересовала вообще. Или на мой счет, что скорее всего, была сочинена ему им же самим красочная легенда, где я представал или былинным богатырем, заступником всея Руси, или же человеком темным, потаенным, в общем, ниндзя просто. Ростовский. Что-то много вокруг меня какого-то пафосного шума, причем пафоса больше всего я сам и нагоняю. Как говорил герой одного фильма: «Сдается мне, что мы накануне грандиозного шухера». Так оно обычно и бывает.
Я докурил, Ерш доел яблоко, и мы пошли со двора. Чиновника для особо мелких поручений я отпустил еще на княжьем подворье. Мальцу, понятное дело, хотелось идти с великим дядею Ферзем, но дядя не внял молчаливой мольбе и бессердечно удалился, наказав зайти к себе в «черную» завтра в полдень.
Мы шли по городищу, люди часто кивали Ершу, тот кивал в ответ, кивал, натурально, и я. Чтобы не выделяться. С деревянным, то есть, мечом на плече, причем в компании кузнеца, но чтобы не выделяться. Вокруг кипела работа, видимо, мы были в рабочей части города. А может, тут нет такого, а есть концы, где плотники живут, или кузнецы, или гончары к примеру. Присмотревшись, я понял, что так и есть. Но Ерш неутомимо шел к таинственному Карпу. Целое озеро рыбы у меня – и Ерш, и Карп. То-то он нас сейчас на смех поднимет. С деревянным-то мечом. Спросит, поди, не срубить ли ножны мы к нему явились?
Артель Карпа мы нашли на торгу, там же торговали и лесом. Карп, судя по всему, просто не говорил со смертными, только кивнул в ответ на приветствие, да и на все Ерша и мои слова только кивал головой. Кивнул в последний раз и выжидательно посмотрел на меня.
– Казну? Казна у Третьяка. Мне бы еще лесу купить, а рисунок, что строить надо, вот, – я достал из кармана бересту, развернул, показал Карпу. – Сможете?
(Кивок.)
– А за сколько? Седмицу?
(Отрицательное хмыканье.)
– Пять ден?
(Отрицательное хмыканье.)
– А сколько? – Мне надоело, я задал прямой вопрос.
В ответ Карп поднял правую руку и отогнул указательный палец.
– Добро. Мне к купцам с тобой идти?
(Отрицательное хмыканье.)
– Где «черная изба» знаешь?
(Кивок.)
– Лес туда доставят?
(Кивок.)
– Про оплату все ясно? Устраивает так?
(Кивок.)
– Завтра на работу встанете?
(Кивок.)
– Утром придете?
(Кивок.)
– Добро. Тогда до завтра, мастер.
(Кивок, и мастер отошел от меня и ушел в ряды купцов, промышлявших лесом.)
Я повернулся к ожидавшему и в бороду ухмылявшемуся Ершу и сказал:
– Спасибо, Ерш. За клиньями моими когда зайти?
– Я сам принесу, как сделаю. Работы сейчас немного как раз, так что вскоре жди. Добро ли?
И тут я кивнул головой, и мы с Ершом покатились со смеху.
Глава XVI
Домой я пришел ближе к вечеру. Гляди ж ты, и не делаю ни хрена, а каждый день как с работы иду. Сегодня соседи по улице на мои кивки отвечали охотно.
Я ради опыта стукнул кольцом в калитку, и пес мой ужасным голосом, как ему казалось, возлаял. Вернее, изволил пару раз сказать «Гав». Настолько низко, насколько смог. Добро. Не пустобрех.
Дом… Собака… Впереди занятия… Может, снова бои – кто знает? И мне нравится все это куда больше, чем жизнь «от и до» – от зарплаты до зарплаты, или жизнь, посвященная деланию денег, или… Кому-то странным может показаться то, что я люблю свою жизнь со всеми ее крайностями: бой – подготовка, бой – подготовка. Но мало ли я видел жизней, разменянных на алкоголь, на наркотики? Люди не знают, что делать со своей жизнью, как прожить ее и как закончить. Моя же, несмотря на ее странность, в моем старом времени имела самое важное – смысл. А теперь, судя по всему, у меня появились еще и цели. От серьезных до малозначимых.
