Алексей выпил вино – оно было приятным на вкус и неразбавленным.
Дукс заметил его удивление:
– Что, думал – буду тебя разбавленным вином угощать? Осень, прохладно, приятнее пить такое. Да я и сам служил, знаю – варвары больше любят неразбавленное.
Так было на самом деле. Алексей уже привык к тому, что его называют варваром. В устах урождённых византийцев это не было ругательством или желанием унизить, просто констатация факта – как гунн, фракиец или перс.
Потом, по команде хозяина, вышли молодые танцовщицы в одних набедренных повязках. Под звуки арфы они начали танец.
– Нравится какая-нибудь? – поинтересовался дукс.
– Все.
– Всех не дам, а одну можешь выбрать, потешиться.
Алексея кинуло в краску. Женщину хотелось, тем более – когда выпил, а они перед носом разными прелестями трясут.
– А где Лидия? – попытался перевести разговор Алексей.
– Она отдыхает. Грек-лекарь сказал, что после той передряги ей на несколько дней нужен покой. Сам понимаешь, женщины; испугалась – пусть придёт в себя.
Хозяин хлопнул в ладоши, и танцовщицы выскользнули из зала.
Они выпили ещё. Затем слуги внесли жаренного на вертеле ягнёнка.
– Что для молодого мужчины финики или виноград? – улыбнулся дукс. – Воин должен есть мясо! Или я не прав?
– Ты прав, как всегда, дукс. И мудр.
– Не льсти. Я сам воевал и знаю, что нужно солдату.
Они принялись за еду. Давно Алексей не ел такого вкусного жаркого.
Когда насытились, снова выпили вина.
– Ты приляг, а то всё время сидишь. Чувствуется, варвар.
Алексей прилёг на лежанку. Отдыхать удобно, но есть лучше сидя.
– Расскажи мне о себе.
Пришлось немного приврать – не говорить же ему о будущем времени и о том, что попал сюда случайно.
– Я рус – есть такая страна далеко на севере. Был взят в плен, попал гребцом на римскую галеру. Потом нас взяли на абордаж пираты. Сбежал, попал на греческое судно в Константинополь. На причале вербовщик…
– Я уже понял. Но твой язык хорош, он почти без акцента. Пока ты не назвал своего имени, я думал, что ты византиец из провинции.
Дукс задумался:
– С одной стороны – хорошо, что ты не из Константинополя.
– Почему?
– Ты не принадлежишь ни к одной из партий. Каждый из приближённых к императору старается собрать вокруг себя доверенных людей и продвинуть их на посты, упрочивая тем самым свой вес и влияние. Аспар из таких, но он варвар и доверяет больше варварам – византийцы слишком хитры и продажны. По-моему, ты ему подойдёшь.
Алексей молчал. Переговоры, если о нём не забудет Дисий, будут ещё не скоро, и что решит сам Аспар – ещё неизвестно. Зачем тешить себя бесплодными надеждами? Да, как и все офицеры в армии, Алексей хотел сделать карьеру, и пока у него это получалось. Но честным путём, боевыми заслугами, а не методом закулисных интриг.
Расстались они добрыми знакомыми. Возок отвёз Алексея назад в лагерь.
Однако трибун затаил на него обиду. Начались мелочные придирки. На смотрах трибун находил у его гоплитов то плохо вычищенные шлемы, то не точёные наконечники на пилумах.
Гоплиты видели несправедливость и придирки к своему кентарху. Они стали вставать раньше, ещё до побудки трубой, и начищали оружие и шлемы, но придирки всё равно продолжались.
Алексей уже начал ненавидеть своего трибуна. Что он такого совершил? Казну кентархии пропил? Проявил трусость на поле боя?
Прошло три месяца. Неожиданно трибун вызвал его к себе.
– Получен приказ перевести тебя в Константинополь. Явиться следует к Острису, хилиарху при Аспаре. Сдавай дела любому из своих лохагов, – и отвернулся, давая понять, что аудиенция окончена.
Алексей вышел. Видно, не забыл о нём Дисий, поговорил при случае с Аспаром или его сыном Ардавуром.
Он сдал дела Актиту. Собственно, писарь, он же казначей пересчитал при обоих деньги – вот и вся передача.
– Ты куда, Алексей?
– В столицу.
– А я?
– Не знаю, поставит ли трибун тебя кентархом – моего мнения он не спрашивал. Сам видишь, между нами как чёрная кошка пробежала. Но если будет возможность, я о тебе не забуду, старый товарищ.
– Я так и думал. Удачи тебе! – Воины обнялись.
Какие вещи могут быть у вояки? Даже бритвенных принадлежностей своих нет, брили брадобреи. Только деньги взял. Служебные перевозки на любых судах – даже торговых – были бесплатными, если судно было попутным.
