— Меня зовут Катрина, мне тридцать лет… — начала она.
Беседа могла продлиться часа два. От Софи не укрылись всевозможные ухищрения директрисы, вплоть до самых грубых, лишь бы убедить посетительницу в том, что ее «понимают» и она наконец обрела внимательную и опытную слушательницу, которой ей так не хватало, короче, чтобы убедить ее, что она попала в добрые руки всеобщей мамочки с тонкой чувствительной душой, которая все схватывает с полуслова, что и доказывает мимикой, означающей то: «Можете не продолжать, я все поняла», то: «Я знаю, в чем ваша проблема».
Время поджимало. Софи спросила со всей возможной неловкостью, как «это все происходит», и добавила, что ей вскоре надо вернуться на работу.
В подобных ситуациях всегда начинается бег наперегонки с часовой стрелкой. Один хочет уйти, другой хочет задержать. Это напряженная борьба, во время которой на скорости прокручиваются все этапы настоящей маленькой войны: атаки, уклонения, передислокации, устрашение, ложное отступление, смена стратегий…
В конце концов Софи устала. Она узнала все, что требовалось: цену, уровень клиентуры, схему встреч, гарантии. Пробормотав смущенное, но отражающее внутреннюю убежденность «Я подумаю», она вышла. Со своей стороны она сделала все возможное, чтобы не слишком потрясти воображение директрисы. Без колебания назвала фальшивое имя, фальшивый адрес и фальшивый телефон. Направляясь обратно к автобусу, Софи пребывала в уверенности, что больше сюда никогда не вернется; зато она получила подтверждение того, на что надеялась: если все пройдет хорошо, скоро она обретет новую и совершенно безупречную личность.
Отмытую, как грязные деньги.
И все благодаря выписке из свидетельства о рождении, выданного на чужое имя, но абсолютно достоверного. Ей останется только подыскать мужа, который даст ей новое имя, безупречное, не вызывающее ни малейших подозрений…
Найти ее станет невозможно.
Исчезнет прежняя Софи, воровка и убийца; прощай, Софи-Чокнутая.
Выход из черной дыры.
Явись, Софи-Пречистая.
11Софи прочла не так много детективов, но кое-что она себе представляла: задняя комната ресторанчика в подозрительном квартале, полная табачного дыма и неприятных субъектов за карточным столом; вместо этого она оказалась в большой квартире с белыми стенами и огромными окнами, из которых открывался вид почти на весь город, а перед ней стоял сорокалетний мужчина, правда, не очень улыбчивый, но на вид вполне цивилизованный.
Это место выглядело карикатурой на все, что она ненавидела: застекленный кабинет, дизайнерские кресла, абстрактная раскраска стен… работа декоратора, рассчитанная на расхожие вкусы.
Мужчина расположился за письменным столом. Софи осталась стоять. Ее привела сюда в самое неподходящее для нее время записка из почтового ящика. Простая записка с адресом и расписанием, ничего больше. Ей пришлось сбежать из кафе, и она очень торопилась.
— Итак, вам нужна выписка из свидетельства о рождении… — просто сказал он, глядя на нее.
— Это не для меня… это…
— Не утруждайтесь, это не важно…
Взгляд Софи сфокусировался на мужчине, чьи черты она попыталась запомнить. Под пятьдесят, больше сказать нечего. Ничего примечательного.
— Наша репутация на данном рынке безупречна. Мы предлагаем продукцию высокого качества, — продолжил мужчина, — в этом весь наш секрет.
Голос мягкий, но решительный. Создает впечатление, что вы попали в надежные руки.
— Мы предоставляем в ваше распоряжение надежный и качественный документ. Разумеется, вы не сможете пользоваться им вечно, но на некоторый разумный срок мы гарантируем вам превосходную продукцию.
— Сколько? — спросила она.
— Пятнадцать тысяч евро.
— У меня столько нет!
