Бэкстер поднялся. Правая нога сильно болела, но на нее можно было все-таки слегка опереться. Он заковылял к небольшому возвышению в центре крыши, которое напоминало верхнюю часть шахты грузового лифта; там же он заметил и пожарный выход. К счастью, дверь оказалась открытой.
Вот наконец и лестница. Бэкстер спустился на первый этаж, который был сплошь заставлен машинами. Пока ему не встретился ни один человек. Прихрамывая, он направился к выходу. У главных ворот стояло кресло, на котором было сложено старое одеяло. Бэкстер понял, что это место ночного сторожа. Держась в тени, он пошел к выходу. Метрах в десяти от выхода он увидел человека, разговаривающего с группой женщин. Они посматривали в ту сторону, где был убит мнимый голландец Хейден.
Бэкстер почувствовал реальный выход из создавшегося положения. Он ведь может обратиться к любому полицейскому и все ему рассказать или забраться куда подальше и сначала привести свои разбитые нервы в порядок. Потом он сможет связаться со Спенсом. Да, это потом. Все это надо сделать потом. А сейчас, пока он не успокоится, ему не стоит ни с кем говорить. Да, и сначала надо еще как-то выбраться отсюда. Может быть и так, что голландец Хейден стоит где-нибудь здесь, за углом, прячется в парадном напротив или сидит в одной из машин, стоящих у тротуара.
Тут Бэкстеру пришла в голову прекрасная идея. Люди всегда оставляют ключи в машинах, хранящихся в гаражах, для того, чтобы в случае необходимости машину можно было передвигать с места на место. Необходимо только выбрать такую машину, на которой можно быстро выехать за ворота гаража, тогда он будет спасен. Постояв у дверей, он вернулся в гараж. Прямо напротив выездных ворот стоял черный лимузин. Бэкстер сел за руль. Его трясло с головы до ног, пока он изучал приборный щиток, разыскивал кнопку стартера, ключ зажигания, педаль газа. Все должно сработать с первого раза.
Проехав около шести кварталов к центру города, он старался все время забирать правее к Бродвею и, только остановившись на красный свет у Восьмой авеню, подъехал к тротуару и вышел из машины. Через пять минут он уже смешался с толпой людей, шагающих по Бродвею.
На этой улице не было ничего, что хоть чем-то напоминало о голландце Хейдене, и от этого Бэкстеру стало легче. Но как только он расслабился, то понял, что неимоверно устал. Физические и психические нагрузки измотали его вконец. Казалось, что до бара О’Коннела еще шагать сотни миль. Конечно, он мог бы остановиться и выпить необходимый ему стаканчик где-нибудь в другом месте, но бар О’Коннела казался ему недосягаемым оазисом безопасности. Как только он доберется туда, с ним уже ничего не случится. Люди искоса поглядывали на него, когда он, пошатываясь, шел через город. А он просто не отдавал себе отчета в том, как выглядит со стороны: лицо и руки в кровавых ссадинах, брючина разорвана, весь костюм выпачкан в грязи и гудроне.
И как раз в тот момент, когда уже не было никаких сил сделать ни ярда, он увидел тусклые огни над баром О’Коннела. Пошатываясь, ввалился в бар.
— Боже мой, господин Бэкстер, какой ужас, как вы выглядите! — вскричал Деннис. — Что случилось?
— Деннис, ради бога, дай лучше выпить!
Вот уже второй раз подряд пробуждался Поль Бэкстер с самыми жуткими ощущениями и каждый раз не в своей собственной квартире. Открыв глаза, он лежал без движений в полутьме, пытаясь представить, что происходило в моменты забытья.
Постепенно все прояснялось. Он уже понял, что лежит на старом кожаном диване в служебной комнате Пэта О’Коннела, которую все, оптимистично шутя, называли «кабинетом». Он не помнил, как попал сюда, но, судя по тонким полоскам света, пробивающимся сквозь ставни на окнах, понял, что, видимо, уже наступило утро.
Он попробовал повернуться и застонал от боли. Все тело было в ссадинах от вчерашнего падения. Встав, он заковылял к двери.
— Деннис! Деннис!
Через минуту появился Деннис.
— Который час? — спросил Бэкстер.
— Четыре часа дня, господин Бэкстер. Вы проспали почти четырнадцать часов. Думаю, что вам это только на пользу.
— Сейчас мне бы лучше пару глоточков спиртного.
— Я так и думал, — ответил Деннис. Он полез в задний карман и вытащил фляжку виски. — Я догадывался, что вам сейчас здорово не по себе.
Бэкстер взял бутылку, вытащил пробку. Пока он пил, в его голове крутились бессвязные мысли. Но, по мере того как по телу разливались волны тепла, мысли принимали стройные очертания.
