— Лерусик! Милый, какая же я дура! Я учила тебя жизни, учила умению обращаться с мужчинами, а са-а-ма-а!..
Последнее слово разобрать было уже невозможно, поскольку оно потонуло в судорожных всхлипываниях.
В недоумении тараща глаза на Ксюху, я принялась успокаивать не на шутку разволновавшуюся подругу, попеременно прикладывая носовой платок то к ее глазам, то к носу.
— Нет, надо что-то делать, — озабоченно прошептала Ксюша и, сделав мне знак поддерживать подругу с другой стороны, приблизила к ее распухшему ротику лекарство.
С моей помощью ей все же удалось влить содержимое мензурки Милочке в рот, и спустя пятнадцать минут та затихла.
Мы подхватили ее под руки, буквально волоком оттащили в спальню и, укрыв теплым пледом, вышли, осторожно притворив дверь.
— Ну и дела-а-а! — качнула головой Ксюха и лихо опрокинула в себя стопку коньяка, початую бутылку которого извлекла перед этим из встроенного в стену бара. — Кто бы мог подумать?.. Вот тебе и толстячок-добрячок!
— Можешь интриговать меня сколько угодно, — зло прошипела я и, следуя ее примеру, налила себе рюмку коньяка. — Но учти! Ты отсюда не выйдешь, пока все мне не расскажешь!
— А куда идти-то? Очумела ты, что ли?! — Ксюха устало плюхнулась на диван и подобрала под себя ноги. — Разве можно ее тут одну оставлять?
— А нельзя ли поподробнее? — раздался вкрадчивый голос Кирилла, который в этот момент материализовался в дверном проеме.
Ксюша тут же спустила с дивана ножки и игриво заулыбалась, чем вызвала у меня приступ острой ревности.
— Чего оскалилась? — рявкнула я на нее. — Давай лучше рассказывай!
Ксюша словно опомнилась, устало вздохнула, но напоследок все же постучала накрашенным ноготком по височку.
— А чего рассказывать-то? — произнесла она наконец, затянувшись предложенной Кириллом сигаретой. — Сижу дома, звонок. Милочка в истерике!.. Я срываюсь, приезжаю, и что оказывается?
— Что?! — одновременно подскочили мы с Кириллом.
— Этот поросенок ее бросил! — роняя пепел, развела Ксюша руками. — Он! Который должен был быть счастлив только тем, что наша лапуля живет с ним на одной территории, — и он ее бросил!
Метнув в сторону Кирилла быстрый взгляд и увидев, как поползли вверх его брови, я осторожно начала:
— Ксюша, а как она об этом узнала?
— Так он ей позвонил, мерзавец! — Подруга с негодованием ткнула окурок в пепельницу. — Часа три-четыре назад он ей звонит и сообщает, что она может считать себя свободной женщиной, что он-де уезжает за границу на постоянное житье и никаких имущественных претензий к ней не имеет… Представляешь, Лер?! Он не имеет! Он бы и так ничего не получил! Козел!
— А он как-нибудь объяснил свое решение? — отважился наконец вставить слово Кирилл, до этого молчаливо слушавший рассказ Ксюши.
— В том-то все и дело, что нет! — вскинулась Ксюша. — Милочка просто опешила, принялась причитать: «Олежа! Милый, в чем дело?» И так далее… А он трубку положил, и все…
— Спешил сильно, — вставила я легкомысленно.
— Куда спешил? — зацепилась сразу Ксюха. — Ты что-то знаешь?! Лерка, не темни — выкладывай! Понимаю, ты его недолюбливала. Наверняка тому была причина…
— Ничего я не знаю, — отрешенно проговорила я, отчего-то почувствовав вдруг чудовищную усталость, охватившую меня. — Я с ним и виделась-то — по пальцам можно пересчитать.
Очевидно, мой ответ удовлетворил подругу, потому что она переключила свое внимание на Кирилла, начав бомбардировать его всякого рода вопросами, касающимися нашего с ним будущего.
С минуту послушав их безумный лепет о том, какое на мне должно быть в день бракосочетания платье и что можно по этому поводу взгромоздить мне на голову в качестве украшения, я, смерив их недоуменным взглядом, ушла к Милочке и тихонько пристроилась у нее в ногах.
То ли сказалось напряжение предыдущих дней, то ли виной тому была бурная ночь, проведенная в объятиях Кирилла, но я сразу же провалилась в сон.
Разбудило меня тихое всхлипывание.
— Милочка! — тихо позвала я, поднимаясь со своего ложа.
Всхлипывания прекратились, и почти тут же на плечо мне легла мягкая ладонь подруги.
— Лерусик! Ты не представляешь, что это за мука!.. — жарко зашептала она мне в ухо. — Я прожила с ним столько лет! Так ошибаться в человеке! Так ошибаться!
