Догадайтесь с трех раз, каким именно местом угодил? Да, тем самым. Тем самым, которым некоторые восточные народы обожали садить пленников на кол. Особенно славный своим гостеприимством народ турки. Ну и еще некоторые…
Эффект мог выйти невероятно впечатляющим, если бы Сновид сумел удержать свое карающее оружие в руке. Но он, конечно, не сумел – уж слишком тяжелым оказался груз, помноженный на силу ускорения. Ну и ладно.
Зато он смог отвести деревянное копье с ценным грузом слегка в сторону – чтобы мутант не приземлился на голову Тимура. Отвел и выронил – вместе с космачом, которому острие достало, похоже, до самых гланд. И тот рухнул в костер. После чего, наконец, завопил – наверное, от избытка положительных эмоций.
После подобного вопля, способного разбудить даже пьяного котяха, счет действительно пошел на секунды. Павел молнией взлетел на верхний ярус, перепрыгивая через ступеньки, а кое-где подтягиваясь на руках. Добравшись до последнего – третьего – яруса, он схватил факел, воткнутый в расщелину между кирпичами. Затем подбежал к бойнице, выходящей на сторону ворот, и послал огненный сигнал разведчикам.
Затем переместился к бойнице, которая смотрела на запад, и высунул факел туда. Он еще продолжал махать им, подавая знак штурмовому отряду, когда раздался взрыв. И почти сразу – второй. Это парни Третьяка взорвали бомбы, расчищая западные ворота.
Сновид выбросил факел в бойницу и стал спускаться вниз. Почти добравшись до первого этажа, он услышал совсем близко автоматные очереди. Видать, Крот решил не экономить патроны.
Штурм Тобольского кремля вступал в решающую фазу.
* * *Шел второй час битвы за кремль. Люди захватили уже значительную часть территории, и теперь бои вскипали в разных местах: за отдельные здания и помещения. Нео, растерявшиеся в первые минуты, огрызались, несмотря на значительные потери, яростно – с отчаяньем обреченных.
Хотя большинство мохначей о безнадежности своего положения, скорее всего, просто не задумывалось. Мутанты, поразительно похожие на древних неандертальцев, заселили брошенный людьми кремль уйму лет назад и давно привыкли считать его домом – здесь находились их жилища, запасы пищи, женщины и дети. Так что, драться им было за что.
А думать о перспективах – некогда. И без того в примитивных мозгах мыслей с гулькин нос, а тут еще и горячка боя. Когда тут мозгами шевелить? Рубай, коли и бей, пока твои кишки не повисли на чужом копье. Или пока башка не слетела напрочь, отсеченная чьим-то безжалостным клинком.
Правитель Корней, в латах рядового бойца, положил своим полуторным бастардом уже с полдюжины мутов. Но их ряды, казалось, не редели. Отступали, но не редели. Видимо, разведка все-таки просчиталась в количестве мохнатых, засевших за стенами крепости. Да и сам Правитель в раскладах чего-то недоучел. В первую очередь – упорства дикарей.
Раньше люди почти не нападали на нео, только отбивались от их наскоков на Промзону. Космачи особой настойчивости при атаках не проявляли. Налетят толпой на ограждение, поорут, помашут дубинами, а как получат отпор, то разбегаются по развалинам зализывать раны. Выбросили адреналин, называется.
Однако при обороне собственных рубежей нео, что называется, уперлись рогами. Неужто и вправду способны, как люди, драться за свой дом до последнего? Или такая упертость у них, наоборот, от безмозглости?
Ничего, все равно им не устоять, твердил про себя Корней. Не их день сегодня, не их. Северная и угловая башни уже взяты, в соборе зачищает нечисть первый взвод штурмового отряда. Второй же взвод, в рядах которого сражался Корней, только что прорвался к колокольне. Возьмут ее – вся крепость будет, как на ладони.
Но схватка за колокольню только разворачивалась.
