То было шикарное лето! Димка был интересным, широким, много знал, любил потрепаться, хорошо одевался. Мы всей командой ходили в новый бар в гостинице «Юрмала», куда швейцар пускал только за мзду из Димкиных суточных, и на пять рублей пили пять коктейлей: «Розовый слоненок», «Отвертка», «Золотая карета», «Русская красавица» с сахарным краем бокала и ненавистный, но выпитый мной на спор «Монах в пустыне»: в маленькой рюмке на дне был налит рижский бальзам, сверху тихонечко опускался сырой желток, по-видимому, монах, и по ложечке – аккуратненько водка. Гадость. Но, видимо, полезная. А на закуску там можно было заказать… не поверите… ПИЦЦУ! Просто это была первая пицца, которую я когда-либо ела в ресторане – домашние не считаются. Маленькая, величиной с блюдце, на толстом пышном слое теста с местным латвийским тминным сыром, кружочком помидора на томатной пасте и мааааленькой кругляшкой черной оливки. Всё неправильно, конечно, никакая это была не пицца, скорей, горячий бутер, но совершенно неповторимый вкус запомнился навсегда! Для нас, семнадцатилетних, почти детей, эти коктейли и пицца были эдаким вступлением во взрослую жизнь, полузаграничную, такую всю из себя таинственную, такую запредельную и почти запретную. И конечно, гастрономическим шоком!
Дома мы тоже делали замечательную пиццу, которая всегда была у нас на званых ужинах. Конечно же, это тоже была никакая и не пицца, а открытый пирог из всего, что есть в холодильнике. Но обязательными ингредиентами были помидоры и сыр. Мы раскатывали на большом противне слоеное тесто, смазывали кетчупом, сверху наслаивали нарезанные кружочками помидоры, тертый сыр, все возможности из холодильника: ветчину, грибы, колбасу, перчик, иногда консервный лосось, оливки, а сверху все это запорашивали сыром и ставили в духовку. Часто сами делали тесто, что было намного вкуснее – сливочное масло пополам со сметаной или майонезом и сколько возьмет муки, щепотку соли. А сверху как обычно.
Как меня спас Поженян
На пляже в Дубултах. 70-е гг. Папа, мама и Муслим Магомаев
В Юрмале было удобно то, что после любого застолья можно было дойти до дому по пляжу, протрястись, так сказать. И мы гуляли часами, доходили до каких-то ручьев и заброшенных необжитых уголков, шастали в «Яундубулы», самую известную на побережье шашлычную, или в самый модный в то время ресторан-кабаре, вылезающий полукругом прямо на пляж, – «Юрас перле» – морская жемчужина. На ночные шоу уже ходить было можно, по возрасту пропускали, и мы наблюдали смешную, молодую и тогда еще совсем незнаменитую Лайму Вайкуле в костюме мухоморчика, которая танцевала летку-енку с кучкой других мухоморчиков и пела какую-то грибную песню. А потом была премьера отцовской песни, и Лайма из ядовитого гриба превратилась в человека:
Убегу от зноя южного,
пыльного и злого дня.
Здравствуйте, товарищ Юрмала,
как вы жили без меня?
Нацепив из пены бантики,
на берег плеснет волна.
Пусть нахмурит брови Балтика,
Знаю, как добра она!
Я завидую художникам —
Встану рано поутру,
Нарисую тучу с дождичком,
А потом ее сотру.
Будет ветер плыть над дюнами,
Светом солнечным пронзён,
И пойду я к морю, думая,
Ни о чем и обо всём.
Станет жизнь моя высокою,
К теплым дюнам припаду,
С тихими крутыми соснами
Разговоры заведу.
Захмелев от ветра юного,
Смелая горит заря.
Подари на память, Юрмала,
Мне кусочек янтаря![9]
С таким милым мягким латышским акцентом, так было приятно, когда весь зал начал ей подпевать, а я вся из себя сидела гордая и чувствовала вроде как причастность! Хотелось встать и сказать: «Это ж мой папа написал!» Маленькая была. А за соседним столиком сидел Раймонд Паулс, с которым папа тогда работал.
Отец всегда много писал в Дубултах. Ехал не на отдых, а на работу. И распорядок дня был рабочий. В 9–10 начинался завтрак в большом, дальнем зале со стеклянными стенами: сидишь, словно в саду, а вокруг вкушают и чавкают столпы советской литературы. На завтрак обычно вкуснейший творог или сырники и снова кефир, местный сыр с тмином, нарезанный волнистыми треугольничками, крестьянский завтрак – тушенная с луком и шпиком картошка, залитая яйцом, нечто вроде омлета. Кофе с молоком, чай из титана. И меню, которое надо заполнить на следующий день.
