Простуда предоставила мне уйму времени для размышлений. Глядя в окно, на тучи, сочащиеся холодным дождем, я крутила в голове свою догадку, а заодно выпытывала у горничной подробности о «целебном зелье».
В итоге я написала инспектору Сольбранду, попросив Уннер лично отнести письмо – возможно, инспектор захочет ее опросить.
Девушка вернулась только спустя несколько часов. Все это время за мной ухаживала Сольвейг, не скрывающая своего недовольства этим обстоятельством. Она отчего-то невзлюбила меня с самой первой встречи, два года назад, когда мы только переехали в Ингойю.
При молчаливом попустительстве свекра между мной и Сольвейг велась война. Боевые действия то выплескивались на поля сражений, то затихали, но не прекращались ни на минуту...
«Инспектор обещал все проверить и сообщить!» - шепнула мне Уннер, меняя компресс на лбу.
Я лишь кивнула, устало прикрыв глаза...
Наутро я вышла к общему столу, хотя еще чувствовала слабость. Безделье изрядно мне надоело, и я с нетерпением предвкушала побег в «Уртехюс».
Семейство встретило меня внимательно, оделив лучшими кусочками и гоняя прислугу разогревать мои любимые блюда. Притворная забота свекра и натужная – мужа пахли елейно и одновременно гнило, как жасмин, растущий возле скотного двора.
После двух дней почти полного отсутствия обоняния запахи ощущались особенно остро, до слез, как от лукового сока.
Я заставляла себя жевать и улыбаться, не участвуя в обсуждении вреда образования для женщин – любимейшей теме мужа и свекра.
Наконец Сигурд и Сольвейг споро убрали со стола грязные тарелки, и кухарка торжественно подала на стол десерт.
Обожаю свежую сдобу! Отломить свежий, еще пышущий теплом кусочек, приправить его вареньем, маслом или медом, или отправить в рот, запив глоточком сладкого ароматного чая или крепкого кофе... Что может быть вкуснее?
Потянувшись к пышному печеву, я принюхалась и тут же поняла, что рано обрадовалась.
- Что это? – отодвигая от себя тарелку, спросила я холодно.
- Булочки с ванилью, - сообщила Сольвейг хмуро.
- С ванилином! – поправила я, отодвигая тарелку, и встала. – Спасибо, я уже сыта.
И удалилась под неодобрительными взглядами семейства.
Возможно, другие не заметят разницы, но, на мой взгляд, в натуральной ванили и синтетическом ванилине не больше сходства, чем в столе и столовой: корень слова тот же, а смысл совсем иной.
Источающие медово-инжирный аромат темные стручки ванили следует раскромсать вдоль, выдавить мельчайшие семена и засыпать сахаром. Через две-три недели вы получите чудесную приправу с головокружительным ароматом. А ванилин – профанация, грубая калька с настоящей специи...
Сольвейг же питала пристрастие ко всему синтетическому, надо думать, в пику мне.
Было такое чувство, словно меня, как глупого ослика, поманили сладкой морковкой, а дали клок гнилого сена.
Так что в «Уртехюс» я направилась весьма раздраженная и злая.
Стоило выйти на улицу, как меня едва не сбила с ног пожилая служанка с множеством свертков в руках. Темно-коричневое платье, унылая шляпка, поношенные ботинки... Из образа выбивался только элегантный шарф изумительного бирюзового оттенка. Повязан он был кое-как, но красоту дорогой вещицы не портило даже неумелое обращение.
Горестно причитая, женщина бросилась собирать пакеты, которые выронила из-за нашего столкновения.
- Ох, надеюсь, чай не промок! Мой маленький Гюни так любит чай с бергамотом! Ох, какая я неловкая! Простите меня, госпожа. Как же это я так? Вы не ушиблись? Ох, простите!
- Ничего страшного, не волнуйтесь. В крайнем случае, листья можно просушить, - заверила я, помогая ей.
- Но тогда они перестанут так пахнуть! – горестно вздохнула она, то ли опасаясь взбучки от хозяина, то ли искренне огорчаясь, что он не получит свой любимый напиток.
- Тогда придете ко мне, - я кивнула на «Уртехюс». – Ароматизировать чай несложно.
- Ох, госпожа, спасибо! Только неловко как-то...
Еще несколько минут женщина извинялась, благодарила и что-то рассказывала о своем «маленьком Гюни», которым явно гордилась. Наконец она немного успокоилась и двинулась прочь.
Хмурясь, я проводила ее взглядом, пытаясь понять, почему это происшествие неожиданно сильно меня встревожило. Вполне заурядная служанка, вот только этот шарф... А ведь действительно! Мало того, что он явно «с чужого плеча», если так можно выразиться, к тому же от него исходил очень знакомый экзотический аромат. Несомненно, его тщательно выстирали, так что запах османтуса стал едва уловим... И все же я должна была сразу его распознать! Ведь это духи барышни Бирты, которая так гордилась их неповторимостью...
