"Милостивый Государь Алексей Григорьевич! - Значилось в записке. Имею честь пригласить Вас на музыкальный вечер в дом моего старинного друга графа Александра Голицына. Сегодня в 6 часов по полудни. Искренне Ваш. Граф Салтыков"
-- Вот так, - заявил Алексей, не без скрытого торжества оглядывая братьев. - Не все тебе, Гришан, по дворцам шляться.
-- А я что? Я ничего, - развел руками Григорий. - Иди, конечно. Только странно очень. У графа Голицына дом, знаешь, это, весьма порядочный. В смысле богатый.
-- У порядочных людей, -- холодно бросил Алексей, -- и знакомства порядочные. - Он с чувством собственного достоинства отодвинул от себя чашку и встал. - Я возьму Федькин новый мундир и твои сапоги. А парик одевать не буду. Пусть терпят меня без парика. Говорят, в Париже новая мода: мужики могут носить свои волосы...
-- Сапоги? Чего это мои сапоги? - Взвился Григорий. - А я в чем пойду? Мне тоже сегодня надо!
-- В моих сходишь, - невозмутимо оборвал его Алехан. - За ради одного дня, потерпит она тебя и в драных сапогах. Может подаст на бедность.
-- Дурак!!! - Завопил Григорий. - Да я никогда в жизни не покажусь ей в таком виде, чтоб она мне еще и подавала!
-- Это твое дело, - заключил Алексей. - Первый раз в жизни я иду в гости, а вам для меня сапог жалко.
Он удалился, не дав никому ничего возразить.
Вечер был синь и хмур. С Невы дуло так сильно, что фонари на перекрестках почти не горели. И все же не найти дом Голицыных на Английской набережной было трудно. Двухэтажное желтое здание с легкими белыми колоннами изнутри озарялось множеством свечей. К низкому крыльцу с пологими съездами то и дело подкатывали кареты.
Алексей еле пробился к входу между кучерами и лакеями, ожидавшими своих господ. "Куда я иду? - мелькнуло у него в голове. - Как на меня посмотрят? Зачем меня пригласили? Посмеяться?" Его охватили робость и сильное раздражение. Он не знал, стоит ли идти дальше, но посчитал бы себя трусом, если б сейчас повернул назад.
-- Что же вы, молодой человек? - Навстречу Алексею шла хозяйка дома графиня Варвара Голицына. - Не стоит смущаться. Гости графа - большая честь для нас, где бы он их не находил.
Алексей неловко поклонился, соображая, был ли в ее последних словах подвох.
-- Поверьте, -- продолжала дама, беря Алексея под руку, -- граф объединяет вокруг себя круг духовного родства, в который входят самые разные люди. Он говорил нам о Вас, и мы с нетерпением ждали встречи.
"Что он мог обо мне наговорить? - Ужаснулся Алексей. - Что я ворую вещи в лавках и как дрессированный попугай начинаю болтать по-немецки, как только хозяин щелкнет пальцами?"
-- Я говорил, что вы спасли меня от нападения недоброжелателей, раздался с вершины лестницы знакомый голос.
"Недоброжелателей - это мягко сказано, -- подумал Алексей. - Два здоровенных мужика с палками!"
-- Поднимайтесь сюда, - граф поманил Алексея к себе, и тот, как птица на манок, пошел к нему, забыв о хозяйке дома.
Голицына закрыла веером смеющиеся губы, наблюдая за мгновенно впавшим в оцепенение гостем. "Да, граф умеет управлять людьми. Неужели этот мальчик в ужасном мундире и есть герой новой эпохи? Что за вздор! Да возьмите любого поручика в гвардии, будет тот же результат. Хорошо еще, что он не плюется на пол и не ковыряет пальцем в носу! И охота графу возиться со сбродом?"
Алексей мало что видел и мало что понимал вокруг себя. Весь вечер был наполнен дивной чарующей музыкой. Орлов раньше и не представлял, как любит ее. Разве можно любить то, чего не знаешь? Оказывается, можно. Вся душа разворачивалась из плотного жгута и трепетала на ветру, как знамя.
