Ритка, в свою очередь, сделала все так, как надо. Распорядилась пропустить машину Федора во двор, обеспечив возможность припарковаться в нужном месте, но из дому не вышла, встретила Очкарика в гостиной и представила несколько мрачному мужу:
— Иннокентий. Но вы, кажется, знакомы.
Волков подтвердил, что — да, виделись. В ответ Иннокентий состроил кисло-дружелюбную мину — он явно не обрадовался нежданному визиту человека «не их круга» — и сообщил, что погода в Шанхае, откуда он только что прилетел, — дрянь. Спорить с путешественником Федор не стал. Передав «подарок Петровича» — Ритка тут же заставила мужа оценить произведение, тот скучно восхитился, — Волков признался, что тоже ничего не понимает в стекле, после чего посмотрел на часы и засобирался. Удерживать его не стали.
Отъезжая от особняка Иннокентия, Очкарик набрал номер Стрекалова:
— Ты ведь общаешься с Шашкиным мужем?
— Время от времени, — подтвердил Илья.
— Так вот знай: сегодня ты подарил Ритке стеклянную вазу собственного производства. Фотку я пришлю по электронной почте.
— Я подарил? — уточнил Петрович.
— Ну не я же.
— А зачем я подарил?
— Просто так, — улыбнулся Волков. — Потому что ты хороший мужик. А еще потому, что мне нужно было попасть в их дом.
— Хитришь?
— Не без этого.
Федор остановил машину, нажал на открывающую багажник кнопку, и через несколько секунд на соседнее кресло плюхнулся Корзинкин.
— Очкарик! — шумно выдохнул Лева. — Ты не поверишь, что мне пришлось пережить!
— Где тебя искать? — деловито спросила Испанка.
— В Подмосковье, — пробурчал Оружейник. — На Рублево-Успенском.
Сидящий за рулем Травник нахмурился, припоминая схему Москвы. — Что он там забыл?
— Дружка выручал, — объяснил старик, наблюдая, как толстенький мужчина вылезает из багажника и пересаживается в салон «Ауди».
— Мы сейчас едем в сторону Москвы, если что изменится, я перезвоню.
— Договорились.
А начинался воскресный вечер самым что ни на есть приятным образом.
— Шашка сказала, что Иннокентий раньше среды из Китая не вернется, — громко начал Корзинкин рассказ о своих приключениях. — Слуг нет, дом пустой…
— А соседи?
— Так у них подземный гараж, и стекла в машине тонированные, — объяснил Лева. — Я перед самым поселком на заднее сиденье перебрался, и никто меня не видел.
«Конспиратор!»
Дальнейшие события развивались по традиционному сценарию.
— Ритка в душ отправилась, я винишка сообразил, хорошо еще, что в один бокал. — Корзинкин погладил лысину. — И хорошо, что раздеваться не стал. Короче, минут через пять смотрю: ворота открываются. Кеша вернулся…
А поскольку нынешний супруг веселой Шашки перемещался исключительно в компании трех-четырех телохранителей, да к тому же отличался горячим нравом, Лева понял, что попал в беду.
— К счастью, я в их доме немножко ориентируюсь, — скромно уточнил Корзинкин, — и сразу сообразил, куда спрятаться. В подсобку рванул. Телохранители туда не ходят, а садовник только завтра появится. Там и переждал.
По телефону Лева шепотом объяснил Очкарику, куда выходит дверь его убежища, и, когда Федор поставил рядом с ней машину, незаметно перебрался в оставленный открытым багажник.
— Кстати, он у тебя чистенький.
— Спасибо, — улыбнулся Волков.
Интересно было бы посмотреть на физиономию вышедшей из душа Риты, которая вместо Левы увидела перед собой обожаемого супруга. Впрочем, выдержки и хладнокровия Шашке не занимать. Наверняка завизжала «от радости» и бросилась целовать любимого, на ходу соображая, куда мог подеваться бывший муж.
— За следующим поворотом есть неплохой ресторан, — сообщил Корзинкин. — Давай туда, я ведь так и не поужинал.
— Давай. — Федор тоже проголодался.
Друзья прошли в небольшой уютный зал, расположились за столиком и велели симпатичной официантке начать с бутылочки красного. И только здесь, поняв, что Лева считает историю законченной, Волков поинтересовался:
— Ты чего у Ритки-то забыл? По старой памяти, что ли?
И усмехнулся собственной шутке.
