Стивенсон ошарашенно промолчал. Его уже ничего не удивляло, даже то, что неожиданно стельки оказались старыми, хотя он заменил их несколько дней назад. Но почему-то он не решился это высказать хозяину, чувствуя, что эта весть может ему здорово не понравиться.
В прекрасном расположении духа Кребс устремился в подвал. Но тут его посетила одна странная мысль. Как же сразу-то не вспомнил! Вчера он получил три мяча для гольфа, да еще и с печатью, которые, по-видимому, были отправлены сегодня, в 10 утра, но уже пробило два пополудни! А он ничего НЕ посылал сегодня! Парадокс. Или дезинформация? Но зачем ему дурить самого себя? Странное дело. Получается так, что из настоящего момента в прошлое слать что-либо бессмысленно, а в будущее — непредсказуемо. Или он что-то не допонимает, или кто-то кого-то водит за нос.
— Тысяча чертей! Я тебя все равно одолею, сатанинское отродье, не будь я Рональд Кребс! — процедил молодой человек, решительно распахивая дверь подвала. — Все остальные варианты исключаются напрочь!
Дней десять Ронни денно и нощно торчал у Машины и слал в обе стороны все, что попадется под руку в доме. Так безвозвратно ушел великолепный фарфоровый китайский сервиз на 24 персоны, шесть бронзовых канделябров начала восемнадцатого века, полный набор клюшек для игры в гольф, двадцать сигар, различной степени выкуренности, более сотни отцовских книг на медицинскую тему, к которым Кребс не питал ни малейшего интереса, около фунта разноцветных перламутровых пуговиц, набор кочерег от камина, парадный цилиндр Кребса, любимая кукла маленькой дочки миссис Бойд, кухарки, а также сначала просительные, а потом требовательные и гневные записки самому себе. И множество других предметов, из-за которых у него со Стивенсоном начался серьезный разлад. Не забыл Ронни и о свежих газетах.
Обратно вернулась половина пуговиц, цилиндр, изрядно помятый, пять сигар, несколько книг, в том числе и парочка, НЕ посылаемых до того им в будущее, три канделябра и остальное, по мелочи. Зато дополнительно он получил целых три пачки газет, но все они датировались числом дня прибытия, так что согласно своему плану Кребс ничего не мог предпринять.
Выяснилось также, что во время прибытия не важно было, включена Машина или нет (в первом случае она имела возможность просто предупредить о скором событии), а также то, что предметы не накапливались в Зоне — более ранние заменялись вновь прибывшими. Так что за событиями необходимо было постоянно следить, чтобы не упустить что-либо важное.
Кребс посылал несколько предметов и в один и тот же момент будущего, но они вместе никогда не приходили, в лучшем случае появлялся один из них.
За это время пронеслось два небольших хроноциклона и один, как выразилась Машина, антихроноциклон длиною почти в сутки, в течении которых Кребс места себе не находил и, шатаясь по дому, терроризировал прислугу.
В прошлом все исчезало как в проруби, бесследно, несмотря на то, что оттуда пришло с дюжину его же записок с просьбой выслать газет и вообще подать признаки сознательной деятельности. Кребс все это прилежно исполнял, и 26-го объявилось целое восторженное благодарственное письмо, датированное 25-м октября с рассказом о том, как он ПОЛУЧИЛ-ТАКИ 21-го числа итоги скачек, произошедших 25 октября, и выиграл, таким образом, в тот день 34 тысячи фунтов!
Но у Ронни НЕ было этой суммы. Он позвонил в свой банк, и не обнаружил там никакого прихода за последние два месяца. Одни расходы. Очередной парадокс. Но кто-то ведь уже шиковал на эти бешеные даже для него деньги, полученные с ЕГО помощью!
Так начался первый его недельный запой.
Поздно вечером, двадцать девятого октября, в самый разгар попойки, устроенной в этот день Кребсом прямо в подвале у Машины, пуская слюни и дрожа как осиновый лист, на подкашивающихся ногах из Зоны выбрался Цицерон. Он тут же безвольно привалился к стене и сделал большую лужу.
Кребс с минуту мутным взглядом осматривал сие явление, пытаясь налить в фужер очередную порцию дорогого рома.
— О, мой ддруг! — наконец, поняв, в чем дело, произнес, заикаясь, Ронни, с трудом удерживаясь в кресле. Его локоть все время соскальзывал с подлокотника. — Тты ппоявился, тты нне бросил мм… мменя!.. Эт' хорошшшо. Эт' очч… оч' хорошшо!
Цицерон отупело мотал головой и пускал носом гигантские пузыри.
— Дж… Джельмены! Я пп… ппрошу вас вы… выппить за-а-а… за моего ддруга, славного Ц… Ц… Цицерона! — сосредоточившись, Кребс высосал спиртное, умудрившись, однако, половину его залить себе за шиворот. — Нну как, п… песик, тебе ххорошшо?