Граф то играл сам, то уступал место кому-нибудь из гостей, а иногда пел итальянские арии в паре с какой-нибудь дамой. Орлов сидел в самом дальнем углу, забившись, как мышь в нору, и затравленно глядел по сторонам. Сначала ему было невыразимо стыдно своего по-настоящему нищенского облика рядом с великолепными шелковыми платьями и шитыми золотом камзолами всех этих господ. А ведь он надел лучшее.
Почувствовав состояние гостя - единственного, для кого в сущности и устраивался этот вечер - граф тихо, но внятно произнес в голове у Алексея: "Не пройдет и года, как все эти люди будут тесниться у вас в передней". Орлов вдруг представил себе толпу разряженных господ, набившуюся в прихожую их с братьями квартиры, и помимо воли рассмеялся. "Ах, простите, мадам, не наступите на самовар. Он тут уже второй год лежит, никак руки не доходят выбросить!"
"Расслабьтесь. Слушайте музыку," - строго приказал голос и Алексей, откинувшись в кресле, прикрыл глаза.
Тонкий маятник на золотой цепочке качался у него перед носом. Где он? Ах, да, в кабинете графа. Вечер давно кончился. Алексей даже не заметил, когда. Музыка продолжала звучать в ушах. Кто это играет? Сам граф? Нет, его ученица графиня Голицына. Почему он почти не помнит ее лица? Лицо женщины не важно. Женщина - лишь путь. Путь куда?
"Вам рано задавать столько вопросов," - опять голос графа свободно проникает в его сознание. "Спите, мой друг. Спите. И дайте мне слово, что отныне никогда в жизни не возьмете чужого".
-- Отныне я никогда в жизни не возьму чужого, - повторил Алексей, погружаясь в глубокий сон, во время которого кто-то мягко касался его мыслей, расплетая их, словно запутанные нитки. И сплетая в новый узор.
Дом Голицыных Алексей покинул уже утром. Слуги еще спали. Граф сам провожал гостя, осторожно держа его под руку.
-- У меня в голове немного звенит, - признался молодой человек.
-- Старайтесь держаться правой стороны дроги, - подбодрил его граф. И не отходить далеко от домов. Экипажи часть сшибают прохожих. А я надеюсь вскоре продолжить знакомство. - он снова улыбнулся хорошо знакомой Алексею всепонимающей улыбкой.
-- До свидания, care padre, -- с трудом проговорил Орлов, ощупывая губами незнакомые слова, сами собой рождавшиеся в его на удивление пустой легкой голове. - Я буду очень ждать встречи.
С этими словами он поклонился и горячо поцеловал графу руку.
-- Будьте счастливы в пути, care mio, - прозвучало у него за спиной.
Доктор Крузе сам нашел Алехана во дворце во время дежурства.
-- Друг мой, я так волновался за вас! - Доктор выглядел потрясенным и растерянным. - Мне сказали, что тело бросили в море. Я все проклял... Чертовы посвящения!
-- Я выплыл, - хохотнул Алексей. Его тронуло, что немец беспокоился, по лицу видно: не спал.
-- А ваши раны? - Пристрастно допрашивал медик. - Пожалуйте на перевязку.
Орлов поморщился. По правде говоря, раны у него уже не болели. Но Крузе настоял.
-- О чем вы, Алексис? Мне еще швы снимать. Или так с нитками на физиономии ходить и будете?
Немец загнал поручика в одну из угловых каминных комнат, заставил снять мундир и придирчиво осмотрел швы. Раны уже рубцевались. Крузе даже зацокал языком, мол на русских все заживает, как на собаках. Лицом он был доволен меньше.
-- У вас, дружок, слишком богатая мимика, - упрекнул он. - Вы не могли бы не кривляться в ближайшие несколько дней? Я ведь постарался сделать шрам как можно меньше. Незаметнее.