До сих пор помню название супа, которое очень меня удивило – суп «Шелестень». В супе ничего особенно не шелестело, это были скорее щи из кислой капусты с какой-то крупой.
Мама привозила с собой в Дубулты любимый нами соевый соус, и я демонстрировала своим приятелям, как меняется вкус, скажем, бульона, если в него добавить сои. Я бегала от стола к столу и каждому предлагала соус – попробуйте, как вкусно! На второе обычно были лангет, зразы, бифштекс с яйцом, жаркое по-домашнему. Еще луковый клопс! Мы шутили, что это уважительное обращение к клопу – клопсссс! На самом деле очень вкусное блюдо.
Луковый клопсГовядину моем, сушим, режем на небольшие кусочки, слегка отбиваем. Обжариваем на сливочном масле. Лучше небольшими порциями, чтобы мясо действительно жарилось, а не тушилось.
Лук режем тонкими кольцами и слегка обжариваем на другой сковородке со сливочным маслом.
Перекладываем мясо и лук в глубокую кастрюлю вместе с соусом из сковороды, в которой жарилось мясо, и чуть добавляем воды. Солим, перчим, закрываем крышкой и тушим час на медленном огне. Затем разводим муку сметаной, добавляем к мясу и тушим еще 8–10 минут на слабом огне.
Клопс благодаря обилию подливки очень хорош с картофельным пюре, да и рис с гречкой тоже вполне подойдут в качестве гарнира.
Для клопса понадобятся:
1 кг мякоти говядины,
5 ст.л. сливочного масла,
5 средних репчатых луковиц,
1/2 стакана воды,
соль и перец по вкусу,
2 ст.л. пшеничной муки,
1 стакан сметаны.
После обеда все обычно недолго сидели в зале перед столовой, читали газеты и обсуждали с друзьями новости и планы на вечер. Потом отец поднимался к себе в номер и садился писать. Работал почти до ужина. В номере всегда были чай, кипятильник и большая кружка. И какие-нибудь печенья. Без чая папа просто не мог. Пока он работал, мама с Ксенькой и Лидкой сидели в другом номере или были на пляже, а я бегала по окрестностям с писательскими детьми. Иногда ездили домтворческим автобусом в лес за грибами и черникой. И того, и другого было много. Грибы я обычно жарила на кухне в столовой и угощала потом тех, кого любила.
Ужинать ходили без мамы. Она держала диету, на ночь не ела. Иногда после работы перед ужином оставалось время полежать чуть-чуть на пляже и окунуться в холодную балтийскую воду. Однажды пошли все втроем – мама, папа и я, лет десяти, купаться. Вода холодная, обжигает, градусов 18, окунуться страшно, долго-долго шли, чтоб нырнуть. Вроде уже более-менее стало глубоко. Отец поплыл. Мы с мамой рядом идем, уже на цыпочках, прыгаем, веселимся, машем отцу, он в ответ. Вдруг я подпрыгнула и провалилась под воду уже с головой, глотнула воды, запаниковала и стала тонуть! По-настоящему. С животным ужасом, как котенок в ведре. Паника страшная штука, лишает рассудка. Я в одно мгновение забыла, что плаваю почти профессионально, хожу к тренеру с 6 лет – все это от страха мгновенно забылось! Я стала бить руками по поверхности воды, пытаясь нащупать ногами дно. Дна не было. Плыть я не могла, мне свело ноги. Мама сразу поняла, что я тону. По моим полным ужаса глазам. Она дала мне руку, но я, ухватившись что есть силы, бросилась к ней на плечи, и мы обе пошли ко дну. Кое-как оттолкнувшись от песка, мама вытолкнула меня на поверхность и стала кричать и махать отцу. Папа радостно махал в ответ. Он был от нас далеко и не понял, что с нами происходит. Я обхватила мамину шею, пытаясь спастись, мы дружно глотали воду и пытались кричать. Вдруг меня кто-то приподнял, отодрал от мамы и мощными гребками отбуксировал к берегу. Осталась картинка в памяти: дядя Гриша Поженян, красиво держа меня на руках, как в фильме, выносит на берег. Следом бежит мама. Он кладет меня на полотенце, я страшная, синяя и дрожу. К нам сбегаются все пляжные писатели. Гриша чувствует себя героем. И я немножко героиня, хоть и жертва. Он и вправду герой: ушел на фронт в первый день войны, раненый, контуженый, его посчитали погибшим, выжил, победил, поступил в Литинститут, откуда его два раза исключали за поддержку опальных друзей и учителя Павла Антокольского. И песни у него прекрасные: «Мы с тобой два берега у одной реки» – его. Вот такой настоящий герой меня спас! К моему одру сбежался весь пляж, все хотели внести свою собственную лепту в спасение: кто-то укрывал полотенцем, кто-то выбирал из волос пупыристые желтые водоросли, кто-то принес воды, от которой я категорически отказалась – наглоталась уже, спасибо! Рядом молча сидела мама, обессиленная и опустошенная.