— Деннис, у вас есть газеты? Сегодняшние газеты.
— Конечно, — ответил Деннис. — Сейчас принесу. Масса интересного. Вчера вечером агенты ФБР схватили голландца Хейдена. На Десятой авеню. Пристрелили его ко всем чертям.
Бэкстер облизал пересохшие губы.
— Разрешите мне самому посмотреть газету, Деннис. Между прочим, нет ли у вас бритвы?
Деннис принес газету, бритву и ушел. Бэкстер опустился на край дивана. Да, мрачная картина. Вот фотография Хейдена, «взятая из картотеки хирурга после пластической операции». Потом шла фотография того, второго типа, лежащего в пыли с открытым ртом, из которого текла струйка крови, застывшие глаза были широко открыты. Под фотографией была подпись: «Конец безумному бандиту».
Может быть, и так, подумал Бэкстер. Вполне может быть, что этот мертвый человек действительно сумасшедший бандит, но ведь это не голландец Хейден. Бэкстер было потянулся за бутылкой, стоящей около него на полу, но был настолько поглощен чтением, что до бутылки так и не дотянулся. В газете пелись дифирамбы специальному агенту ФБР Джону Спенсу. Тут была также и фотография почти обнаженной Флоренс Кнэпп, той девицы, которая выдала агентам Хейдена. Была и фотография хирурга, который «под страхом смерти делал пластическую операцию голландцу Хейдену».
Бэкстер сидел и, хмурясь, рассматривал эти фото. Где-то внутри негодовал Бэкстер-журналист. Эти фотографии, говорил он про себя, жуткое недоразумение. Они, по сути, второе недоразумение в этом разыгранном праздничном представлении, которое должно было убедить общественность в том, что голландец Хейден мертв.
Первой ошибкой и недоразумением было фатальное желание Хейдена присутствовать на своей собственной казни, в результате чего он и был обнаружен. Эти фотографии уже вторая ошибка. Ведь даже Джон Спенс должен был почувствовать здесь подвох. Например, эта девица не только позволяет всем себя фотографировать, но и сообщает свою фамилию! У Хейдена ведь масса дружков, и если бы он действительно был убит, то они уже давно бы свели счеты со всеми предателями, а тут эта девица, позирующая перед камерами, сообщает не только свою фамилию, но даже и адрес отеля, где она живет! Довольно любопытная смесь, если только, конечно, не знать, что Хейден на самом деле не убит. Его дружки и пальцем ее не тронут да сами вдоволь посмеются над тем, что Спенс, даже не подозревая, убил совсем другого человека.
В этот момент Бэкстер почувствовал, что и на нем лежит определенная доля ответственности за все происходящее. Он обязан явиться к Спенсу и доложить ему обо всем.
Включив электробритву, он стал бриться, глядясь в пыльное зеркало на стене. Бутылка виски так и осталась стоять едва отпитой на полу у дивана.
На столе у секретарши Спенса раздался звонок. Она повернулась к Бэкстеру, сказала:
— Вы можете зайти, господин Бэкстер.
Спенс просматривал какие-то бумаги и даже не взглянул на вошедшего Бэкстера. Он молчал. Бэкстер стоял прямо напротив стола Спенса, пытаясь вытащить из кармана сигарету, но сильная дрожь мешала ему сделать это.
— Привет, герой-победитель, — почему-то грустно произнес Бэкстер, когда молчание стало уже невыносимым.
Наконец-то Спенс взглянул на него. Его серые глаза были усталыми.
— Ну что ж, и это дело ты прошляпил, — сказал он безразличным тоном.
— Я прошляпил?!
Спенс показал на кипу газет, лежащих на столе.
— Сначала я подумал, что ты почему-либо не успел в утренний выпуск. Потом вспомнил, что у тебя есть связи в нескольких дневных газетах. Но ведь ты упустил все на свете. И теперь остается только взглянуть на тебя, чтобы убедиться, что ты опять был пьян.
— Нет, ты послушай! — едва сдерживаясь, начал Бэкстер, и от гнева дрожь стала еще сильнее. — Я был там, на крыше. И все видел. И знаю, что…
— Но ты не смог до конца оставаться трезвым и все описать.
— Может быть, дашь и мне возможность высказаться? — закричал Бэкстер. — Я действительно напился. Сознаюсь. Но напился я только потому, что это была единственная возможность отделаться от чувства страха.
— Могу себе представить.
— А испугался я только потому, что ТЫ все прошляпил.
Брови на лице Спенса взлетели в неподдельном удивлении.