Предъявив письменный приказ о переводе, Алексей устроился на торговом судне, шедшем в столицу с грузом вина.
И на третий день, отлично выспавшись, он уже сходил на причал Константинополя. Вроде бы недавно он тут был – даже вербовщик на причале прежний. А ведь уже прошло два года. Как быстро они пролетели!
Когда Алексей выходил из порта, вербовщик его узнал:
– Эй, парень! Вроде бы я тебя вербовал в гоплиты?
– Так и есть.
– И ты уже кентарх? – изумился вербовщик.
– Как видишь.
– Лопни мои глаза, такой карьеры я ещё не видел!
– С твоей лёгкой руки.
– Вспомни об этом, когда получишь жалованье. Я вовсе не против выпить фракийского вина.
Алексей засмеялся:
– Подскажи, где найти хилиархию Остриса?
– Иди налево – там увидишь храм, а за ним уже казармы. Ты будешь служить у Остриса?
– Пока не знаю.
Алексей двинулся по указанному маршруту.
Первый, кого он встретил здесь два года назад, был вербовщик. И сейчас он же. Может, это добрый знак?
Казармы он нашёл быстро, как и самого Остриса. Это оказался остгот. Жёсткое лицо с морщинами на лбу, продублённая кожа, слегка вьющиеся рыжие волосы и грубый голос с акцентом. По виду – типичный тупой вояка.
Увидев его, Алексей разочаровался. Он совсем не ждал, что будет служить во дворце – такая служба не по нему. Но под началом тупицы?
Алексей представился, протянул приказ.
– Так, Алексей-варвар! Дай взглянуть на тебя! Вроде на ублюдка, лижущего зад для карьеры, ты не похож. Но за тебя хлопотал сам Аспар, а он просто так говорить ничего не будет. Воевал?
– В Херсонесе.
– Уже лучше, кентарх. Всё же надо к тебе приглядеться. Первое время побудешь на прежней должности – командиром сотни здесь, у меня в хилиархии. Поглядим, что ты за гусь. Аспар благоволит к варварам, я тоже из них – остгот.
«Ага, – утвердился в своей догадке Алексей, – так вот откуда акцент и жёсткое произношение!»
– Сейчас иди к писарю, пусть внесёт тебя в списки и покажет комнату. Назначаю тебя кентархом четвёртой кентархии. Сегодня можешь обустраиваться, а с утра, как и все, на построение. Свободен.
Алексей нашёл писаря, и тот вписал его на восковую табличку в списки хилиархии – без такой записи ни жалованья не получишь, ни еды на кухне. Потом тот же писарь показал ему комнату. Она была скромно обставлена: лежак, стол, скамья и шкаф для одежды. Окно узкое и выходит на внутренний двор, скорее – плац, поскольку на нём сейчас маршировали гоплиты. От нагретых солнцем стен исходило тепло. А что здесь будет летом?
Впрочем, прослужить в Константинополе Алексею пришлось всего месяц. Только он познакомился с офицерами и запомнил лица гоплитов из своей сотни, как хилиархию перебросили под Дамаск – воевать с арабами.
Из Константинополя они плыли сначала на кораблях целой флотилией, затем пешком. Была и приданная им ала конницы – около пятисот всадников, для их перевозки потребовалось четыре хеладиона. Но конница для полупустынь – воинство незаменимое.
Тут же во все стороны поскакали конные разъезды – кочевников отогнать, разведку провести.
Кентурии же, построившись, двинулись по степи – все в полном боевом облачении. Стояла невыносимая жара, пот тёк градом. Зная, что пить в этих краях много нельзя, можно быстро ослабеть, Алексей приказал своей кентурии только смачивать горло – одним глотком. Опытные сотники так и советовали своим воинам.
А пылища! Она поднималась тысячами ног, её приносил с собой ветер. Пыль проникала повсюду: под защиту, набивалась в глаза и нос, казалось, она везде. И почва была разной. То полоса песка, то трава с колючками. Идти же по горячему песку в сандалиях – ещё то испытание. Здесь только верхом ездить – на верблюдах да на лошадях. Да и то коней кормить затруднительно, корма для них мало. Наверное, кочевники знают оазисы, где вдосталь воды и зелёная трава есть.
К вечеру солдаты выбились из сил – ведь каждый, кроме щита и оружия, тащил на себе, как мул, кучу другой поклажи – колья для ограждения лагеря, лопаты, запас продовольствия на три дня.
Объявили остановку, начали обустраивать лагерь. После перехода устали все, но лагерь строить надо. Вырыли ров, вбили под наклоном колья, выставили охрану. И только потом стали разводить костры и готовить в котлах немудрящую похлёбку. Но некоторые гоплиты, не дождавшись ужина, так и уснули на земле.
