Она неторопливо шествовала к мосту, краем глаза наблюдая, как туда же направляется делегация мальчиков. Среди них был и ее недоброжелатель, Алексей Вознесенский.
Интересно, что он теперь скажет? Ведь она может и не отдать ему змея. Пройдет мимо, будто и не заметила, не удостоит даже взглядом.
Шла и думала, что бы такое сказать этому выскочке… Придумывая обидные фразы, даже не слышала, что кричат ей девочки. Войдя на мост, она остановилась, словно решив подождать подруг. Мальчики на том берегу замешкались. Дьякон сидел на травке, улыбаясь в усы.
Ася, склонив голову набок, выжидательно поглядывала на мальчишек. Ее поза говорила: подойдите сами, вам нужнее. Должен был подойти тот, кто упустил змея. Но вероятно, он подозревал, что в голове гимназистки уже крутится язвительная фразочка… Он остановился, нарочно небрежно облокотившись о перила моста, и вызывающе уставился на нее. Выражение лица его было насмешливым и даже несколько высокомерным. Он легонько подтолкнул вперед младшего брата. Ступай, мол, забери!
«Не отдам!» – решила Ася.
Ванечка уже бежал к ней, широко улыбаясь.
– Девочка! Спасибо, что вы его поймали!
Не успела она рта открыть, мальчик принял у нее из рук змея, развернулся и – только его и видели.
Ася невольно подалась следом, словно желая задержать парламентера.
Едва братья поравнялись, старший отделился от перил, усмехнулся и сквозь зубы залихватски плюнул в реку. Ася отвернулась и пошла навстречу девочкам.
Как приятно дружить втроем! Еще в первую неделю гимназического ученичества подружки уединились под лестницей во время большой перемены и поклялись дружить вечно и делить на троих все свои тайны.
– И никого не принимать в наш кружок! – добавила Сонечка, на что Ася, которую подруги называли не иначе как Инна, торопливо кивнула, не желая делить новых подружек ни с кем.
– Теперь мы – три подружки-неразлучницы, – серьезно вздохнула Маня Вознесенская и добавила: – Нужно есть землю…
Повисла пауза, во время которой Асина уверенность в собственной стойкости слегка поколебалась. Кушать землю она не рассчитывала.
– Землю только парни едят, – живо возразила Сонечка. – Для девочек достаточно съесть один бублик на троих и запить чаем.
И повела подруг в чайную. Там их напоили чаем со сдобными калачами. Ася долго сомневалась – удалось ли столь странным образом закрепить их клятву дружбы, поскольку калачи были непростительно пышные, а услужливый половой так подобострастно увивался вокруг их стола, что совершенно не было возможности придать ритуалу необходимую таинственность. Впрочем, эта чайная стала на долгие годы местом их маленьких пиршеств… Ася – аккуратистка и молчунья, надежная хранительница чужих секретов, Манечка – добрая душа, напрочь лишенная эгоизма и зависти, и Сонечка – огонь и ветер. Только втроем они ощущали себя по-настоящему счастливыми и на протяжении гимназических лет оставались неизменной неразлучной троицей.
Отец Сонечки, Данила Фролович Круглов, держал чайную с постоялым двором на углу торговой площади. Дом Кругловых находился в Останкове, за Обнорой. Там же Кругловы имели землю, на которой трудились старшие братья девочки и наемные работники. Сонечку привозили в гимназию на двуколке.
В просторном ореховом шифоньере, что стоял в светелке верхнего этажа дома, чего только не было! Платья, шляпки, капоры, пелерины, капоты и палантин. А лент, бисера, цветных пуговиц!
Но сама-то Сонечка была абсолютно равнодушна к содержимому своего шифоньера и однажды призналась Асе, что хотела бы родиться мальчиком и всегда сожалеет, что это невозможно.
– Честно говоря, я до самой гимназии надеялась, что когда-нибудь стану мальчиком, как братья, – со вздохом сказала она, наблюдая, как Ася перед зеркалом крутится в ее капоре.
– Зачем?
– Да затем, что мне нравилось все, что нравится им. Лазать по деревьям, скакать на лошади, играть в войну! А меня наряжают в эти неудобные длинные платья, которые вечно цепляются за ветки да колючки.
Ася находила интересным такой взгляд на вещи, но не больше. К тринадцати годам ее начала немного смущать растущая грудь, но в остальном роль будущей женщины ее вполне устраивала. Она подозревала, что богатая подружка немного кокетничает, и легко прощала этот маленький грех. Сонечка, в свою очередь, находила в аскетизме тоненькой гордой Инны что-то притягательное. Старалась перенять у той манеру держаться, двигаться, говорить.
Уклад дома Кругловых существенно отличался от хозяйства Сычевых, где жила Ася.
