После обеда я отправилась на крышу, в теплицу, и тихонько наслаждалась бездельем и ласковым шелестом листьев. В Ингойе почти все дома имеют сады под крышей, которые снабжают местных жителей всевозможными овощами и фруктами, вплоть до бананов и апельсинов. Дремлющие в глубине острова вулканы подогревают воду подземных источников, и этого тепла вполне достаточно для обогрева всего города. Камины здесь – всего лишь дань уюту и признак респектабельности.
Владения Палла, садовника, радовали глаз буйством красок и благодатной зеленью листвы, пьянящей свежестью воздуха и благословенной тишиной. Тихоня Палл принес поднос с фруктами и исчез в своей каморке, оставив меня в одиночестве...
Впервые за долгое время я дышала легко, наслаждаясь шелестом листвы, мягким светом и облаком ароматов. Как будто снова оказалась в родном Мидгарде, в бабушкиной оранжерее, и не было всех этих лет... Впрочем, тогда не родился бы Валериан...
Послышался торопливый звон каблучков на лестнице, и спустя несколько мгновений показалась Уннер.
- К вам инспектор Сольбранд, госпожа Мирра, - присела в книксене горничная, пытаясь отдышаться. – Изволите принять?
- Разумеется! Проводи инспектора в янтарную гостиную, я сейчас спущусь.
Уннер отправилась выполнять указание, и я, вздохнув, отряхнула платье и пошла следом.
Янтарная гостиная - моя любимая комната. Из-за обилия теплых молочно-желтых, персиковых, имбирных, шафранных оттенков кажется, что солнечный свет постоянно врывается через распахнутые ставни. Оранжевый и желтый цвета подслащивают жизнь, согревают уставшее тело и душу...
Инспектор в своем черном одеянии смотрелся на этом фоне, словно чернильная клякса.
- Здравствуйте, инспектор, - улыбнулась я, протягивая руку.
Однако он будто не заметил этого жеста, даже не улыбнулся в ответ. Сжал челюсти так, что на скулах заиграли желваки, и лицо еще сильнее заострилось. Казалось, сейчас он бросится вперед, как хищная птица. От него несло яростью – жгучим запахом хрена.
Признаюсь, в первый момент я растерялась, столкнувшись со столь неожиданной агрессией.
- Инспектор, надеюсь, вы позавтракали? Потому что уверяю вас – я не съедобна! – натужно пошутила я, спокойно глядя прямо в желто-карие глаза. Неважно, что говорить – главное, продемонстрировать, что нисколько не испугана напором. В нас слишком много животных инстинктов, и уступчивость вызывает желание преследовать и нападать, хладнокровие же, напротив, отпугивает. – Выпейте и успокойтесь!
Я отворила дверцу буфета и плеснула в стакан настойки. Коньяком назвать ее можно с большой натяжкой, хотя основой действительно послужил этот благородный напиток. Мой благоверный к ней пристрастился, не подозревая, что она сдобрена изрядной порцией душицы, кориандра и бергамота. Помимо пряно-терпкого аромата травы придавали неповторимый вкус и целебное действие: улучшали пищеварение и усмиряли вспыльчивый нрав.
Едва ли муж стал бы пить травяной чай или нюхать эфирные масла, а вот вкусную «отраву» потреблял безропотно, даже с видимым удовольствием. Пожалуй, единственное, что нравилось Ингольву моей профессии - это эксперименты с алкоголем.
Господин Сольбранд одним глотком опустошил стакан, после чего попытался перейти к причине своего визита, но я не позволила.
Дожидаясь, пока лекарство подействует, стала болтать о всяких пустяках, не давая гостю даже слово вставить. Разумеется, инспектор пропускал мимо ушей весь этот женский треп, но мерное журчание голоса и щедро рассыпаемые банальности успокаивали не хуже ударной дозы валерианы.
Наконец его сжатые кулаки расслабились, а на губах обозначилась улыбка. От него повеяло дружелюбием - прозрачно-свежей кислинкой чая с лимоном и медом.
- Еще коньяку? – предложила я, с облегчением переводя дух. Нести чушь с непривычки так же утомительно, как делать математические расчеты.
- Нет, голубушка, - отказался он, склонив голову к плечу и отчего-то хитро глядя на меня. – Очень интересная настоечка. Любопытно, что туда добавили? Вижу, вы окончательно заделались отравительницей!
Он улыбался, но взгляд был по-прежнему цепкий.
- Отравительницей? – переспросила я, поднимая брови. – Уверяю вас, инспектор, если вы сейчас забьетесь в корчах, то отравила вас не я, а ваше собственное начальство!
Господин Сольбранд рассмеялся. Его действительно обожали подчиненные, но не переносили вышестоящие чины. Как и везде, руководство ИСА не любило чрезмерно деятельных и въедливых работников.
