– Знаешь что? Я думаю, на сто процентов одной из тем будет война. Ведь в этом году была сороковая годовщина Победы, так что готовься и не ошибешься.
Он принес ей несколько книг Бондарева, Симонова, среди толстых томов «Малая земля» смотрелась детсадовской книжкой. Вилечка брезгливо подержала ее двумя пальцами.
– Литература времен застоя?
– Ни фига! – сказал Носов. – Я благодаря ей получил за сочинение четыре балла! А она тогда только вышла. Так что ты держишь мое любимое произведение современной советской литературы. Ясно? – И грозно сдвинул брови.
Вилена расхохоталась. Она кинула книжки на стол и потянулась сладко и соблазнительно. Носов не удержался, руки сами обхватили ее гибкую талию, а Вилене оставалось только сомкнуть объятия на шее Вити. Дома никого не было. Отец и мама на работе, а бабушка уехала к подруге. Им никто не мешал.
За два дня до экзамена, по совету Носова, Вилена начитала литературу по войне. Все предреченное сбылось! Одна из тем: «Роль КПСС в Великой Отечественной войне». Вставляя в каждый абзац сокровенную фразу: «Под руководством коммунистической партии советский народ…», Вилена вымучила два листа сочинения. Дважды проверила его, убрала слишком длинные предложения и переписала начисто, после чего сдала экзаменатору. Приехав сдавать биологию, Вилена продралась сквозь толпу к спискам отчисленных абитуриентов. Своей фамилии она там не нашла, сразу стало легче. Поднявшись на третий этаж и смешавшись с заметно поредевшей толпой, она попыталась выяснить, когда они получат экзаменационные листы. В шуме голосов прорезалось: «Теперь евреев будут резать… кто прошел на первых экзаменах…» Она обернулась на голос, но никого, кто мог бы это сказать, не заметила.
Ей наконец показали стол в конце коридора, на котором лежали пачки экзаменационных листов. За столом сидел дежурный студент с красной повязкой на руке. Вилена подошла и назвала свою фамилию. В экзаменационном листе, против графы «Сочинение», стояла четверка. Она быстро прикинула: по диплому у нее четыре с половиной, и еще девять, уже тринадцать с половиной, а нестройный хор голосов за спиной утверждал, что проходной будет меньше шестнадцати, то есть даже два трояка обеспечат ей поступление.
На этот раз в первых рядах ей проскочить не удалось. Экзамен начался позже обычного, и перед аудиторией выстроился приличный хвост. Вилечка заняла очередь. В комнате, где толпились сдавшие, несдавшие и несдававшие абитуриенты, вдруг усилился шум, и многие потянулись к окнам. «Скорая» приехала! Кому заплохело? Вилечка оставила очередь и протолкнулась к окну. Здесь было не так душно, но ощущался крепкий табачный дух, поднимавшийся снизу. В тесном заднем дворе, среди кучек ребят и девушек медленно полз, пробираясь к крыльцу для курящих, скоропомощный рафик. Вилена вернулась в очередь в коридоре. Вдруг она увидела, что, огибая стоящих, к ней идет Носов.
– Ты? Но как?.. – Она забыла поздороваться.
– Отвозили в пятьдесят девятую и решили заехать, – сказал Виктор. – Ну как ты?
– Еще не сдавала, – ответила Вилечка, – но скоро.
– Тогда я ждать не буду. – Виктор поцеловал ее в щечку, не замечая окружающих, и Вилечка покраснела. – Поеду. Ни пуха ни пера!
– К черту, – сказала Вилечка.
– Я тебе вечером позвоню! – крикнул Носов на ходу. И едва он скрылся за поворотом на лестницу, подошла очередь Вилечки.