Из всех детей Кругловых в гимназии училась лишь одна дочь. Мальчики же, окончив начальную школу, становились помощниками отца, работали в многоотраслевом хозяйстве Кругловых. Голос Данилы Фроловича – зычный, густой – раздавался то там, то здесь. Хозяину до всего было дело. Порой казалось, что этот неутомимый беспокойный дядька находится одновременно в нескольких местах – только что распекал кого-то во дворе, вот он уже в кухне, а замешкаешься, его и след простыл – только мелькает на дороге в город из легкой брички его высокий картуз с лаковым козырьком.
Просторный бревенчатый дом, обшитый тесом, как большинство домов в этом лесном краю, выкрашенный коричневой краской, с двумя парадными крыльцами, под железной оцинкованной крышей, был просторен, наряден и удобен. В этом доме чувствовалась особенная основательность и надежность.
Ася бы назвала его дом-склад. Однажды ей пришла мысль, что если бы Данила Фролович решил строить ковчег на манер Ноя, то длительное путешествие вполне могли бы обеспечить запасы собственного дома.
В кладовых, погребах, ледниках, подвалах хранились продукты. Здесь висели мясные окорока, лежали рулоны колбас, в бочках хранились соленое сало, сельдь. Стояли на полках высокие крынки со сметаной, желтые кругляши масла.
Чего здесь только не было! Рыба, соленья, варенье, овощи, моченые яблоки… Бывая здесь вместе с Софи, Ася почтительно оглядывала плоды трудов семьи, и это налаженное хозяйство вызывало невольное почтение.
Никто в доме Кругловых не сидел без дела. Все – от хозяина до самого младшего Сонечкиного братца, Кирьки, – были вечно чем-то заняты. Работали в поле, на конюшне, во дворе, в чайной, на постоялом дворе, в доме.
Одной только Сонечке разрешали гулять с подружками или заниматься уроками, что тоже, по подозрению Аси, в этом доме считалось забавой. Она смутно догадывалась почему: единственную дочку в семье баловали, как в доме исправника баловали Петера.
Ася невольно сравнивала эти два хозяйства и постепенно пришла к выводу, что для фрау Марты главным является порядок, а для Данилы Фроловича Круглова – достаток.
Сонечка в учебе не блистала, поэтому Асе и Мане приходилось частенько подтягивать подругу по разным предметам. Как-то раз подружки сидели в комнате Сонечки, пытаясь втолковать ей премудрости математики. Но Сонечка ухитрялась ловко уводить своих наставниц далеко от темы, время шло, а по-други топтались все на том же месте.
– Софи! Если вы не возьметесь за ум, – произнесла наконец Маня голосом Зои Александровны, – вам грозит переэкзаменовка!
В это время за окном послышались шум подъехавшей подводы, голоса, скрип отворяемых ворот. В ту же секунду Соня оказалась на окне, перегнулась через подоконник.
– Мари, за тобой батюшка приехал, а на козлах – Алешка.
Маня и Ася вмиг оказались у окна. Навстречу отцу Сергию вышел хозяин, степенно поклонился и, по-видимому, пригласил в дом. Батюшка развел руками, пытаясь отказаться и что-то объясняя хозяину.
– Мне пора, – засобиралась Манечка, но Соня остановила ее:
– Если папенька вышел, он уж не отпустит. Отец Сергий аккурат к чаю прибыли. Теперь уж не отвертеться! Вот увидишь – уговорит. И вы оставайтесь! Они тебя, Ася, после домой отвезут.
Соня как в воду глядела – переговоры окончились тем, что отец Сергий сдался. Алешка спрыгнул с козел, и Вознесенские направились в дом следом за хозяином.
– Варвара! Накрывай на стол! – рокотал внизу голос хозяина.
Дом пришел в движение. Собственно, в нем никогда не бывало особой тишины, разве что ночами, – разговаривали здесь громко, перекрикивались, все обитатели дома шумно ходили, наступая на пятки, отбивая каждый шаг. А уж визит священника совершенно взбудоражил дом Кругловых. От образовавшейся суматохи отец Сергий пришел в некоторое замешательство. Круглолицая улыбчивая Сонечкина мать пригласила подружек к чаю. Те не посмели отказаться. К тому же Асе было любопытно взглянуть, как происходит чаепитие в других домах. То, что она увидела, сильно озадачило.
В большой зале стол был накрыт мятой по краям и не слишком свежей скатертью. На ней стояли разного калибра бокалы вперемежку со стаканами и гора блюдец. Заварочный чайник с отколотым носиком по форме и расцветке не подходил ни к сахарнице, ни к молочнику. Посреди стола безо всякой симметрии и порядка стояли блюда с плюшками, возле большого куска сыра лежал нож, здесь же находились неровный кусок масла на блюде, а не в масленке, коробка сардин, открытая банка с вареньем и, прямо на бумаге, внушительный осколок сахарной головы. Чайные ложки лежали горой посередине стола и тоже, как и чашки, были все разные, не из набора.
