– Хочешь, чтобы я рядом был? Дудки! Я сзади был, тыл его прикрывал. Но оказаться сбоку не хочу.
Ни фига себе! Оказывается, к Бешеному Свенссону и к нему в бою никто не рискнул приблизиться. То-то и он, и Свенссон в порядки печенегов вклинились, как ледоколы. Надо впредь спокойнее держаться. А как спокойнее, когда секира сама навязывает темп боя? Это не меч, ею активно работать надо, и причём – на обе стороны. Ну вот, приклеят теперь какое-нибудь прозвище – в любой армии это запросто.
Приведя в последнюю очередь в порядок кольчугу, Алексей прошёл в палатку.
– Отбой уже был? Я что-то трубы не слышал.
– А букинатор с бандой отбыл, так что трубы не услышишь. Или соскучился?
– Устал.
– Ложись спать.
– Караул всю неделю другая центурия нести будет. А нашей центурии на завтра кентарх день отдыха объявил.
Выспаться удалось на славу. А утром в лагерь две подводы прибыло – подарок императора. В одной – несколько связанных баранов, в другой – свежие фрукты и овощи. Кентарх сразу же распорядился всё отправить на кухню, и вскоре над лагерем поплыл восхитительный аромат жарящегося мяса и похлёбки. За десять дней похода все соскучились по горячей пище: ведь есть приходилось только два раза в день – утром и вечером, да и то всухомятку.
Пока ждали обеда, Алексей размышлял. По всему видно, что для империи положение плачевное – даже отчаянное. В пору его первого переноса сюда здесь были обширные земли, в каждой феме – вымуштрованные вой ска и опытные полководцы. Где это всё? Судя по всему – империя в упадке. Иначе чем объяснить, что сам император командует обороной заштатного городка Чуруле?
Алексей был недалёк от истины. Товарищи его, катафракты, не задумывались, а он привык анализировать всё, что увидел.
Византийский император не усомнился раскрыть перед глазами посторонних всю ту бездну стыда, позора и унижения, в которую была низвергнута империя христиан. С берегов Босфора до Европы донёсся вопль отчаяния, настоящий призыв утопающего. Император византийский писал государям и папе римскому:
«Святейшая империя христиан греческих сильно утесняется печенегами и турками. Они грабят её ежедневно и отнимают её области. Убийства и поругания христиан, ужасы, которые при этом совершаются, неисчислимы. Турки подвергают обрезанию детей и юношей христианских, изливая кровь в купели христианского крещения. Они насилуют жён и дев христианских пред глазами их матерей, которых при этом заставляют петь гнусные и развратные песни. Над отроками и юношами, над рабами и благородными, над клириками и монахами – над самими епископами они совершают мерзкие гнусности содомского греха. Почти вся земля наша, от Иерусалима до Греции, не исключая Фракию, подверглась их нашествию. Остаётся один Константинополь, но они угрожают в самом скором времени отнять его у нас.
Именем Бога умоляем вас, воины Христа, кто бы вы ни были, спешите на помощь мне и христианам».
Алексей о положении империи не знал, как не знал и о послании императора, но выводы после увиденного сделал довольно точные. Кто только не пытался завоевать эти благодатные земли! С причерноморских степей приходили скифы, хазары, узы, теперь печенеги; а за ними грозной волной уже катятся половцы.
На отчаянный призыв императора откликнулся только Роберт Фриз, герцог Фландрии. Остальные раздумывали, а то и откровенно радовались несчастью Византии, не понимая, что только она да мадьяры сдерживают напор степняков.
После дня отдыха воины вновь приступили к тренировкам и учебным боям. Но на деревянных мечах катафракты дрались бы с ленцой, если бы кентархи их не подгоняли, но и те особо не усердствовали.
Покой длился недолго. Буквально через неделю после возвращения всех имеющихся в лагере катафрактов подняли по тревоге. Собрались быстро, за четверть часа, да и то большая часть времени ушла на подготовку лошадей – седло, сбруя.
Плотной колонной выехали из лагеря. На первом же перекрестке к ним присоединились ещё всадники – не меньше банды, только легковооружённые и уж очень смахивающие на степняков.
Через три дня почти безостановочного – только на ночлег – марша пришли в город Хировакхи. С городских стен их прибытие приветствовал император: по сведениям лазутчиков, к городу подходили печенеги.
День прошёл спокойно, а после полудня следующего дня низину заполнили печенеги.