Она взяла билет, мельком просмотрела его и пошла готовиться. Шпаргалок у нее не было. Вилена терпеть не могла шпаргалок, просто потому, что не умела ими незаметно пользоваться, но первым делом она внимательно осмотрела стол. Оставленные предшественниками шпоры были страшнее мин. Она делала это открыто, не садясь, выгребла пачки комканых бумажек, сложенных гармошкой листиков и так же открыто отодвинула это на край стола. Потом села и начала готовиться. Экзаменаторов за столом сидело четверо, среди женщин выделялся один круглолицый мужчина чуть старше Носова, с черными вьющимися волосами и большой залысиной ото лба с хохолком посередине. Он как-то мельком оглядел Вилену в цветастом платьице и потом, пока она сидела и готовилась, несколько раз поднимал на нее глаза. Вилена перехватила его взгляд и решила про себя: или пан, или пропал, но идти надо к нему!
Она заканчивала описание последнего ответа, как вдруг к ней шумно устремилась одна из экзаменаторш. Краснолицая от жары и раздражения, она подбежала к Вилечке и потребовала:
– Доставайте шпаргалку!
Вилена от неожиданности вздрогнула.
– У меня нет никаких шпаргалок! – звенящим от возмущения голоском ответила она.
Преподавательница заглянула под стол. Там было чисто. Она с сомнением и разочарованием оглядела Вилечку и сказала:
– Идите отвечать, если все знаете!
От обиды у Вилены готовы были появиться слезы. Но она мужественно переборола их, встала и пошла к экзаменаторскому столу.
Пока Вилена готовилась, одна из экзаменаторш вышла, и мужчина, пересев на стул рядом с краснолицей женщиной, стал внимательно слушать ответ. Женщина продолжала держать на лице маску недовольства и недоверия. Она косилась на мужчину, а тот, словно не замечая, внимательно слушал Вилену и еле заметно кивал. В общем, ему нравились и Вилечка, и ее ответ. Женщина раздражалась все больше и больше. Наконец она прервала рассказ Вилечки о динозаврах и сказала: «Ну ничего, но больше тройки я поставить не могу». Теперь настала очередь мужчины удивленно уставиться на экзаменаторшу, он крякнул и сказал:
– А вот скажите, – он заглянул в экзаменационный лист, – Вилена Германовна, а что вы знаете о строении цветка?
Вилена улыбнулась и затараторила: цветоножка, цветоложе, пестик, тычинки, завязь, взяла лист бумаги и бойко нарисовала схему оплодотворения двумя пыльчинками… Мужчина слушал ее с явным удовольствием. Он повернулся к все больше раздражавшейся женщине и сказал:
– Я думаю, что девушка заслужила четыре балла.
– Но она запуталась в схеме эмбриогенеза и неправильно перечислила периоды палеозойской эры!
– Зато отлично ответила на дополнительный вопрос!
Экзаменаторша вспыхнула:
– Тогда сами и ставьте ей оценку!
– Пожалуйста. – Мужчина поставил Вилене в экзаменационном листе четыре и расписался. – Успехов вам, – сказал он, отдавая листок.
Уже выходя, Вилена услышала шипение экзаменаторши: «Я вынуждена поставить вопрос о вашем поведении на парткоме кафедры, Валерий Абрамович!» Ответ Валерия Абрамовича до нее уже не долетел. Поначалу она светилась от счастья: еще одна четверка! Невероятное везение. Подбежали ребята и девчонки. Ну как? Сдала? Она выдохнула – да.
Один прокомментировал:
– Повезло! Должны были срезать. Наверное, Пушкарь выручил?
Вилена пожала плечиками:
– Не знаю, но меня бы точно завалили, если бы не какой-то Валерий Абрамович.
– Пушкарь, – с неожиданным раздражением сказал все тот же абитуриент, – он своих вытаскивает. Москаленко валит, а он вытаскивает!
– Но почему? – возмутилась Вилена.
– Ты что, с луны упала? У них распоряжение сверху ограничить приток евреев в институты.
Вилена пожала плечами:
– Так я русская, у меня мама русская.