"Незаметнее не выйдет, - с грустью вздохнул Алексей. - Вон, как у уличного кота вся морда располосована". Почему-то именно сейчас это стало волновать его.
В каминную заглянул ливрейный лакей и, низко поклонившись доктору, сообщил, что того ожидает за дверью канцлер. Из-за створки уже выглядывал сам Воронцов.
-- Карл Иванович, на два слова, - без обычной важности и церемоний бросил он.
Крузе встал.
-- Обождите здесь, голубчик.
Медик исчез, а Алексей стал разглядывать свою в высшей степени непрезентабельную физиономию в зеркало. Делать было нечего, вокруг летала пыль, а на гладкой белой стенке камина можно было рисовать пальцем. Что Орлов и не преминул сделать. Подрисовывая круглой рожице рога, он вдруг услышал, что доктор и канцлер в соседней комнате заспорили чересчур громко.
Воронцов, как всегда выходил из себя. Спокойный монотонный голос медика, кажется, еще больше раздражал вельможу. Алехан прислушался.
-- Это шарлатан и заезжий обманщик! - Настаивал канцлер. - Мне плевать, какие у него рекомендательные письма и от кого. Мы встречались в доме у Голицыных и что же? Ему были сделаны самые ясные орденские знаки. А он не ответил ни на один из них! Словно и не знает внутренних жестов вольных каменщиков! Говорю вам, он шарлатан.
-- Вряд ли, - спокойно возразил Крузе. - Но скажу вам одно, Михаил Илларионович, если такой человек, как граф Салтыков... так он сейчас представляется? Так вот, если такой человек, как Сен-Жермен не желает отвечать на наши орденские знаки, не вступает с нами в контакт, значит наше дело - пропащее. Мы поставили не на ту лошадку. Признайте это, ваша Светлость.
Канцлер побелел. В шелку двери Алексею хорошо было видно, как он хватает воздух посиневшими губами.
-- А раз так, -- наконец, выдавил из себя Воронцов, -- он нам не брат и не товарищ, Пусть убирается, откуда пришел. Или ему не поздоровится. Мои лакеи уже...
-- Что ваши лакеи уже? - Алексея поразило то нескрываемое презрение, почти высокомерие, с которым скромный доктор разговаривал с первым вельможей империи. - Их, насколько я знаю, распугал проходивший мимо поручик.
-- Больше они не дадут осечки, - побагровел канцлер.
-- Люди -- не ружья, - покачал головой немец. - Михаил Илларионович, хотите добрый совет? Не становитесь у него на пути.
-- У кого? - Нервно рассмеялся канцлер. - У графа или у поручика?
-- У обоих.
Крузе встал и, не сказав больше ни слова, вернулся в каминную. Алехан едва успел отскочить от двери.
С трудом дождавшись конца дежурства, Орлов поспешил в дом художника Ротари у Аничкого моста. Именно там, в рубленном непритязательном особняке на окраине города поселился граф, отвергнув самые лестные предложения вельможных учеников с Невского и Английской набережной.
Салтыков был немного удивлен внезапным визитом, но приветливо встретил Алехана.
-- Что случилось, друг мой? Вы весь взмокли, пока бежали. Садитесь. Воды?
Алехан плюхнулся в кресло, жестом отверг стакан и, переведя дыхание, вывалил графу все, что услышал во дворце, заодно помянув и то, что нападавшие лакеи были явно воронцовские.
Граф смотрел на него прищурившись и продолжая по привычке улыбаться. Но как-то натянуто.
-- А почему же вы не говорите о главном? - Осведомился он, вертя в пальцах полупустой стакан.
Алехан поднял бровь.
-- О вашем ночном приключении в этом маленьком загородном дворце. Монбижоне, кажется?
Орлову оставалось только развести руками.
-- Да вы и сами знаете.
-- Не все, - настоял граф.
Пришлось поведать и о том, как Алехан сыграл роль трупа в диковатом, на взгляд стороннего наблюдателя, ритуале. Граф только кивал.
