Данная забегаловка, несмотря на низкие, скребущие макушку потолки и темные закопченные стены, выглядела достаточно уютно. Посетители деловито обедали, спали на столах, любовно бормотали над кружками или обсуждали свои проблемы, переходя периодически на шепот и сталкиваясь головами в попытке не упустить ни слова. Одетые просто и незатейливо, они ничем не отличались от горожан, на которых я вдоволь насмотрелся на улицах. Я усмехнулся. Скорее уж наша компания выглядела странно и угрожающе. Мы порядком обросли и обносились в болоте. Сильно отросшая щетина с непривычки причиняла невероятные мучения, но, раз увидев бреющегося Сета, я не рискнул воспользоваться его ножом. Юродивый, открыв суму, пошел бродить по залу, ему охотно бросали хлеб, кости и мелкие монеты. Рол деловито смел со стола крошки, поправил скамью и, удовлетворенный, обернулся ко мне.
— Ну-с, молодой человек… Настала пора определиться.
Стук.
Настойчивый. Требовательный. Властный. Так стучит только хозяин, уверенный, что его прихода ждут с нетерпением. Застонав, тяжело отворилась входная дверь. Горбун упрямо не вставал с постели, хотя и знал, кто пришел.
Робкий и почтительный топот быстрых ног.
Чересчур робкий и намного более почтительный, чем обычно. Высокий сутуловатый парень, шмыгая носом, экая и упорно отводя глаза, доложил:
— Там… эта… лорд Адольф пришел… Вы… эта… принимать прикажете?
— Спущусь щас, — пробурчал Горбун из-под одеяла.
Осторожно притворив дверь, парень радостно загромыхал вниз по лестнице.
— Ту-у-пи-и-ца-а… — протянул Горбун с ненавистью.
Он полежал еще немного, незряче глядя в темный потолок и наслаждаясь теплом, идущим от камней, нагретых на очаге, обернутых одеялами и положенных в ногах кровати. Но внизу ждал Адольф, и надо было вставать. «С каждым годом ночи становятся все холоднее для моих костей… Скоро меня не согреет даже жар адского пекла», — Горбун усмехнулся, настроение неожиданно поднялось. Он выкарабкался из-под одеяла и быстро закутал свое изувеченное природой тело в теплый, нежный халат. Почти утонув в войлочных тапочках, неспешно спустился в холл. В одном из кресел, удобно развалившись и потягивая молодое вино, сидел мужчина лет пятидесяти. Взгляд бледных, практически бесцветных глаз, не выразил ровным счетом ничего, когда тот довольно фамильярно приветствовал Горбуна.
— Ох, и копаешься же ты, братец!
— Зачем явился? — даже если бы и хотел, Горбун не смог бы скрыть усталого презрения в голосе.
— Дела, дела, все дела. — Нимало не смутившись, лорд Адольф привстал и, нагнувшись, попытался разглядеть свое отражение в плохо отполированной столешнице. Он оправил свой костюм, подобранный щегольски и тщательно выверенный во всех, так важных в свете, мелочах. Пробежался пальцами по черным с проседью локонам, смахнул с плеча воображаемую пылинку.
— Хватит прихорашиваться, паяц! В наши с тобой годы поздно заботиться о внешности… Тебя Мастер послал?
— Ну-у-у… Даже не знаю…
— Наконец-то! — хрипло рассмеялся Горбун. — Ты уже и себя не помнишь?
Мужчина кисло улыбнулся.
— Я только хотел сказать… — он замолчал на полуслове, безнадежно махнув рукой с зажатым в ней батистовым платком, — Ты сворачиваешь свои дела и передаешь их мне. — Тон его неуловимо изменился, стал злее и жестче.
Горбун провел языком по вдруг пересохшим губам.
— Что так?
— Приказ Мастера. — Лорд неопределенно пожал плечами. — За бумагами приду завтра. А пока… Это тебе от Него.
Он достал из-за обшлага и положил на стол длинный узкий конверт. Затем, ловко крутанувшись на каблуках, бросил слуге мелкую монетку и, насвистывая модный мотивчик, направился к выходу. Парень, радостно и влюбленно глядя на гостя, поспешил спрятать деньги за пояс. Задержавшись на мгновенье, Адольф чуть сочувственно изрек:
— Неверное время, понимаешь ли… Одни поднимаются, другие падают. — Уже взявшись за ручку двери, он улыбнулся через плечо. — Не вини меня, Зор.
Горбун, нервно водя сухими пальцами по острым граням конверта, зло улыбнулся:
— Никогда, Адольф.
Лишь только дверь захлопнулась за спиной гостя, Горбун негнущимися пальцами принялся срывать печать с пакета. Слуга, неловко попытался подойти ближе. Горбун так шикнул на парня, что тот, внезапно побледнев, стрелой вылетел из комнаты.
