А ведь дело с соседским сыном одного из бояр совсем недавно уже было слажено: еще какой-то месячишко — и была бы она захудалой провинциальной боярыней. Нет уж, наверное, лучше быть царицей, хоть новый жених и слывет извергом.
* * *Вскоре после свадьбы Иван Грозный повез Марию в Троицкую лавру — поклониться мощам преподобного Сергия.
Е. А. Арсеньева рассказывает: «В первую брачную ночь ее так трясло от страха, что запомнила только этот страх и боль. Не то чтобы она чувствовала отвращение к мужу… Скромница, выросшая в беспрекословном послушании воле отца, Марьюшка не заглядывалась на молодых красавцев. Но все же осмелилась — заикнулась, что жених ей в дедушки годится. Отец рассердился:
— Да что такое молодость? Что такое красота? Кто силен и славен, тот и молод. Кто могуч и богат, тот и красив.
Ну и, само собой, старинное русское, непременное:
— Стерпится — слюбится.
Не слюбилось…
Нетерпеливые ласки старого мужа не заставили Марьюшку желать их снова и снова».
И все же Мария Нагая покорилась своей участи и старалась относиться к царю хорошо. Сам он тоже был доволен новой женой. Одно лишь ему в ней сразу не понравилось: с женами царевичей, его сыновей, она вела себя, как старшая, требуя от них покорности и уважения. Это царя страшно раздражало. По словам Л. Е. Морозовой и Б. Н. Морозова, «все это не могло не отразиться на душевном состоянии Ивана Васильевича», так как «любое, даже незначительное событие способно было вызвать в нем приступ неукротимой ярости». Однажды он до того рассердился, что обещал «отдать ее псам». Конечно, Мария от такого заявления не стала лучше, но после этого между ней и царем установились весьма холодные отношения.
Постепенно венценосный муж и вовсе перестал навещать ее опочивальню. Забыл ее государь, совсем забыл. Как пишет Казимир Валишевский, «царь женил своего сына Федора на сестре Бориса Годунова Ирине и создал, таким образом, новую семью, на которой сосредоточилась его любовь».
А потом началось повторение старого. Снова ночью дворец оглашался пьяными песнями, опять в нем воцарились разгул да дикое веселье. Но теперь у Ивана Васильевича уже не было прежних сил. Случалось, что среди оргии он вдруг засыпал. А еще стал забывать имена своих любимцев: иногда называл Годунова Басмановым, удивлялся, почему за столом нет Вяземского, казненного им несколько лет назад…
* * *А в ноябре 1581 года Мария Федоровна Нагая стала свидетельницей подлинно глубокой драмы в жизни царя: как принято считать, он убил своего старшего сына — наследника престола царевича Ивана Ивановича.
В. Н. Балязин по этому поводу пишет: «По-разному рассказывают об этом теперь, но в народной памяти отложилась такая версия убийства. Двадцативосьмилетний царевич заступился за свою беременную жену Елену, в девичестве Шереметеву, кстати, уже третью, потому что первая и вторая жены были давно в монастырях. Не терпевший „встречи“, то есть возражений, отец в пылу гнева ударил своего первенца в висок посохом. По одной версии, царевич умер мгновенно, по другой — через два дня, по третьей — через десять, но дата смерти Ивана Ивановича называется точно — 19 ноября».
Убил Иван Грозный своего сына или не убил — это, как мы уже отмечали, вопрос спорный. Всевозможных версий на этот счет высказывается масса. В частности, по одной из них, смерть эта была связана со стремлением Марии во что бы то ни стало устранить своих соперниц-невесток. Как утверждают Л. Е. Морозова и Б. Н. Морозов, «первой должна была пострадать Елена, которая уже ждала ребенка, в то время как самой Марии забеременеть не удавалось».
Согласно этой версии, Мария стала постоянно жаловаться царю на неуважительное поведение Елены Шереметевой. Поначалу Иван Грозный лишь отмахивался от жены, но потом как-то увидел свою беременную невестку в одной исподней одежде, обрушился на нее за это с руганью, даже ударил, потом в конфликт вмешался царевич Иван Иванович… Ну, а о том, что последовало дальше, мы уже рассказывали.
В биографии Ивана Грозного от В. Б. Кобрина читаем: «Смерть наследника престола вызвала недоуменную разноголосицу у современников и споры у историков. Порой находят разные политические причины этого убийства. Говорят, что царь боялся молодой энергии своего сына, завидовал ему, с подозрением относился к стремлению царевича самому возглавить войска в войне с Речью Посполитой за обладание Ливонией. Увы, все эти версии основаны только на темных и противоречивых слухах.