Я уложила ее всклокоченную головку к себе на колени и горько усмехнулась.
— Ты чего? — сразу насторожилась она.
— Да так, ничего.
Очевидно, мой ответ ее не удовлетворил, потому что она взвилась пружиной и, нащупав выключатель, зажгла свет.
— Давай-ка выкладывай! — сразу перешла она в наступление. — Что за усмешки?
— Сядь! — коротко приказала я ей. Удивительно, но она послушалась. — Я хочу тебе кое о чем поведать.
Милочка напряглась, как струна, и вперила в меня лихорадочно сверкающий взгляд.
Потерев переносицу и с минуту поразмышляв, я начала:
— Милочка, моя любимая подруга! Может быть, то, что я тебе сейчас скажу, покажется странным, но ты все же постарайся прислушаться. Хорошо?
Она закивала головой, да так сильно, что у меня возникли серьезные опасения за состояние ее шейных позвонков.
— Ты сказала несколько минут назад, что я не представляю, как тебе больно… — Я сделала многозначительную паузу. — Представь себе, я тоже познала эту боль! Причем не однажды! И кому, как не тебе, об этом знать!
— Ах! Это совсем другое! — Милочка театрально заломила руки, поселив в моей душе серьезные сомнения по поводу глубины ее переживаний.
— Пусть так! — покорно склонила я голову набок. — Но…
— Что — но? — сразу насторожилась она.
— Факт остается фактом: я с полной уверенностью могу причислять себя к клану брошенных женщин, пусть это было и какое-то время назад.
— Хорошо, я согласна, — шмыгнула Милочка носиком. — Но от этого мне не легче.
— Вот об этом-то я как раз и хочу с тобой поговорить.
— Хорошо, — опять повторила подруга и устроилась поудобнее на кровати. — Говори, только не тяни.
Я прокашлялась, прошлась по спальне и, скрестив руки перед грудью, торжественно произнесла:
— Тебе необходимо извлечь из происшедшего урок и… выгоду.
— Что-о-о? — аккуратные бровки Милочки взметнулись вверх. — Урок — согласна, но…
— Да, да — именно выгоду! — нацелила я пальчик ей в грудь. — Я, как и ты, раньше заламывала руки и вопрошала у всех: «Ну за что?!» Потом, немного прозрев, вопила: «Какая же я дура!» Ты, кстати, это сакраментальное выражение повторила за последний час минимум раз двадцать. Но не отчаивайся, так вопит каждая вторая женщина нашей голубой планеты. Так вот, я продолжу, если ты не против.
— Валяй! — Блеск, появившийся в глазах подруги, подсказывал мне, что я на верном пути.
— Так вот, в один прекрасный момент мне надоело вопить подобным образом. Я оглянулась вокруг, и теперь при очередном разочаровании я лишь развожу руками и, хлопая глазами, говорю… Хочешь знать — что?!
— Что же?
— Я говорю: «Ну надо же — опять!..»
— И что — помогает?! — недоверчиво прищурилась Милочка.
— Кому, как не тебе, об этом знать? — хмыкнула я, усаживаясь рядом. — Ты же по одному взмаху моих ресниц узнаешь о моих мыслях!
Подруга тяжело вздохнула, подошла к огромному зеркалу и легонько коснулась своего заплаканного лица.
— Лерусик! А я еще не старая?
— Ну, наконец-то! — с облегчением выдохнула я и, подлетев к ней, обхватила за плечи. — Ты красивая, молодая, полная сил и энергии! И, если честно, я даже рада, что теперь эта энергия будет направлена на человека достойного, а не на этого…
Милочка судорожно вздохнула, поправила волосы и прошептала:
— А какая выгода-то?
— Так ты же теперь свободна! — возопила я. — Ты попробуй на вкус это слово! Посмакуй его! Сво-бо-да!
Не знаю, сколько бы еще продолжался мой сеанс психотерапии, но тут дверь широко распахнулась, и взору нашему предстала странная картина.
Ксюша осторожно, будто она делает первые шаги в своей жизни, перешагнула порог и прошла на середину комнаты. Следом за ней, так же робко и осторожно, ступал Кирилл. Вид у обоих был более чем торжественный.
— И что сие должно означать? — почти одновременно всполошились мы с Милочкой.
— Девчонки! — с пафосом начала Ксюша, и только тут до нас наконец дошло, что она уже порядком навеселе. — Ни для кого не секрет, что наша подруга Валерия собирается замуж!.. И прежде чем она это сделает, мы должны ее просватать, соблюсти, так сказать, все приличия.
— Я вижу, что этим ты как раз и занималась последние два часа! — не удержавшись, съязвила я. — И, по-моему, у тебя была хорошая поддержка!