Софи выкрикнула эти слова. Но мужчина умел торговаться. На мгновение задумавшись, он заявил тоном, не терпящим возражений:
— Мы не опустим цену ниже двенадцати тысяч.
Это больше, чем у нее есть. И даже если она найдет недостающую сумму, у нее не останется ни гроша. Ей казалось, что она стоит в объятом пламенем доме перед раскрытым окном. Прыгать или нет. И второго шанса не будет. Она попыталась оценить свое положение по глазам собеседника. Он не уступит.
— Как это обычно происходит? — спросила она наконец.
— Очень просто… — продолжал мужчина.
Когда Софи вернулась, на двадцать минут опоздав к началу своей смены, в кафе было полно народу. Влетев в дверь, она заметила, как Жанна гримасничает, указывая ей на стойку. Софи даже не успела дойти до своего шкафчика в раздевалке.
— Ты что, шутить со мной вздумала?
На нее обрушился управляющий. Чтобы не привлекать внимания клиентов, он подошел совсем близко, словно собирался ее ударить. От него разит пивом. Он цедит сквозь зубы:
— Еще раз устроишь мне такой фокус, выставлю отсюда пинком под зад!
После чего начался обычный кошмар: тряпки, подносы, капающий кетчуп, запах раскаленного жира, хождение туда-сюда по липкому от пролитой коки кафелю, переполненные мусорные баки, а почти семь часов спустя Софи осознала, что, погрузившись в свои мысли, она уже двадцать минут трудится сверх графика. Она не стала сожалеть о невольной переработке и задумалась, что же делать дальше. Потому что за всей суматохой она ни на секунду не забывала о сегодняшней встрече и о тех сроках, которые назвал ей мужчина. Немедленно или никогда. План, который она разработала, был вполне приемлем. Вопрос только в сноровке и деньгах. Что до сноровки, то после посещения агентства она была уверена, что справится. А что до денег, то их немного не хватало. Совсем немного. Чуть меньше тысячи.
Она вышла в раздевалку, повесила халат на вешалку, переобулась и глянула на себя в зеркало. Кожа тусклая, как у всех, кто вкалывает по-черному. На лицо свисают жирные пряди. Ребенком ей случалось всматриваться в свое отражение, в самую глубину глаз, и через какое-то время ее охватывало нечто вроде гипнотического головокружения, так что приходилось хвататься за край раковины, чтобы не потерять равновесие. Это было как погружение в ту неизвестную часть себя, которая дремлет в каждом из нас. Она на мгновение вглядывается в свои зрачки, так что перестает видеть что-либо другое, но еще до того, как успевает утонуть в собственном взгляде, позади нее раздается голос управляющего:
— Неплохо, совсем неплохо…
Софи обернулась. Он стоит у входа, привалившись плечом к дверному косяку. Она откидывает прядь и смотрит ему в лицо. Времени на раздумья нет, слова вылетают сами:
— Мне нужен аванс.
Улыбка. Неописуемая улыбка, вмещающая в себя все мужские победы, даже самые низменные.
— Надо же!..
Софи прислоняется к раковине и складывает руки на груди.
— Тысячу.
— Ну надо же, тысячу, только и всего…
— Что-то около этого мне и нужно.
— Столько ты должна получить в конце месяца. Не можешь подождать?
— Нет, не могу.
— А…
Долгие секунды они смотрят друг на друга в упор, и в глазах этого мужчины Софи обретает то, что отчасти надеялась найти в зеркале, — то самое головокружение, только ничего сокровенного в нем больше нет. Это просто головокружение, и от него начинает ныть все тело, вплоть до живота.
— Так что? — спрашивает она, только чтобы все закончилось.
— Посмотрим… Посмотрим…
Мужчина загораживает выход, и Софи снова видит себя в дверях банка несколько месяцев назад. Неприятный привкус дежавю. Но есть и некоторые отличия…
Она делает несколько шагов к выходу, но мужчина хватает ее за запястье.
