Потом наступили школьные годы, не принесшие существенных перемен. Случалось Карпу и оплошать, но не слишком. Лимит дозволенных ему странностей ни разу не был исчерпан. Любимым местом его пребывания стала школьная библиотека, богатая закоулками среди стеллажей. Трудно сказать, что явилось первичным - любовь ли к чтению выросла из страсти затворничества, либо одиночество вынудило в конце концов обратиться к литературе. Однажды Карп, увлекшись, не уследил за бегом времени и оказался заперт. Он провел в библиотеке весь вечер и всю ночь. Счастливые часы! не удержавшись, Карп позвонил домой и сообщил, что жив и здоров, но открыть, где он, собственно, находится, отказался наотрез. А поутру библиотекарша, случайно наткнувшись на Карпа, нисколько не удивилась его присутствию . Ее не смутило даже то обстоятельство, что Карп спал.
Он подрос, начал курить, и облюбовал себе новое убежище: школьный сортир. А когда подоспела пора танцевальных вечеров, Карп вызвался быть звукорежиссером и, покуда продолжались танцы, хоронился в радиорубке. От него зависело, медленной или быстрой будет следующая мелодия, и Карп неожиданно превратился во влиятельную и значительную фигуру. Это не пришлось ему по душе, так как на миру опасно возрастал риск познания его сути, но втайне Карп ликовал и гордился. И он расстался с радиорубкой.
С первой повесткой Карп сообразил, что может уложить двух зайцев: спрятаться от болванов-милитаристов, среди которых ему безусловно пришел бы конец, и заодно избавиться от докучливой родительской опеки. Видя, какой солдат получается из чада, дома опечалились, но ничего достойнее придумать не сумели и махнули рукой. И чадо - опечаленное, но не так, чтобы очень покинуло отчий дом. О средствах к существованию Карп не слишком тревожился. Зная языки, он надеялся разжиться в незнакомом городе приработком, и не ошибся. Карп был в восторге от надомных переводов: заказчики общались с ним столь редко, что порой им мерещилось, будто тексты где-то сами собой переводятся. И клиенты при нечастых, деликатных, но настойчивых напоминаниях об оплате приходили в легкое замешательство, не в силах с налету разобрать, о ком идет речь. Вскоре последовали шторы, сундук и - уместно было бы сказать "и прочее", но прочего-то как раз и не имелось. А жизнь вокруг Карпа шла своим необдуманным ходом, и Карп чрезвычайно внимательно за ним следил. Он не зря оставался настороже. В последние годы жизнь та сделалась весьма щедрой на самые неожиданные, зачастую откровенно пугающие события. Карп не разделял иллюзий большинства беззаботных и недалеких обывателей, считающих, будто все эти страсти-мордасти происходят где-то далеко от их нагретых лежбищ. Как справедливо спето в песне - счастье близко, счастье далеко. Он хорошо понимал, что опасность близко. Его блаженство тесно увязывалось именно с близостью беды, а никак не с ее удаленностью. Тем приятнее казалось размышлять о такой беде и осторожно улыбаться, следя за ее острым акульим плавником, что описывает бессильные круги. Не случайно внимание Карпа было привлечено к такому незаурядному новшеству, как пресловутая "Десница Губернатора". Это была мобильная карательная бригада. Ее сформировали из народа - представителей различных социальных слоев - методом тыка, стремясь сделать выборку случайной. До психологических тонкостей никому не было дела - важным признавалось лишь принципиальное согласие. Все это назвали экспериментом, намереваясь в случае успеха распространить опыт на все государство. Таким образом команда, вооруженная до зубов, ежедневно выкатывалась на улицы города, готовая уложить на месте любого, кому повезет не понравиться либо всей группе в целом, либо кому-то из ее членов. "Десница Губернатора" никому, кроме самого Губернатора, не подчинялась и ни перед кем не отчитывалась. Ее самосуд не подлежал обжалованию. В то же время обычные структуры, ведающие правосудием, продолжали работать как обычно. Это нововведение должно было в соответствии с замыслом стать мощным средством профилактики преступлений. Каждый боец получал строго отмеренное количество боеприпасов, не больше и не меньше, будучи обязанным в течение дня израсходовать все. Число вероятных, ни в чем не повинных, жертв было тоже сочтено, сопоставлено с количеством потерпевших от рук бандитов и хулиганов, найдено значительно меньшим и потому объявлено оправданным.