- Именно, отравительницей, - повторил он неожиданно серьезно, - инспектор Берни настаивает на вашем аресте, голубушка, как сообщницы мужеубийцы.
От неожиданности я задохнулась. Вновь обретя способность дышать, внимательно посмотрела на своего давнего друга и убедилась, что он серьезен, как никогда. Гнев его унялся, но раздражение, недоумение, неверие пробивались сквозь наносное спокойствие. Как будто в нос шибал запах только что приготовленных духов, которые еще не успели созреть и представляли собой смесь противоборствующих ароматов. Кстати, благовония в этом смысле похожи на хорошее вино – требуют хорошей выдержки.
Тем временем инспектор, видимо, удовлетворившись моим непритворным смятением, откинулся в кресле.
- Господин Сольбранд! – строго вымолвила я со всем достоинством, на которое была способна. Поправив на груди янтарные бусы, я чинно сложила руки на зеленой шерстяной юбке и потребовала: - Прекратите, наконец, говорить загадками! Что случилось?
- Случилось? – он извлек из кармана потертую трубку и принялся священнодействовать над ней, даже не спросив разрешения.
Я слегка поморщилась – ведь инспектор прекрасно знал, что табачный дым отбивает чутье! - и с упавшим сердцем поняла, что он делал это намеренно. Отчего-то мой давний друг не хотел, чтобы его эмоции можно было унюхать, и от этого стало не по себе, тревожно и зябко.
С удовольствием затянувшись, он выдохнул густой дым, делая вид, что не заметил, как я демонстративно пересела подальше, и продолжил размеренно:
- А случилось вот что, голубушка. Некий господин Холлдор отравлен, по счастью, не насмерть, но состояние его внушает опасения. Кухарка и служанка в один голос твердят, что видели, как женушка подсыпала ему в кофе некий подозрительный порошок. Видимо, надеялась, что его смерть спишут на холеру – симптомы схожи – да вот доктор Торольв что-то заподозрил, послал за полицией и сделал какую-то там мудреную пробу. А после уверенно заявил, дескать, никакая это не холера, а типичное отравление мышьяком. Так вот, голубушка, инспектор Берни всех допросил и заарестовал дамочку. У нее и мотив обнаружился как на подбор: судачат, что супруги ругались из-за какой-то его интрижки, а она кричала, дескать, ни за что не даст ему уйти! Вот и попала госпожа Мундиса как кур в щи...
- Мундиса?! – вздрогнув, воскликнула я. До того я слушала инспектора внимательно, но несколько отстраненно, принимая его рассказ за очередную побасенку.
- Вы ее знаете? – напружинившись, он подался вперед, позабыв о трубке. – Вы давали ей что-нибудь?
- Разумеется! – кивнула я, пытаясь слегка успокоиться. Чтобы это пустоголовое невинное дитя безжалостно отравило любимого мужа, пусть даже из ревности... Нет, в голове не укладывалось. – Не верю! – произнесла я решительно. – Я не верю, что госпожа Мундиса могла это сделать.
- Слуги болтают, что она сыпала мужу что-то в еду, - терпеливо напомнил инспектор, все так же внимательно следя за мной. – А она не признается, что именно, только пролепетала, мол, у вас взяла. Вот Берни и сделал стойку. Он ведь вас, голубушка, недолюбливает еще с тех пор, как вы выходили его тещу...
Я через силу улыбнулась, вспоминая ту давнишнюю историю. Теща инспектору Берни и впрямь досталась сварливая настолько, что ее охотно огрели бы по голове не только родственники, но и соседи. Надо думать, немало молитв милосердным асам и Хель вознеслось к небесам, когда она сильно простудилась - только не за здравие, а за упокой. Мое вмешательство позволило старушке дальше терроризировать близких, за что, если верить господину Сольбранду, некоторые меня люто возненавидели.
- Так что вы ей дали, голубушка?
- Не скажу! – мгновение поколебавшись, отрезала я.
Назвать истинную причину визита госпожи Мундисы без ее разрешения означало подорвать доверие ко мне. А подобные вещи очень быстро становятся известны!
- На дознании вам придется все рассказать, - заметил инспектор.
- Что же, тогда и посмотрим.
- Вы понимаете, насколько подозрительно это выглядит, голубушка? – поинтересовался он серьезно.
Я впилась пальцами в подлокотники кресла.
- Постойте, неужели вы всерьез заподозрили, что я продаю яды и учу ими пользоваться?!
- Голубушка, - инспектор не отвел взгляда, и вдруг показалось, что в его глазах светилось сочувствие, - у всякого наличествует своя ветвь омелы[7]...
- Да? Очень любопытно, - холодно произнесла я, вставая. – И какое же больное место у меня, по-вашему?
- Говорят, у госпожи Мундисы муж погуливает... – задумчиво произнес он, сложив пальцы «домиком».