Похожа на правду (но тоже не может быть ни проверена, ни доказана) другая версия: царевич заступился перед отцом за свою беременную жену, которую свекор «поучил» палкой. Ясно одно: царь не имел намерения убивать сына. Он был в отчаянии от гибели наследника и даже сам наложил на себя тяжкое для властолюбца наказание: несколько месяцев именовал себя не царем, а только великим князем».
Через несколько часов после того, как ее «поучил» Иван Грозный, несчастная Елена разрешилась мертворожденным ребенком и еще не меньше недели провела в горячке. Таким образом, Иван Васильевич вмиг лишился и сына-наследника, которого он с детских лет готовил к престолу, и возможного внука. Прошло совсем немного времени, и вдова царевича приняла постриг в Новодевичий монастырь под именем Леониды. Считается, что Мария Нагая при этом лишь довольно потирала руки. А может быть, все было совсем не так. Кто может знать абсолютно точно о таких вещах; недаром же появился шутливый афоризм: «Ничто так не расширяет горизонты воображения, как достоверность знаний».
Как бы то ни было, огромное, парализующее волю горе царя длилось около месяца. Когда этот период миновал, в Грозном произошла огромная перемена: он каждый день стал ходить в храм и класть там бесконечные земные поклоны, сделал множество денежных вкладов в монастыри. Как отмечает В. Н. Балязин, «он долго не мог прийти в себя — плакал, молился и, сдается, совсем лишился и сил, и желания грешить».
А вот Мария Нагая стала ему просто ненавистна. Ну, если не ненавистна, то нелюбима — это уж точно. Как пишет профессор Р. Г. Скрынников, «после счастливых дней, проведенных со вдовой [Василисой Мелентьевой. — Н.С.], жизнь с юной Нагой, кажется, была в тягость Ивану».
Ребенок! Вот если бы у нее родился ребенок, ей нечего было бы бояться. Как бы ни сделался холоден к ней государь, он не посмеет обидеть мать царевича. Даже он, которому закон не писан, не посмеет! Эта весьма конструктивная мысль подвигла Марию к действиям, и через какое-то время по этому поводу она уже не переживала: она знала, что сама беременна и теперь-то уж точно будет настоящей царицей, одной-единственной, без всяких ненавистных соперниц рядом.
* * *А 10 октября 1582 года Мария родила Ивану Грозному сына, которого назвали Дмитрием. Ребенок получился болезненным и хилым. Он часто плакал, просто изводя всех своим писклявым голосочком. Но это было ничего, практически все младенцы день и ночь орут, развивая тем самым себе легкие. Главное, в умственном отношении он получился вполне нормальным.
Профессор Р. Г. Скрынников по этому поводу пишет: «Нагие ликовали, когда у царицы Марии Нагой родился сын Дмитрий. Царевич рос как нормальный ребенок, что давало ему бесспорное преимущество перед слабоумным братом. Афанасий Нагой готов был употребить все средства, чтобы посадить на трон Дмитрия».
После родов Иван Грозный соизволил навестить жену, и в первый раз за много месяцев она, наконец, увидела его. Взяв орущего младенца на руки, Иван Васильевич бросил пристальный взгляд на нее — и Мария, лежавшая в постели, буквально обмерла, таким пустым и холодным был этот взгляд.
Согласно строгим церковным представлениям, Дмитрий был незаконнорожденным, но пока был жив его отец, никто не смел даже заикнуться на эту тему.
У Е. А. Арсеньевой читаем: «Теперь из множества ее страхов остался один — обычное беспокойство матери за здоровье дитяти. Монастырь? Какой монастырь? Не бывало того, чтобы отправляли в монастырь мать наследного царевича!
Марьюшка ни на миг не сомневалась, что царем будет ее сын. В тереме доподлинно было известно обо всех толках, ходивших при дворе на этот счет.
После смерти сына Грозный бесконечно думал над судьбой страны, и рука его не поднималась назначить наследником Федора. “Да какой из него государь, из убогого?! Пономарем ему быть, на колокольне звонить! Кому же завещать царство?”
Марьюшке рассказывали, что однажды царь, собрав своих бояр, приказал им выбрать преемника из своей среды, помимо царевича Федора. Говорили, будто царь надумал отречься от престола, удалиться в монастырь и там окончить дни, замаливая тяжкие грехи. Но умудренные опытом бояре не поверили его смирению: еще живы были свидетели знаменитого “отречения” в 53-м году, после которого столько голов боярских полетело. Дураков нет! Всем понятно, что царь своих ближних испытывает. А еще понятно, что не считает Федора достойным преемником…
Но вот же он, преемник достойный, лежит на широкой царицыной постели, спит крепким сном, то хмурясь, то улыбаясь каким-то своим, непостижимым младенческим сновидениям.