-- Друг мой, -- наконец, произнес он. -- Вы попали в очень неприятную историю. Думаю, этот ваш доктор Крузе далеко не так прост, как хочет казаться.
"Я тоже теперь так думаю," -- вздохнул Алексей.
-- Вы пали жертвой собственной доброты, - продолжал граф. - А между тем вам подставили. И крупно. Знаете ли вы, что теперь ваша жизнь связана через смерть с жизнью великого князя?
-- Как это? - Не понял Алехан.
-- За то, что неофит "рождается заново", братство платит тем самым трупом, роль которого вы сыграли.
-- Кому платит?
-- Не важно, - перебил ученика граф. - Важно то, что вы должны быть мертвы, а остались живы. Значит умрет он. Двоим нет места. Иначе смерть будет ходить за обоими по пятам. Думаю, этого они и добивались.
-- Кто?
-- Те, кто вас посвятил.
-- Меня?
-- Боже, святая простота! - Салтыков приоткрыл дверь и крикнул по-итальянски: -- Пьетро, кофе. Крепкого. Две чашки. - затем снова повернулся к Алексею. - Поняли, что я сказал? Как вы думаете, откуда у вас знания итальянского?
Орлов только хлопал глазами.
-- Оттуда же, что и немецкого, - вздохнул граф. - Вы уже перешагнули рубеж. Часть нитей обрублена и снова прочно привязать вас к жизни сможет только смерть царевича.
Алехан молчал. Так вот почему он так странно себя чувствует. Мысли, звуки, неожиданные знания приходят к нему ниоткуда, словно его душа вывернулась на изнанку и соприкасается со всем миром, став огромной трубой, воронкой, ловящей каждую мелочь.
Граф смотрел на молодого гвардейца с полным пониманием.
-- Что бы выжить, вам придется многому научиться, - сказал он. - Но нет худа без добра, Алексей. Если б с вами этого не случилось, вы не попали бы в поле моего зрения.
Поручик кивнул.
-- Возможно, вам покажется, что я делаю неправильный выбор, -- с усилием произнес он. - Но у меня есть основания полагать, что великий князь не тот человек, ради которого стоит жертвовать жизнью.
Салтыков рассмеялся.
-- Иного ответа и не могло быть. Ваша судьба написана у вас на лбу. И хватит об этом.
Пьетро Ротари, смуглый маленький итальянец, обожавший гостей и боготворивший графа, внес на серебряном подносе две чашки крепкого турецкого кофе.
-- Пейте, Алексей, - мягко приказа граф. - Вам в жизни придется выпить море турецких напитков и съесть уйму итальянской еды.
Салтыков выглядел по-прежнему невозмутимо. У Алехана тоже отлегло от сердца.
-- А почему эти люди хотят устранить вас? - Спросил он, отхлебывая горький бархатистый напиток, вкус которого не мог пока оценить по достоинству.
-- Потому что, дитя мое, -- чуть высокомерно заявил граф, для которого удовольствие от турецкого кофе было сравнимо лишь с удовольствием от турецкой бани, -- есть разные общества посвященных. И они, как и в мирской политике, борются за власть, влияние, право на единственную в мире истину... -- Салтыков поставил чашку на полированный край бюро. - Сейчас я покажу вам вещь, за обладание которой любой из ваших господ горе-колдунов, не задумываясь свернул бы мне шею.
Алексей поднял брови.
-- Но раз уж вы дали слово больше не покушаться на чужую собственность, -- усмехнулся граф, -- то я вам верю.
Он отворил ключом секретер, извлек оттуда черный деревянный ларчик, порылся на его дне и вытащил бархатный мешочек.
-- Смотрите, - на ладони графа сверкнул золотистыми гранями крупный бриллиант.
Орлов, как зачарованный уставился в его глубину.
-- Смотрите, смотрите, - повторил Салтыков. - Сейчас вы можете увидеть больше, чем остальные.