- Постойте! – крикнула я и бросилась следом за женщиной, которая как раз завернула за угол.
К моему немалому огорчению, догнать ее не удалось. Она растворилась в переулках Ингойи, словно сон поутру. Пришлось возвращаться в Уртехюс несолёно хлебавши.
Накапав себе масел чайного дерева и эвкалипта, чтобы взбодриться и избыть последние остатки простуды, я принялась готовить экстракты растений, досадуя на себя. Надо же было упустить единственную ниточку, ведущую к барышне Бирте!
Прерывая мои размышления, в дверь требовательно постучали. Оставив на водной бане будущий экстракт, я вытерла руки и двинулась в приемную.
На пороге мялась Уннер, теребя старенькую шаль и выставив перед собою, как щит, сложенный вдвое лист бумаги.
- Вам письмо от инспектора! – выпалила она торопливо, глядя с опаской, будто я вот-вот ее укушу.
- Спасибо, подожди минуту, - произнесла я, торопливо расправляя лист, и не глядя, присела на диван. За что тут же поплатилась – забытый кем-то футляр для шпилек жалобно хрупнул. Я досадливо извлекла из-под себя останки изящной вещицы, убедилась, что восстановлению она не подлежит, и упокоила в мусорном ведре. После этого наконец начала читать послание неподражаемого инспектора.
«Голубушка, - гласило оно, - от имени сыскного агентства выражаю вам благодарность за содействие в поимке мошенников. Как Вы и думали, обманщики продавали фальшивый порошок мумий.
Благодаря показаниям Вашей горничной они понесут самое строгое наказание (среди пострадавших очень именитые особы!). Как говорится, на каждого окуня найдется своя щука.
Однако нет никаких сведений о причастности господина Гюннара. Трупы не бальзамировали, «лекарство» делалось из подручных средств.
Так что в этом Вы попали пальцем в небо.
Единственное, я выяснил, что никаких археологических экспедиций в Муспельхейм не запланировано, так что в этом господин Гюннар слукавил. Но не забывайте, подозрительность порождает призраки[6].
Кстати, похитителя трубок сцапали. Им оказался сумасшедший коллекционер, который охотился за одной-единственной вещицей, а остальные безделицы взял для отвода глаз.
С почтением, инспектор Сольбранд».
Дважды перечитав, я сложила письмо и призадумалась.
Складная версия рассыпалась, как карточный домик, и теперь в руках у меня снова была всего лишь колода карт, из которых предстояло вновь возвести ненадежную постройку догадок.
Вот уже много лет не ослабевал интерес к мумиям. Из них готовили «волшебные» зелья для омоложения и порошки для лечения самых разных хворей. К тому же многие видные лица устраивали дома целые выставки археологических экспонатов.
Изыскатели добывали не так уж много трофеев. Таким образом, спрос изрядно превысил предложение, чем не преминули воспользоваться мошенники (к каковым я отнесла и господина Гюннара). Недобросовестные археологи сбывали поддельные мумии, считая, что прибыль вполне окупала и расходы, и возможную потерю репутации.
Понятно, что заказ господина Гюннара заставил меня заподозрить его участие в подобной афере.
Гипотеза оказалась неверна. И все же это дело странно пахло...
Слишком много совпадений. Интерес господина Гюннара к бальзамированию. Необъяснимые исчезновения девушек. Служанка, которая щеголяла в пахнущем редкими духами дорогом шарфе и называла своего господина «маленьким Гюни».
Впрочем, знакомый аромат духов мог мне померещиться, а девушки – сбежать с возлюбленными, как и предположил господин Бранд. Возможно также, что барышня Бирта по каким-то причинам выбросила или подарила старую вещицу...
Я снова отправила Уннер к инспектору, дав поручение выяснить, числилась ли барышня Бирта среди пропавших. А если да, попросила передать мне какую-нибудь принадлежащую ей безделушку.
Вскоре горничная принесла список вероятных жертв «Ингойского маньяка», как его окрестили падкие на сенсации журналисты; перчатку и полупустой флакон, благоухающие знакомыми духами. Что ж, теперь сомнений не оставалось - имя моей клиентки также оказалось в грустном перечне...
Конечно, разумнее было сообщить обо всем инспектору Сольбранду, но это были всего лишь мои домыслы, не подтвержденные ни малейшими доказательствами. Нужно для начала выяснить, имел ли господин Гюннар какое-то отношение к смерти девушек или это всего лишь цепь случайностей.
