Спустя еще два часа они добрались до Копакабаны, городка, поглощенного разросшимся Медельином. Домик с белыми стенами и замшелой крышей, казалось, врос в нависающий над ним скалистый склон. Посередине располагалась гостиная, из которой во все стороны выходило по комнате. В одной стояли три кровати, на которые улеглись провожатые. В другой – одна двуспальная кровать и одна двухэтажная. Диане с Асусеной выделили самую лучшую комнату в глубине дома; судя по некоторым признакам, там и до них располагались женщины. Свет горел средь бела дня, потому что все окна были забиты досками.
Через три часа ожидания явился человек в маске; он поприветствовал журналистов от имени командования и объявил, что падре Перес их ждет, но для безопасности нужно сначала отвезти к нему женщин. Тут Диана впервые встревожилась. Дело в том, что Эро Бусс по секрету предупредил ее, чтобы она ни в коем случае не соглашалась на разделение группы. Видя, что избежать этого не удастся, Диана потихоньку дала ему свое удостоверение личности; у нее не было времени вдаваться в объяснения, зачем она это делает, но, насколько он понял, Диана хотела, чтобы у него остались какие-то улики – на случай если сама она исчезнет.
Женщин и Хуана Витту увезли еще до рассвета. Эро Бусс, Ричард Бесерра и Орландо Асеведа остались с пятью охранниками в комнате с двуспальной и двухэтажной кроватями. Подозрения, что их заманили в ловушку, росли с каждым часом. Вечером, играя в карты, Эро Бусс обратил внимание на роскошные часы одного из охранников.
– Неужели вы там, в АНО, уже доросли до уровня «Ролекса»? – съязвил он.
Охранник притворился, что не понял намека. Кроме того, Эро Бусса смутило, что у охранников было оружие, которое используется не партизанами, а для боев в городе. Орландо же, который обычно говорил мало, предпочитая занимать позицию стороннего наблюдателя, и безо всяких доказательств уже прозревал правду, настолько невыносимым было ощущение, что происходит нечто жуткое.
Впервые им пришлось сменить убежище в полночь, 10 сентября, когда охрана ворвалась в комнату с криками: «Полиция!» Два часа они в страшную грозу продирались сквозь лесную чащу и наконец добрались до дома, где находились Диана, Асусена и Хуан Витта. В просторной, прибранной комнате стоял телевизор с большим экраном; ничего такого, что могло бы возбудить какие-либо подозрения, не было. Журналисты даже не подозревали, что в ту ночь их могли спасти (правда, чисто случайно). Воспользовавшись кратковременной передышкой в новом убежище, они поспешили обменяться впечатлениями, поделиться мыслями и планами на будущее. Диана изливала душу Эро Буссу. Она была в отчаянии от того, что завела друзей в ловушку, и старалась отогнать от себя мучительные воспоминания о близких: муже, детях, родителях. Но ей это никак не удавалось.
Следующей ночью, когда ее с Асусеной и Хуаном Виттой вели пешком по ужасной дороге, под упорным дождем в третье убежище, Диана осознала, что им вообще все это время лгали. И новый, незнакомый охранник вскоре подтвердил это.
– Вы не с АНО имеете дело, а с Невыдаванцами, – сказал он. – Но не переживайте, ведь вы станете свидетелями исторических событий.
Через девятнадцать дней после таинственного исчезновения съемочной группы Дианы Турбай похитили Марину Монтойю. Когда Марина закрывала свой ресторан «У тетушек» на севере Боготы, ее схватили трое хорошо одетых мужчин, вооруженных девятимиллиметровыми пистолетами и автоматами «мини-узи» с глушителем. Ее сестре Лукреции, которая обычно помогала обслуживать посетителей, повезло: она подвернула ногу и не вышла в тот день на работу. Марина уже заперла дверь, как вдруг к ней постучались трое мужчин, двоих из них она узнала. Они несколько раз обедали у нее на прошлой неделе и произвели хорошее впечатление любезным обхождением, здоровым крестьянским юмором и щедрыми чаевыми, составлявшими тридцать процентов от суммы счета. Однако в тот вечер они повели себя иначе. Как только Марина открыла дверь, ее скрутили и выволокли на улицу. Но она все-таки смогла схватиться одной рукой за фонарный столб и начала кричать. Тогда один из похитителей врезал ей коленом по позвоночнику, да так, что она потеряла сознание. В таком бессознательном состоянии ее запихнули в багажник синего «Мерседеса-190», в котором были предусмотрительно оставлены щели, чтобы жертва не задохнулась, и увезли.