— Нет, ты послушай! — едва сдерживаясь, начал Бэкстер, и от гнева дрожь стала еще сильнее. — Я был там, на крыше. И все видел. И знаю, что…
— Но ты не смог до конца оставаться трезвым и все описать.
— Может быть, дашь и мне возможность высказаться? — закричал Бэкстер. — Я действительно напился. Сознаюсь. Но напился я только потому, что это была единственная возможность отделаться от чувства страха.
— Могу себе представить.
— А испугался я только потому, что ТЫ все прошляпил.
Брови на лице Спенса взлетели в неподдельном удивлении.
— Вчера вечером вы взяли совсем не голландца Хейдена, — продолжал Бэкстер. — Вы ухлопали подсадного человека. Такое сообщение я, конечно, не мог послать в газеты, не разбив одновременно твои шансы, которые со всей очевидностью говорили за то, что Хейден все-таки схвачен. Я понимаю, мне надо было явиться сюда значительно раньше, но, по правде говоря, я действительно напился и только потому, что до смерти испугался.
Спенс вздохнул.
— Давай забудем об этом, Поль. Сейчас я не нуждаюсь и не хочу слышать никакие фантастические объяснения.
— Но, черт возьми, послушай же! — вскричал Бэкстер. — Я был там, на этой крыше! Еще за несколько часов до того, как вы прокрутили весь ваш спектакль. И за весь день я ни грамма не выпил. Ни грамма! Это ты понимаешь? Так вот, без чего-то девять на крышу поднялся еще кто-то. Какой-то мужчина. Я тихонько лежал в углу, потому что не хотел, чтобы в последнюю минуту меня оттуда выставили. Я видел, как из «Монахана» вышли этот парень и девица. Видел, как ты приближался к нему. Видел, как он вытащил пистолет. Даже видел то, как ты и твои мальчики пристрелили его. Разве это было не так?
— Это со всеми подробностями описано во всех наших газетах, — устало произнес Спенс.
— Да, теперь послушай, то о чем не было написано в газетах! — ответил Бэкстер. — Когда тот парень был убит, я услышал чей-то смех. Так это смеялся человек, который был на крыше. Я повернулся, чтобы посмотреть на него. Яркие огни рекламы то вспыхивали, то гасли. И вот когда огни зажглись, я разглядел его лицо. Это был голландец Хейден! Не было никакой пластической операции. Ничего! Они надули тебя, Джон. Ты попался на их удочку.
— Представляю, — уныло заметил Спенс, — как здорово вы с голландцем Хейденом над всем этим посмеялись.
— Если бы я быстро не смылся, — ответил Бэкстер.
— Ха! Так Хейден и отпустил тебя!
— Я перепрыгнул через ограждение и свалился вниз.
— Упал с третьего этажа на улицу, чудом остался жив только для того, чтобы рассказать мне эту сказку.
— Я упал на крышу гаража. Поэтому получилось, что падал я всего около двух метров. Для меня это окончилось довольно благополучно.
— Ну и что же дальше? — спросил Спенс. В его голосе звучала теперь едва скрываемая злоба.
— Решив, что Хейден постарается помешать мне скрыться, я пробрался в гараж, украл машину и удрал оттуда. Машину я бросил около Восьмой авеню и побрел в бар О’Коннела. Мне бы надо было связаться сразу с тобой, Джон, но я был чертовски измотан. Мне было очень страшно. Потом я выпил немного и, веришь, только час назад встал.
— Может быть, ты тогда скажешь, кто этот человек, которого взяли мы?
— Черт возьми, откуда я знаю? Но я уверен, что это не Хейден. Слушай, Джон, это настоящая сенсация. Но, приличия ради, я должен был придержать этот материал, пока у тебя не созреет какой-нибудь план.
Спенс долго молчал, потом, откинувшись на спинку кресла, посмотрел на Бэкстера грустно и укоризненно.
— Поль, у нас с тобой было пари, — сказал он. — Я знаю, все шансы были против того, чтобы ты выиграл. Может быть, ты и был там, на крыше. Может быть, ты действительно видел, как мы брали Хейдена. Но это такая фантастическая отговорка…
У Бэкстера пересохло во рту.
— Ты мне не веришь?
— Я думаю, Поль, что тебе не стоило придумывать все это.
— А я говорю тебе, что Хейден жив! Он стоял на крыше того дома. Я видел его!
— Ну ладно, хватит. — Спенс отодвинул назад кресло, встал, всем своим видом показывая, что Бэкстер может уходить.
— Джон, выслушай меня, — проговорил Бэкстер. — Это правда, клянусь тебе. Хейден жив! — На его лице выступила испарина. — Джон! Разве тебе не кажется странным, что эта девица Кнэпп создала вокруг себя такую рекламную шумиху? Ты думаешь, банда Хейдена не может ее поймать?