Гоплиты завидовали пращникам, лучникам, метателям дротиков – им хотя бы не приходилось нести щиты и панцири или линотораксы. Дело не только в тяжести – под защитой потеешь сильнее, тело не обдувается ветерком, и пот смахнуть невозможно.
Лёгкая пехота чувствовала себя после перехода лучше, чем гоплиты, – их и поставили на охрану.
Утро началось плохо. Рассвет только занялся, как завыли трубы, причём букинаторы играли не подъём, а тревогу.
Быстро собравшись, воины выстроились на площадке в центре лагеря – византийские, как и римские, походные лагеря всегда обустраивались одинаково.
На холмах вокруг лагеря были видны арабы – верхом на лошадях. Белые бурнусы, кривые сабли на боку, короткие копья. Понятно – не с мирными намерениями явились, небось вчера их разведка поработала.
Конных арабов было в два раза больше, чем вся ала византийцев.
Острис подозвал к себе кентархов и командиров алы и турм – ала состояла из полутора десятков турм по сорок всадников каждая.
– Полагаю, во избежание потерь надо отсидеться в лагере. Арабы не смогут стоять долго, без воды сутки протянут.
Если воин мог протянуть на фляжке воды день, то лошади требовалась пара вёдер – где их взять в степи? Острис всё просчитал правильно.
– До конечного пункта ещё один дневной переход. Сейчас каждая кентархия займёт свой участок обороны, ала будет в резерве. Исполнять!
Кентархи подбежали к своим сотням, отдали приказы. Воины кинулись к ограждению, укрылись за щитами.
Поднимаясь, солнце пекло всё сильнее. А вокруг – ни кустика, ни деревца, которые могли бы дать тень. Даже ветер, как назло, стих.
Воины обливались потом, но стояли.
Арабы тоже стояли неподвижно, как изваяния, только кони их прядали ушами да переступали с ноги на ногу. Стояла тишина, только иногда было слышно ржание арабских коней.
А солнце уже было в зените, самое пекло.
Устав ждать, когда хилиархия покинет лагерь, чтобы было легче нанести удар, арабы решились атаковать. Внезапно около сотни всадников ринулись к лагерю.
– Пилумы на изготовку! – тут же скомандовал Алексей.
Подскакав, арабы начали метать камни из пращей, но щиты гоплитов были прочными.
В ответ из-за спин гоплитов вступили в бой пращники. Арабы начали нести потери и убрались назад, на гряду холмов.
Перед ограждением лагеря осталось лежать несколько трупов. Почти сразу же появились мухи, облепившие убитых, – и откуда только взялись?
И всё-таки долгое стояние арабов дало им свои плоды: они разглядели относительно слабое звено в обороне лагеря – вход. Там не было рва, дорогу перегораживали только передвижные рогатки из кольев – на манер противотанковых «ежей». К ним ринулись сразу несколько арабских всадников. Они на ходу набрасывали на рогатки верёвочные арканы и пытались отодвинуть их в сторону, а то и вовсе утащить.
Алексей сразу понял опасность, как только увидел в руках арабов верёвочные бухты арканов.
– Псилои – к воротам! Метать дротики!
Несколько арабов были сражены, у других пали кони, но двоим удалось отодвинуть в сторону деревянные рогатки.
Арабы с холма начали разгонять коней, думая прорваться в лагерь.
– Кентархия – бегом к воротам!
Гоплиты дружно побежали к месту возможного прорыва.
Слева к воротам бежала уже другая кентархия – её командир тоже оценил опасность.
Пехотинцы встали за воротами монолитной стеной, в десять рядов, поскольку проход был узким. Перед ними стояли псилои.
– Как только арабы приблизятся на дальность броска дротика, метать без приказа, а потом сразу в стороны. Лучники – стреляйте!
С обеих сторон от ворот было по десятку лучников.
Защёлкали тетивы, навстречу коннице полетели стрелы. Упал один из нападавших, другой, третий, но это не остановило конников.
Вот уже псилои принялись метать дротики, нанося арабам потери.
А кони уже близко, и гоплитам было слышно, как они храпят.
Псилои бросились в стороны, и арабы налетели на гоплитов, на их выставленные вперёд пилумы. Первые два ряда гоплитов были сразу смяты, но и арабы не уцелели в столкновении.
Место сшибки было завалено конскими тушами, убитыми и ранеными людьми, и пробиться через этот завал было невозможно. А задние ряды всадников ещё напирали по инерции.
– Таксоты, псилои, пращники – всем метать! – Алексей едва не сорвал голос, пытаясь перекричать жуткий шум.
Но его услышали. На находящихся в непосредственной близости всадников обрушилась туча камней, стрел, дротиков, находя в плотной тесноте людских и конских тел жертвы.
Арабы в ужасе отхлынули, нахлёстывая коней, и было их значительно меньше, чем при атаке.
