Это было эффектное зрелище. По удивленным лицам собравшихся Алексей понял, что они такого не ожидали. Дева, закутанная в белое, несла на вытянутых руках золотой сосуд. По слабому стону неофита: "Лиза," -- стало ясно, что великий князь узнал свою любовницу Елизавету Воронцову. Как ему это удалось с завязанными глазами, Бог весть. Может, ткань не была столь уж плотной?
-- Ваша кровь смешается в этой чаше с кровью тех, кого принимали до вас, и вы окончательно вступите в наш круг, -- провозгласил великий мастер.
В золотой сосуд, куда упали капли крови будущего монарха, брат Виночерпий долил церковного кагора. Затем ее пустили по кругу, и каждый из присутствующих прикладывался, слегка обмочив губы в крови бога земного, смешанной с кровью Бога небесного.
Запах доброй лозы дразнил ноздри мнимого покойника. Остро захотелось выпить. Алехан вдруг вспомнил, что в последние дни ни разу не прикладывался к бутылке, и глубоко прочувствовал эту потерю.
-- Теперь вы один из нас, -- громко провозгласил великий магистр. -Снимите повязку.
Великий князь схватился за черный муаровый платок, закрывавший его лицо и в тот же миг все присутствовавшие на церемонии с лязгом обнажили шпаги. "Зарезать они его что ли хотят?" -- В панике подумал Орлов.
Иван Шувалов сверкнул кинжалом возле самой головы наследника и одним ударом рассек муаровые путы, с которыми тот никак не мог справиться.
Но вместо Софии Премудрой -- Елизавета уже удалилась из зала -- перед лицом царевича замелькали обнаженные клинки. Они уперлись в его горло, грудь, шею, грозили выколоть глаза.
-- Мерзавцы! -- Выкрикнул Петр Федорович, решивший, что его привели сюда на убой.
-- Это лишь предостережение любому неофиту, -- ровным голосом проговорил Роман Воронцов. -- Что с ним будет, если он предаст таинства вольных каменщиков.
Шпаги с лязгом убрались в ножны.
-- А теперь позвольте Мастеру Стула. -- Роман Воронцов показал на начальника Тайной канцелярии, -- Искусить вас в первой, третьей и пятой орденских добродетелях. В послушании, смирении, и братской любви.
Напуганный предшествующим зрелищем, царевич с готовностью закивал.
Брат Инквизитор надел ему на шею грубую пеньковую веревку, поставил на четвереньки и повел вокруг забранного черным бархатом алтаря. Остальные братья кольцом обступили эту странную процессию. Александр Шувалов поочередно подводил "кающегося грешника" к каждому из них. Предполагалось, что любой может сделать с ним все, что угодно. Но, когда перед тобой в столь унизительной позе твой будущий государь, не очень-то разгуляешься. Поэтому братья ограничивались ритуальным ударом тыльной стороной ладони по щеке неофита. Он, как провозгласил Великий Мастер, олицетворял в этот краткий миг самого Господа нашего Иисуса Христа, поэтому покорно подставлял другую щеку.
Судя по нервно дергавшейся голове, наследнику это порядком надоело. Алексей подумал, что среди собравшихся немало тех, кто с удовольствием расквасил бы великому князю нос в настоящей крепкой оплеухе. Но положение обязывало.
-- Можете ли вы дать слово, что вполне доверяете вышестоящим орденским начальникам? -- Вопросил Роман Воронцов.
Наследник не без труда кивнул.
-- Тогда подойдите к алтарю, положите руку на Евангелие и произнесите клятву верности.
Петр Федорович повиновался.
-- Не вставайте с колен, не поднимайте глаз, -- предостерег великий мастер. -- Вы не должны видеть, что именно лежит на алтаре. Лишь доверять нашему слову и осязать Евангелие сердцем.