Здоровенный мутант, размахивая полутораметровой дубиной, занял позицию на крыльце. Одной этой дубины, утыканной на утолщенном конце обрезками арматуры, хватило бы, чтобы устрашить противника. Но человекообразный урод внушал ужас сам по себе.
Раззявленный рот с выступающими клыками и громоздкой челюстью троглодита наводил на сравнение с клешнями капканов, которые ставились на диких крысособак. По всему телу бугрились узлы нереально крупных мышц, напоминавших чугунные ядра. При этом левая часть туловища была почти полностью лишена шкуры, словно дикаря недавно освежевал живодер.
Плоть с прожилками вен и сухожилий выглядела отвратительно, окровавленный бок был разодран ударом зазубренного дротика. Однако нео, похоже, не испытывал ни малейшего дискомфорта. Он орал, выкатив налитые яростью глаза, находясь на пике боевого экстаза. И, казалось, не найдется силы, способной сдвинуть мутанта с захваченной позиции.
Боец, бежавший впереди Корнея, намеревался с ходу секануть уродливого гиганта палашом. Однако не дотянулся и лишь немного раскроил тому бок, скользнув лезвием по ребрам. Зато сам едва не угодил под дубину, которую дикарь ловко крутанул в воздухе. Боец успел присесть, и дубина просквозила над ним на бреющем. Но кончик торчащей арматурины все же чиркнул по верхушке шлема-шишака.
То ли сработал эффект контузии, то ли арматурина, пробив шлем, зацепила еще и макушку воина, но тот кулем свалился набок. Раззадоренный мохнач обязательно добил бы поверженного врага, да не успел. Кряжистый боец с рыжей бородой, подскочив к крыльцу, попытался ударить нео копьем. Он метил в грудь. Однако дикарь сумел ухватить копье свободной лапой за трехгранный наконечник и дернуть на себя.
«Рыжий», не удержав равновесия, качнулся вперед головой. Нео, как заправский футболист, тут же врезал по ней огромной ступней. Раздался треск, шея бойца неестественно вывернулась. И он, отлетев на несколько метров, рухнул на землю.
Мутант торжествующе взвыл, исполнив неуклюжий пируэт. И в этот момент подоспевший Корней рубанул его под колено приподнятой ноги. Р-раз! Правитель вложил в удар всю силу и ненависть – и голень нео с громким хрустом отскочила от коленного сустава.
Вопль дикаря застрял у него в глотке, когда из ополовиненной конечности брызнула струя крови. Каким-то образом нео исхитрился не упасть, балансируя на оставшейся ноге – прямь, еж твою, танцор на свадьбе. Но лучше бы он не старался. Корней, видя такое непотребство, подсел и рассек мохнатому промежность. Вжик!
Удар получился слабее предыдущего, но, судя по реакции мутанта, куда чувствительнее. Хриплый вопль свинтился в истошный визг. Нео шлепнулся на крыльцо и покатился по ступенькам. Ладонями он пытался зажать выпадающие кишки и прочие внутренности из джентльменского набора неандертальца. Однако получалось плохо. Можно сказать, валилось из рук.
Почти тут же вой оборвался – это клинок первого, успевшего оклематься, бойца отсек мутанту голову. Корней, не теряя времени, перепрыгнул через поверженного монстра. Затем, вскочив на крыльцо, забежал в распахнутую дверь нижнего этажа колокольни. И на пару секунд ослеп – слишком резким оказался перепад от освещенного утренним солнцем двора к полутемному помещению.
Эта детская промашка, объяснимая лишь запредельным напряжением сил и азартом боя, оказалась роковой. Правитель на миг замер на фоне дверного проема, и нео, находившийся у противоположной стены, метнул копье.
Удар вышел мощным. Однако самодельный железный наконечник отскочил от стального нагрудника, и Правитель устоял, отступив на шаг. Он заметил, как мутант, взревев от ярости, бросился на него с дубиной наперевес. И приподнял бастард, готовясь встретить врага разящим ударом.