– Благословите трапезу, батюшка, – не без важности попросил хозяин.
Отец Сергий прочитал молитву. Все уселись. Подружек разместили в конце стола, напротив мальчиков – Алешки Вознесенского и Кирьки Круглова. Мать Сони, Варвара Власьевна, села у самовара – разливать чай.
Старшие парни Кругловы сидели рядом с отцом, были серьезны и молчаливы. Говорил за столом в основном Сонечкин отец. Ему изредка отвечал отец Сергий. Прямо напротив Аси сидел Алешка, и выражение лица у него было такое, будто какая-то каверза так и зудит внутри его существа. Ася сделала, как она полагала, неприступное и гордое лицо и решила не обращать на врага внимания, что бы он ни затеял.
Речь за столом шла о видах на урожай, о делах в земстве и незаметно перешла на предметы конкретные.
– Я вот, Данила Фролыч, сейчас проведывал учеников наших на Вшивой горке… – поделился отец Сергий. – Какое все же бедственное положение во многих домах! Удручающее впечатление…
Данила Фролович шумно подул в блюдце, отхлебнул и с хрустом разгрыз кусок сахару.
– Я, батюшка, на этот вопрос так смотрю, – отозвался он, обстоятельно и не спеша намазывая маслом толстый кусок сдобной булки. – Есть инвалиды, вдовы и сироты. Я всегда готов помочь им, и вы знаете, что не только на словах.
Отец Сергий согласно кивнул.
– Но у нас развелось лодырей, что не счесть, которые хотят на боку лежать да вкусно кушать. А пьяниц? Он пустит свое состояние по ветру, пропьет, а потом нальет зенки да еще вирши про меня сочиняет. Да чтобы я ему хоть копейку? Не будет этого!
– Возможно, вы правы, – соглашался отец Сергий, скромно потягивая чай из белой кружки, не притрагиваясь ни к крупно нарезанной колбасе, ни к сардинам. Он помнил, что дома к ужину ждет его матушка Сашенька, как он называл супругу, и ее пирожки с капустой, и чай со смородиновым листом. Хозяйка не любила, когда он чаевничал у прихожан.
Ася догадалась, что Данила Фролович имеет в виду городского сумасшедшего, которого дразнили дети и который кричал в своих стихах то, что за глаза говорили многие. Круглов разошелся:
– Я сам тружусь не покладая рук и своей семье спуску не даю. Мы с петухами встаем. А Васька Утехин спит до полудня, печь только к обеду затапливает! Разве он будет сыт? А вы говорите – беднота. Оттого и беднота. Ты трудись от зари до зари, тогда никак беднотой не будешь.
– Я, Данила Фролыч, на заседаниях благотворительной комиссии всегда вас в пример привожу, – сказал отец Сергий, пытаясь увести разговор от осуждения ближних. – Вы ведь не только церкви помогаете, но, кажется, и богадельню не обделяете.
– Правда ваша, – охотно согласился Круглов. – Стариков жалею. Все там будем. По части продуктов богадельне хорошо помогаю. И в городскую казну вношу не меньше, чем другие. С Карыгиным, почитай, наравне. Хотя он купец, а я так, считай, крестьянин.
– Господь не оставит вас в трудах ваших, – отозвался отец Сергий.
Кругловы шумно дули в блюдца, большим ножом кололи сахар и громко стучали ложками, размешивая его. Дети, которым за общим столом полагалось сидеть тихо, заметно скучали. Алешке, похоже, не терпелось выдать каверзу, и он откровенно уставился на Асю, даже стакан свой отставил в сторону. Поскольку стол был широк и достать девочку он не мог, она до поры чувствовала себя в относительной безопасности. Однако едва она поднесла чашку к губам, намереваясь отпить глоток, Алешка на своей стороне шумно хлебнул. Только снова Ася собралась запить пряник чаем, как Алешка с шумом изобразил за нее этот глоток и даже зачавкал! Кирька громко засмеялся. Маня и Соня в недоумении уставились на него. Взрослые повернулись в сторону детей. Ася готова была сквозь пол провалиться! Зато Алешке удалось сделать совершенно невинное лицо и чистыми глазами взглянуть на отца.
– Сынок-то большой уже, – заметил Данила Фролович, стараясь сделать приятное гостю. – В семинарию определять будете? По стопам батюшки?
Алешка опустил глаза в стол. Ну ягненок, да и только! Ася кипела внутри, ужасно желая отомстить противному мальчишке.
– Не хочет он у нас в семинарию, – с улыбкой отвечал отец Сергий.
– Как так? А куда же, извините за любопытство, они хотят?