4
Топлеников вышиб мозги из директора крупного треста. Находясь при исполнении, он во многом менялся.
Пожилая разъевшаяся секретарша строго сверкнула очками в сторону высокого мужчины, бесцеремонно прихромавшего в приемную. Тот вежливо улыбнулся, посверкав очками в ответ. Визитер направился к пухлой кожаной двери.
- Директор на месте? - спросил Топлеников учтиво.
Секретарша молчала.
- У себя каракатица? - повторил посетитель несколько громче, но ответа не получил. Лицо цепной твари залилось смертельной бледностью. Топлеников хмыкнул, прошел мимо и толкнул дверь.
Директор был не один: трое безликих уважительно внимали его речам. Топлеников притворил дверь. Хозяин кабинета вскинулся - и обмяк в кресле.
- Стойте, - хрипло сказал он. - За что?
- За то, - отозвался Топлеников, простирая руку. Муха с тупым жужжанием билась о горячее оконное стекло. Грохот расколол кабинет невидимой ощетинившейся молнией. Пуля ударила в дужку очков, и те разбились, как сердце. Директор, отлетая к стене вместе с креслом, успел уронить на царственный стол два слабо тенькнувших стеклышка. Топлеников вышел вон. Он никогда не сомневался в том, что занимающий солидный пост человек не может остаться безупречным.
- Здорово стреляете, - вынужденно похвалил его Казуар, когда Топлеников занял свое место в углу. - Где же вы научились?
- Привык все делать хорошо, - ответил тот бессмысленной фразой, ощущая легкую беспредметную брезгливость. Казуар моментально сменил почтительное выражение лица на полупрезрительное и отвернулся.
- И вам пора бы поучиться, - заметил Чибис, поигрывая десантным ножом. - Весь боезапас - на ветер. - В броневике стояла жара, кондиционер барахлил. Командир вспотел, его форменная рубашка была расстегнута до пупа.
- Вы сегодня немного нервничаете, господин офицер, - сказал Казуар с отважной игривостью тона, позабыв, что совсем недавно нашел действия Чибиса правильными и осадил выскочку-юриста. - Возможно, хронизация стресса? или нерациональные формы отдыха?
- Стоп! - заорал Шишак, напугав всех. - Виноват, - смутился он. Начальник, вели остановить, я по-быстрому.
- Кнопка под локтем, - сказал Чибис ледяным голосом.
- А, холера! все никак не запомню, - бомж надавил на желтый кружок. Броневик начал торможение. Шишак взобрался на сиденье с ногами и вцепился в ручки пулемета, разворачивая ствол. Группа в молчании созерцала, как тощая задница воина ходила ходуном, покуда хозяин целился. Дина приникла к оконцу и от нетерпения высунула язык.
-Па-ачистим ряды, - пропел Шишак, и пулемет затрясло. Милицейский сержант, покупавший сигареты в ларьке через улицу, внезапно принялся подпрыгивать, вскидывая ноги и размахивая руками. Скоро он упал навзничь, продолжая прыгать лежа в резонанс с поступающими в бока, голову и бедра кусочками свинца. Фуражка валялась невдалеке, и к ней уже подбегал стремительный алый ручеек.
- Опа! - прошептала восторженно Дина и облизнула губы. Прохожие бросились врассыпную - и напрасно, ибо Шишак, полностью удовлетворенный, оставил пулемет в покое. Лицо стрелка раскраснелось, а пуще всего, до иссиня-багрового цвета - уродливый жировик над левой бровью, налитый соком шишак, благодаря которому его обладатель и получил свое прозвище.