Цицерон закатил глаза и тут же сдох, распластавшись на полу бесформенной кучей.
— Нехххорошая ты сссобачка! — округлив глаза от удивления, заявил Кребс. — С… с твоей сстороны эт' было не ч… нне ччестно… Нне было у нас ттакого угговора!
Он истерично икнул, подпер отяжелевшую голову непослушными руками и на минуту глубоко призадумался, морща лоб.
— С… судьбу нне пперепплюнешь, джельмены! — глубокомысленно изрек он и отрубился, похрапывая и посвистывая на все лады.
Стивенсон был крайне огорчен. Он круто взялся за Кребса и утром 3 ноября тот выглядел как огурчик. Почти.
— Похорони Цицерона со всеми почестями, — сказал Ронни слуге, — он заслужил это.
Теперь Кребс решил действовать более решительно. У него возникла теория, что, возможно, не все объекты возвращаются в Зону аппарата, некоторые из них могут разминуться с Машиной чисто в пространстве. Может быть, так необходимые ему газеты постоянно материализуются где-нибудь поблизости? Может, в саду. Или на соседнем участке. Или во Франции. А может, и на Луне. В сад-то Кребс сбегал, все облазил там чуть ли не на коленках. И дома все посмотрел. Но вот как быть с соседним участком?
Кошка! Вот оно! Всем известно, что кошки, хорошие домашние кошки всегда возвращаются домой, даже если не знают дороги! И такая кошка была. Она жила на кухне и звали ее Сима. Проворная, умная, живая, она как нельзя лучше подходила для плана Ронни.
После завтрака, когда миссис Бойд вымыла посуду и ушла к мяснику, Кребс тайком пробрался на кухню и, даже не дав Симе допить полагающееся ей каждодневное молоко, схватил ее и отнес в подвал. Обычно спокойная и ласковая, кошка чувствовала что-то, отчаянно вырывалась, царапалась, шипела, прижав уши, но, слава Богу, не мяукала.
Кребс настроил Машину на час в будущее, включил таймер и, когда прозвучало «один», швырнул Симу в Зону. Та, вращаясь в воздухе, с диким воем исчезла в голубом сиянии. Кребс оттер кровь с расцарапанных рук и принялся ждать. Не появилась она ни в обед, ни на ужин и не через два дня.
— Странно, — жаловалась миссис Бойд, — куда это наша Симочка запропастилась? Уж не соседские ли мальчишки сделали с ней что плохое? Ух, разберусь я с ними! И Цицерон, царствие ему небесное, помер…
Стивенсон подозрительно косился на Ронни, но тот делал невинное лицо и пожимал плечами, переводя разговор на другую тему.
Кошка легко могла погибнуть. Попасть под машину, упасть с высоты или ее поймали те же мальчишки. Была бы еще одна, Кребс послал бы и ее, но второй не было. Зато в холле висела клетка с разноцветными попугайчиками. У птицы больше шансов вернуться, решил Ронни и проделал тот же фокус с желтым попугайчиком.
Ровно через час Машина произвела отсчет, и по подвалу запорхал попугай. Голубой.
— Черт знает, что такое! — выругался Кребс. — С ума сойти можно!
Он снова отправил его в будущее, пятнадцать минут потратив на ловлю юркой птицы. Вернулся опять голубой. Кребс запихнул его обратно в клетку и снова надрался. Позже Стивенсон, кормя попугайчиков, заметил подмену, но ничего не сказал. С каждым днем он становился все мрачнее и озабоченнее, но, тем не менее, держал язык за зубами. Скорее, от страха перед Машиной, чем перед хозяином.
На следующий день Кребс связался с Лондонской радиотехнической лабораторией и заказал автономный ламповый радиопередатчик с мощными батареями в герметичном корпусе, способный постоянно самостоятельно передавать в эфир позывные. Эта игрушка обошлась ему в кругленькую сумму, но скупиться на освоении Машины Времени Ронни считал глупостью.
Через пять дней, в течении которых он не трогал Машину, только изредка проверял наличие новоприбывших вещей (ничего не появилось) заказ был доставлен, и счастливый Кребс, включив передатчик, закинул его в будущее.
— А с помощью вот этого приемника, — сказали ему в лаборатории, передавая на руки еще один ящичек, — вы сможете установить наличие передатчика-маяка в радиусе более 600 миль. В последствии, если хотите, мы можем запеленговать сигнал и найти его. Только зачем, сэр, вам это нужно?..
Кребс не соизволил ответить.
Кребс не соизволил ответить.
Сейчас, сгорбившись в кресле и нацепив на голову наушники, он напряженно вслушивался в потрескивание и шорох радиоэфира. Как только передатчик исчез, характерное попискивание пропало, и Кребс нервно ожидал. Иногда ему казалось, что сигнал появился, но это пищало у него в ушах.
