Аналогичным образом капитализм за последние полтора столетия на своей периферии «вырастил» в своих интересах огромную массу населения. И если для трудои капиталоёмкого производства индустриальной эпохи это было экономически как-то оправдано, то для наукоёмкого производства деиндустриализированного мира это население — лишние едоки. Более того, в борьбе за места «там, где чисто и светло» «лишние едоки» способны сформировать свою правящую верхушку, способную в условиях глобального кризиса бросить вызов западной верхушке так, как это сделали вожди варваров в условиях кризиса античного общества и повести их на штурм бастионов Запада. Если учесть, что большая часть населения крупнейших городов Запада («Империи») — это выходцы из «варварского» Юга, что в основном это молодые, активные, а то и агрессивные люди, не принимающие западную культуру, нормы, ценности и не желающие вписываться в них (кризис мультикультурализма), то внешняя демографическая угроза Юга капсистемы на глазах превращается во внутреннюю социальную угрозу Севера. Это — вторая «матрёшка», демографическая. Не случайно для мировой верхушки сегодня сокращение населения самыми разными способами (голод, болезни, война, гомосексуальные браки и т. п.) — задача № 1. Не случайно экологические организации и организации дикоприродозащитного типа говорят о необходимости сокращения населения планеты на 80–90 %. Эти «терминаторы человечества» к тому же прекрасно понимают, что несколько миллиардов людей контролировать очень трудно.
Третья «матрёшка» связана с Биосферой. Самым страшным кризисом в истории человечества был кризис верхнего палеолита (25 тыс. лет до н. э. -10-12 тыс. лет до н. э.). Этот кризис, растянувшийся на 15 тысячелетий, был ресурсным. Он уничтожил социумы, основанные на высоко специализированной охоте на крупного зверя, привёл к деградации культуры и сократил численность населения планеты на 80 %. Выходом из этого кризиса стало возникновение земледелия, совпавшее с началом потепления климата и наступлением «долгого лета» (на целых 1012 тыс. лет), которое вот-вот закончится.
Поскольку капитализм это, во-первых, глобальная система; во-вторых, система, основанная на необратимой эксплуатации не только человека, но и природы, Биосферы, его кризис — это ресурсный кризис в масштабах планеты Земля. Ресурсный кризис усугубляется геоклиматическими и геофизическими изменениями: затухание Гольфстрима; снижение активности Солнца (25-й цикл, который наступит в 2020-е годы, будет, по мнению специалистов, очень похож на 23-й, следствием какого стал малый ледниковый период XVII — первой половины XIX в.); планетарная перестройка, происходящая раз в 12,5-13 тыс. лет и стартовавшая в начале XX в. (окончится, если не произойдёт глобальной катастрофы в 30-е годы XXII в.).
Ресурсный кризис — это, пожалуй, самая плохая новость.
Согласно прогнозам, наиболее стабильной и ресурсообеспечпенной зоной в период возможной катастрофы и в послекатастрофическом мире в течение нескольких сотен лет будет Северная Евразия, т. е. территория нынешней РФ. И об этом хорошо знают наши так называемые «партнёры» на Западе. Думаю, грядёт битва за Евразию — эта последняя Большая Охота эпохи капитализма, в которой Запад скорее всего попытается окончательно решить русский вопрос — по крайней мере, такой соблазн у него будет (причём касается это не только народа, но и господствующих слоёв, которые Запад никогда не примет как своих, для него они — объект будущего финансового раскурочивания); пролог этой битвы — так называемая «арабская весна», бикфордов шнур которой атлантисты протянули по исламской дуге от Магриба до Кашмира и Киргизии, к подбрюшью РФ и КНР. Поэтому мы не можем позволить себе роскошь быть слабыми — в сегодняшнем мире слабых не просто бьют, а стирают Ластиком Истории. Навсегда.
Помимо социально-экономического, демографического и ресурсного («биосферного») кризисов («матрёшек») кризис капитализма означает также кризис европейской цивилизации, кризис христианства, а точнее библейского проекта контроля над массами, наконец, кризис белой расы — и всё в одном флаконе или, точнее, в одной «матрёшке». При этом надо помнить, что исходно кризис, о котором идёт речь, — рукотворный. В качестве процесса, геоисторической операции, он задуман довольно узким кругом лиц из числа «хозяев мировой игры» и реализуется некими игроками с помощью фигур, обслуги и т. п.