Наследник поднял руку. Алексей увидел его длинные узловатые пальцы на черном бархате алтаря. Царевич бормотал клятву себе под нос, нервно стуча костяшками по аналою. Орлову вдруг остро захотелось встать и посмотреть, какую именно книгу братья подложили дураку. Его собственное грубое сердце во всю мощь осязало, что это не Евангелие. А если и Евангелие, то какое-нибудь не такое. С орденским вывертом на первой же странице. Что-то вроде "Откровения от Магдалины". Видел он эту похабщину в полку у одного любителя тайных знаний.
-- Приготовьте гроб, -- торжественный голос Мастера достиг Алексея, точно из-под спуда воды.
Орлову все труднее становилось следить за происходящим. Опий снова брал свое. Двое братьев подошли к смертному ложу и затеплили свечи в руках у четырех скелетов, стоявших по углам одра. "Ага, они были в моем сне," -мысли текли медленно-медленно. Даже не текли, а стояли. В остекленевших глазах Алехана отражались склонившиеся над ним люди. Его вынули из гроба и, как большую тяжелую куклу, неуклюже запеленали в ковер. Больше он ничего не видел.
-- Уберите, -- процедил сквозь зубы Воронцов.
Судя по шуму, великий князь споткнулся и загремел в гроб с высоты своего страусиного роста. "Вот болван! -- успел подумать Алексей. -- И как она с ним..." Дальше сон утянул его в песчаную воронку.
Перекатываясь под спудом зыбучих дюн, Орлов слышал только, как шуршит дорожка под чьими-то ногами.
Раз-да. Раз-два. Его бросили во дворе. По ковру хлестнули ветки. Значит Крузе говорил правду -- за кустом. Алехану отшибло бок, но он не смог даже пошевелиться. "Дурак! Надо было там спать! -- чертыхнулся он. -А тебя сейчас разобрало! Удирать пора!" Не тут-то было, сон скрутил гвардейца по рукам и ногам. Парализовал тело не хуже недавней раны.
Рядом слышался мерный рокот моря. Оно убаюкивало, ласкало, нежило... А потом со всей силой хрястнуло волной по морде. Аж в ушах зазвенело. В последнюю минуту Орлов чувствовал, что его раскачивает из стороны в сторону, но не предал этому значения. И шаги снова были. Топ-топ, топ-топ, гулко, как по дамбе... Новый удар был еще сильнее предыдущего. Только теперь Алехан окончательно пришел в себя. Шелковый ковер вымок и облепил тело, мешая выпутаться.
К счастью, его кинули на неглубокое место. Темнота помешала братьям-могильщикам проследить за дельнейшей судьбой "трупа". А она была плачевна. Алехан порядком нахлебался соленой воды. Если б не его могучее сложение, он вообще бы не выплыл. Мелководье оказалось ловушкой. Пенистые волны, зло шипя, швыряли жертву на крупную гальку в основании дамбы.
Орлов еле выбрался, весь окровавленный и мокрый, в разорванной рубашке и штанах. Он повалился на узкую полосу берега между морем и близкой каменной стеной и так пролежал до утра. С рассветом первый же караул, проходивший по верху над Монбижоном, снял его с отмели. Свои ребята, семеновцы, не дали подохнуть, отогрели, напоили водкой с перцем и отвезли домой.
Там Алехана уже едва не хоронили. Иван ходил бледный и навеселе, а увидев брата, схватился за ремень. Хорошо случившийся рядом Гриц удержал Старинушку, указывая на раны и жалкий вид пропащего. Они с Федором подхватили Алехана под белые руки и понесли в спальню. Терять сознание на собственной кровати было куда спокойнее.
Глава 9. ГОСТИЛИЦЫ
Речка Гостилка перепрыгивала с камня на камень, закручивала водовороты и вертелась по равнине волчком. Извилистое русло, быстрое течение и высокие обрывистые берега делали ее непригодной для купания. Даже полоскать белье бабы из соседней деревни ходили не сюда, а на пруд -- не ровен час споткнешься и бултых головой в илистое дно. Унесет, поминай, как звали!
