Но Большой Джон, кажется, закончил новую проверку. Он довольно сухо сказал Норе:
— Нет, нет, Нора! Пока что Казимир должен жить тихо!
— А чем, собственно, вызвано такое ограничение? — беспечно спросил Лидумс-Казимир.
— Мы беспокоимся о вашем здоровье.
— Но вечером-то выходить можно?
Большой Джон смерил взглядом мощную фигуру Лидумса, его широкие плечи, массивные кулаки, спросил:
— Джиу-джитсу знаете?
— Японских самоучителей джиу-джитсу у нас не было. Но мы переняли у наших противников-чекистов их вид защиты и нападения — самбо. Самооборона без оружия. Но зачем мне в Лондоне самбо или джиу-джитсу?
— Мы не можем прикрепить к вам для охраны полисмена…
— Я полагал, что в такой цивилизованной стране…
— В Лондоне сидят шпионы самых разных толков и ориентации. Весной прошлого года вместе с Петерсоном к вам прибыли отсюда два ваших соотечественника — Том и Адольф. О своем прибытии они сообщили и попросили полгода для устройства в Латвии. Первые деловые переговоры были назначены на день рождества и на ночь под Новый год. В рождественский вечер они появились в эфире, а под Новый год нет. Если они, как мы подозреваем, провалились, то не исключено, что вас уже ищут в нашем прекрасном городе…
Он сказал это без улыбки. Лидумс подумал: Большому Джону поручено не только наблюдать за ним, но и охранять. Тут вмешались наперебой и Силайс, и Нора:
— Мы не должны допускать ошибок!
— А мне, Казимир, будет просто очень жаль, если вашу великолепную фигуру кто-нибудь случайно продырявит…
— Клянусь, я не стану посещать ночные бары и клубы. Но подышать-то перед сном необходимо!
— Хорошо, попробуйте, — смилостивился наконец Большой Джон. — Но если заметите что-нибудь подозрительное, немедленно дайте нам знать! — И назвал два телефона, по которым Лидумс мог звонить в любое время дня и ночи.
А затем, словно бы смягчая и «проверочные испытания», и возможные опасности, Большой Джон сам наполнил бокалы и провозгласил тост за будущее мистера Казимира. Что он под этим подразумевал, Лидумс понял значительно позже. А сейчас они мило болтали, пили, пока Нора не заторопилась нанести какой-то визит.
4
Утром следующего дня Лидумс познакомился с обслуживающим персоналом таинственного «замка».
Миссис Пегги оказалась еще молодой и очень приветливой женщиной, настоящей «кокни», судя по неправильному говору, а мистер Моррис — бывшим моряком военного флота, дослужившимся до звания боцмана, а затем ушедшим в запас.
Лидумс растолковал миссис Пегги, какие блюда он любит, заложил в кухонный ящичек половину своего «жалованья» и попросил миссис Пегги заботиться о нем, что ей, кажется, понравилось. С мистером Моррисом он провел два занятия на автомобиле. Автомобиль был подержанный, не чета современным маркам спортивных гоночных, но это было и к лучшему. Впрочем, за руль сел он сам, и мистер Моррис обучал его не столько вождению, сколько правилам езды по большому городу, в котором до сих пор сохранялось непривычное большинству европейцев левостороннее движение. Англия оставалась консервативной не только в главном, но и во всех мелочах. Еще Наполеон приказал ввести регулировку движения для обеспечения безопасности при переходах армий и принять правосторонний вариант, и все его противники переняли это новшество, но Англия не пожелала покориться «узурпатору» даже в этой малости. И на всей территории Европы только две страны — Англия и Швеция — выпускали и покупали машины с рулевым устройством справа, а их граждане претерпевали двойную систему обучения шоферскому делу, — ведь многие англичане и шведы колесили на своих машинах по всей Европе…
В первую же поездку Лидумс приобрел план Большого Лондона, справочники шофера и несколько дней просидел над изучением их. Выезжал он с Моррисом, который сидел слева от него и командовал поворотами и разворотами, — этого было достаточно, чтобы удовлетворить возможное любопытство Большого Джона, — действительно ли умеет мистер Казимир водить машину? — а затем стал выезжать один. Как ни затруднено было движение по городу, в котором насчитывалось около трех миллионов автомашин, Лидумс предпочитал одиночество. Это позволяло ему бесконтрольно знакомиться с городом: в такой толчее за ним было трудно следить, если бы даже кому-то из сотрудников «Норда» было дано такое приказание. Обычно он отыскивал в центре города платную стоянку, припарковывал свою машину к счетчику-автомату, опускал в отверстие автомата полшиллинга и свободно бродил в окрестностях с полчаса. На больший срок стоянки не разрешались даже и за эту довольно дорогую плату: женщины в желтых фуражках — вспомогательная полиция, которую англичане не без юмора называли «желтой опасностью», — могли оштрафовать владельца, а Лидумсу было ни к чему привлекать внимание полиции…
Иногда он ехал к Вестминстерскому аббатству, к парламенту, к Букингемскому дворцу — там были площадки для бесплатной стоянки машин — и осматривал один из этих памятников или наблюдал традиционную смену караула у дворца королевы… Так он посетил и Национальную галерею, и Британский музей — великолепное хранилище богатств, свезенных сюда со всех стран мира, где ступала нога солдата английских колониальных армий, и музей мадам Тюссо, в котором стояли и сидели вылепленные из воска и одетые согласно своему времени и обычаю деятели всех времен и народов, а в подвалах по лучшим традициям балагана ужасов вешали убийц, стреляли эскадренные корабли, погибал одноглазый Нельсон и рубили голову Марии Стюарт — королеве Шотландии.
