Значит, донесли Пропойце. И быстро так донесли. А то, что Сэймэй остался в столице, не помогло. Да и то сказать, мог он догнать Райко по дороге, мог. Все же не дело это — драться пьяным, не дело совсем. В голове мысли как камушки катаются. Не дело. Но Пропойцу этому не учили. А может, он и сам не учился — слишком большой он и сильный. И быстрый. Может, он считал, что выпивка у него ничего не отнимет. Зря считал.
— Быстрей! — Сэйсё привычно заученным движением поворачивается к Райко спиной. Это было еще с ночи отработано между ними: под плащом и широкой соломенной шляпой на спине у Сэйсё были припрятаны лук и колчан.
Получив в руки знакомое оружие, Райко почувствовал прилив сил. Действительно, с мечом он, раненый, много бы не навоевал. А с луком можно прекрасно сражаться, даже стоя на одном колене. Особенно когда тебя прикрывают такие бойцы как Кинтоки, Садамицу, Урабэ, Цуна и преподобная Сэйсё.
Конечно, для лука нужно расстояние, но в помещении у него есть преимущество — стрела останавливает противника сразу. Если, конечно, это не Пропойца, которого нужно бить тараном для ворот, чтобы остановить.
Пропойцу сдерживал Кинтоки. Райко посылал стрелу за стрелой в пьяный скот, что пытался атаковать друзей. Урабэ и Садамицу кинулись ко входу и закрыли грубые, кое-как сколоченные ворота на бревноподобный засов.
Все было кончено быстро. Только Пропойца, слегка пошатываясь, стоял к стене спиной — один против троих.
Троих? Да, троих. Цуна лежал на земле среди убитых, и кровь текла по его лицу, рассеченному надвое.
— Цуна! — крикнул Райко; прянул вперед, отбросив бесполезный лук (стрелы все равно кончились) — и упал.
— Займитесь ранеными, — скомандовала Сэйсё. — Мы тут закончим вдвоем.
— Тебе не взять меня, Сэймэй, — прошипел Пропойца.
— Дурак, — усмехнулась женщина. — Разве тебе не говорили, что волчица страшнее волчонка?
— Предательница… — прошипел Пропойца. — Шлюха. Богиня…
— Не имеет силы надо мной и не поможет тебе.
Пропойца и так был сильно изранен в схватке — а теперь его избивали древками двое, равных ему по силе.
Садамицу оторвал рукав, туго стянул Райко пронзенную ногу. Цуна был жив. Чей-то меч — а может, нагината — задел его самым концом и рассек лоб и лицо до кости, но череп выдержал. Плохо только, что глаз Цуна потерял безвозвратно. Вытек глаз. Тут уж никаким волшебством не поможешь и не исправишь. Но хоть жив.
Пропойца упал. Кинтоки закрутил ему за спину руки, туго связал их поясом.
— А что, малый, — прохрипел разбойник. — Слыхал ли ты о таком: господин повелевает отрубить голову отцу?
— Отец — тот, кто имя дал, — рыкнул в ответ Кинтоки. — Ты никому не отец!
— Врешь, парень, — закаркал-засмеялся пленник. — По глазам вижу, что все ты понял. Лет этак двадцать назад, вскоре после мятежа Масакадо твоя матушка бежала из столицы со своим хахалем, верно? Дерьмо дерьмом, а не мужик. Перед смертью выл, пощады просил… Сам девку нам предложил, сечешь?
— Я не секу. Я наотмашь бью, — Кинтоки размахнулся и врезал бандиту палкой по груди.
Бамбук треснул.
— Осторожней, — спокойно сказала преподобная Сэйсё. — Ребра поломаешь, он говорить не сможет. Где богиня, червь?
— Нет ее здесь, — оскалился Пропойца. — Обещалась быть скоро, да не пришла.
— Врешь. И знаешь больше, чем хочешь показать. Мальчик, ты только с ним поосторожнее. Он хочет, чтобы ты его убил. Не оказывай ему услуги.