Из четверки друзей Лева отличался самым беспокойным по женской части нравом. С девственностью он, разумеется, расстался первым, если не врал — в объятиях соседки по даче, дамы в самом соку. Начиная с восьмого класса вовсю ухлестывал за старшеклассницами, что стало причиной нескольких крупных драк, которые друзьям пришлось провести со старшими ребятами. Стоит ли говорить, что дальнейший путь Корзинкина был устлан девичьими вздохами, а его жизненным девизом стала фраза: «Когда в семье только одна жена, она вырастает эгоисткой»?
При этом Федор никогда не понимал, чем Лева берет женщин? Не красавец, не атлет, прилично зарабатывать стал только в последние годы, до этого особым богатством не страдал. Ну, балагур. Ну, оптимист. Так мало ли таких? Получается, таких — мало.
— Или по привычке заехал?
— Понимаешь… — Корзинкин замялся. — Можно сказать и так — по привычке. — И с подчеркнутым вниманием уставился в меню. — Жрать охота. Наверное, это нервное, да?
— Наверное… — Очкарик чуть подался вперед: — Посмотри мне в глаза.
— Люблю я модные показы, — жизнерадостно сообщил Лева, уставившись в висящий под потолком телевизор, по экрану которого беззвучно разгуливали гламурные красавицы. Длинные и тощие. — Только не понимаю, зачем манекенщиц всегда во что-нибудь одевают?
— Чтобы люди не пугались, — буркнул Волков. — Но ты от темы не отвлекайся, ты в глаза мне посмотри.
— Зачем?
— Тебе трудно?
— Кстати, седло барашка в этом заведении готовят восхитительно. — Корзинкин вернулся к меню. — Рекомендую.
— Стрелки не переводи, — попросил Федор. — И глазки подними. Взгляни на друга-то.
— Пожалуйста! — Лева захлопнул книжечку и вытаращился на Волкова. — Доволен?
Пару секунд Очкарик смотрел в глаза Корзинкина, а затем поверил… не догадался — это произошло чуть раньше, — а поверил в то, чего не мог понять:
— Ты с ними спишь… Ты спишь со всеми своими бывшими!
— Ну, не со всеми… — Лева уставился куда-то за спину Федора.
— Врешь.
— Хорошо, — сдался Корзинкин. — Со всеми, но не постоянно. От случая к случаю… А что я могу поделать?
— Рассказывай!
— Он тебя не засек? — поинтересовался Травник.
— Не в первый раз, — проворчал Оружейник. — Все нормально.
В ресторан, несмотря на то что деньги у него были, старик не пошел — слишком уж он приметный. Слишком бы выделялся своим потасканным видом на фоне наряженных гостей дорогого заведения. Да и собака опять же. Пес у него воспитанный, лаять не будет, но и в сумке сидеть не останется, обязательно привлечет к себе внимание.
Резоны показались Оружейнику достаточными для того, чтобы остаться на улице и не мелькать лишний раз перед Федором. И подъехавшим компаньонам он предложил внутрь не соваться:
— Машина его здесь, слежки Волков не заметил, сбегать ему незачем, так что гарантирую — выйдет он через двери.
Травник согласно кивнул, он был не против остаться в «БМВ». Однако Испанка решила иначе.
— Я хочу есть, — безапелляционно заявила блондинка и открыла дверцу машины. — Хосе, за мной!
Официантка принесла вино и выслушала заказ: салат, пара разных закусок и вожделенное седло барашка: похоже, Лева действительно проголодался. Волков ограничился стейком с овощами. Друзья разлили по бокалам вино, чокнулись, выпили, и только после этого, поудобнее устроившись в кресле. Корзинкин без напоминаний вернулся к теме:
— Началось все с Гальки. — Так звали его первую жену. — После меня она выскочила за того доходягу из «Люфтганзы»…
Может, тот немец и был доходягой, зато весьма и весьма обеспеченным. Хитроумная Галина умудрилась подцепить не кого-нибудь, а одного из главных менеджеров российского представительства авиакомпании.
— Помнишь его?
— Смутно, — признался Федор.
— Не важно, — махнул рукой Лева. — Короче, мужик оказался порченым, с крупными проблемами по нашей линии, понимаешь?
— Импотент, что ли?
— Да нет, с этим нормально. Все работает, но вхолостую: бесплоден, как пустыня.
— А-а…
— Сначала доходяга бодрился, лечился, старался как мог, а когда понял, что диагноз окончательный, стал подбивать Гальку на усыновление. А она уперлась, мол, дети должны быть только свои. Ты же помнишь, у нее на этом деле пунктик.
— Помню.
— Короче, она уговорила немца попробовать последний раз. То ли пересадка, то ли подсадка, то ли еще какое-то клонирование… — Лева не сдержался и доливая в бокал вино, самодовольно улыбнулся. — А сама поехала ко мне.
— И ты не устоял.