Серьезная, понятное дело, купить баб, малозначимая, натурально, натаскать уных на варягов. Точно, что опричнина. Тогда понятно, почему и уных дали мало, – как бы Ферзю в голову какая блажь не пришла, с собственной дружиной-то. Все-то у умных людей продумано, не то что у меня – прожил день до вечера, и хорошо. Нет, так нельзя. Надобно мне какое-никакое стратегическое планирование учинить. А с другой стороны, какое может быть планирование, если человек я княжий, пошлют завтра куда Макар телят не гонял – вот тебе и планирование.
Размышляя, бродил я по двору, как неприкаянный, покуривая сигаретку, а за мной по пятам ходила моя суровая собака и поскуливала. Тут я очнулся, присел на корточки и взял свою страшную собаку за морду, собрав ей всю шкуру к носу кучей складок. Чудовище мое неистово завиляло хвостом и даже лизнуть меня хотело, но не достало и начало вырываться, очевидно решив, что такое панибратство и от хозяина долго терпеть не след. Я отпустил его, щенок встряхнулся и поставил мне на ногу передние лапы. А тяжеленькая собачка-то, даром что щенок.
Дед, судя по всему, тоже меня ждал, ибо сидел на лавке, а не появился из ниоткуда. На столе стояли миски и кружки, в очаге потихоньку потрескивало небольшое пламя. Граф на Деда посмотрел очень неодобрительно, тяжко вздохнул, покосился на меня и прошествовал в свой угол.
В доме было чисто, нигде не было ни пылинки, и, судя по всему, были и полы помыты. Словно домовой постарался. М-де (как быстро привыкает человек к новому) – вот уже и забыл, что Дед и есть самый настоящий домовой, то есть нежить, строго придерживающаяся своих правил и требующая их неукоснительного соблюдения от других.
– Вот, Дед, спасибо тебе за заботу, а то заросли бы мы тут лопухами, бабу-то, вишь, я снова не купил! – поблагодарил я Деда. Тот нарочито сурово улыбнулся:
– Не стоит слов, Ферзь, ты по вежеству, и я с тобой как принято. Домовому как-то и непривычно, что хвалят…
– Но приятно же? – засмеялся я, укладывая меч на прибитые к северной стене скобы. Дед и об этом подумал, с утра скоб не было.
– Приятно, конечно, – заулыбался и Дед. – Тут Дворовый интересовался, как коня-то кликать с кобылой? Без клички и животине несподручно.
– Харлей буду коня звать. А кобылу Хонда звать буду.
– Не наши имена-то! – удивился Дед.
– Заморские, но хорошие имена, Дед. Пусть носят, – отвечал я. Если я по чему и скучал в покинутом мире, так по мотоциклам порой. Вот бы по Ростову-то… Сожгли бы тогда точно, и князь бы не помог, думаю. Тут и сыскивать бы не пришлось – чистой воды колдун.
– Хорошо, Харлей так Харлей, Хонда так Хонда. Тебе виднее, скажу Дворовому, пусть к новым кличкам животину приучает, – и с этими словами Дед исчез. Вернулся почти сразу, и мы сели за стол. Все же, как ни крути, а бабу надо. Скоро кошт, что мне в кладовых выдали, кончится, и что делать? Деда на торг посылать или самому переться? Была нужда!
– Думаю я, Дед, бабу купить, – начал было я, но Дед замахал на меня ложкой и покатился со смеху. Я присоединился. Баб-то я который уже день покупаю?
– Пока ты бабу купишь, гляжу я, мхом обрастешь, – выговорил Дед.
– Да я тебе говорю! Ну не сватать же мне девок тутошних, кто отдаст нехристю, сам говорил.