Пронеслась черная туча, закрывавшая жизнь Марьюшки! Прежде тихая, вечно испуганная, она чувствует себя теперь сильной и смелой, она даже похорошела, распрямившись духовно и видя во взглядах, обращенных на нее, непривычное заискивание и почтение. Мать будущего царя, правительница!
Как странно, что этот крошечный человечек, это слабое дитя стало ее защитником и спасителем…
Слухи о намерении царя искать себе другой жены в заморских землях, конечно же, доходили до Марьюшки, наполняя ее ужасом».
* * *За несколько месяцев до кончины Иван Грозный заболел, да так, что почти окончательно лишился сил и его приходилось поднимать на руках.
Биограф царя В. Б. Кобрин пишет: «Организм царя был не по годам изношен. Повлияло на это состояние многое. Маниакальная подозрительность, постоянный страх за свою жизнь, уверенность в злодейских кознях собственных придворных… Все это расшатывает нервы и не укрепляет здоровье. К тому же царь Иван был развратником. По словам Горсея, лично знавшего царя, “он сам хвастал тем, что растлил тысячу дев, и тем, что тысячи его детей были лишены им жизни”. Насчет тысяч здесь, вероятно, преувеличение, но даже не сотни, а десятки — это многовато. К тому же весь образ жизни царя Ивана был исключительно нездоров: постоянные ночные оргии, сопровождавшиеся объедением и неумеренным пьянством, не могли не спровоцировать разнообразные хвори».
Говоря современным языком, у Ивана Грозного в последние шесть лет жизни развились мощные солевые отложения на позвоночнике. Они называются остеофитами и представляют собой патологические наросты на поверхности костной ткани. Развитие остеофитов сопровождается ограничением подвижности и причиняет острую боль при каждом движении. Как говорится, врагу не пожелаешь, тем более при тогдашнем уровне развития медицины.
Однако когда безмерно страдающему Ивану Грозному доложили, что царица Мария просит у него дозволения «предстать пред его очи», он грубо ответил: «Пусть сидит в своем тереме и не суется туда, где ее не спрашивают».
В результате Мария увидела своего мужа только в гробу.
У профессора Р. Г. Скрынникова читаем: «В третьем часу дня, 18 марта 1584 года, царь велел приготовить себе баню […]
Из бани царя перенесли в спальню и посадили на постель. Государь желал потешиться игрой в шахматы. При московском дворе эта игра была в моде. Иван велел позвать дворянина Родиона Биркина, искусного шахматиста. В опочивальне собралось большое общество — Бельский, Годунов, сановники и штат слуг. Государь стал расставлять фигуры, но руки не слушались его. Все фигуры стояли по своим местам, «кроме короля, которого он никак не мог поставить на доску» (Горсей). Не справившись с королем, больной лишился сил и повалился навзничь. В комнате поднялась суматоха. Одни спешили вызвать духовника, другие посылали за водкой, за лекарями, в аптеку за ноготковой и розовой водой. Повествуя о кончине Грозного, Горсей употребил фразу: «He was straingled».
Новейшие исследователи переводят эти слова так: «Он был задушен». Но такой перевод сомнителен. Царь умер, окруженный множеством людей. На глазах у них невозможно было тайно задушить монарха. Со временем по Москве распространились слухи о насильственной смерти государя. Но толковали не об удушении, а об отравлении ядом: «Неции же глаголют, яко даша ему отраву ближние люди».
М. М. Герасимов провел исследование костей царя, извлеченных из гробницы, и обнаружил в них следы ртути. Может ли этот факт служить доказательством отравления Грозного? Едва ли. Следует вспомнить, что ртутные соединения использовались тогдашней медициной при изготовлении некоторых сильнодействующих лекарств.
Горсей описал последние минуты царя со слов очевидцев. Иван испустил дух, то есть перестал дышать […]
Смерть государя поначалу пытались скрыть от народа. Тем временем Бельский приказал запереть ворота Кремля и поднял в ружье стрелецкий гарнизон».