Город показался Лидумсу запущенным, грязным. Впрочем, может быть, оттого, что продолжалась холодная зима, из труб валил угольный дым, оседая на стенах, а в дни оттепелей сползал потеками на тротуар, на шляпы и пальто прохожих. В центре было еще много неразобранных развалин — последствий немецких бомбардировок. В тех местах, где развалины успели разобрать, бывшие владельцы строили новые дома, но чаще всего возводили их по старому плану, такими же, какие стояли тут раньше: стена к стене, без просвета, невысокие, в три — пять этажей, и лишь только там, где землей успели завладеть строительные компании, поднимались современные здания для новых контор, банков или под дорогие квартиры с лифтами, кондиционированным воздухом, широкими балконами, в десять, двенадцать, а то и в шестнадцать этажей. Но никаких небоскребов, похожих на американские. Англичане и тут сохраняли свой стиль.
К вечеру, когда миллионные стада автомашин устремлялись за город, увозя владельцев контор, предприятий и их служащих из района Сити и других деловых центров, когда движение машин замедлялось со ста километров в час до трех — пяти, Лидумс сидел дома, размышляя о новой болезни, поразившей человечество, — автомобильной болезни. Большинство владельцев машин, припарковавшись где-нибудь в переулке в третьем-четвертом ряду, бросали их, вылезали и брели в ближайшее метро, надеясь, что завтра или послезавтра им повезет вырваться с работы пораньше и тогда они обязательно воспользуются машиной. А в часы пик в этом перенаселенном городе машина становилась тяжелой обузой…
Но были и такие тихие улочки, на какой жил он сам, Иногда эти улочки оказывались перегороженными шлагбаумами или тяжелыми чугунными цепями, возле которых стояли неподкупные служители, взимавшие плату за проезд, или вообще запрещавшие въезжать в эти оазисы тишины. Чаще всего такие улицы даже не принадлежали домостроительным компаниям, а являлись майоратами разных владетельных и титулованных персон, не подлежащими распродаже по особому закону. Когда-то сами владельцы майоратов или арендаторы застроили эти участки, и теперь они приносили твердый доход беднеющим мало-помалу аристократическим семьям. Но на такие улочки не проникали ни ист-эндская голь, ни «белые воротнички» из контор, банков, предприятий: слишком дорого обходилась эта тишина…
Но в припортовых районах, в «западном конце» — Ист-Энде, где ютилась настоящая беднота, фасад этого мира стремительно меркнул. Там было опасно появляться и на машине, не говоря уже о пеших прогулках, особенно к вечеру. Бары становились все меньше размером, но количество их увеличивалось в такой прогрессии, что невольно думалось: для жителей этих мест нет никакого утешения, кроме рюмки дешевого виски или случайного выигрыша в «тото», как именовались тут тотализаторы, принимавшие любые ставки на лошадь, на футбольную команду — от шести пенсов до нескольких шиллингов…
Впрочем, вечерами Лидумс работал. Он помнил поручение президента Зариньша подготовить доклад «правительству» об умонастроении различных групп населения в республике и составлял этот доклад, ничего не приукрашивая, хотя заместитель Зариньша Скуевиц и предупредил его, что не следует огорчать президента слишком откровенными сообщениями.