Вскрыв, наконец, письмо, Горбун впился в пергамент и не отрывался до тех пор, пока не прочел последнюю строчку. С тихим шелестом письмо упало на пол, но он, тяжко дыша и морщась от боли, нагнулся и поднял его. Еще раз пробежавшись по строкам, Горбун бросил свиток в пылающее чрево камина, внимательно проследив, чтобы тот сгорел дотла. Взяв конверт, он проделал с ним то же, предварительно вытряхнув оттуда простое железное колечко. На внутренней его стороне были выбиты три кружка, чуть перекрывающие один другой.
Тонкие губы Горбуна искривила недобрая усмешка. Взгляд его устремился на дверь.
— Блаженный идиот. Завтра. Завтра ты получишь мои бумаги. Мои дела. Тешься. Хозяин помнит о тебе и заботится даже больше, чем ты думаешь.
Он снял с руки перстень с огромным зеленым камнем и, небрежно бросив его на стол, надел кольцо. Как будто любуясь, вытянул перед собой руку.
— Ну, а что мне делать с этим?
Немыслимо узкая полоска света, пробивающаяся из-за тяжелых, алого бархата портьер, наконец, завершила свое двухчасовое восхождение на кровать и, легко прошив паутину полога, легла на лицо спящего. Ллерий перевернулся на спину, чихнул и окончательно проснулся. Минута ушла на то, чтобы подивиться такому невиданному событию. Давно прошли те времена, когда маленький мальчик вскакивал ни свет ни заря и, крадучись, проходил мимо легиона спящих нянек, грозил кулаком гвардейцу, слишком вышколенному для того, чтобы замечать шалости принца, бесшумно ступал по темными коридорам, заглядывал в пустые залы и беспричинно смеялся.
Вот уже много лет почетная обязанность будить принца доверялась десятку придворных, и вот уже неделю эта счастливая орава с трепетом приоткрывала двери, чтобы будить короля.
Вспомнив о смерти матери, Ллерий улыбнулся и вслух произнес начальные слова своего бесконечного титула:
— Его величество Ллерий, державный властитель сорока провинций королевства Далион, повелитель златотронной Мадры… — ему хотелось говорить и дальше, но продолжение традиционной формулы терялось где-то в закоулках памяти, и поэтому он зашептал в нос, — и прочее, и прочее, и прочее…
Сорока одного года от роду Ллерий достиг титула, о котором он даже и не мечтал. Августа Аделаида Альмира, его покойная матушка, была в свое время предусмотрительно выдана замуж за славного, опять же, ныне покойного, короля Августа собственным братом, ныне здравствующим и благополучно царствующим королем Ссаромом Четвертым. «В целях укрепления братской дружбы между соседствующими королевствами», как сказал он, тогда еще тринадцатилетний мальчишка, на свадебном пиру, поднимая тост за здоровье своей старшей сестры. Ллерий усмехнулся. Когда-то матушка очень любила рассказывать эту историю, обзывала братца грязным интриганом и маленьким сутенером. Августейшая особа матушки не могла стерпеть такого посягательства на свои «священные» права, а потому, при первом же удобном случае послала августейшую особу батюшки на верную смерть от рук кочевников.
Убедившись, что супруг не вернется внезапно из очередного далекого и трудного завоевательного похода, королева взвалила на себя тяжкие обязанности регентства. В перерывах между важными государственными делами королева-мать воспитывала троих осиротевших детишек.
Юный Орланд, снедаемый грезами о славе и величии своего предка и тезки, сумевшего восемь веков назад аршинными буквами вписать свое имя в историю, после терпеливого пятилетнего ожидания провозгласил исчезнувшего без вести отца погибшим и предпринял «попытку узурпации власти», за что и был казнен. Пролив скупую слезу на могиле непутевого сына, королева-мать пожаловалась на недостаточную любовь детей к родителям, выразив надежду, что сей порок минует остальных ее чад.
Дабы оправдать эту надежду, матушка выдала свою единственную дочь Брониславу замуж за ее кузена Николая. Отпрыски двух королевских домов составили прекрасную партию, еще более укрепив братские узы между монархами. Малолетний Ллерий в воспитательных целях был вверен заботе учителей, нянь и фрейлин, и на долгие годы отлучен от матери, столицы и государства.
Ллерий вновь и вновь вспоминал день своего воцарения на престоле. Печальное известие о смерти матери, минуты счастливого неверия, бешеные сборы и путь в столицу. Ликование толпы, которой, в принципе, все равно, по какому поводу ликовать. Чужое лицо матери, длинный траурный кортеж и торжественная казнь после похорон — исполнение последнего из подписанных королевой указов. Старуха и на смертном одре посылала людей на смерть.