При этом реальная цель — создание новой социальноэкономической системы, основанной на контроле над ресурсами, информацией и поведением и предполагающей сокращение численности населения планеты Земля на 8090 % — скрывается.
С.П.: — В связи с тем, что Вы сказали, хочу спросить: как Вы относитесь к конспирологии, к конспирологическим теориям, в частности, к тому, что миром правят Бильдербергский клуб и Трёхстороняя комиссия.
А.Ф.: — Как заметил в одном из своих романов Т. Клэнси, мир слишком велик и сложен, чтобы им управлять из одного центра. Хотя попытки создать систему такого управления делались неоднократно и продолжают делаться в настоящее время. Что касается Бильдерберского клуба, Трёхсторонней комиссии и подобного рода структур, то это прежде всего структуры выработки и согласования решений, которые принимаются «Хозяевами Мировой Игры» (О. Маркеев) или «хозяевами истории» (Б. Дизраели) и их тайными, а не просто закрытыми организациями. Я имею в виду несколько десятков королевско-аристократических и финансовых семейств, многие из которых, в той или иной степени перероднившись между собой, контролируют основные глобальные финансовые потоки, средства массовой рекламы, агитации и дезинформации (СМРАД) и закрытую, т. е. обслуживающую только «хозяев истории» науку — естественную, социальную и техническую. Но прежде чем продолжить, давайте последуем декартовскому «II faut defi nir le sens des mots» («определяйте значение слов»): что такое конспирология..
Обычно под конспирологией понимают примитивные (или сознательно примитивизируемые) схемы, которые объясняют исторические события не историческими закономерностями и массовыми тенденциями развития, а тайной и, как правило, злонамеренной деятельностью неких сил (на выбор — масоны, ордены, спецслужбы и т. п.). Часто такие схемы воспринимаются как несерьёзные. И действительно, немало работ, именуемых конспирологическими, написаны недобросовестными авторами в погоне за сенсацией и заработком. Конечно, многие так называемые конспирологические работы — это своеобразные акции прикрытия: они пишутся специально для того, чтобы скомпрометировать серьёзные попытки глубоко разобраться в тайных механизмах истории, политики и экономики или нейтрализовать эффект таких попыток.
В то же время вряд ли кто-то сможет оспорить тот факт, что далеко не все причины и мотивы происходящего в мире лежат на виду — наоборот, они скрываются; далеко не все цели декларируются открыто. Это естественно. Мы прекрасно знаем, что большая политика делается тайно, реальная власть — это тайная власть, зона функционирования «высоких финансов» — тайна. Поэтому нередко поставить под сомнение реальный анализ скрытых механизмов истории пытаются либо люди недалёкие, профаны, либо, напротив, те, кто слишком хорошо знает о существовании тайных сил, структур и т. п. и старается отвести от них внимание, сбить со следа, высмеивая серьёзный поиск как конспирологию. Давайте посмотрим, например, на Коминтерн, т. е. Ill Интернационал, который два десятилетия втайне планировал и проводил перевороты, восстания, революции, у которого были гигантские скрытые финансы и т. п. — это конспирологическая структура, а его влияние на ход истории — это конспирологическое влияние по типу? Почему же аналогичные структуры буржуазии, действующие в закрытом режиме, обладающие намного большим политическим и финансовым потенциалом — не конспирологические? Напомню слова Троцкого о том, что настоящие революционеры сидят на Уолл-стрите.
Разумеется, в основе кризисов и революций лежат объективные, а точнее — системные и субъектные причины. Никто не отменял массовые процессы. Но мир — понятие не количественное, а качественное, как любил говорить Эйнштейн. В мире небольшая, но хорошо организованная группа, в руках которой огромные средства (собственность, финансы), власть и контроль над знанием и его структурами, а также над СМИ, весит намного больше, чем масса людей или даже целая страна — достаточно почитать «Исповедь экономического убийцы» Дж. Перкинса. Как заметил вовсе не конспиролог, а нобелевский лауреат по экономике Пол Кругман, «современная политическая экономия учит нас, что маленькие, хорошо организованные группы зачастую превалируют над интересами более широкой публики».
О конспирологии можно говорить двояко — как о подходе и как о дисциплине или, как минимум, научноисследовательской программе. В первом случае — это преимущественно дедуктивно-аналитический подход (хотя и индукцией не стоит пренебрегать), ориентированный на поиск неочевидного в очевидном, на выявление причин, не лежащих на поверхности, а если и проявляющихся, то в виде странностей, случайностей и отклонений, которые так не любят стандартные исследователи — они им жить мешают, смущают и тревожат.
