Зрелище было достаточно забавное, но Синяков никак не мог взять в толк, зачем Дрозду (да и без Стрекопытова здесь тоже не обошлось) понадобился весь этот цирк. Развлечь они его, что ли, хотели? Или вдохновить на дальнюю дорогу? Так уж пусть бы лучше какая-нибудь стриптизерка сплясала. Говорят, их сейчас можно прямо на дом приглашать… Или шаман дешевле обходится?
Время между тем шло. Шаман, похоже, впавший в экстаз, выделывал умопомрачительные коленца. Бубен грохотал, как сердце до полусмерти загнанного великана. Сковородка продолжала смердеть.
Постепенно Синяковым начала овладевать какая-то странная апатия. Все его тело отяжелело, как это бывает при разгоне на карусели, и он, по примеру Стрекопытова, присел в углу кухни на корточки.
Шаман то падал на пол, то, наподобие ваньки-встаньки, вскакивал на ноги. При этом он ни на мгновение не переставал бить колотушкой в бубен. По-видимому, его слова дошли-таки до духов неба и преисподней, и теперь те играли его телом, как мячиком.
Лента с головы шамана давно слетела, и копна густых волос скрывала его лицо. Когда же во время особо резких пируэтов волосы разлетались по сторонам, становились видны жутко поблескивающие белки закатившихся глаз и пена, пузырившаяся на бледных губах.
Синяков подумал, что, если так будет продолжаться и дальше, парню придется вызвать неотложку. Однако мысли его были какие-то вялые, безучастные, не побуждающие к конкретному действию.
Вскоре у Синякова, непривычного к такой позе, затекли ноги. Он попробовал встать, однако с недоумением убедился, что не может даже пальцем пошевелить.
Повода паниковать не было, и Синяков первым делом попытался сосредоточиться, как это он привык делать раньше, когда попадал в критическое положение на борцовским ковре. Тут его ожидал новый неприятный сюрприз — утратив власть над своим телом, он заодно утратил и память. Все вылетело из головы — и собственное имя, и предыстория происходящих сейчас событий, и причина, по которой он оказался в этой полутемной, замызганной кухне.
Теперь перед его глазами мельтешил не только этот Странный человек с бубном в руке, но и все окружающие предметы — газовая плита, колченогий стол, помойное ведро, батареи пустых бутылок, выстроившихся вдоль стен, и даже сами стены.
Это круговращение все ускорялось, пока не превратилось в бешеный водоворот. Сам Синяков не мог не то что двигаться, а даже дышать. Невыносимая тяжесть навалилась на него и стала затягивать в жерло бездонной воронки.
Она вела не на небо, а в преисподнюю, это Синяков знал точно. Так же точно, как и то, что там его ожидает смерть. Жуткая и мучительная смерть, до которой не могли додуматься даже самые жестокие из людей. Смерть от когтей и клыков владык преисподней, а может быть, от их ласк.
Его обманули. Ему пообещали, что отправят в путешествие к сыну, а отправили туда, откуда нет возврата… Кому-то нужно, чтобы он навсегда исчез из этого мира… Но почему для этого понадобилась столь грандиозная, прямо-таки мистическая западня? Разве нельзя было обойтись ножом или пистолетом? Ах да, духи преисподней, наверное, презирают оружие людей…
За мгновение до того, как расстаться с жизнью — не с жизнью вообще, а лишь с прежней жизнью, потому что впереди его ожидала другая жизнь, жизнь-мука, жизнь-страдание, жизнь-ужас, — Синяков далеко внизу под собой увидел город, вернее, только его крохотную часть… Деревья без листьев, улицы без пешеходов, храмы без крестов…
Когда он пришел в себя, одеяло с окна было снято, а запах адской смолы почти выветрился. Возле распахнутой форточки стоял шаман, все еще очень бледный, но похожий уже на человека, а не на гальванизированный труп, и жадно вдыхал свежий воздух.
Синяков ощущал себя не хуже и не лучше, чем обычно, только немного побаливал нос. Он осторожно тронул его, и на ладони осталась кровь.
— Разбил, когда о стенку ударился, — спокойно пояснил шаман. — Но это и к лучшему… Духи любят человеческую кровь. Даже больше, чем клопы. Нет лучшего способа привязать их к себе, чем окропить кровью. Своей, естественно.
В другой обстановке Синяков счел бы эти слова бредом, но после всего пережитого уже ничему не удивлялся. Правда, в реальности небесного мира он был не вполне уверен, однако в том, что преисподняя существует, не сомневался, по крайней мере в настоящий момент. (Так бывает с только что проснувшимся человеком, некоторое время еще пребывающим под впечатлением сна-грезы или сна-кошмара.)