Чибис отвернулся. В сотый раз за день он прикрыл глаза и сосчитал до десяти, а после в сотый же раз дал себе слово приложить любые усилия - лишь бы не видеть впредь эти безумные праведные хари. Дать каким-то скотам полномочия мочить милицейские кадры в отместку за совершенно справедливо переломанные ребра... Но он ничего не мог сделать. Шишак был в своем праве и никаких объяснений по поводу выбора объекта расправы давать не собирался. Разрядка подоспела, как ни странно, с подачи Зои Наумовны. Она изъявила желание посетить рынок, и Чибис немного утешился, так как на рынке всегда было с кем потолковать, не травмируя при этом и без того кровоточащую совесть.
... К рынку Зоя Наумовна присматривалась давно. Многие покупатели были с ней прекрасно знакомы. Слухи о назначении Зои Наумовны уже гуляли вовсю и волновали склеротичные умы. Но с реальным их подтверждением пока еще никто не сталкивался.
По причинам очевидным броневик не стал подъезжать к центральным воротам и притаился на задворках. Его, конечно, все равно заметили, и паника катилась по рядам, но было поздно. Зоя Наумовна, кряхтя, выкарабкалась наружу. Она - живая легенда среди обделенных судьбой - спешно трусила к главному павильону. Раздались единичные приветственные возгласы, грузный бег заступницы неуклонно множил их, преображая в гул. Несколько кавказцев и молдаван побросали весы и бросились прочь. Зоя Наумовна, не желая размениваться, не тронула их. Запыхавшись, она побежала к дверям, пнула, но сил не хватило, и пришлось налегать плечом - тем, что меньше болело. В полуметре от каски пролетел кирпич, Зоя Наумовна поджала губы. Павильон заблажил на все голоса. Какой-то чучмек, выскочив из-за помидорной горы, заступил Робину Гуду дорогу и повалился на колени. Через секунду голова его сравнялась с осиротевшими помидорами в искусстве лопаться и брызгать красным. Зоя Наумовна обогнула камикадзе, сделала еще два-три шага и повела стволом слева направо. Шервудский лес взорвался. Черные жулики и обиралы валились скопом под свои прилавки, утыкались тюбетейками в груши и апельсины. Тяжелое капустно-огуречное благоухание приправилось ароматом железа и пороха.
... К рынку Зоя Наумовна присматривалась давно. Многие покупатели были с ней прекрасно знакомы. Слухи о назначении Зои Наумовны уже гуляли вовсю и волновали склеротичные умы. Но с реальным их подтверждением пока еще никто не сталкивался.
По причинам очевидным броневик не стал подъезжать к центральным воротам и притаился на задворках. Его, конечно, все равно заметили, и паника катилась по рядам, но было поздно. Зоя Наумовна, кряхтя, выкарабкалась наружу. Она - живая легенда среди обделенных судьбой - спешно трусила к главному павильону. Раздались единичные приветственные возгласы, грузный бег заступницы неуклонно множил их, преображая в гул. Несколько кавказцев и молдаван побросали весы и бросились прочь. Зоя Наумовна, не желая размениваться, не тронула их. Запыхавшись, она побежала к дверям, пнула, но сил не хватило, и пришлось налегать плечом - тем, что меньше болело. В полуметре от каски пролетел кирпич, Зоя Наумовна поджала губы. Павильон заблажил на все голоса. Какой-то чучмек, выскочив из-за помидорной горы, заступил Робину Гуду дорогу и повалился на колени. Через секунду голова его сравнялась с осиротевшими помидорами в искусстве лопаться и брызгать красным. Зоя Наумовна обогнула камикадзе, сделала еще два-три шага и повела стволом слева направо. Шервудский лес взорвался. Черные жулики и обиралы валились скопом под свои прилавки, утыкались тюбетейками в груши и апельсины. Тяжелое капустно-огуречное благоухание приправилось ароматом железа и пороха.