— Чего вру? Ну, поищите ее, поищите здесь, может, найдете? Хрен бы вы меня взяли, будь она сегодня тут. Она только с виду хрупкая, как куколка бумажная, а мне так чуть голову не оторвала…
— Что, на ее прелести пасть разинул? — спросил Садамицу.
— Ты бы тоже разинул, сынок. Там есть на что разинуть.
— Как давно ты собираешь здесь людей? — Райко, опираясь на посох, старался не шататься. — Кто с тобой в сговоре, кроме Великого Министра?
— Имел я Министра! Я служил только ей. Она обещала мне бессмертие. Обманула, сука…
— Она не обманула, просто не успела. Тебе повезло. Ты думаешь иначе, но тебе повезло.
— Обманула. Могла раньше…
— Как давно ты ее знаешь?
— Лет шесть.
— Где встретились?
— На севере. Нас в Дэва загнали… Мы в деревушке одной поживиться хотели, а там… Словом, не повезло. Меня она одного в живых оставила. Ей нужен был кто-то, кто знает юго-запад… Пообещала, что за верную службу примет к себе совсем. Сделает они при жизни, здесь.
— Эта пещера?
— Вроде как ее храм. Она привела меня сюда. Сказала — здесь я начну свое служение. Не собирался я ей служить. Очень мне надо — без яиц остаться и без языка. Пусть бы сделала меня демоном, а там бы мы посмотрели, кто кого…
О да, мы бы посмотрели, — Райко молча усмехнулся. Теперь ему было почти жаль Пропойцу. Глупый ты глупый кабан, гордишься своим огромным телом, клыками — и не подозреваешь, что на тебя с самого начала был готов вертел…
— Зачем тебе девушки?
— А тебе зачем? — Пропойца хрюкнул.
Райко ударил его по лицу — вышло слабо.
— Ты убивал их жестоко и кроваво. Зачем?
— Так надо. Чтобы стать они — надо пить кровь и жрать человечью плоть.
— Это богиня тебе сказала?
— Нет, сам догадался. За ними подсматривал.
Врет, — чтобы понять это, Райко не нужна была Сэйсё. Этот не стал бы чертить волшебных знаков. Он убивал бы девушек как попало.
— Дочь старшего конюшего из дома тюнагона жива?
— Жива.
— Она здесь?
— Нет. Богиня увела ее с собой.
— Врет, — бросила Сэйсё.
— Откуда ты взялась на мою голову, такая умная сука? — огрызнулся Пропойца.
— Благодари свою богиню, — засмеялась преподобная Сэйсё. — Она передала мне часть своей силы.
— Бабы, — Пропойца сплюнул. — Все зло от баб.
И тут в двери застучали:
— Господин! Господин! Что у вас там случилось! Откройте!
— Ломайте дверь! — заревел Пропойца. — Убейте их!
— Будете ломать, — перекрыл его Райко, — ваш вожак умрет первым.
— А ты кто такой? — озадаченно спросили с той стороны. — Кто это тут лает?
Райко уже успел изрядно надоесть этот вопрос. Он собрал остатки сил в один вдох и, радуясь, что наконец-то можно не позорить себя ложью и переодеваниями, гаркнул:
— С тобой, свинья и собака, разговаривает Минамото-но Райко, старший сын Минамото-но Мицунаки, правителя Сэтцу, потомок Шестого принца Садацуми в третьем колене!
За дверью раздался невнятный гул голосов, потом стук, топот и звуки свалки в небольшом пространстве.
— Здесь есть другой выход? — спросил Райко.
— Есть. Только я вам не покажу — все равно ведь убьете.
— Только небыстро убьем, — точно так же, спокойно и буднично, Сэйсё в дороге говорила о том, чтобы поймать рыбу в ручье или развести костер. Поэтому Пропойца еще ухмыльнулся разок, а потом вдруг понял и посерел лицом. Видно, выбор между гневом богини и монахини показался ему делом неподъемным, потому что он беззвучно зашлепал губами, не в силах ничего сказать.