- И?..
- Простите меня, голубушка, но то же поговаривают и о вашем...
У меня попросту не было слов. Надо думать, леденцы сочли, что я совсем помешалась от ревности и вознамерилась отравить всех неверных мужей в окрестностях?! Боюсь, в таком случае Ингойя опустела бы почти наполовину.
- Инспектор, - я мило улыбнулась и гордо подняла подбородок (понимая, что бездарно подражаю бабушке), - во-первых, мои отношения с мужем – это не ваше дело. А во-вторых, если бы мне впрямь пришла в голову такая странная фантазия, уверяю вас, я бы выбрала такой яд, о котором дорогой доктор Торольв даже не подозревает. А если вы всерьез заподозрили, что я могла кого-то отравить... Что же, тогда я вас больше не задерживаю. И надеюсь, в следующий раз у вас будет ордер, потому что без него вас даже на порог не пустят!
Я выдохлась и замолчала, тяжело дыша. В клубах табачного дыма и слабом свете комната казалась нереальной, привычные запахи тонули в этом едком дыму, заставляя меня чувствовать себя почти слепой.
- Ну-ну... – протянул господин Сольбранд неодобрительно.
Он встал, прошествовал к выходу, взялся за дверную ручку и обернулся:
- Не злитесь, голубушка. Инспектор Берни требует от начальника полиции, чтобы вас сейчас же арестовали, а того пока удерживает авторитет вашего мужа. К слову, мне запретили вам об этом рассказывать... И еще. Господин Гюннар бежал из-под стражи, и я более чем уверен, что его сознательно отпустили. Хотелось бы знать, кто и почему, но в это дело велено не лезть... Поразмыслите об этом, голубушка!
И вышел, осторожно притворив дверь.
Я бессильно опустилась, почти упала, в кресло. В голове роем рассерженных пчел жужжали мысли.
Признаю, я вспылила и была слишком резка с инспектором. Мысль, что похождения Ингольва обсуждали в кулуарах, считая меня ярящейся от ревности клушей, заставляла меня внутренне корчиться от унижения. Не столько задевал сам факт – я давно с ним смирилась – сколько роль обманутой жены. Неудачницы. Достойной жалости...
Так, прекратить немедленно! Я сжала виски, до боли закусила губу, потом отправилась к себе в спальню и нашла пузырек с мускатным шалфеем. Глубоко вдохнула - раз, другой, третий... Пока не почувствовала, как отпускает напряжение.
Совсем другое дело! Теперь надо подумать всерьез. Разумеется, я не давала мышьяк госпоже Мундисе. Тогда что она сыпала в тарелку мужа? Масла никак нельзя сыпать, разве что капать, да и к этому времени она уже наверняка перестала потчевать любимого моими снадобьями...
Неужели глупышка действительно его отравила? Я покачала головой: нет, не верю. Тогда что?!
Довольно метаться по комнате, как мышь между двумя кусками сыра, нужно сейчас же отправляться туда и порасспросить прислугу, а также доктора и, по возможности, самого пострадавшего.
По звонку явилась Уннер (после давешней взбучки она стала необыкновенно прилежна и расторопна) и я велела ей найти кэб. Подумав, нанесла на виски и запястья немного ванильных духов – ваниль вызывает доверие – и велела передать господину Бранду, что не вернусь к ужину...
Передвигаться по Ингойе мне приходилось либо пешком, либо в кэбе, изредка в автомобиле.
Омнибусы так пропахли многочисленными пассажирами, что у меня моментально начинала болеть голова от одуряющей смеси запахов табака, кожи, духов, пота и бури чужих чувств. Проще уж переносить бензиновую вонь автомобиля! На обдуваемой ветерком крыше омнибуса дышалось легче, но там я всегда мерзла и, как следствие, простужалась. К тому же неприлично для порядочной женщины взбираться наверх!
Кэбы были немногим лучше, но в них мне хоть как-то удавалось дышать. Оставалось надеяться, что сын Утера, которого Ингольв изволил взять на место ординарца, также умел управляться с машиной и чинить постоянные поломки, к сожалению, типичные для этого транспорта.
Итак, оказавшись перед весьма помпезным домом госпожи Мундисы и господина Холлдора, я задумалась, что делать дальше. Нужно как-то представиться прислуге... Впрочем, всегда лучше говорить правду.
Дверь открыла особа неопределенного возраста.
- Что вам угодно? – заученно поинтересовалась она, глядя куда-то мимо меня воспаленными глазами.
- Здравствуйте, я – госпожа Мирра, подруга вашей хозяйки, - осторожно отрекомендовалась я, пытаясь говорить уверенно и одновременно мягко. - Я хочу помочь госпоже Мундисе...