— Ритка тогда беременная ходила, — объяснил Корзинкин. — Я, конечно, перебивался, кое-какие походы налево были, но так, с пятого на десятое. Шашка за мной строго приглядывала, так что сам понимаешь, нужно было пользоваться любой ситуацией. В общем… не устоял.
— Помню.
— Короче, она уговорила немца попробовать последний раз. То ли пересадка, то ли подсадка, то ли еще какое-то клонирование… — Лева не сдержался и доливая в бокал вино, самодовольно улыбнулся. — А сама поехала ко мне.
— И ты не устоял.
— Ритка тогда беременная ходила, — объяснил Корзинкин. — Я, конечно, перебивался, кое-какие походы налево были, но так, с пятого на десятое. Шашка за мной строго приглядывала, так что сам понимаешь, нужно было пользоваться любой ситуацией. В общем… не устоял.
— У Гали трое детей, — припомнил Волков. Старшего сына она родила, еще будучи женой Левы, а двое других…
— Ну да, — признался Корзинкин. — Она потом еще приезжала.
Федор поковырялся в Левином салате, подцепил на вилку креветку и поинтересовался:
— Доходяга в курсе?
— Мне, знаешь, до лампочки, — не стал скрывать Лева. — В доме я у них не появляюсь, чтобы никого не тревожить. А на свиданки ко мне она только старшего привозит. Так сказать, официального.
— И не думаешь о них? Неужели не хочешь их видеть?
— Бывает, хочу, — кивнул Корзинкин. — Не то чтобы скучаю, однако периодически что-то сентиментальное в душе наблюдается. С другой стороны, я за ребят спокоен — у них хорошая мама.
Такие вот в современных шкафах водятся скелеты. Впрочем, точно такие же, как и раньше, мало ли благородных графинь приносили мужьям наследников от садовников?
— С Анькой случайно получилось, — продолжил повествование Лева. Чувствовалось, что ему давно хотелось поведать кому-нибудь свою историю, и он с радостью использовал представившуюся возможность. — Она вскоре после свадьбы крупно поцапалась со своим новым и примчалась ко мне плакаться. Я тогда был временно холост, так что слово за слово… Опомнились под одеялом. Да и то когда все закончилось. — Корзинкин почесал подбородок. — Но младшая девчонка у нее от нынешнего мужа. Анька женщина честная, подарила любимому ребенка.
У Федора существовало свое понимание честности, однако он решил не вступать в философский спор.
— А Шашке чего от тебя надо?
— То же, что и остальным.
— Так у нее положение — ого-го! — удивился Волков. — Зачем ей рисковать?
— Душа человеческая — потемки, — развел руками Корзинкин. — А женская душа — вообще черная дыра. Мы, если у Петровича встречались, после обычно ко мне ездили. Кто же знал, что Кешу из Китая на три дня раньше принесет?
— Ты, кстати, спасибо мне так и не сказал, — заметил Федор.
— Не напрягайся, — улыбнулся Лева, — скажу как-нибудь.
Мужчины рассмеялись. Вкусная еда, негромкая музыка, хорошее вино, приятный разговор со старым другом — такие часы больше напоминают экскурсию в рай, нежели эпизод из реальной жизни.
— Так сколько же у тебя детей?
— Официально четверо, — отозвался Корзинкин и принялся загибать пальцы. — От каждой жены по одному. У Аньки пятый. Еще двое у Гальки. Третий Риткин тоже мой. Получается — восемь.
— И все пацаны.
— Ага.
Здесь Лева осечек не допускал. Получались у него исключительно мальчишки, причем весьма неглупые мальчишки. Во всяком случае, все Корзинкины, с которыми доводилось общаться Волкову, оказывались ребятами умными, начитанными и думающими. Гены? Может, поэтому его бывшие постоянно возвращаются? Обманывают мужей и рискуют, потому что подсознательно чувствуют самца, способного дать наиболее перспективное потомство?
При этом действительно рискуют. Положением, благополучием. Сегодняшнее приключение не в счет, случайность, просто яркий эпизод. Но все Левины женщины неплохо устроились, у всех богатые мужья, обеспеченная жизнь и… скелеты в шкафах. Неужели в них настолько силен материнский инстинкт?
— Слушай, тебя самого это не смущает?
— А что делать? — вздохнул Корзинкин. — Все-таки жены.
— Бывшие, — уточнил Федор.
— Не бывает бывших жен, — нравоучительно произнес Лева. — Бывают женщины, с которыми ты теперь живешь в разных местах. Это я после первого случая понял. — Помолчал, улыбнулся, словно припомнил какой-то забавный эпизод, и закончил: — Запомни, старик: для нормального мужчины женщина, особенно когда она мать твоего ребенка, — это навсегда.