– Ты это в синагоге расскажи. Здесь это никого не волнует. Это в Израиле ты русская, а здесь нет.
– Глупость какая-то! – снова пожала плечами Вилена. Она старалась радоваться успеху, сдаче экзамена, но последний разговор в коридоре изрядно портил настроение.
Она не стала бродить среди сдавших и несдавших, а выскочив из института, поехала на подстанцию. Ей обязательно надо было поделиться с кем-нибудь близким. Ни с отцом, ни с мамой, ни, особенно, с бабушкой она говорить об этом не могла. Ей нужен был Виктор.
Носов только-только приехал с вызова и перекуривал в стеклянном предбанничке, увидев Вилену, он обрадовался:
– Сдала?
Она кивнула. Увидев, что она не сияет, как обычно, Носов насторожился:
– Что случилось?
Вилена рассказала ему всю эпопею с экзаменом и про Валерия Абрамовича и разговор в коридоре. Носов выслушал ее не перебивая, а потом сказал:
– Не думай об этом, малыш. В жизни много несправедливостей. А если и пролетишь в этом году, в следующем будешь поступать как Носова, и таких придирок уже не будет. А сейчас не расстраивайся! Мало ли дураков на белом свете? Хороших людей все равно больше. И на всякую Москаленко найдется свой Пушкарь.
Вилена, которой, пока она рассказывала, хотелось реветь, уткнувшись Носову в шею, рассмеялась.
– Слушай, а ведь там, когда я уходила, начиналась баталия, – сказала она. – Съедят Пушкаря.
– Не съедят, – успокоил Носов, – я его знаю. Когда я учился, он у нас был ассистентом. А кандидатскую защитил через три года после окончания института. Этот парень мало того что талантливый, у него надежное прикрытие.
Мимо них прошел Володя Морозов, тоже вернувшийся с вызова. Он увидел Вилену и спросил:
Мимо них прошел Володя Морозов, тоже вернувшийся с вызова. Он увидел Вилену и спросил:
– Сдала? – а увидев кивок, сказал: – Я сейчас был на «Дагвине», дали два мерзавчика коньяка, пойдем с чайком отметим?
– А, пошли! – сказал Носов и, обняв Вилену за талию, повлек за собой на кухню.
Там Морозов, пока они ждали, когда закипит чайник, порезал тонкими ломтиками любительскую колбасу, розовую с мелкими сочными жиринками, потом мягкий, только что купленный в булочной батон за восемнадцать копеек, расставил кружки и, как фокусник, неизвестно откуда извлек стограммовую бутылочку коньяку с тремя звездами на этикетке.
– А папа тут? – спросила Вилена.
– Он сегодня не в графике, – ответил Носов. – Во всяком случае, с утра не был. Володя, ты Виленке налей грамм так пятнадцать! Пусть стресс снимет, а мы по десять капель в чай. Ты не против? – спросил он Вилену.
– Когда это я отказывалась? – лихо спросила она.
– А когда это я тебе предлагал? – подозрительно спросил Носов. – На фоне борьбы с пьянством и алкоголизмом я вношу свой маленький вклад. Вилена, запомни, – сказал он с напускной серьезностью, – женский алкоголизм не лечится!
Глядя на них, Морозов укатывался.
– Ладно, милые, это вы потом решите, без меня! – сказал он и скрутил маленькую пробочку с бутылки. Плеснул на донышко в Вилечкину чашечку. – Хватит?
Вилена кивнула.
– Ты сегодня обедала?
– Даже не завтракала, – сказала Вилена и процитировала латинскую пословицу: – Сатур вентур ин студит либентур!
Морозов сунул ей бутерброд. В заваренный чай себе и Носову накапал коньячку.
– Ну, будем? Сколько тебе осталось сдавать? – спросил он, когда Вилена проглотила коньяк. Она зажевала жгучесть коньячного спирта бутербродом и ответила, перекатив кусок за щеку:
– Фыжику.