Тем более странно, что господа, устроив в Гостилицах мызу, облюбовали именно эту речку-непоседу. Кое-где запрудили, кое-где расширили русло и устроили каскад прудов, через которые вода неслась галопом, вращая разноцветные лопасти ложных мельниц, брызгая на неосторожных прохожих и крутя вокруг собственной оси павильоны-фонарики.
Первым, кому пришло в голову использовать шумную Гостилку для развлечений, был фельдмаршал Миних. Он-то и спланировал парк, пруды, катальные горки и водные шутихи в самых неожиданных местах. После его ареста имение отошло в казну и через много лет перекочевало в руки первого фаворита Елисавет Алексея Разумовского. К этому времени в окрестностях заброшенной мызы расплодилось непуганое зверье, и обер-егермейстер гонял отсюда лосей и оленей для охоты Ее Величества в лесах под Петергофом и Царским, откуда дичь давно повывелась.
Но истинное удовольствие доставляла настоящая травля в самих Гостилицах, когда поднятый собаками зверь мог часами водить охотников за собой и все же ускользнуть от преследователей. Непредсказуемость результата предавала забаве особую остроту. Впрочем, не для всех... В последние годы императрица стала тяжела на подъем, скучала шумными сборищами и на этот раз отправилась в Гостилицы только для того, чтоб посмотреть новый дом Алексея Разумовского.
Болтали, будто архитектор Квасов построил его "на льду", выкопав котлован до "вечной мерзлоты". Само по себе это вызывало любопытство. Воображение Елисавет живо нарисовало белоснежные ледники с торчащими из них бивнями мамонтов. Но прибыв на место, государыня не обнаружила ни того, ни другого. Дом стоял как дом, не хуже и не лучше столичных. С колоннадой, флюгером и чересчур узкими окнами второго этажа.
-- Где же лед? -- Разочарованно спросила Елизавета.
-- Под домом, Ваше Величество. - Отрапортовался обер-егермейстер.
-- В подвал я не полезу, -- императрица раздраженно хлопнула веером по ладони. -- Айда кататься на лодках. Хоть так развлечемся.
Прелесть катания заключалась в том, что лодками можно было не управлять. К ним даже не полагалось весел. Расписные резные суденышки спускали на воду в верховьях Гостилки у барского дома. С полверсты они на немалой скорости неслись по узкой извилистой реке, толкаясь о берега, на лету преодолевая песчаные отмели, пока в низовьях, у круглого Минихова пруда вода не замедляла бег, и гайдуки Разумовского не вытаскивали лодки баграми на сушу.
Сколько шуму, испуганных криков, смеха, просьб о помощи доносилось с реки! Сколько романов завязалось во время опасных игра! Сколько кавалеров, не сумевших удержать равновесие лодки, навеки погубили свою репутацию в глазах дам!
Когда Елисавет была помоложе, она, как пиратский капитан, умела утаенным на дне шлюпки шестом подтолкнуть соседнее судно на опасную стремнину или пустить ко дну. Но теперь веселые времена миновались, грузная государыня сошла в лодку не без помощи троих вельмож, и та, просев под многопудовой тяжестью пассажирки, чинно заскользила мимо берегов. Не то чтобы медленно, но и не вскачь, как бывало раньше.
-- Скука, -- констатировала Елисавет, когда лодка остановилась у Минихова пруда. -- Пойдем что ли перекусим. Подрастряслась я. Хороши, граф, твои лодки только аппетит нагонять.
Алексей Разумовскйи покраснел.
"Вот колода! -- С раздражением подумала великая княгиня. -- Сама не веселится и другим не дает". Раньше императрице нравилось многое из того, что теперь вызывало тоску. "Неужели и я стану такой? -- Думала Като. -Вздорной. Сварливой. Никому не в радость и в тягость самой себе". Жалела ли она Елисавет? Да, пожалуй... жалела бы с расстояния в сто верст и с чужих слов. А рядом с императрицей великая княгиня чувствовала себя, как на болоте без слеги. Одно неверное движение и...