Однако не успел. Другой нео, притаившийся у косяка, подскочил со спины и наотмашь рубанул Корнея боевым топором. Под челюсть.
Последнее, что увидел Правитель тоболяков перед тем, как навсегда уйти в Долину Предков, – перекошенную ненавистью мохнатую морду нелюди.
* * *Меньше, чем через час в бойнице соборной колокольни лейтенант Егор Крот вывесил знамя, сшитое из трех полос: белой, синей и красной. Это был триколор Российской Федерации.
Да, подобного государства уже давно не существовало. Но люди, выжившие в Тобольской Промзоне после ядерной войны, так не считали. Как часто повторял, вслед за своими предками, Правитель Корней: «Было бы знамя, а государство приложится».
Павел Сновид узнал о смерти отца не сразу. Его, едва закончился штурм кремля, вместе с группой бойцов срочно отослали в Промзону. Чтобы мохначи из клана Бррыгов не ворвались туда, используя подходящий момент.
Маневр оказался своевременным. Бррыговцы и вправду начали атаку Промзоны, надеясь застать ее защитников врасплох. Да в очередной раз обломали клыки. И Павел в этом процессе активно поучаствовал, прикончив четырех косматых.
Лишь под вечер, когда закончился бой в Промзоне, Сновиду сообщили страшную весть. К тому времени в кремле собрали тела всех воинов, павших смертью храбрых во время штурма. И соорудили погребальный помост.
Павел пришел на траурную церемонию вместе со своей сестрой. Он поддерживал ее за плечо, смотрел на пламя погребального костра и молчал. Не мог найти слов. Да и мыслей в голове не было – сплошная черная пустота…
Минуло восемь дней. Павел спал без сновидений. Однако на девятый день ему приснился сон. Ему привиделось, как по реке плывет большая лодка с парусом. На носу лодки стоит высокий человек с головой ящера и курит странную трубку с длинным гибким чубуком.
Последнее, что запомнил Сновид перед тем, как проснуться, был огонь. Очень много огня.
Глава вторая
Чужак
Ночь выдалась темная и сырая. Небо затянуло мрачными, косматыми тучами. Ни луны, ни звезд. Лишь изредка промелькнет светлый лучик в разрыве облаков, пробежавшись по мутной глади Иртыша, и тут же все опять окутано мраком и завешано моросящим дождем.
Плоскодонная деревянная лодка лежала на берегу почти у самой воды. Рядом находились двое мужчин. Одеты они были примерно одинаково: панцирные рубахи с капюшонами, достающие до середины бедер, поверх панцирей брезентовые безрукавки с карманами, плотные кожаные штаны и сапоги из грубой кожи с высокими голенищами. Но на одежде их сходство заканчивалось.
– А если Зюб никого не найдет? – спросил первый мужчина – рослый, но худощавый, с рыжей бородой. Он устало сидел на краю кормы, опираясь ногами на песок. Голова опущена, голос звучит сипло и сдавленно. – Что делать тогда будем?
– Зюб, да не найдет? Не найдет, так унюхает, – спокойно отозвался второй. – Кто ищет, паря, тот всегда находит.
Он был коренастый, с очень широкими покатыми плечами. Из-под железного капюшона на лоб сползали русые кудри. И, в отличие от рыжего товарища, выглядел «русак» бодрым и сосредоточенным. В ножнах на правом бедре – палаш, на левом – кинжал. Локти полуопущены, ладони готовы в любой момент выхватить оружие.
– А ты уверен, что мы в том месте высадились?
– Уверен. Маркитанты точно указали – кремль на высоком мысу. А в кремле высокая башня есть – колокольня. Ее издалека на реке видать и ни с чем не перепутаешь. И мы ее видели засветло… Высаживались, конечно, уже в темноте. Но это где-то рядом. И вообще – ты же знаешь, как Зюб в темноте видит? Наверняка найдет.