— Какая банда? — возразил Спенс. — Мы их всех взяли.
— Если бы Хейден был действительно убит, они бы расправились с ней.
— Конечно, конечно, — ответил Спенс. — Это ее проблема.
— Джон, я говорю правду! — взмолился Бэкстер. — Ты же знаешь, что бы ни, происходило, я никогда не лгал.
— Будем считать это фантастическим происшествием, — заметил Спенс. — Из всего этого получился бы занимательный роман. Почему бы тебе не попробовать? — Его голос звучал насмешливо.
Слезы навернулись Бэкстеру на глаза. Его голос дрожал:
— Стало быть, ты не возражаешь, если я передам о случившемся в газеты?
— Нет, — ответил Спенс, — не возражаю. Но лучше не старайся, Поль. А теперь извини меня, я должен идти. У меня свидание.
— С ней?.. С Пенни?
В голосе Спенса появились железные нотки:
— Теперь это уж совершенно не твое дело, Поль.
Бэкстер ехал в вагончике метро из центра города, покачиваясь в такт поезду. Все, что произошло в офисе у Спенса, казалось ему совершенно неправдоподобным. Где-то он еще мог предположить, что Спенс побранит его за такую долгую задержку со всеми известными ему фактами, но он совсем не ожидал, что его можно обвинить во лжи. Ведь действительно ни Пенни, ни кому другому он никогда не говорил неправду. Как только он вспоминал холодные, недоверчивые глаза Спенса, его одновременно обуревали и гнев и собственная беспомощность.
Да провались все это! В конце концов, и этот голландец Хейден не его забота. Уж если Спенс хочет жить как заблуждающийся ангел — это его личное дело. Конечно, когда-нибудь Хейден появится снова, и тогда-то уж Спенсу не поздоровится. А он, Бэкстер, может подождать, думал он про себя.
Потом он представил себе Джона Спенса и Пенни. Через несколько минут они, видимо, должны встретиться, и Спенс, конечно, расскажет ей о случившемся, и она, конечно, тоже подумает, что именно он все прошляпил, и что только для того, чтобы хоть как-то оправдаться, он докатился до этой глупой выдумки. Теперь это будет концом всему. Ведь все дело заключалось в том, что он не смог выдержать испытание. А если Пенни бросит его, если она перестанет его ждать…
Он вышел из метро на Центральном вокзале и направился было в сторону Третьей авеню, в бар О’Коннела. Но тут он вспомнил, что каждый день приблизительно в 6 часов в Балтиморский бар заходит его старый друг, редактор раздела городских новостей Сэм Кэави со своими «мальчиками», чтобы выпить рюмочку перед отходом поезда на Уестчестер. Бэкстер взглянул на часы, было всего пять минут шестого. У него еще есть время перехватить Сэма Кэави и рассказать ему всю эту историю. А уж Сэм-то лучше кого другого знал, что Бэкстер честный журналист, во всяком случае, всегда был таким и никогда не подтасовывал факты.
Бэкстер быстро направился через все здание вокзала к Балтиморскому бару. Он вошел в бар — длинное овальное помещение, до отказа забитое рабочими-сменщиками. Как только он почувствовал запах спиртного, его лицо судорожно передернулось. «Нет, все это потом». Он медленно пробирался между столиками бара, разыскивая Сэма. Наконец он увидел его. Обойдя вокруг стола, он подошел ближе и тронул Сэма за рукав пальто. На лице Сэма появилось выражение безразличия.
— Привет, Поль, — сказал он.
— Сэм, можно с тобой минутку поговорить с глазу на глаз?
Кэави какое-то мгновение колебался, потом пожал плечами и отошел от своих друзей.
— Вот свободный столик, — заметил Бэкстер.
— Видишь ли, у меня действительно нет времени, Поль. Мне надо успеть на поезд, — сказал Кэави. Затем добавил слегка смущенно: — Если тебя устроит пара сотен…
— Я пришел к тебе не для того, чтобы выпрашивать деньги! — отрезал Бэкстер.
— Извини, Поль, но я слышал, что…
— Я пришел предложить тебе самую крупную сенсацию, которую ты когда-либо опубликовал в своей газете. Когда я расскажу тебе все, ты наверняка никуда не захочешь ехать. Присядем.
И Бэкстер начал торопливо рассказывать. Слова так и вылетали из него. Во время своего рассказа он стал замечать, как на лице Кэави вновь появилось безразличное выражение. Испугавшись, он стал более внимательно выбирать слова. Не дослушав до конца, Кэави встал.