- Нашим - лечь! Нашим - лечь! - кричала Зоя Наумовна басом, опустошая рожок. Ложились все, многие - желанию вопреки. Отдуваясь и разминая левую грудь, тщетно подбираясь к перешедшему на галоп сердцу, Зоя Наумовна задом двинулась к выходу. Какая-то шалая бабулька, себя не помня от возбуждения, причитала дурным голосом:
- Милая, вот молодежь! Вот молодежь бы ищо! Вон гляди - наглая, совесть потеряла! Еще обзывается, креста на ней нет!
Зоя Наумовна не стала противиться. Нет креста - поставят. Крашеная блондинка лет двадцати пяти, затянутая в кожу, опрокинулась в грязь. Дина, следившая за битвой из броневика, негодующе выкатила глаза и, почти не целясь, умножила число новопреставленных, каковых подружки бабки-ябеды исправно перечисляли в поминальных записочках и тащили в несчастную церковь. Заодно, из вредности, она скосила еще одну седовласую почтенную даму, явную любительницу высокохудожественных сериалов и женских романов. "Небось, когда укроп присматривала, торговалась", - подумала Дина, оценивая высыпавшееся содержимое хозяйственной сумки.
-... Для начала - в горздрав, - велел Игорь Семенович Казуар и неумело передернул затвор.
5
Ушел последний сосед, и наступило время Карпа. Щелкнув ключом, он отворил дверь и быстрыми шагами прошел на кухню, оттуда - в коридор, заглянул в ванную, туалет и замочные скважины, желая твердо увериться, что он в квартире один. Убедившись в этом, он пришел в безмятежное настроение, согрел себе чаю, позавтракал. В непривычно светлой, солнечной кухне хорошо было видно грязь и копоть повсеместно. Оттуда Карп отправился в ванную, где долго мылся и приводил себя в порядок всеми мыслимыми способами. Грядущей ночью ему предстояло свидание и объяснение в любви. То были дела настолько невозможные и далекие, что совершенно не вписывались в текущее бытие и представлялись сплошной абстракцией.
Поэтому любые игры воображения на сей счет, пусть даже самые фантастические, имели право на жизнь. На пустом месте можно построить все, что угодно. Как раз этим Карп и занимался, упорно стараясь не обращать внимания на маленький изъян в своих умопостроениях. Изъян состоял в том, что узловые моменты сближения и ключевые фразы так и оставались белыми пятнами на карте мечты. Новый жизненный уклад в случае благоприятного развития событий он кое-как мог себе представить. Ну, там разные встречи, не слишком частые... беседы... фужеры и видео... потереть спину... Но вероятные трудности были к воображаемому моменту уже как бы преодолены. Временами Карп склонялся к мысли оставить все как есть и пустить остаток жизни на плетение паутины причудливых грез. Когда бы не природа, он, быть может, на том и успокоился, но для абсолютно нарциссического самосозерцания Карп был недостаточно стар. Испытывал ли он подлинную любовь? судить нелегко. Спору нет, гормоны бесновались, требуя хлеба и зрелищ, но любовь без желания отразиться друг в друге - самообман. А Карп не хотел ни в ком отражаться напротив, именно этого он всячески стремился избежать. Случайный прохожий и тот опасен, и тот обладает зрением и слухом, и треснет панцирь, бесполезный отныне, поскольку содержимое найдено и съедено с неодобрением. Здесь же - шутка ли - любовь! здесь негде укрыться, и все напоказ. И все-таки какая-то крохотная частица души не теряла безумной надежды отыскать вовне некую ценность, ради которой стоит жить дальше, а если не отыщется такая - создать ее, и если и с этим не повезет - смириться, заключив, что в сложившейся ситуации тоже присутствует тайный смысл, толкающий искать дальше и самораскрываться в условиях внешнего и внутреннего вакуума.