А вот что пишет Анри Труайя: «Вокруг Кремля собралась огромная толпа, ожидая известий о своем царе. Из боязни восстания или заговора Годунов объявляет о смерти спустя сутки — к этому времени согласованы все детали передачи власти. Когда, наконец, глашатай кричит с Красного крыльца: „Нет больше государя!“ — толпа с рыданиями падает на колени. Живший в страхе почти сорок лет русский народ, несмотря на все преступления Ивана, по-прежнему считает его наместником Господа на земле. Его нельзя судить, как нельзя судить Бога. Он — отец народа и имеет право делать с ним все, что пожелает. К тому же основные удары нанесены по боярам, которых народ ненавидит. Безжалостный к предателям, знати, лжемонахам, он не так часто карал простых людей. Потеряв грозного царя, не лишится ли народ своей единственной защиты? Забыв убийство царевича, публичные казни, войну с Ливонией, нищету, в которой живет страна, ее жители вспоминают о победе над Казанью и Астраханью, завоевании Сибири. Чрезмерность во всем гарантирует ему вечную память: в России всегда отдают предпочтение сильным личностям. Страх наказания не исключает любви к наказующему, а порой и поддерживает ее. Тиран притягивает к себе сердца ужасом, который внушает».
Согласимся, очень верное наблюдение «со стороны» о России и россиянах. А главное, не привязанное к конкретному персонажу и периоду времени.
У В. Б. Кобрина читаем: «Смерть могущественного правителя, сосредоточившего в своих руках всю полноту власти, всегда вызывает потрясение у современников. Часто рождаются слухи, что покойному властителю помогли уйти из жизни. Не исключение и Иван Грозный. О насильственной смерти Грозного сохранилось немало известий. Один из летописцев, составленных уже в XVII веке, сообщает о слухе (“неции же глаголют”), что царю “даша отраву ближние люди”. Другой младший современник, дьяк Иван Тимофеев, рассказывает, что Борис Годунов и племянник Малюты Скуратова Богдан Бельский, фаворит последних лет жизни Ивана IV, жизнь “яростиваго царя” прекратили „преже времени“ и даже называет причину: “зельства (жестокости. — В. К.) его ради”. Есть аналогичные известия и у иностранцев. Англичанин Джером Горсей пишет, что царь был удушен, голландец Исаак Масса утверждает, что Бельский положил яд в лекарство, которое он давал царю.
Так ли это? Мы не узнаем никогда. Все эти, казалось бы, независимые друг от друга известия доказывают лишь одно: в России XVI века действительно ходил слух о том, что царь Иван умер насильственной смертью».
Всевозможных мнений по этому поводу можно было бы привести десятки, но, каким бы ни был на самом деле конец царя-тирана, вывод напрашивается один: его смерть открыла новую страницу истории нашей страны.
* * *Сама Мария Нагая умерла 20 июля 1612 года. Впрочем, различные источники указывают разные даты ее смерти: 1608 год, 1610 год, 1611 год, 1612 год…
Но до этого, в 1584 году, она вместе с сыном Дмитрием была выслана в город Углич. Конечно, она надеялась, что после смерти мужа останется вдовствующей царицей, а ее сын будет назван наследником бездетного царевича Федора. Однако она просчиталась, и очень скоро ей пришлось свыкнуться с мыслью о том, что престол переходит к Федору Ивановичу, который и не думал называть Дмитрия братом. Ну, что же, пусть так, но Мария твердо решила, что ни за что не позволит разлучить себя с сыном и будет беречь его пуще глаза: ведь царевич Федор не вечен…
Так она вместе с сыном оказалась в Угличе. Туда же отослали и всех виднейших из Нагих.
В Угличе для царевича был возведен небольшой каменный дворец, но, поселившись в городе, мальчик вдруг начал страдать от приступов эпилепсии, которые его мать тщательно скрывала, тайно надеясь на то, что ее сын все же когда-нибудь получит царский венец.
А 15 мая 1591 года случилось непоправимое: девятилетний Дмитрий погиб при неясных обстоятельствах. По одной из версий, он в приступе эпилепсии сам напоролся на нож, играя с другими детьми в «ножички». Очевидцы трагедии были в основном единодушны — у Дмитрия начался очередной приступ, и во время судорог он случайно ударил себя ножом прямо в горло. По другой версии, Дмитрия приказал убить Борис Годунов, ведь мальчик был прямым наследником престола и мешал Годунову в медленном, но верном продвижении к нему.
Профессор Р. Г. Скрынников в своей книге о Борисе Годунове пишет: «Одни толковали, будто Дмитрий жив и прислал им письмо, другие — будто Борис велел убить Дмитрия, а потом стал держать при себе его двойника с таким расчетом: если самому не удастся завладеть троном, он выдвинет лжецаревича, чтобы забрать корону его руками».
Сама царица упорно придерживалась версии, что Дмитрий был зарезан некими Осипом Волоховым, Никитой Качаловым и Данилой Битяговским (сыном дьяка Михаила, присланного надзирать за опальной царской семьей), и сделано это было по прямому приказу из Москвы.