И чуда снова не произошло. Несколько часов кряду Кребс провел у приемника, но тщетно. Передатчик как в воду канул. Он перепробовал все частоты, поднял над домом повыше антенну, проверил батареи, радиолампы, но…
Вечером, так ничего и, не дождавшись, Кребс в ярости устроил погром в доме, чем здорово перепугал прислугу. Он метался как разъяренный раненый лев, круша все на своем пути. Богохульничал, проклиная все на свете, расквасил нос Бену, второму слуге и поставил ему фингал под глазом. А под конец чуть было не устроил пожар. Затем Кребс спустился в подвал и, в бешенстве разбив все лампы приемника и искорежив его корпус, отослал обломки на сотню лет в прошлое.
— Если не мне, то и никому! — орал Ронни, брызжа слюной и потрясая кулаками.
Успокоился он только к полуночи, «приняв на грудь» дозу алкоголя.
— Совсем спивается наш хозяин, — озабоченно сказала миссис Бойд, — да что это с ним приключилось? Никак не пойму! Чудной он стал, ей-богу…
— Если так и будет продолжаться, я уйду, — заметил Бен, до сих пор придерживая компресс под глазом.
— М-да… — только и мог проговорить Стивенсон. — Однако, идемте прибираться…
Через два дня в Зоне появился слиток золота. Высшей пробы. Он одиноко лежал на красной метке и ярко поблескивал в свете электрической лампочки, вмонтированной в потолок Стивенсоном. Несколько минут Кребс отупело разглядывал его, не решаясь даже приблизиться, а потом, выкидывая невиданные коленца, сплясал сумасшедшую джигу.
— Свершилось! — орал он. — Мне уже идут дивиденды! Ай да я, молодчина! Хо-хо, тра-ля-ля! Джордж, старый верблюд, а ты не верил!
Под слитком лежала записка:
«Ронни из 17 ноября! Я все придумал как нельзя лучше. Мы богачи. Срочно обрати весь свой капитал в золото и вышли во 2-е декабря 1925 года, ровно в три часа пополудни. Подвернулось отличное дельцо. Подробности позже. Вместе, с объединенным золотом — мы сила!
Ронни Кребс. 2 декабря 1925 года».Кребса несколько смутило это предложение. Если учесть такую плохую воспроизводимость пересылок во Времени… Но соблазн был слишком велик. Наконец-то хоть какая-то осмысленная связь! И, главное, у него-будущего есть конкретный план действий, а кому можно доверять более всего, как не самому себе?! Интересно, что это он там надумал?! Мог бы черкануть и поподробнее! Впрочем, возможно, тогда что-нибудь непоправимо изменилось бы там, в будущем… Да черт ногу сломит в этом таинственном, непостижимом Времени!
Проникшись глубочайшим уважением к неизвестным создателям Машины Времени, Кребс в течение несколько дней приобрел через банк золотые слитки практически на весь имеющийся капитал и, предварительно прочитав длинную слезную молитву (а молился он в своей жизни не часто), отослал их во 2-е декабря, сложив в центре Зоны солидную сверкающую кучку. Не забыл он и про послание:
«Дорогой Ронни! Посылаю все, что у меня есть. Думаю, у нас все получится, поскорее пришли свой план! Жду с нетерпением»
Все последующие две недели Ронни был таким паинькой и лапушкой, что Стивенсон на радостях как-то даже заикнулся о демонтаже Машины, но в ответ получил такой уничтожающий взгляд, что чуть не подавился и понял, что хозяин просто проворачивает очередную долговременную аферу с Машиной Времени.
Время не изменить, думал слуга, все тщета и суета! Лишь бы ничего плохого не случилось, только бы обошлось! Но когда же это кончится?! Долгими ночами Стивенсон бессонно ворочался на жесткой постели и жарко молился Богу, в душе уже, однако, ни на что не надеясь.
Ронни ужасно волновался. Никакого дополнительного разъяснения из будущего он не получил, и в чем состоит план декабрьского Кребса, не догадался. И вот настало второе декабря, время перевалило за три часа после полудня и… Ничего! Кребс как ополоумевший сеттер кружил вокруг ограждения Зоны, но золото, посланное им 17-го ноября, не пришло. Более того, он опять ничего не понимал. Будущее, в которое он попал «своим» ходом снова не совпадало с тем, ДРУГИМ будущим. Но если раньше это представляло все-таки больше академический интерес, то сейчас он потерял на этом ВЕСЬ свой капитал!!!