При звуке этого имени из ее глаз вдруг хлынули слезы. Всхлипывая, она фартуком отирала покрасневшее лицо и безуспешно пыталась успокоиться. Я сориентировалась быстро: подцепила под локоток чувствительную служанку и шагнула через порог, увлекая ее за собой. Она покорно, словно лодка без руля и ветрил, последовала за мной. Откуда-то из глубины дома сногсшибательно пахло выпечкой, и я устремилась на запах.
При виде меня в глазах дородной румяной кухарки мелькнула настороженность. Но, увидев всхлипывающую служанку, она всплеснула руками и бросилась ее успокаивать...
Спустя десять минут мы уже, не чинясь, сидели за одним столом и пили чай. Приглашение госпожи Мундисы окончательно растопило лед. Помогла ли ваниль завоевать доверие поварихи или той просто хотелось выговориться, но она болтала вовсю, позабыв и о разнице в положении, и о необходимости держать язык за зубами.
- Хозяин, он-то так хозяйку любил, так любил! Прям на руках носил! – сентиментально вздохнула кухарка. Что любопытно, сказано в прошедшем времени. – Только...
- Только? – подбодрила я. Она явно колебалась, пришлось усилить нажим. – Я хочу вашей хозяйке только добра. Поверьте, я на вашей стороне.
Она кивнула с некоторым сомнением и, понизив голос, призналась:
- Только потом... это... у хозяина проблемы начались... ну это... по мужской части-то!
Поперхнувшись чаем, я отставила чашку и попыталась отдышаться. Поражаюсь, сколько интимных подробностей известно прислуге!
- И что дальше?
Повариха огляделась по сторонам, будто опасаясь, что в кухонном шкафу прячется шпион (несомненно, пытающийся вызнать рецепт ее фирменного кекса, а потом уж тайны хозяев дома).
- Ну... Он-то хозяин, но он же и мужик! Вот и начал дурить... – совсем уж тихо произнесла она. – Еще и с этой связался...
- Понятно, - кивнула я. Мои догадки на этот счет подтвердились, но в целом ситуация яснее не стала.
- Она его приворожила! Точно вам говорю! – повариха потрясла в воздухе лопаточкой для оладий.
Я с подозрением взглянула на почтенную управительницу поварешек и кастрюль: быть может, ее глаза блестят от лишней «капельки» бренди, влитой в чай для согрева?
Но она вовсе не казалась подвыпившей, напротив, ее маленькие бесцветные глазки горели любопытством и торжеством.
- Вы уверены?
- Ну да! – твердо подтвердила повариха, со стуком ставя на стол чашку, из которой только что со смаком потягивала крепкий чай. – Мы кое-чего нашли!
- И вы не сообщили в ИСА? – спросила я, уже догадываясь, каков будет ответ.
- В ИСА? Полиция никуда не годна! – презрительно провозгласила она, делаясь в гневе еще внушительнее. – Они заявили, дескать, хозяйка отравила хозяина! И рады-радешеньки! Как доктор сказал, что мышьяк то был, так увезли ее сразу, голубушку нашу... А та пава так и разгуливает на свободе, хорохорится небось! Поверьте-то моему слову, это она все подстроила!
- Пожалуйста, покажите, что вы нашли, - попросила я, крепко сжав ее руку.
Она старательно наводила порядок на столе, смахивая невидимые крошки и источая сомнение, словно пар над кипящим чайником.
- Это ради госпожи Мундисы, - напомнила я мягко, и она неохотно кивнула. – Кстати, вы ей об этом сообщили?
- Нет, - созналась повариха. – Мы ж нашли все, когда ее уже увезли, бедняжку! Доктор велел перенести хозяина в другое крыло-то, чтобы его не тревожил шум. Аснё послали навести порядок в спальне. Обед–то готовить незачем, а что ж ей без дела слоняться-то?! Вот она и отыскала. В постели хозяйской.
- Я хотела бы взглянуть, что вы нашли, - твердо заявила я.
Не став спорить, повариха послала мальчика за Аснё.
- Мы не трогали ту пакость, даже пальчиком не притрагивались, все как было оставили! – гордо сообщила она, расправляя крахмальный передник и объемистый чепец, венчавший ее голову, как паруса – корабль.
Вскоре появилась искомая «кухонная девушка», которой было велено показать мне ее находку.
- И смотри мне, чтоб ни слова! – сурово наказала повариха служанке. – Посмей только!
- Да-да, - часто кивая, пообещала та. – Молчать буду!
А глазки у нее любопытно поблескивали и язык, совершенно определенно, уже чесался.
Впрочем, на чужой роток не накинешь платок, как любил говорить инспектор Сольбранд...
Служанка казалась совсем не огорченной тем, что происходило в доме, напротив, она наслаждалась кипением страстей, подозрениями и всеобщим вниманием. Ей посчастливилось раздобыть важную улику – чем не повод для гордости? Авось и в газетах о ней напечатают...