К нашей толпе подошел только что вышедший из воды отец. Он с удивлением посмотрел на народ вокруг нас и вопросительно-тревожно взглянул на маму.
– Робочка, мы чуть не утонули.
– Мы утонули, но нас спасли! – уточнила я.
Папа выслушал, что произошло, помрачнел и сильно-сильно обнял нас.
– Девоньки вы мои… А я-то, дурак, ничего не понял…
Потом посмотрел туда, где на шезлонге обычно лежал Гриша. Поженяна уже не было. Он пошел на ужин.
Пляж в Юрмале
Немного Галича и Магомаев
За роялем Муслим Магомаев и Арно Бабаджанян
В Дубултах всегда было очень интересно, обстановка необычная, творческая, удивительная. Часто приезжал Михаил Козаков и приглашал всех друзей на 9-й этаж в холл, где, закрыв шторы от белого балтийского солнца, полулежа на диване, читал стихи, глядя на остальных полуприкрытыми выпуклыми глазами. Ахматову, Цветаеву, Мандельштама, Корнилова, Сашу Черного – его натренированная память вмещала, наверное, всю антологию русской поэзии. Читал так, что захватывало дух и казалось, читает именно тебе, лично. На низком журнальном столике стояла водка, железные рюмки-матрешки – одна в одну и закуска, кто что принесет. Но пока он читал, никто и пошевелиться не мог, слушали. А он все читал и читал, а все вокруг боялись вздохнуть.
Пел Галич, приблизительно в такой же обстановке, с теми же неубиваемыми рюмками-матрешками. Пел, проверяя на нас свои новые песни, а как допевал последнюю, а потом на бис, и ещё, и ещё, начинался разговор и его обычное приглашение перед уходом: «Ну, приходите ко мне, сельдя заколем…» Именно сельдя и именно заколем. И много рассказывал. Вспоминал, как встретился с Александром Вертинским в ресторане «Славянский базар». Галич туда зашел отметить в одиночестве очередной гонорар, сел, назаказывал, устроился, стал ждать. Вдруг открылась дверь, и вошел Вертинский – в цилиндре, черном длинном пальто и белом кашне. Устало оглядел зал, кивнул Галичу и сел за соседний столик. Подошел официант, Вертинский попросил только стакан чая. Ему принесли. Некрепкий, сказал он, я люблю крепкий. Поменяли. Теперь уже не такой горячий, он любит, чтобы пар шел. Принесли другой, крепкий и горячий. Там чаинки, я так не люблю, сказал Вертинский. Процедили. Ну он же ведь совсем остыл теперь – закапризничал он. Пять раз гонял Вертинский пожилого официанта из-за стакана чая. Попросил счет, оплатил копейка в копейку, не оставив чаевых. Поднялся и вальяжно ушел. Галич жалостливо посмотрел на официанта, но тот слегка улыбнулся и мечтательно сказал: «Дааа, настоящий барин. Сейчас таких нет». И ушел, покачивая головой.
Ох, как много всего было в этом холле рассказано, и как жаль, что мало запомнилось.
Приезжал к нам часто и Муслим Магомаев. Ходили в его любимый ресторан «Под лодками». Ели жаренные в масле черные тминные сухарики с чесноком, салаку, как папа ее ласково называл, «копчушку», пирожки с беконом, рыбу в молоке и горох с луком. Рижский бальзам Муслим не любил, предпочитал водку. В юрмальские рестораны ходили очень часто: и в «Лидо», и в «Юрас», везде. Муслим, как и любой кавказский мужчина, не то что любил готовить – на это у него и времени-то никогда не было, – а имел какое-то особое чутье на готовку, чаще общался с мамой на кухне, чем сидел за столом, и советовал, что из трав куда добавить, что из блюд готовить под крышкой, что без, давал какие-то нужные и полезные кулинарные советы. От него мама узнала, что бывают котлеты не только из мясного фарша, но и с добавлением тертой картошки.
Котлеты по-магомаевскиБралась говяжья вырезка, прокручивалась через мясорубку, на мелкой терке натиралась одна сырая картофелина, одна небольшая луковка, немного чеснока, соль, перец, мелко нарезанная зелень и специи. Формировались небольшие котлетки и жарились в масле, под конец жарки сковородка накрывалась крышкой, и огонь выключался.