Сэйсё подняла свой посох.
— А я знаю, где выход. Кинтоки, сдвинь-ка вон тот камень.
— Женщины! — напомнил Райко.
Где они — можно было и не спрашивать у Пропойцы: один из боковых отводов пещеры уже оглашали испуганные рыдания.
— Садамицу, выводи их всех, — скомандовал Райко. — Пусть те, что покрепче, несут Цуну.
Урабэ уже содрал откуда-то занавесь и перетащил на нее верного юношу. Из-под повязки у того еще сочилась вязкая темная кровь, но он порывался встать. Урабэ пришлось даже прикрикнуть, чтоб не дергался.
Девицы, которых Садамицу повытаскивал из-за грубой деревянной решетки, рыдали, кто-то даже заверещал заполошно, а между тем разбойники, видать, сочли силы, решили, что с шестью-то пришельцами как-то управятся, и стали бить в дверь чем-то тяжелым. Завалить дверь было совершенно нечем — вся мебель в пещере сводилась к дзабутонам и легким ящикам для одежды. Значит, нужно будет отбиваться, отступая — без надежды на спасение. Или…
— Тащите его сюда, — показал Райко.
Трое самураев поставили Пропойцу на колени против входа. Райко занес над ним меч. Садамицу, Урабэ и Кинтоки, взяв у бандитов луки и собрав стрелы, встали рядом со своим господином, готовые прикрывать его. Госпожа Сэйсё подгоняла женщин — кого криком, а кого и посохом. Проход, оставленный для Пропойцы, было достаточно широк — но и женщин в пещере оказалось не меньше трех десятков, а те, что несли Цуну, шли первыми и задерживали всех.
Когда последняя забилась в щель, госпожа Сэйсё прикрикнула:
— Вперед, куклы вы этакие! Вперед, и не останавливаться, пока не отойдете от выхода на расстояние полета стрелы!
После чего уперлась в камень плечом, а в стену пещеры — ногой, подналегла — и опять задвинула проход.
— Зря вы не ушли, — сказал Райко. — Они, едва до леса дойдут, потеряют себя от страха…
— Вперед, куклы вы этакие! Вперед, и не останавливаться, пока не отойдете от выхода на расстояние полета стрелы!
После чего уперлась в камень плечом, а в стену пещеры — ногой, подналегла — и опять задвинула проход.
— Зря вы не ушли, — сказал Райко. — Они, едва до леса дойдут, потеряют себя от страха…
Не успел он договорить, как засов треснул и одна створка упала внутрь пещеры.
Трое самураев выпустили по стреле каждый — и трое разбойников, державших бревно-таран, упали. Двое других повалились под весом орудия, перегородив путь остальным.
— Эй, вы! Смотрите! — крикнул Райко, и одним ударом снес голову Пропойце.
Кровавая струя ударила вперед, когда огромное тело повалилось на пол. Райко поднял голову Пропойцы за рыжие сальные лохмы и, с трудом удерживая на вытянутой руке, сделал шаг к воротам.
— Пропойца мертв! Кто вы теперь? Что вы теперь? Вы остались без головы, как и эта туша. Так бегите же скорей, пока сюда не пришли императорские войска! Бегите и прячьтесь — потому что они вот-вот будут здесь! Неужто вы думали, что я, Минамото-но Райко, позволю кровопийцам бесчинствовать вблизи от столицы? Преступления вашего вожака переполнили меру моего терпения, но вы без него — солома на ветру. Хотите — бегите, не хотите — сгорите, как горит солома!
Они отступили. Как и следовало ожидать, в таком узком проходе задние напирали, мешая передним пробиться, а передние пятились в ужасе перед увиденным.