Тут на кухне появились Дрозд и Стрекопытов. Последний приволок с собой бутылку водки, на горлышко которой была надета хорошо знакомая Синякову серебряная стопка.
— Выгнал я всю эту шушеру к едреной маме, — сообщил он тоном человека, только что закончившего нелегкий, но важный труд. — Надоели, вурдалаки…
Пусть в подъезде допивают.
Синяков охотно принял предложенную ему стопку, но выпить не сумел, расплескал — не то губы онемели, не то чересчур сильно дрожали руки.
— Малость сдрейфил? — поинтересовался у него на удивление трезвый Стрекопытов. — Бывает… Зато теперь всегда с удачей будешь. Как Клавка Метла со своим протезом.
— Это как сказать, — задумчиво произнес шаман, не отходивший от окна.
— А что такое? — забеспокоился Стрекопытов. —Аль не вышло что? Не подманил ты своих духов?
— В вашем понимании духи что-то вроде карасей, которых подманивают на червячка, — слегка поморщился шаман. — А ведь это создания совсем иной природы. Только они одни способны свободно перемещаться между верхним и нижним миром. Соответственно и отношения с действительностью у них совсем другие. Людям, навсегда запертым в этом… промежуточном мире, — он притопнул ногой, словно проверяя прочность пола, — не дано понять их.
— А ведь обещал помочь, — пригорюнился Стрекопытов. — Дескать, не подведу… Только стукну в бубен, и вся эта потусторонняя кодла здесь соберется…
— Разве я от своих слов отказываюсь? — пожал плечами шаман. — Все сделал, как договаривались… Немало разных духов заинтересовались вашим товарищем, но дальнейшее зависит уже не от меня… Похоже, был здесь и его дух-покровитель. К своему подопечному он почему-то относится достаточно прохладно, но на его помощь в принципе можно надеяться. Особенно в тех краях, куда Федор… э-э-э…
— Андрееевич, — подсказал Синяков, воспринимавший полный идиотизм происходящего как должное.
— Да-да! Куда Федор Андреевич сегодня отправляется, — закончил шаман (с таким воспитанным человеком Синякову давно не приходилось общаться).
— Ну и ладушки! — обрадовался Стрекопытов. — Тогда дернем на посошок и будем по норам разбегаться. Тачка для отъезжающего уже подана.
— Теперь несколько слов о тех краях… вернее, о том месте, где завтра окажется Федор Андреевич, — игнорируя предложение Стрекопытова, произнес шаман. — Судя по всему, он уже бывал там раньше…
— Бывал, — согласился Синяков. — А я и не скрывал этого.
— Не узнали ли вы его… в одном из… своих видений? — Шаман, видимо, привыкший объясняться совсем другими терминами, тщательно подбирал нужные слова.
— Трудно сказать.., — Синяков задумался. — Если по-честному, я тот город сверху никогда и не видел. Какие-то улицы вроде промелькнули… Сквер, церковь… Только не узнать ничего. Четверть века как-никак прошло… Но вид, конечно, унылый. Не то там мор, не то осада…
— Некоторые люди, к числу которых принадлежу и я, полагают, что вселенная состоит из трех уровней, — продолжал шаман, созерцая нечто находящееся за пределами кухни (а воможно, и за пределами нашего мира). Для человека, незнакомого с техникой особого вида медитации, обычно называемого шаманством, доступен лишь средний уровень. Смею утверждать, что как верхний, так и нижний миры могут весьма напоминать знакомые нам места. Там текут похожие реки, произрастают похожие леса и существуют города, почти идентичные, скажем, Москве или Мадриду… Хотя все это одна видимость.
— Почему? — ляпнул Синяков, мало что понявший из предыдущих слов.
— Посудите сами… Если человек может существовать на небесах или в преисподней только в качественно ином состоянии, то и сами эти миры должны кардинальным образом отличаться от нашего, срединного…
— Ребята, завязываем! — Стрекопытов постучал ногтем по стеклу своих часов. — Отлет через два часа. А ведь аэропорт, мать вашу, не за углом.
— Всего пару минут, — заверил его шаман. — Без этой информации Федору Андреевичу будет нелегко разобраться в некоторых событиях, участником которых он, возможно, станет. Город, о котором мы ведем речь, пребывает в весьма странном состоянии. То, что вы успели заметить в тот момент, когда ваша душа… обрела некоторую свободу, могло быть только тенью настоящего города. Его призрачным двойником, пребывающим в преисподней… Не знаю, что здесь причиной, магия проклятого места или воля очень сильного злого духа, но вам предстоит столкнуться с немалыми трудностями. Так что будьте готовы ко всему…
— Действуй с оглядкой и не тряси зря рогами, — с видом знатока посоветовал Стрекопытов.