– А если в кремле людей нет?
– Как нет?
– Ну, соврали, к примеру, торгаши.
– Зачем? Они наоборот рады, что теперь в кремле люди сидят. Хоть торговать теперь есть с кем. С мохнатыми какая торговля? Так что – есть там люди. Повезет – уже к утру к ним попадем.
– Ну, хорошо бы, если так. Хотя… – Рыжебородый вяло махнул рукой.
– Чего?
– Не факт, что помогут. Сам знаешь, нигде чужаков не любят. Вон, маркитанты, вроде бы тоже люди. А сунься к ним без денег или товара – ворота не откроют. А то и вовсе в рабство продадут на невольничьем рынке.
– Торгаши, они на то и торгаши, чтобы жлобить. – Русый сплюнул под ноги. – Может, у них вообще какая мутация в мозгах случилась. А люди, Заяц, они везде люди. И на Урале, и в Сибири. Да, испортились малость. Но человек с человеком договариваться обязан. Иначе он и не человек вовсе. А так – чмо ходячее.
– Удивляюсь я тебе, Бортник. Вроде взрослый уже мужик и жизнью… – рыжебородый со всхлипом вздохнул и, поморщившись, закончил фразу: – и жизнью ломанный. А все в людскую доброту веришь.
Бортник повел плечами. Хмыкнул.
– Я не верю, а надеюсь. И не на доброту, а на здравый смысл. Понимаешь, Заяц, в этой жизни без надежды нельзя. Люди, они, конечно, разные попадаются. Но надежда, паря, умирает последней. Так еще наши предки считали. Мудрость народная, короче.
– Хорошо тебе так рассуждать. У тебя из живота пулю не выковыривали.
– И чего? Из меня раньше много чего выковыривали. Но живой же?.. Ты потерпи. Сутки-другие, и будешь, словно новенький. Эта мазь, она и мертвого на ноги поставит.
– Хорошо бы так… Как думаешь, из наших кто еще живой остался?
Бортник отозвался не сразу, настороженно поглядывая в сторону густых кустов.
– Да кто ж его знает? Надеюсь, что остался. Может, кто и в лес успел уйти. Мы ж гонца тогда послали, когда эти чешуйчатые появились…
Некоторое время оба молчали. Рыжебородый Заяц продолжал с тем же унылым видом сидеть на корме, лишь тяжело вздыхал периодически. А Бортник слегка прохаживался по песку, не удаляясь от лодки: пять шагов в одну сторону, пять в другую. И все косил глазами на заросли: то ли поджидая кого-то, то ли, наоборот, опасаясь.
Первым заговорил Заяц:
– Бортник, слышь?
– Чего?
– Я что спросить хотел. Сказать, вернее. Это, если вдруг… Короче, ты закопай меня поглубже, если… Не хочу, чтобы разные твари по кусочкам растащили.
– Не думай ты об этом, Заяц. – Бортник остановился и с укоризной посмотрел на товарища. – Я же говорю – оклемаешься и…
Он осекся и быстро, на каблуках, развернулся к берегу. Там, около кустов, стояли четверо. Они появились из темноты, словно призраки. Люди или кто еще – сразу и не разберешь. Харь толком не видно, лишь понятно, что косматые и бородатые.
Одеты – кто во что горазд. И явно не у лучшего городского портного – так, в обноски. На двоих вроде как кольчуги. Еще один в ржавых латах, времен, похоже, Ледового побоища, к тому же без шлема и нижней части поножей. Четвертый был в куцей байдане, явно снятой с какого-то коротышки, зато, в отличие от «латника», являлся обладателем шлема с бармицей.
И оружие «братва» имела такое же разномастное. «Латник» держал в руке секиру, первый из «кольчужных» – копье, второй – кусок трубы, а у долговязого в байдане и шлеме в руке была какая-то кривая хренотень… Ятаган, что ли?