Дабы оправдать эту надежду, матушка выдала свою единственную дочь Брониславу замуж за ее кузена Николая. Отпрыски двух королевских домов составили прекрасную партию, еще более укрепив братские узы между монархами. Малолетний Ллерий в воспитательных целях был вверен заботе учителей, нянь и фрейлин, и на долгие годы отлучен от матери, столицы и государства.
Ллерий вновь и вновь вспоминал день своего воцарения на престоле. Печальное известие о смерти матери, минуты счастливого неверия, бешеные сборы и путь в столицу. Ликование толпы, которой, в принципе, все равно, по какому поводу ликовать. Чужое лицо матери, длинный траурный кортеж и торжественная казнь после похорон — исполнение последнего из подписанных королевой указов. Старуха и на смертном одре посылала людей на смерть.
С удовольствием вспоминал Ллерий эту казнь. Петли, весело раскачивающиеся на ветру, солнце, ярко освещающее свежесрубленные виселицы, толпа обреченных. Отпетые головорезы поднимались на носки и смешно крутили головами, пытаясь ослабить натянувшиеся веревки. Барабанная дробь… Сухой стук… И пять болтающихся трупов… Предусмотрительные палачи, готовящие новую партию, и короткий взмах королевской перчатки вопреки протестующему взгляду главнокомандующего.
И вот, уже в следующую минуту «счастливые» заключенные направляются к месту каторжных работ, где вероятно и умрут смертью более долгой и мучительной.
Высокий белокурый человек успевает нырнуть под руку зазевавшегося охранника, но, не сделав и шага, оказывается в руках королевской гвардии. Он выглядит достаточно опрятно, чтобы Ллерий, милостиво склонив голову, допустил его к своей руке.
Новоиспеченный король ни на йоту не верит жалостливому рассказу о бедствующей семье, престарелых родителях и отчаянии, толкнувшем на преступную дорожку, но он чувствует свое благородство и величие в глазах толпы. Поэтому, после слезных клятв и уверений, с заключенного снимают оковы, насыпают ему шапку серебра и отпускают с миром.
Все еще вознося хвалы государю, Кат, атаман О'ктранского леса, поднимается с колен и, сунув за пазуху деньги, провожаемый завистливыми взглядами товарищей и любопытствующими — толпы, направляется к выходу из города, чтоб, добравшись до Эдгаровой топи, завоевать себе новую шайку.
Глава 10
Расчесав густые, иссиня-черные волосы и уложив их привычным движением рук, Наина скрепила рассыпающиеся пряди. Раскаленная до свечения ящерка уцепилась лапками за кудри и замерла в неподвижности. Опустив подбородок на сплетенные пальцы, Наина пристально разглядывала свое отражение в огромном, чуть темном зеркале. Алебастр крутого бедра, длинные ноги, высокая грудь, тонкие пальцы. Умело наложенный макияж и сложный узор, спускавшийся от виска по скуле, искажали идеальные черты лица. Пушистые ресницы кидали тень на беспросветно-черные глаза. Влажные алые губы, чуть тронутые помадой, улыбались. Макияж портил ее. Но кто поверит ненамазанной, прилично одетой ведьме, пусть даже и нечеловечески красивой? Дутая стеклянная игрушка, которую вешают в Белгре на Зимнее Дерево — такой она была во время сеансов и редких выходов в свет. Ею охотно восхищались и охотно ей верили, особенно те, кто не умеет смотреть дальше внешности — ее постоянные клиенты.
День начинался хлопотно. Прежде чем нырнуть в платье, искусно выполненное из сотен багровых и черных лент, она еще раз пробежала глазами письмо, брошенное на туалетный столик. Просьба Эдель показалась ей странной, даже стесняющей. Эта ее идея с избранными… Но Девочка редко просила об одолжениях и почти что никогда не ошибалась. Ведьма вынула из потайного ящичка записную книжку в алом бархатном переплете и, открыв крошечным ключиком крошечный замок, пролистала страницы.
— Госпожа Анна со своими вещими снами через полтора часа, и компания юных шалопаев — поздно вечером. Что ж, время у меня есть.
Сунув ноги в бархатные карминные башмачки, Ведьма сбежала по лестнице в холл. Многократно повторившись в зеркалах, стройная фигурка язычком пламени протанцевала по мраморным плитам пола и выбежала в сад. Пробегая по черному гравию дорожки, она коснулась пальцами лепестков темно-синих роз.