— Можно что-нибудь придумать, — говорит он, четко выделяя каждый слог. — Зайдешь ко мне завтра после смены. И, засунув руку Софи между ног, добавляет: — Посмотрим, что можно сделать.
В этом вся разница. Игра в открытую, не попытка соблазнения, а утверждение позиции силы, конкретная сделка между двумя людьми, каждый из которых может дать другому то, что тому требуется. Очень просто. Софи даже немного удивлена. Она уже двадцать часов на ногах, девять дней, как не знает отдыха, мало спит, пытаясь избавиться от кошмаров, она измотана, опустошена, с этим пора кончать, последние остатки энергии вложены в ее план, нужно выкарабкиваться, и прямо сейчас, любой ценой, во всяком случае, это не будет тяжелее, чем подобная жизнь, пожирающая все вплоть до самих основ ее существования.
Ни секунды не раздумывая, она раскрывает ладонь и сквозь ткань хватает возбужденный пенис мужчины. Она смотрит ему в глаза, но не видит его. Она просто держит его член. Сделка.
Заходя в автобус, она отметила про себя: если бы нужно было отсосать ему прямо там, на месте, она бы это сделала. Без колебаний. Эта мысль не вызвала в ней никакого волнения. Просто информация, ничего больше.
Софи всю ночь провела, сидя у окна и куря сигареты. Там вдалеке, на бульваре, она видела отсветы фонарей и представляла себе проституток в сумерках, у подножия деревьев, на коленях перед мужчинами, которые смотрели в небо, придерживая их головы.
Софи всю ночь провела, сидя у окна и куря сигареты. Там вдалеке, на бульваре, она видела отсветы фонарей и представляла себе проституток в сумерках, у подножия деревьев, на коленях перед мужчинами, которые смотрели в небо, придерживая их головы.
Какая игра ассоциаций заставила ее вспомнить сцену в супермаркете? Охранники выложили на металлический стол все товары, которых она не покупала, но которые были обнаружены у нее в сумке. Она старалась отвечать на вопросы. Единственное, что она хотела, — чтобы Венсан ничего не узнал.
Если Венсан узнает, что она сумасшедшая, он упечет ее в психушку.
Как-то давно в разговоре с друзьями он сказал, что, «если б у него была такая жена», он бы сдал ее в лечебницу, и дело с концом; он смеялся и, конечно, шутил, но эта шутка не выходила у нее из головы. Ее преследовал страх. Возможно, она была уже слишком безумна, чтобы сохранять объективность, чтобы воспринять случайную фразу как обычное зубоскальство. Месяцами она твердила себе: если Венсан поймет, что я сумасшедшая, он отправит меня в психушку…
Утром, часов в шесть, она встала со стула, приняла душ, прилегла на часок, прежде чем отправиться на работу, и тихо заплакала, глядя в потолок.
Это как наркоз. Что-то заставляет ее действовать, и такое ощущение, что она прячется в своей телесной оболочке, как в троянском коне. Конь действует сам по себе, он знает, что ему делать. Ей остается только ждать, изо всех сил прижимая ладони к ушам.
12Этим утром Жанна, похоже, вообще была не в духе, но когда увидела Софи, то просто ужаснулась.
— Да что с тобой? — спросила она.
— Ничего, а почему ты спрашиваешь?
— У тебя такое лицо!..
— Бывает, — бросила Софи, проходя в раздевалку за халатом, — просто я плохо спала.
Как ни странно, ей не хочется спать и даже усталость не чувствуется. Возможно, это нахлынет позже. Она немедленно принялась за пол в дальнем зале.
Механическое движение. Берешь тряпку из ведра, не думая. Выжимаешь ее и раскладываешь на полу. Когда тряпка становится холодной, опять кладешь ее в ведро и начинаешь все по новой. Думать не требуется.