Конечно, разумнее было сообщить обо всем инспектору Сольбранду, но это были всего лишь мои домыслы, не подтвержденные ни малейшими доказательствами. Нужно для начала выяснить, имел ли господин Гюннар какое-то отношение к смерти девушек или это всего лишь цепь случайностей.
Покончив с повседневными делами, я твердо решила под каким-нибудь предлогом навестить господина Гюннара. По счастью, он жил не слишком далеко от «Уртехюс».
Выйдя на крыльцо, я поежилась. Снег давно растаял, сменившись слякотью, а гулять под холодным осенним дождем – не лучшая идея, даже с зонтом. Однако смысла откладывать визит не было, погода в Ингойе давно вошла в поговорку: «Не жалуйся на ненастье, через час будет еще хуже».
Наклонив голову, чтобы защитить лицо от косых брызг, я шлепала по лужам. Пешеходов было немного, в такое ненастье горожане предпочитали сидеть у камелька и цедить чай или глинтвейн.
Я ностальгически вздохнула, отвлекшись на мгновение, и тут же, наткнувшись на прохожего, едва избежала падения в лужу.
- Ох, извините! – пробормотала я, пытаясь совладать с зонтиком, который из-за порыва ветра выгнулся в обратную сторону.
- Госпожа Мирра? – удивленно спросил знакомый голос.
Я оставила в покое зонтик и обнаружила, что передо мной стоит ординарец моего мужа.
- Искал. Вас. – отрывисто сообщил Утер. – Обед. Господин полковник.
- Ингольв не придет к обеду? – догадалась я.
Он кивнул. Не понимаю, зачем гонять ординарца, если можно сообщить по телефону? Надо думать, Ингольв опасался подслушивания по параллельной линии или шпионок-телефонисток.
- Думаю, я тоже... – ответила я, раздумывая.
- Вы куда? - поинтересовался Утер с присущей ему немногословностью. - Провожу.
Несмотря на мои слабые попытки отказаться от сопровождения, Утер не успокоился, пока не довел меня до искомого дома.
Фотографический салон располагался на первом этаже, а на втором, видимо, обитал его хозяин.
Дверь открыла молоденькая горничная.
- Господин Гюннар дома? - спросила я, стараясь улыбаться как можно дружелюбнее.
- Дома, - сообщила она не слишком приветливо. – Проходите, я доложу!
Она проводила меня в кабинет и предложила обождать несколько минут.
Я поблагодарила, и, оставшись одна, с интересом огляделась.
Откровенно говоря, жилище господина Гюннара произвело на меня престранное впечатление. Вокруг витал аромат поздней осени и увядания, как будто прелые листья охапками разбросали по углам. Вещи разложены строго по местам, плед на диване старательно разглажен, а книги аккуратно собраны в шкаф.
Я подошла к журнальному столику и провела рукой по его поверхности. На перчатке остался слой пыли. Внимание привлек букет цветов на письменном столе, источающий слабый цветочно-пыльный аромат. В простой стеклянной банке были собраны почти засохшие розы в обрамлении физалиса и полыни. Странный выбор...
Признаюсь, я уступила недостойному любопытству и, выдвинув ящики, бегло просмотрела их содержимое. В первом ничего интересного не нашлось – какие-то безделушки: бусы, зеркальце, многочисленные заколки для волос, шляпные булавки, плитка дорогого шоколада.
А вот во втором ящике обнаружилась целая стопка портретов молодых девушек в разных позах и нарядах, словно фотограф не мог определиться, какой вариант лучше. Странно – фотографии довольно дороги, а какой смысл делать десяток похожих? К тому же было в них что-то странное.
Я нахмурилась: определенно, в этих снимках чувствовалось что-то знакомое, но...
Где-то хлопнула дверь и я, вздрогнув, быстро вернула на место «улики» и метнулась к книжной полке, сделав вид, что рассматривала потертые тома. Сердце отчаянно колотилось. Верно говорил инспектор Сольбранд, любопытство рыбку сгубило.
Распахнутая сильной рукой дверь ударилась о стену, но хозяин дома не обратил на это ни малейшего внимания. Следом за ним с чайным подносом в руках семенила все та же служанка, от которой по-прежнему едва уловимо тянуло экзотическим ароматом османтуса.
- Ох, это вы! – просияла она. – А я как раз заварила чай с бергамотом! И эклеры удались.
Все тот же шарфик пропавшей барышни Бирты украшал скромное платье служанки, и от этого стало жутко. Сердце заколотилось, ладони стали влажными... Мои догадки подтвердились, но лучше бы это было не так!
- Рейни, - шикнул на нее хозяин, - помолчи и ступай прочь. Я сам управлюсь.