Столик, который выбрала Испанка, находился за спиной Волкова. Зато его пухленький спутник смотрел прямо на нее. И если в течение первого часа, который беловолосая провела в ресторане, пухленький был увлечен беседой с Волковым, то последние двадцать минут он стал больше внимания уделять окружающему миру, а после того, как Травник вернулся в машину, несколько раз бросал на Испанку заинтересованные взгляды. Которые, как ни странно, заставляли сердце женщины биться сильнее. «У меня что, давно не было мужчины?»
Это не так. Испанка, в отличие от Проказы, свою страстность не афишировала, но в удовольствиях себе не отказывала. «Тогда в чем дело? Опомнись! Ты здесь по делу!»
Но опомниться не получалось. Толстенький мужчина, остатки волос которого были собраны в смешную косичку, волновал Испанку. А его недвусмысленные взгляды показывали, что интерес — взаимный. И поэтому, когда женщина услышала фразу Волкова: «Тебя довезти до дома?», она взяла телефон…
«Боже, что я делаю?»
И прошептала:
— Хосе, сейчас он выйдет, езжай за ним один.
— А ты? — насторожился Травник.
— У меня есть дела…
И отключила телефон. Потому что Волков уже выходил из зала, а к ее столику, улыбаясь, направлялся его толстенький приятель. «Боже, что я делаю?!»
* * *Он считал, что все сделал правильно, но почему-то постоянно появлялись сомнения. Постоянно. Нет, его не мучила совесть, не терзали переживания, не оглушала мысль: «Я стал убийцей!» Смерть Арифа, точнее, его в ней участие, не вызывала у Ильгара никаких эмоций. Убил и убил, забыли. Возможно, если бы ему пришлось бить ненавистного Гусейна ножом в грудь, или спину, или стрелять в него из пистолета, одним словом, принимать деятельное участие в процессе, молодой человек воспринял бы убийство глубже. Но ничего такого не потребовалось. Была лишь палка, простая палка, установленная в указанном месте.
И все.
И беспокоился Ильгар не из-за того, что обагрил свои руки кровью, нет, он боялся, что совершил роковую ошибку. Что его найдут.
«Но как найдут? А главное — как докажут? План идеален!»
Эти мысли заставляли Ильгара улыбаться. Он ненадолго обретал спокойствие, занимал себя какими-нибудь делами, но вскоре вновь начинал нервничать. Вздрагивать от каждого шороха. И причиной возвращающихся волнений, тем толчком, что вызывал приступы панического страха, служило то, что он никак не мог дозвониться до Лалы.
«Почему она не отвечает?»
Ильгар готов был сделать все что угодно, лишь бы услышать любимый голос. Снова и снова набирал телефонный номер, но…
«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».
Разумеется, он звонил не на тот, «особый» телефон, которыми они обзавелись по предложению Лалы. «Особые» они уничтожили сразу после операции. Он звонил на ее настоящий мобильный, имел полное право поддержать хорошую знакомую в минуту утраты, кто придерется? Однако…
«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».
Что происходит?!
Ильгар пытался взять себя в руки, говорил, что все в порядке, что Лала просто отключила телефон, чтобы ни с кем не общаться, чтобы случайно не выдать свою радость по поводу избавления от Арифа, но сеансы самоуспокоения получались у юноши плохо. Мысли путались, страх возвращался, а среди царящих в голове панических воплей выделялся самый главный:
«Я хочу поговорить с Лалой! Я должен услышать ее голос!»
Ильгар звонил сам и надеялся, что любимая даст о себе знать. Не выпускал из рук трубку мобильного, но дождался лишь весточки от капитана Мамедова.
* * *Кто-то строит космические корабли, а кто-то коллекционирует задранные юбки.
Любвеобильность не единожды женатого Левы давно стала в их компании темой для шуток, а потому услышанная история не произвела на Волкова особенного впечатления. Удивила, конечно, но не более. В конце концов, какая разница, за кем бегает Корзинкин: за молодыми девчонками или за бывшими женами? Результат-то один. Да и юными красавицами, если честно, Лева не пренебрегал, в периоды, когда он бывал «временно холост», его спутницы менялись с калейдоскопической частотой. Затем среди них появлялась «самая главная», «самая желанная», «самая, самая…», которая железной рукой вышибала конкуренток и вела плачущего от счастья Корзинкина в загс. Рекорд совместной жизни установила Рита Шашкина — год и семь месяцев, остальные покидали Леву раньше, как правило, месяца через два-три после рождения ребенка. И вот, как выяснилось, все возвращались.
«Загадка, черт побери! Вот что надо расследовать!»