Тот, кого я имела в виду, в этот момент сам нуждался в том, чтобы его поддержали. Во всяком случае, не подоспей мы с Милочкой вовремя, Кирилл свалился бы к нашим ногам. Кое-как пристроив его на кровати, мы гурьбой выпорхнули из спальни, и тут Милочка набросилась на Ксюху:
— Ты что, не могла его предупредить?!
— О чем, милая? — картинно закатывая глаза, с чувством выдохнула Ксюша.
— О том, что ты можешь пить, как последний мужик, и не пьянеть при этом!
— Клевета! — притворно возмутилась подруга. — Просто мужики сейчас пошли какие-то мелкие…
— Ага! — хохотнула я, нагибаясь и извлекая из-под столика две пустые бутылки коньяка. — От таких возлияний, по-моему, упадет и лошадь!
— Ну, вот! — пьяно икнула Ксюша. — Любимая подруга просто так, не глядя, опустила меня до разряда парнокопытных. И даже ниже!..
Милочка прыснула в кулачок и бросила быстрый взгляд из-под растрепанной челки в мою сторону. Мне ничего не оставалось, как улыбнуться ей в ответ.
— Девчонки! — вмешалась Ксюша. — Можете смеяться надо мной сколько угодно, но, по-моему, пора… выпить!
Уснули мы час спустя там же, у Милочки.
Глава 18
— Белозерцева Валерия Леонидовна! Согласны ли вы…
Молодая, интересная женщина задавала мне вопрос за вопросом.
Я хрипло шептала в ответ: «Да!» — и из боязни быть неуслышанной усиленно кивала головой.
Кирилл волновался не меньше меня.
Нанизывая мне на палец обручальное колечко, он едва не прослезился. Может быть, я и преувеличиваю, но меня в этом убедили его увлажнившиеся глаза и подрагивающие губы, которые упорно не хотели складываться в счастливую улыбку по заказу назойливого фотографа.
— По-моему, ребятам пора принять, — зашипела Ксюша, тыча нам в спину горлышком початой бутылки шампанского. — У них скоро нервный тик начнется!
— Отстань от них! — возмутилась Милочка, которая прониклась ответственностью момента и не сводила глаз с объектива. — Это для них самый счастливый день в жизни!
По-моему, она сильно заблуждалась. Во всяком случае, я на это сильно надеялась…
Да и вряд ли можно признать счастливым тот факт, что тебя осаждают толпы родственников и друзей, и как раз в тот самый момент, когда тебе хочется остаться наедине с любимым.
Хорошо еще, что Ксюша, неоднократно ранее выходившая замуж и доподлинно знавшая все издержки этой изнурительной процедуры, все заранее предусмотрела и в самый разгар веселья, когда уже наши с Кириллом силы были на исходе, потребовала тишины и вручила нам две путевки в круиз по Средиземноморью.
— А теперь, дорогие мои, — продолжила она вибрирующим от волнения голосом, на манер наших западных соседей по планете, — проводим молодоженов к выходу и пожелаем им счастливого пути!
Если и был кто-то недоволен этим скоропалительным отъездом, так это наши с Кириллом родители. Для всех остальных наш отъезд остался практически незамеченным.
Правда, Милочка, вызвавшаяся проводить нас в аэропорт, неожиданно расплакалась перед самым отлетом самолета.
— Лерусик! Я так рада за вас! — шептала она сквозь слезы. — Пусть хоть у тебя все будет хорошо.
Я поглаживала ее стриженую головку (Милочка, решив начать новую жизнь, остригла свои великолепные кудряшки) и, не зная, что говорят в подобных случаях, лишь недоуменно пожимала плечами.
— Простите, — вдруг раздалось за нашими спинами. — Вас зовут Валерия?
Я резко обернулась и с удивлением уставилась на молоденького паренька, лениво жующего жвачку. Кирилл сразу насупился и встал в стойку, подозрительно переводя взгляд с меня на юношу.
— Д-да, — наконец нашла я в себе силы ответить. — Простите, а что вы хотели?
— Вам просили передать вот это. — С этими словами он сунул руку в карман спортивной куртки и извлек оттуда изрядно помятый конверт.
— Но я…
Не дав договорить, он сунул конверт мне в руки, круто развернулся и удалился, ни разу не оглянувшись.
В этот момент как раз объявили посадку, и я, сунув злополучное послание в карман пиджака и тут же забыв о нем, прильнула к Милочкиной щеке.
Мы принялись щебетать друг другу всякие сентиментальные наставления, плача и смеясь одновременно. Если бы Кирилл вовремя не прервал наши излияния, то, возможно, нашему свадебному путешествию не суждено было бы состояться.
— Идем, милая, идем! — нетерпеливо тянул он меня. — Через три недели вы опять увидитесь.