В общем, не воинство, а сброд. Но четверо. И, судя по амуниции, далеко не мирные пахари и сеятели, а романтики с большой дороги. И очень даже не хилые, а, скорее, наоборот – битки. «Латник» и вовсе громила, плечи широченные, да и рост под два метра. А расстояние…
Расстояние – метров двадцать, прикинул Бортник. Нет, лодку в воду уже не столкнуть, не успеем. И драпать по берегу нет смысла – Заяц сейчас не ходок.
– Иди ко мне, – негромко, не оборачиваясь, бросил товарищу. Но тот уже и сам сообразил – приблизился и встал у плеча.
– Не дрейфь, пробьемся, – подбодрил Бортник.
– А я и не дрейфлю, – просипел Заяц и облизнул сухие губы. – Помирать, так с музыкой.
– Хорошая присказка. От кого слышал?
– От тебя.
– Да ну? Какой я умный… – Бортник пытался шутить, чтобы взбодрить Зайца. Но предчувствия у него были тяжелые. Очень нехорошие предчувствия.
Незнакомцы между тем медленно приближались в угрюмом молчании. По ходу рассредоточивались, охватывая жертв полукругом. Понятное дело, хотят прижать к воде. Стратеги хреновы!
– Привет, мужики!
Бортник это выкрикнул на всякий случай. Так, чтобы легкие прочистить. «Мужики» не то чтобы отозвались с радушием, но остановились. Теперь до ближайшего из них, «латника», было шагов десять.
– Ну, как хотите, – пробормотал Бортник, вытаскивая левой рукой из ножен палаш. Он владел обеими руками, но левой орудовать большим клинком ему было сподручней. – Обойдемся без теплых приветствий.
«Латник» сделал несколько коротких шагов и вдруг произнес высоким голосом:
– Оружие положьте на землю.
– Чего?
– Оружие, говорю, положьте.
– И чего?
– Того. Монеты, продукты есть?
– Откуда? Сами хотели у вас попросить.
«Латник» наклонил огромную косматую голову, как будто удивился или задумался. До него оставалось пять или шесть шагов – один хороший рывок. В этот момент из-за туч внезапно выглянула луна, и Бортник разглядел лицо противника. Оно было странно перекошено и вытянуто – от того, что на одной стороне лицевой кости образовался здоровенный нарост. А с другой стороны оттопыривалось большущее, величиной с ладонь, ухо.
Вот, урод! Вот почему его голова казалась издалека такой огромной. Ворм? Похоже, они наткнулись на шайку вормов. Вернее, те сами их обнаружили. Эх, Заяц, накаркал «трупоедов» на свою задницу. И мою тоже.
– Борзый ты, – прогнусавил «латник». – Откель только такие крутые берутся. Вы чего, по реке приплыли?
Бортник не ответил, оценивая обстановку. Три остальных мутанта находились еще ближе, чем вожак. Шагни – и можно достать палашом. Или тебя достанут – не трубой, так копьем.
Ударить первым? Или попытаться отбиться, стоя спина к спине с Зайцем? Один бы он, не раздумывая, бросился на пролом. Но Заяц едва на ногах держится… Ах, если бы Зюб сейчас вернулся!
– Точно, приплыли. Вижу, что чужаки.
«Латник» пробубнил это без выражения, констатируя факт. Вроде бы как поддерживал разговор. А сам, упырь гребаный, уже примеривался, как засадить в Бортника секирой.
– С чего ты взял, головастик, что чужаки? – почти ласково отозвался Бортник. И подумал: нет, нельзя дальше выгадывать. Продолжая сжимать палаш кистью левой руки, он опустил правую руку вниз, к бедру. И слегка отвел ее назад.
– Да сапоги у вас, вижу, чудные, – отозвался «головастик». – Что за кожа? Толстая, у нас такого не носят. Из какого зверя скроили?