О конспирологии можно говорить двояко — как о подходе и как о дисциплине или, как минимум, научноисследовательской программе. В первом случае — это преимущественно дедуктивно-аналитический подход (хотя и индукцией не стоит пренебрегать), ориентированный на поиск неочевидного в очевидном, на выявление причин, не лежащих на поверхности, а если и проявляющихся, то в виде странностей, случайностей и отклонений, которые так не любят стандартные исследователи — они им жить мешают, смущают и тревожат.
Во втором случае, конспирология — это особая сфера исследований того, как функционирует реальная власть — скрытая, тайная по своей природе. И чем внешне демократичнее, прозрачнее становилась с середины XIX в. сфера политики и национально-государственной власти, тем глубже в тень и тем выше в наднациональное, сокрытое от глаз большинства, уходила власть. Собственно, политологи и историки и занимаются этим внешним, поверхностным, сочиняя историю для профанов. Непрофанное знание мира — привилегия и почти монополия закрытых структур, которую, конечно же, надо ломать.
В этом нет ничего необычного и мистического, напротив — проза жизни, в основе которой лежит двойное несовпадение: сущности и явления, истины и интереса. Поэтому не надо бояться ни слова «конспирология», ни слова «заговор». «Никому не хочется выглядеть сумасшедшим теоретиком заговоров, — писал всё тот же Кругман. — Однако нет ничего безумного в том, чтобы раскапывать истинные намерения правых (у Кругмана конкретно речь идёт об американских неоконах. — А.Ф.). Наоборот, неразумно притворяться, что здесь нет никакого заговора».
У современного обществоведения нет ни понятийного аппарата, ни возможности, а часто-и желания заниматься скрытыми механизмами социальных процессов, тем, что лежит не на поверхности, теневой стороной реальности. В этом плане современное обществоведение является ущербным, половинчатым: в основном оно занимается явлениями, а не сущностью, функциями, а не субстанцией, таким образом, упуская главное. В этом плане конспирология оказывается мерой половинчатости, неполноценности науки об обществе. Когда будет создана полноценная, «свето-теневая» наука об обществе, нужда в конспирологии отпадёт — это будет просто анализ закрытых сторон реальности, вскрывающих секреты властей предержащих.
С.П.: — А что Вы скажете о закрытых наднациональных структурах?
А.Ф.: — В них нет ничего неестественного, они порождаются самой логикой развития капитализма. В экономическом плане капитализм — это система без границ, мировой рынок. А вот в политическом плане капиталистическая система — это совокупность, мозаика государств. Но экономические интересы буржуазии, особенно крупной и тем более финансовой, выходят далеко за рамки одного (её) государства. И часто эти интересы невозможно реализовать, не нарушая границы государств — своего и чужих. Поэтому мировому капиталистическому классу объективно нужны надгосударственные, наднациональные структуры, и они должны быть если не тайными, то, по крайней мере, закрытыми от широкой публики. Таким образом снимается противоречие между экономической целостностью и политической фрагментарностью капиталистической системы. Отсюда — упорное стремление верхушки мирового капиталистического класса к созданию чего-то вроде мирового правительства, впервые возникшее в начале XIX в. и поставленное в качестве неотложной задачи в конце XIX в. Кстати, каждый раз на пути решения этой задачи вставала Россия; в этом — дна из причин горячей «любви» к ней и к нам, русским, хозяев капиталистической системы — англосаксов, особенно британцев.
Чтобы снять базовое политико-экономическое противоречие капиталистической системы, нужны были наднациональные, экстрагосударственные структуры. Но готовых естественных организаций такого типа у буржуазии не было и не могло быть — она ещё только формировалась как класс, была эдаким социальным эмбрионом или, в лучшем случае (в Великобритании) — подростком. Хорошо евреям, которые жили в «порах современного мира», как финикийцы — в порах древнего, и могли в своих интересах использовать родственную, семейную систему. Классический пример — Ротшильды. А что делать неевреям, гоям? Это в конце XIX в. они создали закрытые наднациональные структуры, структуры мирового согласования, управления и влияния на собственно капиталистической основе, причём уже с активным участием международного еврейского капитала. А в XVIII в., в эпоху Старого Порядка, когда вся сила была у государства и аристократии, нужно было пользоваться тем, что есть. Например, масонскими организациями. В XVIII в. (официально — с 1717 п) начинается бурный рост масонских организаций. Конечно же, они возникли раньше, в XVI — начале XVII в., представляя собою эволюционировавшую форму тамплиерских структур, покинувших в XIV в. Францию, но реальную жизнь в них вдохнула именно буржуазная эпоха — её запросы и интересы, самые разнообразные. В том числе не только новые, но и старые, династические — борьба Стюартов и Ганноверской династии за Великобританию в первой половине XVIII в. Реальное переплетение старого и нового затеняет ту роль, которую она играла не только для аристократии, но и для буржуазии и её интеллектуального авангарда, ещё не успевшего превратиться в обслугу.