Райко и его четверка, стоя на границе света от факелов, отбрасывали жуткие тени, и казалось — за их спинами встали стеной полчища демонов. Голова Пропойцы в отблесках огня, с выкаченными глазами и отваленной челюстью, предстала видением адских мук, освещенных заревом Великого Пожирающего Пламени. Человек воинского сословия мог бы опомниться. Настоящий монах знал бы, что все это — лишь призраки, порожденные его собственными страстями. Разбойники не были ни тем, ни другим. Они побежали.
И очень вовремя — Райко потерял сознание.
Когда он пришел в себя, вокруг стояла тьма — хоть глаз выколи; но по свежему воздуху и шуму ветвей Райко понял, что уже не в пещере. Как-то они выбрались. Кто-то его вынес…
Он приподнялся — и голова немедленно закружилась. Обшарив пространство возле себя, Райко обнаружил ровный, хоть и не очень чистый пол, соломенный плащ, который сейчас служил ему постелью, собственные хакама в изголовье, одеяло, пропахшее дымом и телом смерда… Но не обнаружил ни меча, ни лука, ни кинжала.
— Господин? — прошептал рядом Цуна. — Вы очнулись?
— Да. Где мы и что с нами было?
— Мы в заброшенной деревне возле Оэяма. Разбойники перебиты и рассеяны.
— Кем?
— Господином Тайра-но Корэнака.
— Значит, войска все-таки послали… — Райко с облегчением откинулся на изголовье.
— По правде говоря, господин, их послали за нами. У капитана Корэнака приказ арестовать вас за сговор с Пропойцей и мятеж против Государя.
— Так мы что, под арестом?
— Вроде того.
— Вроде?
— Нас не стали связывать, только оружие забрали. Даже слова с нас не взяли, что не сбежим. Хотя — куда мы без вас?
— Как твоя рана? Не воспалилась?
— Не знаю. Госпожа Сэйсё промыла чем-то, говорит, что повезло. Голова только болит. Господин Корэнака будет в столице свидетельствовать о вашей невиновности.
Райко закрыл глаза. Болела раненая нога, дергала и ныла, не давала задремать, и мысли бегали по кругу, нерадостные и унылые.
Господин Корэнака — честный человек, доложит то, что своими глазами видел, и от себя прибавлять не станет. А значит, замять дело не удастся. Это хорошо. Потому что Пропойца — Пропойцей, а ниточка к богине оборвалась, и где теперь искать кончик?
— Только он говорит, — продолжал Цуна, — что так нельзя все же. Нехорошо. Он понимает, что у разбойников всюду уши — а так их удалось застать врасплох и все женщины остались целы. Но что бы вышло, если бы он не подоспел вовремя или если бы он в эти глупости поверил?
Нехорошо, — Райко усмехнулся. А как? А что делать, если никто не хочет знать и никто не хочет слушать?
То, что за ним отправили погоню — это наверняка происки заговорщиков. Однако в том, кого отправили, чувствуется рука господ Минамото и Абэ. Тайра-но Корэнака не из тех, кому можно отдать прямой приказ убить арестованного, а намека он не заметит — или предпочтет не заметить.
— Дочь старшего конюшего жива? — спросил он.
— Так точно, — Цуна поклонился и выскользнул в дверь. Вернулся меньше чем через минуту, ведя за руку девицу, одетую как простолюдинка — в синее и коричневое — с повязанной платком головой. В свободной руке девица несла светильник — простую плошку с точащим фитильком. Зря, подумал Райко. Я бы потом, при свете дня с ней переговорил.
Девица села на колени у ложа. Райко прокашлялся, не зная, как начать.
— Вам… известно, кто я? — спросил он.
— Да, господин. Вы начальник городской стражи, господин Минамото-но Ёримицу. Я слышала, как вы провозглашали свое имя…
Голос ее звучал глухо, словно рот был обмотан несколькими слоями ткани.
— Уже не начальник, — смутился Райко. — А ваше драгоценное имя можно ли узнать?
— Сатико, — так же безжизненно ответила девушка.