Часов в десять вечера он выходил из надоевшего зимнего обледенелого садика на узкую улицу и шел пешком всегда по одному маршруту, в одиннадцать возвращался, ужинал и снова садился за работу. По вечерам он делал записи для «Норда» о «подпольной работе в Латвии». Тут он тоже ничего не приукрашивал, просто старался почаще упоминать имя руководителя «национально мыслящих» латышей Будриса, возлагая на него бремя главных забот о будущем «свободной Латвии».
В эти же дни Лидумс получил от Зариньша официальное письмо, из которого узнал, что назначен «специальным советником президента по социальному устройству страны». Правда, в этом письме не сообщалось, полагается ли «советнику» какое-нибудь жалованье, но «советов» от него, несомненно, ждали. Кроме «социального устройства», Лидумс должен был разработать статут нового ордена республики для «награждения особо отличившихся деятелей подпольного движения». Лидумс с усмешкой подумал: «Боюсь, что получать этот орден будет некому…»
Но кой-какие наметки по этому статуту передал через навестившего его Скуевица.
Скуевиц, как видно, был предупрежден англичанами, что Казимир пока должен отсиживаться в «бесте», и посматривал на «советника» с должным уважением, даже к Зариньшу не приглашал. Боялся, наверно, что и их «посольство» взято под наблюдение «красными разведчиками».
В первых числах февраля Лидумса навестила Нора. Она привезла запоздалые рождественские подарки: несколько бутылок виски, отличного копченого угря — это был намек на те праздники, к каким привык Лидумс на родине. Лидумс встретил гостью радостно, только спросил, знает ли об этом визите Большой Джон.
Полные губы Норы тронула капризная усмешка.
— О, теперь Большому Джону не до вас! Том неожиданно вышел в эфир!
— Вот как? — только и сказал изумленный Лидумс.
Он помнил, как весной прошлого года эмиссар английской разведки Петерсон, прибывший в Латвию проверить достоверность сведений, получаемых от Вилкса, а заодно и познакомиться с отрядом Лидумса и руководителем «национально мыслящих» латышей Будрисом, приволок на своих плечах сразу трех посторонних. Один из них, Густав, погиб в первый же день на реке Венте. А двое — Том и Адольф — ускользнули. Правда, Лидумс надеялся, что они давно уже схвачены и обезврежены. Но вот они снова вышли в эфир!
— И вы можете представить, — продолжала Нора, — как гордится этим воскрешением из мертвых Ребане? Сначала Том и Адольф должны были идти по линии Силайса. Но Силайс уже был занят вами и вашим руководителем Будрисом. Тогда Ребане потребовал себе полной самостоятельности и швырнул их в свои каналы. А теперь это ничтожество, одинаково убивавшее во время службы в немецкой армии и советских и английских пленных, оказался нужен нашим хозяевам…
— Зачем же так… — мягко предостерег ее Лидумс.
— Мой брат не вернулся из плена! — жестко сказала она. — А этот подонок осмеливается похваляться орденами, полученными от Гитлера.
Лидумс промолчал. Он почувствовал себя так, словно и сам попал в банку с пауками, а не просто глядит на нее со стороны. Странные люди-пауки собрались в этой банке. Вот полковник гитлеровской службы эстонец Ребане… Русские, эстонцы, литовцы, латыши, поляки объявили его военным преступником и потребовали выдачи для следствия и суда. А англичане (собственно, английская разведка!) приютили его, хотя он, наверно, с одинаковым удовольствием расстреливал и попавших в его руки английских солдат, о чем постоянно думает Нора. Или литовец Жакявичус… Он тоже был объявлен военным преступником, но тоже нашел защитников в лице Восточного отдела английской разведки… Да, прошли те времена, когда англичане хвалились, будто их разведчики подлинные джентльмены и при всяком удобном случае вспоминали «рыцаря разведки» поэта Редьярда Киплинга или «короля разведки» полковника Лоуренса… Грязные дела приходится делать грязными руками!
— Вы бы посмотрели, как он сейчас пыжится! — с ненавистью сказала Нора. — Если бы он смог, то проглотил бы Силайса, а вместе с ним и вас, и меня. Наши удачи всегда торчали у него костью в горле. А теперь он утверждает, что подготовленные им люди никогда не проваливаются. Он, оказывается, два месяца ждал их нового выхода в эфир. В радиоцентре так надоел, что наши девушки видеть его не могут. И вот приходится признать, что он победил! — Она развела руками, не столько удивляясь, сколько взывая к богу.