— Увы, ваши советы актуальны только для нашего родного мира, — произнес шаман невесело. — На небесах, не говоря уже о преисподней, все привычные понятия обесцениваются. Ко всему приходится приспосабливаться заново… Как птичке к подводной жизни.
— А такое возможно? — усомнился Синяков. — Я про птичку.
— Имеется в виду не простая птичка, а волшебная. Наделенная не совсем обычными свойствами… Не удивляйтесь. Из вас мог бы получится весьма незаурядный шаман. То есть человек, способный по примеру духов странствовать между мирами.
С улицы раздался длинный автомобильный гудок. Судя по его мощи, тачка, зафрахтованная Стрекопытовым, весила никак не меньше десяти тонн.
— Желаю удачи. — Шаман повернулся к окну спиной и впервые встретился с Синяковым взглядом. — Предсказать судьбу человека очень сложно. А вашу и подавно. Поэтому будем надеяться на лучшее. Вашу душу я кое-как подлатал. В дальнейшем полагайтесь только на себя самого. Не забывайте, что собственных сил и способностей у вас вполне достаточно.
— Так говорите, шаман бы из меня получился? — поинтересовался Синяков, еще недавно искренне —полагавший, что из него даже путный сборщик стеклотары не вышел бы.
— Безусловно.
— А учиться для этого надо?
— Желательно. Но вовсе не обязательно. Главное — способность, а опыт придет потом. Я знал одного очень известного шамана, который все свои качества приобрел самостоятельно в течение буквально пары часов. Правда, эти часы он провел в могиле, переполненной трупами… А вас, похоже, привлекает эта стезя?
— Попробовать не мешало бы…
— Посоветуйтесь со знающими людьми, если такие вам встретятся. Почитайте соответствующую литературу. Сейчас она поступает в открытую продажу. А главное, сосредоточьтесь на своем внутреннем мире… Вот эти вещицы примите от меня на память, — он протянул Синякову небольшой сверток, перетянутый резинкой.
— Что там? — осторожно поинтересовался Синяков. — Меня с вашим подарком в самолет пустят?
— Конечно, пустят. Здесь иголка, которая в трудную минуту поможет вам отыскать путь к спасению, и зелье, дым которого следует вдыхать перед встречей с духами. Жечь его можно на чем угодно, хоть на спичке. Жаль, конечно, что у вас нет бубна, но если придется туго, стучите по любому предмету, представляющему собой резонатор. По кастрюле, по бочке, по лошадиному черепу. Только старайтесь придерживаться определенного ритма. Двести двадцать — двести сорок ударов в минуту.
Уже увлекаемый Дроздом и Стрекопытовым к дверям, Синяков успел задать с порога свой самый важный вопрос:
— А как поближе сойтись с духами? Чем их ублажать надо?
— Про кровь я уже говорил. — Шаман вышел вслед за ними в прихожую. — Очень неплохо, если вы сумеете пройти через смерть и воскрешение. Таких людей . духи особенно ценят… Не следует также забывать, что духи всех категорий обладают половыми признаками. Если сможете ублажить кого-нибудь из них в сексуальном плане, покровительство вам гарантировано.
— Духа ублажить?-переспросил Синяков уже из лифта.
— Его.
— Это вы серьезно?
— Вполне. Разве такими вещами можно шутить…
Когда кабинка лифта, на стенах которой каждый из гостей Стрекопытова не преминул оставить свой автограф (кто гвоздем, а кто струёй мочи), поползла вниз, Синяков спросил у Дрозда:
— Неужели вы во все эти предрассудки верите?
— Я придерживаюсь принципов дзен-буддизма, — солидно пояснил участковый. — Это мне как-то ближе.
«Боже мой, — подумал Синяков. — Как изменился мир! Ведь раньше менты придерживались только принципов марксизма-ленинизма. В крайнем случае — алкоголизма. Хотя и в скрытой форме».
Между тем Стрекопытов, желая продемонстрировать широту своего кругозора (хотя о буддизме он знал только со слов знаменитой песни Высоцкого), как бы между прочим заметил:
— В переселение души, значит, веришь, начальник… Ну-ну…
— Душа переселиться не может, поскольку ее не существует, — как о чем-то само собой разумеющемся сообщил Дрозд. — Переселяется карма.
— А это что еще за фигня такая? — удивился Стрекопытов, выволакивая из лифта чемодан, на котором Синяков так и не удосужился замазать грозную надпись «Секретный № З».