Женщина торопливо поставила поднос на стол и, не поднимая глаз, удалилась, а господин Гюннар повернулся ко мне.
- Здравствуйте, - произнесла я осторожно, едва сдержав порыв попятиться.
- Здравствуйте. Присаживайтесь, - одарив меня странно пристальным взглядом, он указал рукой на кресло, и я послушно присела на краешек, сложив руки на коленях.
Под пронзительным взором фотографа, который, похоже, позабыл о своей роли рассеянного чудака, я чувствовала себя неловко и напряженно улыбалась. Хозяин дома сидел молча, предоставив мне самой начать беседу.
- Мне рекомендовали вас как прекрасного фотографа, и я хотела бы заказать семейный портрет.
- Портрет? – проговорил он, словно не понимая смысла слов. Пахло от него прогорклым маслом.
Я кивнула, потом, спохватившись, уточнила:
- Видите ли, мой сын приедет всего на два дня, и мне хотелось бы, чтобы к его приезду уже все было готово.
Господин Гюннар будто не слышал, пристально меня рассматривая. Ощущать себя букашкой под увеличительным стеклом было неприятно. Сжав пальцы, я глубоко вздохнула и поднялась:
- Простите, вижу, вас не заинтересовало мое предложение. – Голос мой звучал холодно и отчужденно. – Я дам знать, когда прибудет ваш заказ.
Едва я успела сделать несколько шагов, как меня догнал повелительный окрик:
- Распустите волосы!
- Что?! – переспросила я, невольно оборачиваясь, удивленная таким беспримерным нахальством. Косы мои были убраны под шляпку - ходить с непокрытой головой считалось неприличным.
- Распустите волосы! – резко повторил фотограф, вскочив.
- Вы слишком много себе позволяете! – бросила я, решительно взявшись за ручку двери. Теперь господин Гюннар стал мне откровенно неприятен, и подозрения превратились в твердую уверенность.
К тому же (с испуга, не иначе) я наконец вспомнила, почему портреты в ящике стола показались мне странными! Похожий был и у меня – изображение моей покойной дочки.
Привычная боль шевельнулась в сердце. После моей девочки не осталось даже фото - дагерротипия из-за длительной выдержки требовала долгого сидения в неподвижной позе, что для живого и активного ребёнка было практически нереально. К тому же художественные портреты были весьма дороги, а в те времена мы жили небогато.
Среди безутешных родственников были популярны такие съемки, когда мертвым придавали вид живых, чтобы сохранить образ дорогого человека. Но, если присмотреться, фальшь становилась очевидна.
Несложно догадаться, у фотографа столько разнообразных портретов умерших девушек! Он не просто причастен к преступлениям, он сам убийца!
Перепугавшись, я бросилась прочь, но меня остановил сильный рывок сзади.
«Почему я пришла сюда одна?!» - кольнула запоздалая здравая мысль, и на меня обрушилось беспамятство...
Придя в себя, я не сразу вспомнила, что со мной и где я нахожусь. Голова болела, а тело затекло от неудобной позы.
Попытавшись убрать упавшую на глаза прядь волос, я обнаружила, что мои лодыжки и запястья надежно связаны, а шляпка и шпильки исчезли. Похолодев, я вспомнила все и огляделась в панике.
Фотограф чуть поодаль спокойно занимался своими делами.
- Я сказала мужу, куда иду! – отчаянно храбрясь, заявила я громко. – И меня провожал его ординарец, он скоро вернется!
А ведь Утер действительно знает, где я! Вспыхнула и сгорела бенгальским огнем надежда: я ведь сама его отослала...
- Вы врете, - равнодушно бросил господин Гюннар, продолжая возиться с непонятным оборудованием, – но это не важно. Вы мне нужны и я вас получу. Они поймут.
Я глубоко вздохнула, пытаясь сдержать малодушный всхлип. Кто такие «они» и что означает «получу»? Кажется, он окончательно сошел с ума!
Господин Гюннар не дал мне времени для размышлений. Оставив непонятные приборы, он устроился на диване рядом со мной. От мысли о собственной беспомощности что-то внутри сжалось, а от остро-свежего запаха цитронеллы затошнило. Боюсь, отныне я возненавижу это эфирное масло. Разумеется, если успею.
- У вас чудесные волосы... – проговорил фотограф мечтательно, перебирая пальцами мои распущенные рыжие локоны и щуря глаза.
- Спасибо за комплимент! – едко ответила я, вздрагивая от случайного касания пальцев к шее (словно улитка проползла по коже!).
- Они будут прекрасно смотреться... – продолжил господин Гюннар, играя с длинными прядями. Он как будто пробовал на мне разные прически: собрал волосы вверх, потом перебросил через плечо, затем подогнул, как каре, не обращая внимания на мои попытки вырваться.