Почему только вырезка? – спросила тогда. Сухо ведь. А кроме вырезки одно время ничего не было, говорит, а потом так к более постным и привык. Еще часто у Магомаева делали на десерт русский вариант тирамису. Его подругой тогда была Мила Фиготина, она нам этот рецепт и дала. Про итальянский тирамису тогда вообще мало кто знал, ведь за границу почти никто не ездил, а этот рецепт был очень хорош, хоть и безумно калориен. Магомаев всегда взбивал крем самостоятельно, никого к этому важному делу не подпускал, а потом долго и тщательно соскребал пальцем с плошки и слизывал остатки крема. Усовершенствовал этот рецепт, придумав добавлять туда коньяк или ликер, но обычно лил слишком много.
Русский тирамису по-магомаевски2 стакана воды и 4 ч.л. молотого кофе вскипятить, процедить через марлю и остудить. Полстакана сваренного кофе вылить в кастрюлю, засыпать один стакан сахара и вбить яйцо, все тщательно размешать. В оставшийся кофе влить еще стакан воды, вскипятить в отдельной кастрюле, добавить немного коньяка или ликера и охладить. Размягченное сливочное масло взбивать, добавляя полученную сахарную массу с яйцом и порошок какао до получения крема. Овсяное печенье окунать в кофе с коньяком и выкладывать на тарелку слоями, смазывая каждый слой кремом. Украсить какао-порошком, посыпанным через сито.
Вам понадобятся:
900 г овсяного печенья,
300 г сливочного масла,
1 стакан сахара,
1 яйцо, молотый кофе,
какао-порошок,
2 стакана воды,
коньяк или ликер «Гран Марнье».
Однажды после сольного концерта Муслима в Колонном зале мы позвали всех друзей к нам в длинную и узкую, похожую на вагон квартиру на Калининском проспекте отмечать концерт. Назавтра был его день рождения, и всех пригласили в ресторан «Баку», где Муслим всегда накрывал роскошный стол, специально для этого случая вызывая проверенных, «своих» поваров из Баку: один отменно жарил шашлык, другой потрясающе варил плов, третий фантастически делал цыплят-табака. Но это должно было случиться только завтра, а сегодня, пригласив кучу друзей с концерта, мама решила сделать вырезку с грибами в сметанном соусе – просто, быстро и вкусно. Дело было вечернее, гостей много, голодных, послеконцертных, жаждущих выпить. Мама с Милой с порога бросились на кухню. Потихоньку подъезжал народ. Быстро нарезана сырокопченая колбаса, вынута на волю и ровно разложена селедка, залитая настояще-пахнущим подсолнечным маслом, вымыты зелень, овощи и много-много зеленого салата, который будет обязательно с кефирной заправкой – наш фирменный, поставлена вариться картошка в мундире – нет ведь времени очистить, быстрей-быстрей! Да, водка из морозильника, запотевшая, обжигающая, не дотронешься! Кромсаются грибы – и на сковородку. И отбиваются ломти вырезки – рраз, молотком, чтоб она распласталась, утоньшилась и размягчилась, а потом каждый кусок смазывается горчицей, перцем и на сухую раскаленную сковородку с диким шипением. Переворачиваются и еще пару минут на другой стороне, затем солятся, добавляются уже успевшие выпустить влагу и подрумяниться грибы, и заливается все это, наконец, банкой сметаны. И сразу снимается сковородка с огня и шкворчит по дороге на стол, и вдруг какое-то неловкое движение – и вырезка с грибами летит в сметанной волне прямо на гостей! Немая сцена. Больше всего вырезки и сметаны досталось тогда Оскару Фельцману, один кусок даже сняли с его ботинка. Но неужели вы думаете, что в то дефицитное время можно было вот так просто выкинуть улетевшую вырезку? Что вы! Гости во главе с Муслимом поползали по полу, заглянули под стол, аккуратно собрали все мясо и отдали хозяйкам, чтобы те его помыли и выдали снова: «Да ладно вам, не выбрасывать же, другого горячего ведь нет…» Быстро пожарили лук, соединили с картошкой и многострадальной вырезкой, снова залили сметаной, вскипятили и тихонечко, аккуратненько оттащили на стол – новый вариант горячего блюда, практически реинкарнация. Съели все за милую душу, ели и нахваливали! А наш зеленый салат особенно!
На рыбалку в Балтийское море. 1972 г.
Муслим учит Ксеню играть на пианино. Ксения, видимо , не хочет
На рыболовецком катере – Муслим Магомаев и Олег Руднев
Зеленый салат с заправкой из кефира2–3 пучка зеленого листового салата промыть, обсушить, нарезать и выложить в большой салатник. Главное – приготовить вкусную заправку!
Измельчить грецкие орехи, чеснок, кинзу в кашицу. Добавить кефир, сметану, сок лимона, соль, сахар. Перемешать и залить листья салата.
Для заправки понадобятся:
по 1 стакану кефира и сметаны,