Увидев их, Алексей выматерился. Степняков было много – сосчитать невозможно, но, судя по площади, которую они заняли на лугу, не меньше десяти тысяч. А их в город всего пришло пятьсот всадников. Ну, пусть ополчение выставит триста пеших – всё равно с такими силами даже обороняться затруднительно.
Ночью в низине горело множество костров, вселяя в горожан тревогу.
Печенеги лезли на земли империи, как зловредные насекомые. Их постоянно били в стычках, но от этого их меньше не становилось, и это вызывало удивление. Неужели рать их настолько велика и неисчерпаема? Даже думать об этом было страшно.
Видимо, посчитав, что осаждённые в городе уже никуда не денутся, поутру большая часть печенегов уехала грабить окрестные селения.
Алексей стоял в карауле на стене и сам видел, как печенеги разделились на две неравные группы. Он тут же свистком известил об этом кентарха. На стену, однако, взошёл не только он, но и император. Алексей впервые видел Комнина так близко – на расстоянии вытянутой руки.
– Что у тебя случилось?
– Не у меня. Печенеги разделились. Большая часть, предположительно – около шести тысяч всадников, ушли со стана. Не иначе – окрестные сёла грабить.
– Да? – кентарх и император с любопытством поглядели на лагерь печенегов.
– Эх, – подосадовал кентарх, – сил бы побольше… Такой удобный случай – ударить внезапно.
– А мы сейчас ударим, – вдруг решительно сказал император, – больше такого случая может не представиться. Поднимай всадников, строй перед воротами. Только тихо, никакой трубы. Внезапно нападём.
Все трое спустились со стены. Алексей сразу побежал к своей лошади – седлать.
Катафракты засуетились. Кое-кто успел раньше всех и уже подъехал к городским воротам. Воины проверяли, легко ли выходит меч из ножен, и брали копья на изготовку.
Сначала место в колонне заняли катафракты – они должны были первыми нанести удар и, как бронированным кулаком, сломить сопротивление, смять печенегов.
За ними стояла легковооружённая конница – её задачей было обойти печенегов с флангов, не дать им вырваться. Если печенеги успеют послать за подмогой, боя на два фронта со значительно превосходящими силами катафрактам не выдержать.
Каунт впереди поднял меч:
– Разобьём их всех, славные воины! Вперёд!
Ворота распахнули, и конница начала свой разбег.
Печенеги спохватились не сразу, а только когда услышали тяжёлый топот сотен копыт. Они забегали по лагерю, пытаясь поставить впереди повозки. Коней в стане не было – они паслись на лугу поодаль.
В минуты катафракты преодолели расстояние до врага и врезались в уже обороняющихся печенегов. Стрелами печенеги не успели причинить большого вреда – у византийцев щиты, броня и шлемы.
Организованного сопротивления у печенегов не получилось. Катафракты ворвались в лагерь и принялись рубить степняков. Те попытались выбраться из лагеря и разбежаться, но с флангов уже подоспели легковооружённые всадники – они рубили озлобленно, не щадя женщин и подростков. За какую-то пару часов византийцы вырубили большинство из оставшихся в лагере печенегов. Уцелели те, кто спрятался в повозки и под них. Их выталкивали, уже поостыв от боевой горячки, и вязали.
Пленных набралось много – едва ли не меньше тысячи. В самом же стане грудами лежали убитые и тяжелораненые.
Это была удача. Малыми силами разбить превосходящего по численности врага – как выигрыш в лотерею.
В лагерь с небольшой свитой въехал император. С нескрываемым удовольствием он осматривал поле боя. Потом устроил совет, прошедший неожиданно быстро. Всем воинам приказали переодеться в одежды пленных и взять их знамёна.
Приказ исполнили, недоумевая, зачем нужен такой маскарад.
Всё объяснялось просто. Не мешкая, император решил двинуть своё войско на встречу с уехавшими на грабёж печенегами. А чтобы они не всполошились раньше времени, пойти на уловку с переодеванием.
Обман удался. Командиры, натянув на себя куртки и накидки пленных, взяли в руки их щиты – самую заметную часть защиты. Но вперёд выдвинулись легковооружённые всадники. Если бы не византийские щиты, их и без переодевания можно было бы принять за степняков.
Они ехали с развёрнутыми знамёнами, и через час неспешной езды столкнулись с возвращающимся отрядом печенегов. Те, не подозревая плохого, уже поравнялись с конницей императора, стали кричать и хвастать трофеями.
И в это время на них обрушились сабли.
Печенеги не были готовы к отпору. Закричали раненые, невредимые воины попытались развернуть коней. А их били в спину мечами и копьями.