— Ну, насчет того, что девушки его не любят, я верю! — засмеялся Лидумс. — Я видел, как он ухаживает за ними: совсем по-немецки. Одну ущипнет, другую хлопнет по заду. А этого, кроме немецких фрейлейн, никто не переносит.
— Грязная свинья! — не стесняясь, аттестовала новую звезду разведки Нора. Но тут же перешла к делу: — Я думаю, Казимир, что теперь и с вами все будет в порядке. Большой Джон намекнул, что вы сможете в ближайшие дни снять осаду и навестить наш офис.
— Значит, вас все-таки направил Большой Джон? — лукаво напомнил Лидумс.
— Он даже и не знает, что я ваша гостья! — Нора была прелестна в своем огорчении. — Если бы он узнал, где я сейчас, он, наверно, не преминул бы сообщить об этом Маккибину…
— И начальнику отдела «Норд» это не очень бы понравилось?
— Он делает шикарные подарки! — откровенно призналась Нора.
Они выпили почти полкварты виски, когда Нора лукаво сообщила:
— А у меня есть кое-что и для вас, Казимир!
— Я уже получил довольно много подарков! — отшутился Лидумс, показывая на стол, заставленный дарами Норы.
— Нет, это совсем другое… — И, видя, что Лидумс действительно заинтригован, торжественно объявила: — Письмо от ваших друзей из Латвии!
Лидумс не стал скрывать своей радости. Нора достала из сумочки расшифрованную радиограмму. Лидумс впился в нее взглядом: да, ее писал Будрис!
— Ну, не буду отнимать вас у ваших латышских друзей! Я вижу, что вам хочется побыть с ними хотя бы в воспоминаниях! Но имейте в виду, я уже ревную вас к оставленной вами в Латвии женщине! — Она шутя погрозила ему и попросила проводить до машины.
По представлению Лидумса, ей бы следовало сейчас оставить свою машину под наблюдением Морриса, а самой уехать на такси, поскорее добраться до дома и лечь спать. Но нет, Нора отважно села в свой «будуар на колесах», сделала прощальный приветственный жест и развернулась так круто, что случайный прохожий отпрянул в сторону. Впрочем, Лидумс уже привык к тому, что в этой стране пьяный водитель, не свалившийся с ног перед автомобилем, не подвластен полиции…
Он торопливо вернулся в дом и занялся радиограммой.
Радиограмма была действительно от Будриса и подписана радистом лесного отряда Делиньшем. В деловой части Будрис обращался к Силайсу и просил его не давать координаты его отряда неизвестным лично Силайсу людям.
Эта часть радиограммы и встревожила, и рассердила Лидумса: по-видимому, «Норд», даже не посоветовавшись с Лидумсом, пытался подкинуть Будрису еще каких-то своих шпионов. Может быть, для дополнительной проверки, а возможно, и для спасения их от чекистов. Но и в том и в другом случае затея была чрезвычайно опасной и для Будриса, и еще больше — для Лидумса. Эти попытки надо было во что бы то ни стало отбить, и хорошо, что Будрис прямо сказал в своей радиограмме, что в случае появления в расположении его отряда неизвестных лиц он не гарантирует их безопасности.
Но не эти вопросы и волнения Будриса заставили Нору привезти радиограмму Лидумсу: вторая ее часть была посвящена личным делам Лидумса. Лидумс удивленно читал:
«Дома у нашего друга все благополучно. Мирдза регулярно получает его письма, которые готовит Янко, правда, не очень умело: подводит почерк. Но в первом письме Янко сослался на контрактуру правой руки…»
Лидумс невольно пошевелил пальцами правой руки. Но что могла означать эта часть радиограммы?
Он знал Будриса и знал, что каждое его слово дороже золота. В этих немногих словах скрывалось серьезное предупреждение, адресованное ему, Лидумсу, предупреждение, которое он должен прочитать между строк. Итак, что же пишет ему Будрис?
В той части радиограммы, которая обращена к Силайсу, Будрис пишет скорее всего о Томе и Адольфе. По-видимому, Ребане, этот старый лис, а «Ребане» и означает именно «лис», пытается затолкать своих внезапно воскресших любимчиков прямо в группу Будриса. Но если Будрис потерял из-под своего наблюдения Тома и Адольфа, то почему он не хочет взять их в свою группу хотя бы для того, чтобы обезвредить их? А если Том и Адольф находятся под его контролем, то почему Будрис легендирует, будто они все время получают «интересный» материал, которым так гордится Ребане?
Но была и еще фраза в послании Будриса: «Мирдза регулярно получает его письма, которые готовит Янко, правда, не очень умело: подводит почерк…»