Като одернула себя. Она стыдилась подобных мыслей. Давно пора держаться увереннее. Она не одна, ее любят и уважают многие. Понимает ли это Елисавет? Несомненно. Потому и злится. От бессилия. И сознания, что ее собственное время ушло навсегда.
Ужин в доме обер-егермейстера был необыкновенно тяжел. Жареную на вертелах кабанятину подавали в покои на втором этаже с помощью вращающегося стола на длинной ножке-винте. Гости не видели ни лакеев, ни грязной посуды, тарелки ускользали вниз и мгновенно заменялись новыми. Великокняжескую чету отпустили рано. Елисавет не терпела, чтоб в ее интимном кружке присутствовали болтун-племянник и его зазнайка-жена. "Пусть идут. Без них веселее!"
Екатерина вздохнула с облегчением, оказавшись за дверями царских покоев. Спальня Елисавет находилась в старом доме обер-егермейстера, а наследнику отвели комнаты в новом, том, что "на леднике". Здесь было сыро, штукатурка до сих пор не высохла, но уже кое-где отставала от стен толстыми слоями, как пудра от щек немолодой кокетки. И все же цесаревна почувствовала себя лучше, оставшись одна. Она досадовала только на то, что сегодня придется провести ночь в кампании великого князя. О второй спальне, конечно, никто не позаботился! Впрочем, царевич так напивался под вечер, что все неудобство сводилось ко сну в обществе храпящего, неудобопереворачиваемого человека, чей желудок поминутно бунтовал, против излишка пунша.
Оставив жену в верхних покоях, великий князь отправился вниз, нагружаться вином в обществе своих лакеев. Като предпочла посидеть часок другой в гардеробной, почитать при свечах, пока Петр Федорович не уляжется.
Часа через два она на цыпочках вошла в комнату. Великий князь уже спал. Он храпел, запрокинув голову, а на его тонкой шее птичьим зобом ходил острый кадык. Стараясь не шуметь, Като осторожно прилегла на край кровати. Одеяло было придавлено телом Петра и натянуть его на себя женщине не удалось. Она взяла плед, закутала ноги и попыталась заснуть. Но сделать это в таком сыром помещении было непросто. Като привыкла спать в тепле и при открытых окнах. Холод и духота были ее врагами с детства.
Однако в комнате воздух казался так сперт от дыхания великого князя и напоен винными парами, что через четверть часа у цесаревны разболелась голова. Она встала и с раздражением толкнула окно рукой, разбухшая рама с трудом поддалась. Петр Федорович пьяно заворочался, бурча что-то себе под нос, но Екатерине было уже все равно. Она бухнулась на перину, пихнула мужа в бок и рванула одеяло на себя.
Наконец ей стало тепло. Снизу послышался какой-то шум, точно трещало дерево, но женщина уже погружалась в дремоту. Ей грезились сосны, поскрипывавшие на холодном осеннем ветру, они раскачивались все сильнее и сильнее и вдруг начали падать. Громадные стволы рушились на пол, проламывая паркет...
Екатерина вскочила в кровати. Треск и грохот раздавались наяву. Трещал весь дом: швы, перекрытия, потолок, паркет. А снизу слышался чудовищный стук падающих деревянных свай. Стены рассыпались на глазах!
Като вцепилась рукой в плечо мужа и изо всех сил затрясла его.
-- Вставай! Вставай! Петр!
В первую минуту великий князь ничего не понял, но когда жена закричала ему в ухо: "Потолок падает!" - хмель, как рукой сняло.
-- Петр! Скорее!