Они ехали с развёрнутыми знамёнами, и через час неспешной езды столкнулись с возвращающимся отрядом печенегов. Те, не подозревая плохого, уже поравнялись с конницей императора, стали кричать и хвастать трофеями.
И в это время на них обрушились сабли.
Печенеги не были готовы к отпору. Закричали раненые, невредимые воины попытались развернуть коней. А их били в спину мечами и копьями.
Затем в бой вступили катафракты. Как в Библии – «…и кто был последним, стал первым».
Сначала печенеги пытались сопротивляться, но тяжеловооружённые всадники сминали степняков.
Паника охватила их войско. А катафракты вошли в раж и рубили сопротивляющихся и сдающихся, уже побросавших оружие. Кровь пьянила, а кентархи кричали:
– Вперёд! За императора! Коли! Руби!
Кололи и рубили, пока не выдохлись, пока не поняли, что рубить уже некого. Просто везение, удача необычайная и воинское умение, если отряд в пятьсот всадников наголову разбил шеститысячный отряд врага. Случилось это в субботу, 7 февраля.
Немногочисленных пленных пригнали в захваченный стан. А утром и пленных, и повозки с трофеями погнали в Константинополь. Причём император приказал не переодеваться, а так и ехать в печенежских одеждах. При виде их встречные с испугу шарахались в стороны.
Так они и подошли к Константинополю, перепугав горожан и городскую стражу. Переодетые всадники несли на копьях отрубленные головы убитых печенегов. За ними двигалась унылая толпа связанных пленных. Никогда ещё столь малочисленный византийский отряд не одерживал побед над двадцатикратно превосходящим врагом. Десять тысяч печенегов было убито или пленено в битве при Хировакхи.
Император приписывал победу своему присутствию и божественной помощи. Константинополь ликовал.
Узнали о поражении своего отряда и печенежские князья. Они наполнились жаждой мести.
Ещё зимой император распорядился брать в армию всех, кто хотел и мог держать в руках оружие, – ведь речь шла о сохранении самой империи. Откликнулись многие – простолюдины и дворяне, старые и молодые.
Сбор был назначен у города Эпос, близ устья реки Гебр. Туда же император привёл своё войско, собрав всех – гоплитов, катафрактов, легковооружённых всадников, пращников и псилоев.
Через пару недель на другом берегу реки показались печенеги. Земли не было видно за степняками. По сведениям лазутчиков, явились все печенежские племена числом около восьмидесяти тысяч. Огромная армия покинула родные степи и пришла на чужие земли.
А несколькими днями позже пришло сорок тысяч половцев под предводительством Боняка и Тугоркана – они встали обособленным лагерем.
Император был в смятении. Если половцы пришли как союзники печенегов, грекам не выстоять, империя падёт. Объединившись, степняки представляли угрозу нешуточную не только для Византии, но и для всей Европы. Момент был острый, решающий.
И Алексей Комнин решил склонить половцев на свою сторону – тогда был шанс выстоять и победить. Лучше купить расположение Боняка и Тугоркана, лишившись части золота, чем проиграть и потерять всё – империю, золото, жизнь. В этом случае страшная участь ожидает всех жителей Византии.
Через гонца император пригласил обоих половецких князей в свой стан. Он был ласков с гостями, под звуки небольшого оркестра подал изысканный обед. Взоры князей услаждали танцовщицы. Их угощали вином и фруктами, столы ломились от изысканных яств.
В красноречии император превзошёл самого себя, и в случае совместных союзнических действий все трофеи обещал отдать половцам.
Довольные приёмом, уважением, которое оказал им император, а больше всего – обильной пищей и дорогими подарками, предводители половцев согласились на союз.
Когда Боняк и Тугоркан уехали, император от радости едва не пустился в пляс.
А затем потянулись день за днём. Император тянул время, ожидая прибытия помощи от правителей западных стран. Однако нетерпеливые половцы прислали императору послание:
«До каких пор мы должны откладывать битву? Знай, что мы не будем ждать больше. Завтра с восходом солнца мы будем есть либо волчье мясо, либо баранину».
Императору было известно, что кровожадные половцы, идя в атаку, издают волчий вой, от которого у врагов стынет кровь в жилах.
Перед самым закатом в византийский стан пришли пять тысяч русских всадников, пришедших с половцами. Предводительствовал ими князь Василько Ростиславович. Русские поклялись Комнину защищать Царьград и веру православную.
У императора появилась надежда. Поздним вечером до полуночи византийцы и русские пели гимны. Потом улеглись спать, чтобы отдохнуть перед битвой.