– Верно, не отдадут. Да еще и в «черную избу»! Да еще и рисунки твои на коже – как увидит лапушка-то, потель ее и видывали, – Дед стал серьезен. – Так что покупать тебе надо рабыню, Ферзь. Или несколько, если силенок хватит.
– Завтра не до баб, должны плотники прийти, додзе мое ставить будут. А платит князь, слышь, Дед? – похвалился я.
– Это хорошо, конечно, – проговорил нежить раздумчиво, – но сам, поди, ведаешь, сколь долга любовь у сильных мира сего. Сегодня платят, а завтра?
– Вот потому-то человек, у которого я учился сражаться, жил один, на островке в море. Не хотел с людьми вообще дел иметь. Меня вот принесло к нему морем, взял в ученики.
– Повезло тебе, видать. Не хотел твой наставник умирать и умения с собой брать. Ценил их, видать.
– Видать… А мне теперь бы нести их с умом, да все думаю, Дед, так ли я поступаю, как бы он хотел? Ну вот уных буду учить, думаю, ему бы понравилось, – негромко сказал я.
– Ну ты делай, а там видно будет. Если лежать да думать, толку в том немного, это уж точно, – бодро сказал Дед.
– Это точно, – эхом повторил я.
– А что твои рисунки значат, Ферзь? Или просто так, парсуны? Для красы? – внезапно спросил Дед.
– Есть народ такой, Дед, очень далеко отсюда, так вот они считали, что если рыба-карп пройдет вверх по течению девять порогов и минует особые врата, то станет драконом. Это если вкратце. А воины их считали, что жизнь их схожа с ростом цветка – недолговечна и мимолетна, а нанося такой рисунок, как бы говорили, что готовы умереть в любой момент.
– Оно верно, – подумав, сказал Дед. – Если рыба такой путь проделает, то может и поменяться, и сильно поменяется. Но уж ежели рыба на такое способна, то на что же может оказаться способен человек? И второе верно – жизнь ратная и красива, и полна, да и коротка зачастую.
– Вот что мои рисунки и значат, Дед, – закончил я краткий экскурс по японской татуировке, данный старорусскому нежитю.
После ужина занимался я с собакой, приучая ее к простой мысли, что хозяин в животе ее и смерти волен, равно как и в пасть залезть может, и лакомый кусок вынуть, и миску отнять, и если чего-то нельзя, то нельзя. И завтра будет нельзя, и всегда. С этого я всегда и начинал работу с собаками. Граф обучался с удовольствием, хотя и характер выказывал суровый. Ну за тем и брали, чтобы суровая собака была. Для чужих. Придут уные, хоть запирай псеныша, это какой же вред от такого нашествия? Впоследствии оказалось, что я заблуждался, – Граф уных принял как набег воров и бандитов, которых правильнее всего было бы порешить, но так как хозяин пока такого приказа почему-то не дал, то ладно, пусть дышат. Но чтоб – ни-ни! У него был только один хозяин, все остальное или подлежало охране, или подлежало уничтожению.
Затем я глухой ночью завалился спать.
Утром меня привычным душем поднял вредный старик, я успел только умыться и позаниматься, как у ворот застучали. Грозный пес мой бросился грудью встретить врага, захлебываясь рыком, но я ухватил его под пузо и закрыл в доме.
Это явилась ко мне плотницкая артель, предводительствуемая говорливым Карпом. Соратники его оказались ему под стать. Я показал место, где планировалось додзе, указал размеры, велев ничего во дворе не трогать. Само же додзе ставилось за избой, на пустом поле, где должен был быть огород. Рисунок я сделал еще с вечера, все же хотелось мне пагодной крыши. Карп в задумчивости помотал бородищей и кивнул, наконец.
Артель дело знала туго. Даже камни, огромные валуны, чтобы подложить под углы строения, они привезли с собой! Лес же ввезли сразу после того, как они приехали, и, прокатившись по двору, сгрузили бревна за избой. Я с приятностию сделал им ручкой, и возчики уехали за деньгами к княжьему терему, а плотнички, кратко помолившись, приступили к работе.