— Судьба, если говорить просто, — похоже. Дрозд слегка смущался своих слов. — Но не слепая судьба, как ее понимают христиане или мусульмане, а судьба, предопределенная моим поведением в прежних жизнях.
— В гробу я эти дела видал! — ни с того ни с сего озлился Стрекопытов. — Шаманство! Буддизм! Я вот Завтра пойду в православный храм и свечку Николаю-угоднику поставлю! Так-то оно вернее будет.
— Тем и хорош буддизм, что в его основе лежит принцип терпимости, — произнес Дрозд мягко. — Только это и мешает мне, гражданин хороший, выселить вас из занимаемого помещения, давно превращенного в притон. Статью назвать?
— Не надо. Знаю, — сразу успокоился Стрекопытов. — Тридцать восьмая статья Основ жилищного законодательства. Выселение нанимателя без предоставления другого жилья за нарушение правил социалистического общежития… А разве ее не отменили?
— Для вас — нет, — отрезал участковый.
— Понял, — откозырял Стрекопытов. — Исправлюсь… Постараюсь изменить… эту… как ее… карму.
— Постарайтесь-постарайтесь, — кивнул Дрозд. — А я уж прослежу.
Как и следовало ожидать, под тачкой Стрекопытов подразумевал трехосный мусоровоз, закупленный в Японии по бартеру (мы им — металлолом, они нам — автомобили). Перед прочими видами транспорта этот монстр обладал тем преимуществом, что на правах коммунальной спецмашины имел право игнорировать любые запрещающие, а равно и предписывающие знаки. Поэтому путешествие обещало быть недолгим — через проходные дворы и детские площадки, минуя центральные проспекты с их вечными пробками, неисправными светофорами и разгулом дорожной милиции.
— Машина не хер, всех не увезет, — предупредил водитель «Ниссана», как нарочно имевший узкие косые глазки и желтое плоское лицо. — Пассажирское место только одно.
Стали прощаться.
— А свечку я все же поставлю, — шепнул Стрекопытов на ухо Синякову. — И Николаю-угоднику, и Андрею Первозванному, и Федору Столпнику.
Дрозд сказал буквально следующее:
— Последователи буддизма считают, что наша жизнь есть только долгий и тягостный сон. Пробудиться от него могут лишь избранные. Этих немногих и называют буддами, то есть проснувшимися. Постарайтесь убедить себя в том, что вся ваша прошлая жизнь была сном. Завтра проснитесь другим человеком и начните все сначала.
— Легко сказать, — пробормотал Синяков, пораженный плодотворностью этой, казалось бы, простой мысли. — Но я постараюсь…
Едва он успел втиснуться в кабину мусоровоза (громоздкий чемодан очень мешал), как водитель, при ближайшем рассмотрении похожий отнюдь не на японского самурая, а скорее на монголо-татарского разбойника, врубил все многочисленные мигалки и, рванув с места, прокричал неизвестно кому:
— Сукой буду не забуду, изуродую иуду!
Глава 3
Неизвестно, что было тому причиной: то ли покровительство духов, то ли крестное знамение, напоследок наложенное Стрекопытовым, то ли это просто судьба, крепко саданувшая человека под дых, давала ему возможность оклематься, но теперь у Синякова все складывалось нормально.
Мусоровоз без всяких проблем домчал его до аэропорта, билеты на нужный рейс продавались свободно. «Секретный № З» не вызвал никаких подозрений у бдительных контролеров, арка металлоискателя даже не пикнула, пропуская его в «отстойник». Запах перегара не смутил ни милицию, охранявшую выход на летное поле, ни стюардессу, провожавшую пассажиров к самолету.
К удивлению Синякова, давным-давно не пользовавшегося воздушным транспортом, посадка шла не с боку, а с хвоста. Салон оказался просторным, с двумя проходами между рядами кресел. Хотя большинство пассажиров мужского пола и так находились в подпитии, к их услугам был еще и бар с богатым выбором горячительных напитков.
Место, указанное в билете, располагалось рядом с проходом, но Синяков, воровато оглянувшись, пересел на свободное кресло возле иллюминатора — хотелось глянуть с высоты и на тот город, который он покидал, и на тот, в который направлялся.
Однако спустя минут пять, когда посадка вроде бы уже закончилась, в салон ввалился багроволицый мужик, что-то дожевывавший на ходу. Мельком глянув на свой билет, он жестом просигналил Синякову — сваливай, мол.
— Я, знаете ли, собирался полюбоваться нашей планетой с высоты. — Синяков попытался улестить так некстати появившегося конкурента вежливостью.
— А я, по-твоему, что собираюсь делать? — возмущенно прохрипел тот. — То же самое.