Надо сказать, что эти три недели, проведенные в объятиях любимого, не показались мне вечностью…
Вернувшись домой, мы прямо с трапа самолета шагнули в промозглую серую пелену осеннего дождя. Горожане спешили по домам, подняв воротники пальто и кутаясь в теплые шарфы.
Удивленно поглядывая по сторонам, я все никак не могла взять в толк — куда подевалось тропическое солнце, подарившее нашей коже прекрасный ровный загар.
— Смелее! — тихо шепнул мне Кирилл, подталкивая к машине, оставленной на платной стоянке. — Смелее — в новую жизнь.
Я судорожно вздохнула и посмотрела на него с признательностью, способной растопить сердце любого мужчины.
Мой муж не был исключением. Втолкнув меня на заднее сиденье автомобиля, он так сжал меня в объятиях, что я едва не задохнулась.
— Эй! — шутливо шлепнула я его по плечу. — Осторожнее! А то на манер Синей Бороды овдовеешь, едва женившись.
— Я тебя люблю, — прошептал он, нежно целуя мои озябшие пальцы. — Представляешь?!
— Такую нелепую? — прищурилась я, вспомнив о его недавних обвинениях.
— Ага! — согласно кивнул он, не переставая улыбаться. — Такую нелепую, взбалмошную, непредсказуемую…
Я наморщила лоб, соображая, обидеться мне или нет. Но мои размышления были прерваны звуком расстегиваемой «молнии».
— Эй! — снова предупредила я. — Так мы никогда не доберемся домой! К тому же кругом люди.
Последнее обстоятельство никак не могло служить нам помехой, потому что каждый в этот самый момент спешил поскорее где-нибудь укрыться.
Порывистый ветер гнал последние пожухлые листья вперемешку с ледяными струями дождя, делая присутствие под всем этим осенним хаосом просто невыносимым.
Кирилл, проследив за моим взглядом, нехотя согласился со мной и, целуя в очередной раз, сказал:
— Ты права… Действительно — едем домой.
У самого крыльца Кирилл неожиданно замешкался, что вызвало взрыв неудовольствия с моей стороны.
— Не торопись, — попытался урезонить он меня, возясь с ключами. — Сейчас все поймешь.
И лишь когда он широко распахнул дверь и, не дав мне ступить на порог, подхватил на руки, я все поняла.
— О! Милый! — восхищенно выдохнула я, уткнувшись посиневшими от холода губами ему в шею. — Я совсем забыла об… условностях!
— Не условностях, — поправил он, опуская меня в кресло холла, — а народных приметах. Думаю, в этом что-то есть!
Я согласно кивнула и от дальнейших препирательств воздержалась.
— Идем, я покажу тебе дом. — Кирилл взял меня за руку.
— Так я уже была здесь однажды, — напомнила я, следуя за ним.
— Я решил все изменить, — пояснил он, обводя руками комнаты с многочисленными коробками на полу. — Когда я все тут обустраивал, то еще не знал, что женюсь именно на тебе.
— А моя личность накладывает отпечаток на дизайн? — удивилась я, пытаясь уловить подвох в его словах.
— Непременно, любовь моя, непременно! — Остановившись у камина, Кирилл сбросил легкий плащ и сделал знак присоединяться к нему.
Последовав его примеру, я уселась на краешек резного стула с высокой спинкой и стала наблюдать за манипуляциями супруга.
В действиях его не было ничего загадочного — он пытался разжечь камин, что, собственно, ему удалось сделать с первой попытки.
— Сейчас будет тепло, — улыбнувшись, пообещал он мне.
— Так вроде бы и не холодно, — удивилась я. — Камин можно было и не разжигать.
Лишь когда на полу появился пушистый ковер и ведерко с шампанским, мне стало понятно истинное значение его действий и слов.
Остаток дня и начало следующего мы провели вдвоем под уютное потрескивание березовых поленьев.
Через неделю после приезда Кирилл с головой окунулся в новое дело, которое, по его словам, должно было в недалеком будущем обеспечить наше безбедное существование.
— А чем собираешься заниматься ты? — каждое утро, целуя меня и уходя на работу, спрашивал он.
— Домом, дорогой, только домом! — обреченно вздыхала я, изо всех сил стараясь, чтобы не улыбнуться.
— Никуда не поедешь? — продолжал он меня допрашивать.
— Куда можно ехать в такую погоду? — изумлялась я. — На улице слякоть…
Но ни октябрьское ненастье, ни хлопоты по устройству нашего с Кириллом гнездышка не могли затмить ощущения безмерного счастья, которое вдруг свалилось на меня.
Я порхала по дому, чистила, стирала, убирала, совершенно не замечая течения времени.
Когда же наступило временное затишье, я, обернувшись назад, с удивлением обнаружила, что прожила с Кириллом бок о бок почти год.
В день нашего с ним юного юбилея он таинственным образом исчез.