Выбрасываешь окурки из пепельниц, быстро протираешь, ставишь на место. Сейчас к тебе подойдет Жанна и скажет: «Ты сегодня и впрямь какая-то странная!..» Но ты ничего не ответишь. Просто не услышишь. Рассеянно отмахнешься. Тебе не до разговоров. Ты вся настроена на бегство, которое скребется внутри, — необходимое бегство. Нахлынут картины, образы, лица, ты прогонишь их как мух, все время откидывая с лица прядь, которая падает, стоит тебе наклониться. Автоматически. Потом ты пойдешь на кухню, провонявшую раскаленным жиром. Рядом с тобой кто-то бродит. Ты поднимаешь глаза: это управляющий. Продолжаешь работать. Машинально. Ты знаешь, чего хочешь: убраться отсюда. И побыстрее. И потому продолжаешь работать. Ты делаешь то, что для этого требуется. Ты сделаешь все, что для этого требуется. Рефлекс. Сомнамбула. Ты двигаешься, ты ждешь. Скоро тебя здесь не будет. Отсюда необходимо уйти.
Конец запарки приходится часов на одиннадцать. К этому моменту все вымотаны, и управляющему приходится прикладывать максимум усилий, чтобы не дать своей команде расслабиться и заставить все подготовить к завтрашнему дню. Поэтому он вездесущ и появляется повсюду — на кухне, в залах, — бросая на ходу: «Шевелись давай, не всю же ночь нам здесь сидеть…» или: «Ты заснула или что!». Как следствие — к 23:30 все закончено. Искусство менеджмента в некотором роде.
Далее все быстро расходятся. Правда, несколько человек всегда задерживаются перед дверью выкурить напоследок сигаретку и обменяться банальностями. Потом патрон делает последний обход, запирает двери и включает сигнализацию.
Сейчас все уже ушли. Софи смотрит на часы и понимает, что времени впритык: встреча назначена на час тридцать. Она заходит в раздевалку, вешает халат, закрывает свой шкафчик, проходит через кухню. За кухней коридор, в конце которого выход на улицу позади кафе, а дверь справа ведет в служебный кабинет. Она стучит и заходит, не дожидаясь ответа.
Комнатка со стенами из бетонных блоков, без затей покрашенных белой краской, обставленная как попало; металлический стол, на котором валяются бумаги, счета, телефон и калькулятор. Позади стола — металлические стеллажи, а еще выше — грязное окошко, выходящее на задний двор. Управляющий сидит за столом и разговаривает по телефону. Когда она заходит, он улыбается и, не прерывая беседы, жестом предлагает ей располагаться. Софи остается стоять, прислонившись к двери.
Он кидает «Пока…» и вешает трубку. Потом встает и подходит к ней.
— Пришла за своим авансом? — спрашивает он очень тихо. — Сколько там?
— Тысяча.
— Что-нибудь придумаем… — говорит он, кладя ее правую руку на молнию своих брюк.
И все действительно придумывается само собой. Как именно? Софи уже толком и не помнит. Он сказал что-то вроде: «Мы же друг друга поняли, а?» Софи вынуждена кивком показать, что да, поняли. На самом деле она его по-настоящему и не слушала, ею владело какое-то головокружение, нечто, идущее из глубины ее существа, но оставляющее голову совершенно пустой. Она точно так же могла бы упасть прямо здесь, всем весом, и исчезнуть, раствориться, просочиться сквозь пол. Ему пришлось положить руки ей на плечи и надавить достаточно сильно, тогда Софи почувствовала, что опускается перед ним на колени, — но и это она потом помнила плохо. Затем она увидела, как его член погружается ей в рот. Она его сжала, но уже не помнила, что именно делала руками. Нет, ее руки не двигались, от нее остались только губы, сомкнутые на члене этого типа. Что она делала? Ничего, ничего она не делала, просто некоторое время позволяла мужчине двигаться туда-сюда у нее во рту. Долго ли? Наверное, нет. Время — такая неопределенная вещь… И всегда рано или поздно проходит. О, вот это она помнит: он занервничал, наверняка из-за