В общем, горевать было преждевременно. Чем ближе подплывал вечер, тем яснее виделась Карпу неизбежность немедленных конкретных действий. Недавнее и невозможное далеко вдруг объявилось совсем рядом. Совсем близко! Определенные идеи насчет дальнейшего уже приходили Карпу в голову, но казались столь дикими, что поневоле возникало желание отложить их рассмотрение на потом. Это "потом" наступило около восьми часов вечера. К тому времени квартира была уже вновь полна людей. Звуки, сопутствующие их немудреной жизнедеятельности, змейками вползали через щели и достигали Карповых ушей. Как ни безобидны были эти звуки, Карп еще больше сжался, ступал неслышно, втягивая голову в плечи и все чаще косясь на ручку ночного горшка, выглядывающую из-за сундука. Принародное путешествие в туалет ощущалось как пытка почти физическая. И вот, разволновавшись вконец, он воспользовался сосудом, прикрыл крышкой, спрятал и, решившись, вышел на балкон. Карп перегнулся через перила, заглянул вниз: прямо под ним находился еще один балкон, забитый разным барахлом. Барахло вместе с балконом принадлежало загадочному существу, жившему в полном незнании любовных притязаний соседа сверху.
Кто она была такая, Карп не имел понятия. Даже он, не избалованный женским вниманием, сознавал, что привлекательной его избранницу назвать нельзя. Нет, уродливой она не была, но и причин восторгаться, по правде сказать, не было. Просто так получилось, что при одной из их нечастых, мимолетных встреч в подъезде, не сдобренной даже дежурным приветствием, как-то необычно легли тени... в каком-то особенном повороте задержалась на миг голова... одновременно незнакомка споткнулась, и... короче, все вместе поза, которую она на секунду приняла, игра света и легкое досадливое восклицание - вызвало в душе Карпа отклик столь неожиданный, что он отшатнулся в тень и долго стоял там с бешено бьющимся сердцем, а принцесса, не подозревая ни о чем, не замечая даже самого Карпа, быстро ушла, спеша по каким-то своим делам.
В Карпа словно бес вселился. Навести о ней справки он не мог, для этого пришлось бы общаться с другими соседями, которые иногда сомневались в его существовании. Да и не очень-то хотел он узнать подробности ее жизни, поскольку, лишивший каких-либо подробностей самого себя, не вполне представлял, что же именно мог бы хотеть он узнать о ком-то ином. Вместе с тем потребность объясниться жгла его невыносимо. Скудная информация, которой он располагал, имела ценность исключительно оперативную. Ему удалось путем затейливых умопостроений заключить, что проживает соседка одна. Тайная слежка показала, что она, уходя из дома около полудня, не появляется до позднего вечера, причем питается где-то на стороне - Карп ни разу не видел в руках незнакомки ни продовольственных сумок, ни кульков. Похоже, она не пила и не курила, жизнь вела тихую: Карп подолгу, приложив ухо к половице, вслушивался в сонное безмолвие ее апартаментов. И он пришел к выводу, что возбудить интерес в тихом, неприметном человеке он - тоже тихий и неприметный человек - способен разве что посредством необычного, экстравагантного поступка. Нечто вроде прыжка с вышки вместо медленного, осторожного вхождения в холодную воду. Карп понимал, что последний вариант растянет прелюдию на долгие месяцы, если не годы, и результатом станет гнилое тепленькое полуравнодушие. А потому ему нынче предстояло следующее: он спустится на соседский балкон, проникнет в квартиру и, естественно, где-нибудь спрячется - верный себе. Дождавшись подходящего момента, он внезапно объявится, и тогда... Конечно, хозяйка может испугаться, но Карп считал, что это - вопрос нескольких секунд. От неожиданности струсит кто угодно, но стоит незнакомке вспомнить, кто именно предстал перед нею так неожиданно, она сразу смекнет, что от личности вроде Карпа никакая угроза исходить не может. Тем не менее она, восхищенная силой его безумства, изготовится слушать, и он... на дальнейшее фантазии не хватало, и Карп весьма надеялся на достойный экспромт.