Алексей закрылся ладонью. Смутные образы, подаренные камнем, не были приятны. Поручик действительно увидел нечто такое из своего будущего, о чем предпочел бы не знать.
-- Что это? - С трудом выговорил Орлов. - Откуда этот камень?
-- Есть легенда, -- вздохнул граф, пряча бриллиант обратно в мешочек, -- Что, когда Сатану свергали вниз с небес, Архангел Михаил сбил с его головы ангельский венец. Тот упал и рассыпался на множество драгоценных камней. Они обладают огромной силой. Часть из них затерялась. Другие служат могуществу и власти новых хозяев. Голубой бриллиант принадлежит французской короне. Черный Кохинур вделан в британскую. Этот я привез для одной важной особы в России. Говорят, что, когда камни вновь соберутся вместе, их возложит на свою голову Царь Мира. И это будет при последних днях.
Алексей инстинктивно перекрестился.
-- Care padre, но ведь он со лба Сатаны, - прошептал юноша.
-- Но ведь это был ангельский венец, - возразил граф.
Их встречи стали частыми. Четверги у Голицыных сменялись пятницами у Чернышевых. Алексей держался скромно и старался не обращать на себя внимания, но толпа восторженных почитателей таинственного графа хорошо знала, что именно этот немногословный гвардеец остается у их обожаемого учителя после того, как все разойдутся, и именно с ним граф ведет наиболее долгие беседы.
Сам Алексей изменился до неузнаваемости, и, хотя не бросил игры, совершенно отказался от шулерских выходок. Как ни странно, фортуна благоволила ему, и хорошая карта шла в руки, так что ругани с братьями из-за проигрышей тоже не возникало.
Он перечитал все потемкинские книги, которых раньше казалось так много, а сейчас не хватало, и насел на Грица с вопросами, где тот достает еще?
Впрочем, и книги теперь Алексей чаще брал у графа. Сначала занятные рыцарские романы. Особенно его потряс один. Очень страшный. Жил рыцарь, влюбленный в даму по имени Изис. Дама скончалась, когда он был в дальнем походе. Кавалер вернулся, пошел в слезах на ее могилу. Открыл склеп, а она там лежит, как живая, только не дышит. И тут его обуяла такая страсть, что он, не постыдившись христианского закона, овладел покойной, а когда пришел в себя и ужаснулся, услышал голос: возвращайся, мол, через девять месяцев. За девять месяцев он весь измучился, ходил по святым местам, каялся ничего не помогло. Пришел снова в склеп, там покоится предмет его страсти, совсем разложившийся, а между ног у нее лежит живая человеческая голова. Эта-то голова и потребовала, чтоб рыцарь взял ее с собой. С тех пор она давала ему полезные советы, например, где зарыто золото. Наконец, надоумила создать рыцарский орден и идти воевать в Святую Землю, чтоб получить отпущение грехов. Так он и сделал. Сам погиб где-то под стенами Иерусалима, а голове потом поклонялся весь его орден и нажил великую славу.
История была хоть куда. Особенно хороша на ночь. Сам Алексей только рассказал братьям и заснул. А впечатлительный Григорий до утра зубами стучал. Напишут же!
Потом при первом посещении Потемкина стал ему жаловаться.
-- Алехан натащил в дом черт знает чего. Я после его идиотских сказочек неделю ни одну бабу не мог! Понимаешь, что это такое?
-- Для тебя - да, - скептически пожал плечами Потемкин.
-- Как подойду, все эта дурацкая покойница мерещится.
-- Какая покойница? - Гриц повертел в руках книгу. - Что это тебя, Лех, на чертовщину потянуло? Где ты это взял?
-- Мое дело, - огрызнулся Алексей. - Чем твои жития лучше? Тоже про чертей, только без святых.
-- Вот именно, - кивнул Потемкин. - Без святых.
-- Без святых, Лешка, живешь! - Подхватил Гришан. - Страху Божьего не знаешь! Вали его ребята!