того, что она не была достаточно активна, он вдруг занервничал прямо в глубине ее горла, она откинула голову и ударилась о дверь. Он был вынужден взять ее голову в руки, да, точно, потому что движения его бедер стали более отрывистыми, резкими. Да, и еще он сказал: «Да сожми же, черт!» В гневе. И она сжала, Софи сжала, она все сделала как надо. Да, она сжала губы крепче. Кажется, она закрыла глаза, но точно не помнит. Потом?.. Потом ничего, почти ничего. Член мужика замер на секунду, он испустил глухое ворчание, и она ощутила во рту его сперму, это было что-то густое, терпкое, с сильным химическим привкусом; она позволила этому течь ей в рот, только рукой протирала глаза, и все. Она подождала, и когда он отстранился, сплюнула на пол, один раз, другой, третий, и когда он увидел это, то сказал: «Сука!» — да, так он и сказал, Софи сплюнула еще раз, упираясь рукой в цементный пол. А что потом… он опять оказался перед ней и был в ярости. Она оставалась в той же позе, болели коленки, и она поднялась, но распрямиться было очень трудно. Когда она наконец встала, то впервые заметила, что он не такой высокий, как казалось раньше. Ему никак не удавалось запихнуть член обратно в брюки, как будто он забыл, как это делается, и все крутил бедрами. Потом отвернулся, подошел к столу и сунул ей в руки пачку купюр. Посмотрел на пол и на то, что она выплюнула, бросил: «Ладно, убирайся…» Софи повернулась, наверное, открыла дверь и пошла по коридору, наверное, в раздевалку, нет, она пошла в туалет, хотела прополоскать рот, но не успела, быстро развернулась, сделала три шага, склонилась над унитазом, и ее вырвало. В этом она уверена. Ее вывернуло наизнанку. Живот скрутило так, а рвотные спазмы шли из таких глубин, что ей пришлось опуститься на колени и опереться обеими руками о белую эмаль. В руке она сжимала смятые банкноты. Нити слюны свисали с уголков рта, она утерлась тыльной стороной ладони. У нее не было сил, даже чтобы приподняться и нажать на слив, и невыносимый запах блевотины заполнил все вокруг. Она оперлась лбом о холодный фаянс унитаза и попыталась прийти в себя. Она вроде бы помнит, как встала, но действительно ли она встала — не знает, нет, сначала она легла в раздевалке на деревянную скамейку, на которую ставили ноги, когда переобувались. Она приложила руку ко лбу, как если бы хотела помешать мыслям разбегаться. Она держала голову обеими руками, одной за лоб, другой придерживала затылок. Потом она вцепилась в шкаф и встала. Это простое движение потребовало невероятных сил. Голова кружилась, и она надолго прикрыла глаза, чтобы обрести равновесие, и наконец ее отпустило. Мало-помалу она пришла в себя.
Софи открыла шкафчик, взяла свою куртку, но не надела ее, а перекинула через плечо, только чтобы выйти на улицу. Порылась в сумке. Одной рукой это оказалось непросто. Тогда она поставила сумку на пол и продолжала рыться. Скомканная бумажка, что это, чек из супермаркета, старый чек. Она порылась еще и нашла ручку. Яростно процарапала бумагу, пока ручка не расписалась, набросала несколько слов и с силой запихнула бумажку в щель между дверцей и косяком шкафа. Что еще? Повернула налево, нет, надо направо, в такое время выходят через заднюю дверь. Как в банках. В коридоре еще горел свет. А, он же сам закрывает. Софи прошла по коридору, миновала дверь в кабинет, положила ладонь на металлическую ручку и потянула. Порыв свежего воздуха, ночного дыхания на мгновение коснулся ее лица, но она не двинулась с места. Наоборот, она оглянулась и бросила взгляд в коридор. Нет, она не желала, чтобы все так закончилось. Двинулась обратно с курткой на плече. Вот она перед дверью кабинета. Совершенно спокойная. Перекладывает куртку в другую руку и очень медленно открывает дверь.