– По военной части, – коротко ответил батюшка, взглянув в сторону сына. – Мнение родителей им нынче не указ.
Асе показалось, что отец Сергий сказал последнюю фразу не для Данилы Фроловича, а для Алешки, словно продолжая их неоконченный спор.
Хозяин дома покачал головой, подвинул жене свою кружку и отколол себе большой кусок сахару.
– Ну вот здесь, батюшка, я с вами не могу согласиться, – покачал он головой. – Дети должны во всем слушаться родителей. Отцу, я полагаю, виднее, что хорошо для сына, а что – нет.
Отец Сергий не возражал, отхлебывал чай и хитро поглядывал в сторону сына.
– Я своим сыновьям воли не даю. У меня – слушай знай! Да они и понятия такого не знают – отцу перечить. У меня кто из воли выйдет – пущай пеняет на себя!
На категоричное высказывание Данилы Фроловича Алешка упрямо дернул плечом.
– Что ж, пусть ратно послужит Отечеству, – сказал отец Сергий, и глаза его осветились любовью и нежностью. Это отчего-то раздосадовало Асю. Она подумала, что хулиган Алешка не заслуживает такого взгляда и такого поощрения.
Отец Сергий поблагодарил за чай и стал откланиваться. Маня и Ася поднялись. После благодарственной молитвы спустились во двор.
Алешка забрался на козлы, Ася и Маня залезли в телегу. Всю дорогу Ася думала о том, что увидела во время чаепития. Она вполуха слушала разговоры, успела отойти от Алешкиной проказы. Ее заботило другое – насколько порядок в доме Кругловых отличался от того, к чему она привыкла у Сычевых!
Она еще не отдавала себе отчета в том, насколько глубоко внедрилось в нее воспитание фрау Марты, но осознавала, что ни за что не хотела бы иметь в своем доме стол такой, как у Кругловых. Ибо было совершенно понятно, что стол – центр любого дома.
И какие бы яства ни были выставлены на нем, гораздо важнее, как они преподнесены. В ее представлении любое застолье – это крахмальная скатерть, одинаковые чашки, подходящие друг к другу остальные приборы. В доме Сычевых варенье непременно разливалось по специальным вазочкам, кроме того, каждому подавалась стеклянная розетка. Нужно упомянуть, что с того памятного случая на реке Ася стала обедать вместе с хозяевами, но дело не в этом. Она постоянно неукоснительно сама воспитывала себя соответственно своим детским фантазиям и добилась результатов.
Эстетическое чувство по-настоящему страдало, когда жизнь посылала ей испытания, подобные чаепитию у Кругловых.
Совершенно иначе обстояло с Вознесенскими.
Здесь было не все так просто, и Ася так до конца и не поняла, что именно притягивало и грело ее в этом доме. Было что-то такое, что не ограничивалось порядком и не исходило из особого достатка, хотя в известной мере здесь имелось и то и другое.
Впервые Ася попала в дом к Вознесенским в воскресенье, сразу после ранней обедни. Маня догнала их с отцом на крыльце церкви и обратилась к нему со своей всегдашней мягкой улыбкой:
– Тихон Макарович, отпустите, пожалуйста, Асю со мной ненадолго. Мама пригласила ее к нам на завтрак.
Ася не ожидала, что отец отпустит. Сама бы она не дерзнула обратиться к нему, но Манечке он не отказал. Манечка всегда вела себя как маленькая учительница, эта манера удивительным образом помогала ей управляться с разными людьми.
Так Ася оказалась в просторном доме напротив Троицкой церкви. Здесь на стенах кругом были иконы, а на полу поверх выскобленных досок лежали длинные тканевые дорожки и круглые половички из лоскутков.
– Идем ко мне, – пригласила Манечка и привела подружку в свою светелку. Здесь стояла узкая железная кровать, застеленная белым покрывалом, этажерка с книгами. Широкий подоконник был весь заставлен цветами в горшках. На длинной полочке в ряд сидели Манины куклы.
– Девочки, помогайте-ка мне накрывать на стол! – позвала матушка Александра.
Кухня у Вознесенских располагалась внизу, в большом полуподвальном помещении. Там стояли плита, большой разделочный стол, буфет с посудой, по стенам на крюках были развешаны дуршлаги, половники, сковородки. На столе, накрытые чистыми полотенцами, стояли противни с пирожками, а рядом, присыпанные мукой, ждали своей очереди слоеные треугольнички и звездочки песочного печенья.
– Берите, девочки, тарелки из буфета и несите наверх.
Ася и Маня со стопками тарелок поднялись на верхний этаж. Посередине большой комнаты стоял длинный стол, накрытый белой вышитой гладью скатертью. Манечка принесла льняные крахмальные салфетки и положила стопкой рядом с тарелками.