– Так, а сегодня?
– Биологию!
Морозов вопросительно глянул на Носова и занес бутылочку над чашечкой Вилены во второй раз. Носов кивнул. Володя еще раз плеснул на дно.
– А теперь за биологию.
Они подняли свои кружки с чаем и отхлебнули по глотку. В кухню залетела Женечка Соболева. Она повела носом и спросила:
– Коньяк? А по какому поводу?
– Вот, Виленка биологию сдала!
– Я сейчас, – прозвенела Женечка и улетела за чашкой.
Через несколько секунд она вернулась, неся в руках кулек с печеньем и сахаром и чашку. Увидев, что Носов с Морозовым пьют чай, от которого поднимается коньячный пар, сказала:
– Мне тоже в чай, можно?
Щедрая душа Морозов и ей накапал для аромата. Чай он заваривал из большой зеленой железной банки из-под английского «Липтона». Они давно уже выпили его, этот подаренный на каком-то вызове чай, а в банку насыпали обычный «Бодрость». Носов занимал свое любимое место, Вилечка сидела напротив, а Морозов пододвинулся, освобождая место для Жени. Та повозилась, устраиваясь на стуле, и наконец сказала:
– Ну, я готова. – Они еще отхлебнули по глотку, а Вилечка осушила чашечку. В голове у нее зашумело, глазки засветились мечтой, все неприятности сегодняшнего дня улетели. Она положила щечку на кулачок и стала смотреть на Витю.
Морозов, чтобы занять всех хоть чем-нибудь, спросил:
– А какой проходной балл?
– Говорят, не больше шестнадцати, – пьяненьким голоском ответила Вилечка, – я уже набрала.
– Значит, если пару на физике получишь, все равно пройдешь?
Вилена задумалась.
– Шестнадцать и два – восемнадцать? Значит, пройду! – И засмеялась.
Хмель быстро проходил. Она вдруг ощутила зверский голод и набросилась на недоеденный бутерброд, потом протянула руку и отхлебнула из полулитровой кружки Носова чаю, чтобы проглотить.
– А, ты тут?
В дверях стоял заведующий подстанцией.
Виленка моментально протрезвела.
– Тут, папа. А что?
– Да нет, ничего. Как сдала?
– Четыре.
– Ну?! Молодец!
Герман прошел на кухню и, как Женечка, пошевелил коротким носом.
– Что пьете? Чай?
Морозов показал банку из-под «Липтона».
Герман сказал:
– Я на подработку вышел. Женя, сяду на твою бригаду. Все есть?
Женька отрапортовала:
– Ящик укомплектован, автомобиль заправлен, Герман Исаевич!
– Молодец, хвалю. – Герман протянул руку к кружке Носова. – Не возражаешь?
Носов махнул рукой:
– Пожалуйста.
Герман крупно глотнул, поставил чашку и, взяв в руки банку с чаем, стал внимательно ее разглядывать.
– Английский, значит?
– Угу, – сказал Морозов.
Герман поставил банку на стол.
– Что-то звездочек не видно! Не увлекайтесь, орлы!
Морозов показал полмерзавчика:
– Мы только в чай.
– Ну-ну.
Заведующий повернулся к дочке:
– Мама дома ждет, езжай. Они ведь с бабушкой волнуются. От тебя ни слуху ни духу. С утра уехала и пропала!
Виленка прожевала еще один бутерброд и сказала:
– Сейчас, папа. Еще чуть-чуть.
Герман махнул рукой и ушел к себе. Вилена крикнула ему вслед:
– Маме позвони, скажи, что я тут!
– Естественно, – глухо донеслось из коридора.
По дороге на вызов Виктор завез Вилену домой.
В подъезде он ее поцеловал, от Вилечки нежно пахло духами «Диориссимо» и коньяком.