В конце жизни Маркс сказал, что если бы он писал «Капитал» заново, то начал бы не с собственно «Капитала», а с государства. Если писать «Капитал» сегодня, когда капитал, отвешивая прощальный поклон, корчась, уходит в прошлое, начинать работу о капитализме надо с закрытых наднациональных структур управления: именно они придают капсистеме целостный и завершённый характер, а её истории — проектно-конструкторский характер.
С.П.: — Поясните, что Вы имеете а виду?
А.Ф.: — В середине XVIII в. в Европе произошёл великий эволюционный перелом: история из преимущественно стихийной стала преимущественно проектноконструктируемой.
Это не значит, что до середины XVIII в. не было групп и сил, пытавшихся, причём нередко успешно, направлять её ход. Однако в середине XVIII в. появились три фактора, которые внесли качественное изменение в исторический процесс. Это начало формирования массового общества, небывалое усиление финансового капитала и резкое усиление общественной роли информационных потоков. Попробуйте управлять общиной, кастой или полисом — структурами, укоренёнными в традиции и ведущими себя как коллективный социальный индивид. Другое дело — массы, т. е. атомизированно-аггрегированный человеческий материал, массовый индивид, которым легко манипулировать: выход масс на сцену истории предоставил огромные возможности манипуляторам. Это первое. Второе: резко усилившаяся борьба за гегемонию в мировой капиталистической системе между Великобританией и Францией, военные нужды других государств, а также начавшаяся индустриализация колоссальным образом стимулировали развитие в XVIII в. финансового капитала, подготовленное
XVII веком (от создания в его начале Standard Chartered Bank Барухов до создания в его конце английского Центрального банка). XVIII век — это такой рывок в развитии финансового капитала, который не снился ни Барди, ни Перуцци, не говоря уже о Фуггерах и Медичи. Третье: информационный бум XVIII в., который позволил «паковать» информацию и использовать её для воздействия, прежде всего, на элитарные группы. Классический пример — «Энциклопедия», с помощью которой в течение нескольких десятилетий французская элита морально была подготовлена к принятию революции. Иными словами, в середине
XVIII в. произошло соединение Вещества (массы), Энергии (денег) и Информации (идей). Сплетённые в тугой узел, эти субстанции оказались под контролем определённых групп, которые в течение нескольких десятилетий подготовили ситуацию и человеческий материал для эпохи революций (1789–1848).
Однако не надо думать, что проектно-конструкторская эпоха истории — это всегда триумф конструкторов-проектировщиков. Есть ещё такая штука, которую Гегель называл «коварством истории». Например, те силы, которые планировали свержение самодержавия, уничтожение России и использование революции в России для сокрушения всех преград на пути капитала, вряд ли могли предположить, что команда Сталина поломает проект «мировая революция», спутает карты левым (Коминтерн) и правым (Фининтерн) глобалистам, реализовав проект «социализм в одной, отдельно взятой стране», восстановит империю в виде мировой системы социализма и оттянет глобализацию («венециизацию») мира почти на сто лет. Другое дело, что действия Сталина со товарищи были выражением законов и логики развития большой системы «Россия», которую на тот исторический момент глобалисты, по ряду причин, не смогли пересилить. Вывод: конструирование истории-это схватка проектов, систем и элит, которую советская элита сталинского образца выиграла, а послевоенного — проиграла. Проиграла, потому что, по мере интеграции с середины 1950-х годов в мировой рынок, утрачивала глобальное видение. И с тех пор ситуация у нас развивалась по логике сужения видения и измельчания интересов. На Западе и с Запада же, напротив, хотя и с немалыми изъянами, шагает проектно-конструкторский подход. Пора и унять молодца. Последняя Большая Охота капитализма — это, во многом, проект. И надо сделать всё, чтобы не просто поломать его, а развернуть против проектантов, да так, чтобы эта охота стала последней именно для них. Как говаривал Гамлет, «Ступай, отравленная сталь, по назначенью».