Великая княгиня опрометью кинулась через комнату и забарабанила кулаками в дверь. Та не поддалась. Уперлась во что-то снаружи. Вероятно, в рухнувшую балку. Где же все? Слуги! Лакеи! Горничные! Като чувствовала, что еще секунда, и она истошно закричит. Неужели их бросили?
-- Петр! Ради Бога! Толкни дверь! -- Екатерина машинально схватила воздух протянутой назад рукой. За ее спиной никого не было.
Великий князь, пятясь отступал к окну. Его губы тряслись. Кажется, он не соображал, что делает. Им владел дикий страх.
В тот самый миг, когда штукатурка кусками посыпалась на кровать, царевич одним прыжком вскочил на подоконник и ринулся вниз, выбив раму собственным плечом.
От звона стекла у Екатерины заложило уши. Хрустальная люстра на длинной медной ножке отделилась от расписного плафона на потолке и дождем посыпалась вниз. Цесаревна не сразу поняла, что теперь ей не подобраться к окну. Половина комнаты оказалась завалена битым кирпичом и какими-то досками. Перелезать, через обломки балок было еще опаснее, чем стоять на месте.
Екатерина не понимала, почему вид развороченной, проткнутой штырем от люстры перины успокоил ее. Неожиданно она почувствовала в голове абсолютный холод, а удары сердца стали отдаваться в ушах, как мерный бой часов. Великая княгиня заставила себя не думать об окне и двери, впрочем, как и о том, что муж бросил ее одну. Очень медленно она двинулась к низенькой дверце в гардеробную. Осторожно, нащупывая каждую половицу, которая могла уйти прямо из-под ног.
Почему же дом падает? Эта праздная мысль на время отвлекла великую княгиню от опасностей пути. Еще прошлой осенью архитектор Разумовскгого рассказывал о строительстве на "ледяном фундаменте". Он уверял, будто дом будет стоять, ему только необходимо "хорошенько взяться". Врасти в землю. Зал на первом этаже был подперт крепежными бревнами. Их ни в коем случае нельзя было снимать до следующей весны -- после паводка, пожалуйста. Неужели сняли?
Ручка дверцы повернулась, и Като оказалась в гардеробной. Здесь потолок тоже обвалился, из-под россыпи штукатурки виднелись цветные лоскутки ее платьев. Хорошо, что она приказала не брать в поездку много вещей!
Задняя стена упала, открывая проход в темный коридор со вздыбленным паркетом. Придерживая руками подол батистовой сорочки, цесаревна двинулась туда. Пол заметно трясло. Еще один толчок, и лестница на первый этаж отчалила в темноту, образовав широкий зазор между ступеньками и верхней площадкой. "Надо было прыгать!" -- обругала себя женщина. Поздно. Перила скрипнули и провалились вниз.
-- Мамочка!!!
Екатерина почувствовала, как сзади ее кто-то схватил за руку. Она даже подпрыгнула от неожиданности и тут же была стиснута еще сильнее.
-- Не бойтесь, -- услышала великая княгиня у себя над ухом хриплый голос. Рослая мужская фигура склонялась над ней из темноты. -- Держитесь крепче. -- незнакомец вскинул Като на руки.
Нежданный спаситель понес ее по коридору к другой двери. За его спиной все трещало и хлопало. Падали куски лепнины, гипсовые золоченые завитки, звенели хрустальные бра с давно погасшими свечами. Черный ход еще не обрушился, но был узким, и Като пришлось снова встать на ноги. Мужчина тащил ее за руку вниз, не обращая внимания на вскрики и спотыкания.
Громадная трещина, шедшая от фундамента, совершенно разворотила стену на первом этаже. До земли оставалось еще аршина три.
-- Прыгайте!!!
Като отчаянно затрясла головой.
Спаситель снова сграбастал ее в охапку и, зажмурив глаза, сиганул вниз. "Господи! Имя твое..." Его ноги спружинили о землю. Грохот упавшей сзади крыши только подтвердил беглецам, что они живы.