— Вам… известно, что делал ваш отец после того, как вас похитили из Столицы?
— Нет, — девица покачала головой. — Но мне остригли волосы и говорили, что отошлют ему. Еще сказали, что если он не будет послушным, ему пошлют уже мои ногти вместе с пальцами… Боюсь, что мой бедный отец погубил себя. И не только себя, верно?
Райко решил пока не отвечать на этот вопрос.
— Я… понимаю, как вам может быть тяжело это вспоминать… Но скажите — когда и при каких обстоятельствах вас похитили?
Девица вздохнула. Чувствовалось, что она не плачет лишь потому, что все слезы уже выплаканы.
— После того, как мой ребенок родился мертвым, господин тюнагон перестал приходить ко мне и не отвечал на письма. Я плакала целыми днями и думала — зачем жить? Тем временем отец решил отослать меня за город, чтобы я немного развеялась. Меня посадили в повозку, вывезли за стены. Мы ехали и ехали — за занавесками уже начало темнеть. Я окликнула возницу — где мы? — а в повозку пролез какой-то чужой мужлан и сказал, что спешить мне уже некуда… Я очень испугалась, а он кинулся на меня, и… Затем он меня связал, подъехали верхом его дружки. Меня посадили на седло, натянув на голову верхнее платье — и привезли в пещеру горы Оэ. Случилось это в Безбожный месяц,[77] в последние дни. Сколько времени прошло — я не знаю.
Райко сглотнул.
— Сейчас уже весна, — сказал он. — Вот-вот закончатся новогодние празднества. Разве вы не чувствуете запаха пробуждающейся земли?
— Я ничего не чувствую, благородный господин Минамото.
— Простите, госпожа Сатико. Не смею вас больше тревожить. Хочу сказать только одно: ваш отец хотел бы вас видеть. Убедиться, что вы живы. А поскольку он взят под стражу и не может покинуть Столицу — боюсь, вам придется сопровождать меня в мою усадьбу.
— Что будет с ним?
— Он помогал убийцам. Но помогал не по доброй воле, а из страха за вашу жизнь.
— Вы его казните, — это был не вопрос.
— Да, — сказал Райко. — Но я поклялся ему доставить вас живой, если вы живы. И я сдержу клятву.
— Зачем я не умерла, — девица хотела было натянуть на голову верхнее платье, но Райко удержал ее за руку.
— Вы не умерли, потому что такова была ваша карма, — сказал он. — Нет смысла винить себя теперь. Молитесь об очищении души вашего отца, чтобы он мог возродиться в лучшем мире. Мужайтесь. Страдания избавляют нас от привязанности к тленному. Не вы виновны в том, что тюнагон охладел к вам, а отец оскорбился. Не вы сделали Пропойцу разбойником и убийцей, не вы подбили его и многих других искать бессмертия через кровь. Беда была вам определена в прошлых жизнях, но в жизни нынешней преступлений вы не совершили, вам не за что корить себя. Вы… Вот что, вы лучше поговорите об этом с Сэйсё.
— С вашим евнухом?
— Э-э… Сэйсё — женщина.
Рот Сатико приоткрылся. Райко был рад, что сумел пробиться через заскорузлую боль и вызвал хотя бы удивление.
— Такая сила… — прошептала Сатико.
— И быстрота, и ловкость, и ум, и сострадание. Поговорите с ней, она гораздо лучше вам поможет, нежели я.
Он притворился, что слабеет и теряет сознание — и Цуна увел девицу. В заброшенном доме снова стало темно. И снова в дверном проеме сгустилась чернота — а потом входящему передали в руку светильник. Райко увидел высокого человека в полном доспехе о-ёрои.
— Я — Тайра-но Корэнака, капитан Правой внешней стражи дворца, потомок принца Такамунэо в четвертом колене, — предпочел заново представиться вошедший. — Необычайно рад, что вы живы и высказываю сожаление по поводу обстоятельств, при которых нам довелось увидеться во второй раз.