С восходом солнца половцы, а за ними и византийцы бросились на печенегов. Сам император был впереди. Половцы огородились телегами и, по обыкновению своему, пускали стрелы.
Внезапно стрельба из луков прекратилась, и от печенегов к половцам вышли переговорщики – князья печенежские. Они обещали половцам нерушимый союз, призывали повернуть копья на греков, захватить Константинополь и поделить богатые трофеи пополам.
Комнин, видя, как внимательно слушают половцы увещевания печенегов, убоялся, что печенеги склонят половцев на свою сторону. Он приказал знаменосцам встать впереди войска половецкого и идти вперёд. Священники тоже шли впереди и пели псалмы, вдохновляя воинов. И сам двинул в атаку армию.
Половцы, видя перед собой стяги и начавшуюся атаку византийцев, тоже бросились вперёд, боясь упустить трофеи. И началась битва великая, перешедшая в резню.
Печенеги, по обыкновению своему, брали в поход семью – жён, детей, рабов – всё имущество.
Бой шёл целый день, и было взято много пленных, но большая часть убита. Половцы делили трофеи, пленных, ели еду, оставшуюся в котлах от печенегов. И было это 29 апреля 1091 года, во вторник.
Алексей вместе с Конрадом и другими катафрактами своей центурии тоже участвовал в бою. Как и другие, он врезался в плотную толпу печенегов, насадил степняка на копьё и лишился его. Потом взялся за меч.
Тяжко было на поле битвы. Не успел он срезать одного печенега, как на его месте возникал другой – как в сказке.
Ударом щита по правой руке у него выбили меч. Обидчика достал своим мечом Конрад. Алексей в благодарность даже кивнуть не успел – схватился за секиру. О том, чтобы найти свой меч, не было и речи – или затопчут конями, или убьют.
Он дрался секирой. И чем больше он рубил печенегов, тем явственнее видел в их глазах страх. Печенеги начали пятиться.
Потом бой и вовсе перешёл на территорию стана, за повозки.
Алексей рубил, но рука уже отяжелела. Сам был весь в чужой крови и страшен, как дьявол из преисподней.
Печенеги стали бросать оружие и сдаваться.
Сбоку подъехал Конрад:
– Анри, уймись! Перед тобой уже не печенеги, а половцы!
И только тогда Алексей опустил секиру. Вот ведь незадача! Что печенеги, что половцы похожи между собой, как матрёшки. Одинаковая одежда, одинаковые щиты и оружие, и лица – одно к одному.
– Точно половцы?
– Кентарх велел передать тебе, что всё. Уймись!
– Ты, как всегда, вовремя, Конрад. За печенега того спасибо, выручил. Надо теперь меч свой искать.
– Едем вместе.
Вдвоём было сподручнее. От Алексея шарахались в стороны и свои, и половцы – больно вид страшен и грозен. Да и сам велик, на голову выше любого половца. Впрочем, Конрад ему уступал не много.
Меч они нашли – его уже крутил в руках половец. Алексей сразу узнал своё оружие по клинку и рукояти. Он показал половцу на пустые ножны:
– Моё, верни.
Но половец прижал меч к себе, не собираясь уступать.
Алексей взялся за рукоять секиры.
Степняк воткнул меч в землю и отошёл, злобно сверкая глазами.
Алексей вернул меч в ножны. Первый раз с ним такой конфуз случился. Кабы не секира, совсем безоружным оказался бы.
Они поехали в свой стан. Там катафракты, разгорячённые боем, уже делились впечатлениями:
– Я ему мечом по щиту – раз, другой, а потом сверху – по башке!
– А я копьё сломал – сразу же, как только сшиблись. И щит пробил, и язычника насквозь, а копьё – хрясь!
Алексей и Конрад направились к реке – отмыться. И оружие и одежда были липкими от крови, противно.
Тем временем подоспел ужин.
Вечером к императору явился его советник Синесил, он предложил перебить пленных.
– Зачем они нам? Сбегут или родичи выкупят – опять в седло сядут.
Однако император отказался. Половцы с захваченными пленными пусть делают что хотят, а своих пленных он резать не позволит.
Синесил ушёл, однако ночью большую часть пленных всё-таки убили.
Злодействовали в основном ополченцы. Катафракты и гоплиты войной уже были сыты, да и устали за день.
Император, узнав, возмутился, но виновных искать не стал, хотя и подозревал в случившемся руку Синесила. Он приказал молчать о бойне, но половцы каким-то образом уже утром прознали о происшедшем.