На следующий день они встретились снова. У Вилены опять начинался предэкзаменационный мандраж. Теперь к нему присоединилась и боязнь, как бы не возникло проблем на национальной почве. Когда пришел Виктор, она сидела над учебником физики за девятый класс.
– Ну что? – спросил Витя. – Как физика?
– Не знаю. По билетам отвечаю, – сказала Вилечка, – а вот если начнут каверзы строить?
Носов понял ее состояние.
– Малыш, я тебе уже говорил, в каждом экзамене всегда есть элемент везения, причем во вступительных его гораздо больше, чем в семестровых. Понимаешь? Тебе фантастически везло до сих пор, почему должно перестать теперь? Ты думаешь, экзаменатору приятно валить студента? Это не так. Конечно, придурки везде есть, но порядочных людей больше. Уверяю тебя, если твой экзаменационный лист попадется в руки нормальному экзаменатору и ты хорошо ответишь, да так, чтобы твой ответ слышали другие, никто тебе пару не поставит, а трояка хватит для поступления.
Вилечка успокоилась. Она посидела над учебником, потом закрыла его и сказала:
– Все равно ничего в голову не идет. Давай куда-нибудь сходим?
Виктор, ощущавший фантастическую легкость в организме от пяти дежурств через сутки и мечтавший больше всего отоспаться, предложил:
– Я, может, выгляжу полным идиотом, но что ты скажешь, если мы съездим на Клязьминское водохранилище или в Химки? Чертовски хочется искупнуться, но в Химках и на левом берегу вода с мазутом, а в Клязьме почище.
Вилена обрадовалась:
– Сейчас, я только купальник надену! – Она залезла с головой в шкаф и через секунду вынырнула с маленькими цветастыми тряпочками. Взялась за завязки халатика и сказала: – Отвернись, пожалуйста.
Носов улыбнулся:
– Это точно! Если я не отвернусь, то нам придется остаться, – и отвернулся.
Вилена быстренько разделась и натянула купальник.
– Ну как?
Носов повернулся:
– А с чего это ты взяла, что я теперь не захочу остаться?
Вилечка покрутила попкой в сверкающих плавках.
– Фигушки! Едем! Потерпишь еще три дня. Сейчас самый опасный период!
Уже выходя из квартиры, Виктор сказал:
– Знаешь, я где-то потерял бумажник.
Вилена огорчилась:
– Денег много?
– Да нет, трешка. Но там была твоя фотография… – Виктор наклонился и поцеловал ее. – Прости меня, я такой лопух!
Виленка засмеялась:
– Никакой ты не лопух! Тебе просто надо отдохнуть.
Физику она сдала без приключений. Билет достался простой, задача еще проще. Вилена отвечала с таким безразличием к своей судьбе и уверенностью, что экзаменатор молча выслушал ее, исправил ошибку в формуле, описывающей колебательный контур, поглядел в экзаменационный лист и поставил четыре. Только закрыв за собой дверь аудитории, Вилена поняла, что стала студенткой!
Глава 5
Последняя осень
Утром Носов принял, как всегда, двадцатую бригаду, и к нему села Вилечка Стахис. У нее, как у каждого студента-вечерника, был один свободный день, в который она и выходила на дежурство. Теперь они редко совпадали графиками, но, когда совпадали, их ставили вместе… Носов никогда не просил, но диспетчеры не бестолковые люди. Он дорабатывал еще две недели и увольнялся. Виктор уходил работать в больницу.
Морозов открыл свою – двенадцатую и трудился один… Если все будет нормально и никто из работников не заболеет, в семь Носов откроет вечернюю бригаду, а в одиннадцать ночи к нему подсядут и Морозов с Вилечкой…
Они встречались почти каждый день. Ходили в кино, гуляли в парке Покровское-Стрешнево или уезжали в центр и бродили по старой Москве. В четыре Вилечка бросалась в метро и ехала в институт, а Носов или ехал вместе с ней и ждал ее во дворе, пока стояло тепло, или возвращался домой, если были дела.