– Гоплиты, обнажить мечи! Вперёд! Убивать всех, кто ещё шевелится! – Алексей был зол. Его кентархия приняла на себя мощный удар, и пятая часть гоплитов полегла. С чем же он придёт в Дамаск? Ведь главные бои впереди!
Гоплиты обежали стороной завал и стали колоть мечами, добивая раненых или оглушённых камнями арабов, пока они ещё не пришли в себя. Шлемов на всадниках не было, и пращники потрудились на славу.
Через четверть часа, когда из груды тел уже не доносилось никаких звуков, вроде стонов или криков о помощи, Алексей отозвал гоплитов и построил их.
Его худшие опасения сбылись – в строю стояло только семьдесят два гоплита.
К воротам уже спешил от своей палатки Острис – он наблюдал за скоротечной схваткой.
– Кто командовал?
– Алексей Терех, кентарх четвёртой кентархии. Потери – двадцать восемь гоплитов, – чётко доложил он.
– Разве ты имел право командовать псилоями, пращниками и таксотами?
– Нет, хилиарх. Но ситуация была критической, и я взял на себя смелость.
– И правильно сделал. Твои погибшие гоплиты спасли весь лагерь. Пусть твои воины соберут всех павших. Арабы зализывают раны, а нам надо похоронить своих воинов. Сам понимаешь – жара, завоняются.
– Будет исполнено.
– А у ворот будет стоять пятая кентархия.
Это была та кентархия, которая подбежала к воротам слева. Её кентарх опоздал привести своих гоплитов буквально на несколько секунд и, встав сзади, потерь не понёс.
Алексей отдал команду, его гоплиты сложили в стороне щиты и копья, у кого они остались, и принялись извлекать из завала тела товарищей, складывая их в ряд.
Из глубины лагеря подошли пращники с лопатами и принялись рыть братскую могилу. Потом появился священник.
Алексей удивился: до этого дня он его не видел, наверное – тот ехал в обозе.
Не все гоплиты, учитывая их разные национальности, были христианами. Но они сражались и погибли вместе, поэтому были отпеты и похоронены по православному обычаю.
После довольно скорых похорон кентархию вывели в резерв. Гоплитам следовало заменить поломанные древки пилумов, некоторым из них отремонтировать щиты. Другие сняли и выколачивали помятые шлемы.
При столкновении с лошадьми верхней частью щитов пятерым гоплитам выбило передние зубы. В горячке схватки воины даже не заметили этого, а теперь кривились от боли.
Алексей же переживал: первый бой – и такие потери! Пусть Острис счёл его действия разумными – поймут ли его гоплиты? Ведь погибли их товарищи, может, близкие друзья. Он же для них человек новый, и если его возненавидят – для службы плохо. Начальство не любят нигде – ни в армии, ни на гражданке: ведь оно принуждает, а иногда наказывает. Но уважение для боевого командира – чувство необходимое.
Меж тем арабы, постояв ещё немного и поняв, что хилиархия им не по зубам, скрылись так же тихо, как и появились. Не из лёгких добыча, сама может по загривку настучать.
Однако выход к Дамаску сегодня сорвался.
Острис выслал конные дозоры, проследить – не сделали ли арабы обманный финт, спрятавшись на обратных склонах холмов.
Но всадники ушли. Может быть, они ещё держали бы лагерь в осаде, но не было воды. Это человек может промочить горло из фляжки и некоторое время потерпеть. А лошади не прикажешь, и она не верблюд.
Утром арабов не было видно. Осторожный Острис выслал дозоры, и только когда они вернулись, доложив, что противника не видно на несколько миль, отдал приказ собирать лагерь.
Гоплиты споро вытаскивали колья и связывали их. Буквально прошёл час – и хилиархия была готова к выходу. Тут же двинулись походной колонной.
К исходу дня вдали показалась гора. Гоплиты оживились – ведь некоторые из них уже бывали в этих местах.
– Это гора Касьюн! Под ней Дамаск!
Воины приободрились. Приятно сознавать, что опасный пеший переход уже почти позади. А из города, заметив хилиархию, выслали навстречу пару турм.
Хилиархия разместилась в лагере на окраине города.
Дамаск – город древний, известен с незапамятных времён. Первые сведения о нём появились с XV века до нашей эры. В 64 году до нашей эры его присоединил к Римской империи Гней Помпей. Здесь размещалась штаб-квартира и лагерь для римских легионов, воевавших с персами. В 395 году Дамаск и прилегающие земли вошли в состав Византии. Вот в этом бывшем лагере и разместилась пришедшая хилиархия.
Лагерь был обустроен: каменные казармы для солдат, дома для офицеров – всё сделано основательно, из камня. Ведь римляне приходили сюда навсегда и обосновывались серьёзно.