Закрыв калитку сада, Ведьма стерла с лица улыбку. Решив прогуляться пешком — ей не надо было выходить за пределы охраняемых городской милицией кварталов — она отправилась вниз по просторной улице вдоль непрерывной витой решетки кованных оград. Владельцы массивных особняков по обе стороны дороги могли позволить себе столь неэкономное расходование городского пространства. Сразу за их спинами белели крепостные стены дворца, и лишь за разводными мостами, перекинутыми через искусственно созданный канал, превративший восточную окраину города в остров, дома сошлись теснее, спрятав летние сады в крохотных внутренних двориках. Это была цеховая земля, и, пожалуй, все лучшее в городе — лошадей, оружие, одежду, еду и вина — можно было найти здесь. Цеховщики тоже строили свою стену, но, не умея договориться, растянули строительство на много лет и крошечные отрезки пестрой каменной кладки. Ведьма лишний раз порадовалась инстинктивной разобщенности своей профессии. Она ценила независимость, и навязанная необходимость стеснить себя заставила ее замереть на пороге одной из самых дешевых забегаловок в квартале.
Очевидно, перед тем как сделать заказ зеленоглазая девушка-ктран мысленно пересчитала свои денежные запасы — она так долго изучала нацарапанное мелом на закопченной стене у очага меню… Впрочем, судя по небрежному взгляду хозяина, не спешащего подходить к столу, он знал их размеры до последней медной монеты. Ведьма присела у входа, наблюдая.
Вывалив перед Рокти тарелку, кружку и кувшин, он стоял до тех пор, пока девушка, задыхаясь от возмущения и с трудом сдерживаемой ярости, не заплатила ему вперед. Лишь тогда он нехотя поплелся за стойку. Рокти осталась уныло ковырять обед, и Ведьме не нужен был физический контакт, чтобы прочесть её мысли.
Слишком многое складывалось не так, как хотелось бы. Она последовала совету офицера Вадимира, того самого, из таверны в Торжке. Тогда, за кружкой зеленоватого деревенского пива, после того, как монахи Белгра уволокли Никиту, а та странная парочка бесследно пропала, стоило свалке окончиться, идея офицера показалась ей веской и рассудительной. Не соваться в Белгр без проездных грамот и хорошо вооруженного отряда. Идти в столицу и ждать там, куда рано или поздно стекаются все дороги королевства. А по пути — дать знать всем и каждому, кого и где она ищет. Что ж… Скоро неделя, как она в столице, офицер как сквозь землю провалился и не появляется даже в казармах, армейское управление пожимает плечами и советует не мешать их работе. Верховный суд не занимается похищениями ктранов, или их родственников, тем более, при отсутствии каких бы то ни было свидетелей оного. Все королевские приемы расписаны на полгода вперед, и все как один вопят об изменившейся политической обстановке в стране. Вернуться в клан, к родным и немногочисленным подругам, казалось невозможным. Конечно, все будут рады ее возвращению. Тем более — такому скорому и такому позорному. Даже мысль о том, что Никите, возможно, нужна помощь, не могла заставить Рокти обратиться к клану. Старейшины могли отреагировать на похищение чужака, случайно ставшего членом клана, совсем не так, как на похищение одного из своих. Вопрос о справедливом возмездии вызвал бы долгие споры. Слишком долгие. Очень может быть, она так и останется вдовой при живом муже, навечно заточенной в стройных стенах О'ктранского леса. А найти монаха теперь, когда впустую потрачено столько времени, было практически нереально. Приходилось признать — она зашла в тупик.
Вычерчивая вилкой по тарелке замысловатые узоры, Рокти вздрогнула, когда глубокий женский голос произнес нерешительно:
— Мне посоветовали обратиться к вам, но, боюсь, вы не примете мое предложение.
Рокти откинулась на спинку стула и, упершись ладонью в край стола, с ног до головы окинула взглядом подсевшую к ней женщину. Двуцветное платье, хитро сшитое из ярких, трепещущих при каждом движении лент, сложная прическа, заколка-саламандра, искусно изготовленная из какого-то редкого камня, необычайно красивое лицо и странный, абсолютно лишний макияж. Гадалка, ведьма или прорицательница.
— Я ищу телохранителя.
Еще месяц назад Рокти расхохоталась бы ей в лицо. Но сейчас она лишь удивленно вскинула бровь.
— Кто слышал о ктранах-телохранителях?! И почему вы решили, что именно я подхожу для подобной работы?
— Я прошу прощения, — женщина действительно казалась огорченной. — Я никогда не обратилась бы к вам, если бы не угроза моей жизни! Конечно, мне известно, ктраны — охотники, хранители леса и стражи границ по древнему договору. Именно поэтому я не уверена в том, удастся ли мне уговорить вас. По известным причинам мне хотелось бы, чтобы мой телохранитель был женщиной. Согласитесь, не многие женщины обладают соответствующими навыками. Я предоставлю вам жилье и стол в моем доме, а плата за ваш труд будет достаточно высокой. Если, конечно, мы сумеем договориться…