Все еще не веря провалу, Кребс, не обращая внимания на протесты Стивенсона, провел у Машины, двое суток, не смыкая глаз и не беря в рот ни крошки. Затем он не выдержал и, вновь напившись, проспал беспробудно двадцать часов, обязав Джорджа самолично следить за Зоной. К тому времени, конечно, вся прислуга уже знала о Машине — догадки и предположения строились одна фантастичнее другой. Но все пришли к одному мнению — до добра это все не доведет, жди худшего. Миссис Бойд отправила дочку к сестре в Манчестер, а Бен потихоньку стал собирать свои пожитки. Стивенсон просто выл на Луну.
После этого, чтобы постоянно находиться у Машины, Кребс совсем переехал в подвал. Джордж перенес ему вниз нехитрый скарб, обеспечив хозяину минимальный комфорт, и Ронни почти не выходил наверх, постоянно дежуря у аппарата и мрачно размышляя над своей судьбой, уже не делая никаких попыток что-либо куда посылать.
Однажды у него мелькнула мысль самому отправиться в будущее или прошлое, но он быстро отбросил подальше эту идею, потому что стал просто БОЯТЬСЯ Времени, его до дрожи страшила перспектива оказаться неизвестно ГДЕ и КОГДА. И с КЕМ-ТО.
Нельзя облапошить самого себя, это бессмысленно, думал Кребс. Но это, тем не менее, произошло! И Ронни вплотную подошел к теории параллельных Миров. Миров, которые отпочковываются от основной временно-событийной линии ЕГО Мира. Именно во вновь образовавшиеся Миры и попадали ВСЕ его «посылки». А ТО, что получал ОН, первоначально посылалось ИМ же из своей линии. Но при «доставке» происходило очередное расщепление ЕГО Вселенной, скорее всего, на несколько вероятностных линий, и объект, по теории вероятности, чаще всего уходил в какой-либо дочерний, новообразовавшийся Мир, а Ронни оставался ни с чем.
Что-то вроде поведения некоей хитрой амебы — в нее попадает что-то вкусненькое, она живо делится, и лакомый кусочек достается только одной половинке. Хотя непонятно, зачем. Эдакий супер-эгоизм… Но кто может спросить об этом амебу? На сколько же частей одновременно делятся Миры при воздействии на Время Хронотроном и, возможно, хроноциклонами, Ронни не знал, но на число, явно превышающее и два, и три, и пять.
Стало понятно, почему все запросы в прошлое не увенчались успехом — предмет ВСЕГДА уходил в отколовшийся Мир, и тот дальше развивался уже с измененной историей, по своим правилам, а Мир-отец, как и должно быть, оставался неизмененным, так что в нем никаких причинно-следственных парадоксов не возникало. Таким образом, СВОЕ прошлое изменить нельзя в принципе, а в возникающих параллельных Мирах — пожалуйста.
На счет будущего было сложнее. Пересылаемый объект также уходил во вновь образовавшуюся событийную линию, но в КАКОЙ именно МИР из прошлого попадет Кребс Мира-прародителя? Здесь все определялось случаем и зависело, скорее всего, только от количества получившихся «ветвей». Причинно-следственные связи в каждой линии также не нарушались, так как первоначально взаимодействующие объекты принадлежали различным Мирам. Получалось так, что золото не пришло по назначению — тому, кто его заказывал, и не могло прийти, а досталось какому-то другому Кребсу, из его событийной линии, которая размножилась 2-го декабря при доставке слитков. Впрочем, в любом случае, это была пустая гипотеза, и делу мало могла помочь.
С каждым днем психическое состояние Ронни ухудшалось. Он исхудал, зарос жиденькой бородкой, под глазами светились яркие синяки. Иногда ему слышались странные звуки, идущие из ниоткуда, а перед взором постоянно кружили какие-то серые пятнышки. Он стал крайне раздражителен и кидал в Стивенсона все, что попадется под руку, если тот слишком настойчиво крутился рядом.
И в нем росла злость, дикая злость. На всех. И в особенности на «параллельных Кребсов». Никто не хотел делать его богатым. Все делали его только несчастным и обездоленным. Он был разорен, унижен и оскорблен. Над ним жестоко посмеялись, хитро использовали и выкинули на помойку жизни. Но они ответят. Кребс еще не знал, КАК, но непременно ответят!
А двенадцатого декабря Машина неожиданно прислала шимпанзе. Он выскочил из Зоны и с диким визгом стал носиться по подвалу, размахивая лапами и натыкаясь на предметы. Большое зеркало вмиг раскололось на мелкие осколки, гора выпитых Кребсом бутылок со звоном разлетелась по полу, столик перевернулся, и нехитрая закуска была под ним тут же погребена. Ронни ловко подхватил новую, еще непочатую бутылку мадеры и прижал ее к сердцу, ошарашенно разглядывая гостя. На шимпанзе оказался клоунский цирковой наряд и ошейник с бубенчиками, весело побрякивающими при каждом движении обезьяны. Кребс заметил, что на нем крупно было написано: «Дурачок». Камень в чей огород?