Один из семи сыновей Марины, сорокавосьмилетний Луис Гильермо Перес Монтойя, топ-менеджер колумбийского филиала фирмы «Кодак», считал, как и все прочие, что его мать похитили в отместку за то, что правительство не выполнило соглашения, которое когда-то заключил с Невыдаванцами Герман Монтойя. И поскольку Луис в принципе не доверял власти, то он решил попробовать освободить маму самостоятельно, вступив в непосредственные переговоры с Пабло Эскобаром.
Через два дня после похищения он, совсем не ориентируясь в ситуации, не наведя никаких предварительных «мостов», отправился в Медельин; что он там будет делать, Луис даже не представлял. В аэропорту он взял такси и велел шоферу ехать в город, не уточнив адрес. Реальность сама вышла к нему навстречу, когда он увидел на обочине труп ярко накрашенной пятнадцатилетней девушки в нарядном платье. Во лбу у нее была дырка от пули, струйка крови уже засохла. Луис Гильермо, не веря своим глазам, указал на труп пальцем:
– Смотрите, мертвая девушка!
– Ага, – не глядя, кивнул таксист. – Красотка повеселилась с дружками дона Пабло.
Таким образом, лед был растоплен. Луис Гильермо признался, зачем приехал в Медельин, и таксист взялся ему помочь, заявив, что якобы знает, как можно встретиться с дочкой двоюродной сестры Пабло Эскобара.
– Приходи сегодня в восемь к церкви за рынком, – сказал он. – Там будет девушка, звать Росалия.
И действительно, девушка поджидала Луиса Гильермо, сидя на скамейке перед церковью. Она была юной, почти девочкой, но держалась и говорила уверенно, как зрелая, повидавшая виды женщина. Для начала девушка запросила полмиллиона песо наличными. Она показала Луису Гильермо гостиницу, куда ему следовало заселиться в следующий четверг. В пятницу, в семь утра или в семь вечера должен был раздаться телефонный звонок.
– Ту, что тебе позвонит, зовут Пита, – уточнила Росалия.
Луис Гильермо тщетно прождал два с половиной дня. Наконец до него дошло, что его надули, и он порадовался, что еще и Пита не вытянула из него деньги. Он держал случившееся в строжайшем секрете, так что даже жена узнала о его поездках и об их плачевном результате лишь четыре года спустя, когда Луис Гильермо впервые рассказал о них для этой книги.
Через четыре часа после похищения Марины Монтойи на одной из улочек района «Лас-Фериас», на востоке Боготы, джип и «Рено-18» зажали спереди и сзади автомобиль главного редактора газеты «Тьемпо» Франсиско Сантоса. С виду красный джип Сантоса выглядел совершенно обычно, но на самом деле был бронированным, и четверо нападавших прихватили с собой не только девятимиллиметровые пистолеты и «мини-узи» с глушителем, но и запаслись специальной кувалдой для битья стекол. Однако это не пригодилось. Неисправимый спорщик Пачо сам открыл дверь, чтобы поговорить с нападавшими.
– Мне проще было умереть, чем оставаться в неведении, что происходит, – потом объяснял он.
Один из похитителей приставил ко лбу Пачо пистолет и приказал выйти из машины, опустив голову. Другой открыл переднюю дверь и сделал три выстрела: одна пуля отрикошетила от лобового стекла, а две другие пробили череп водителя, тридцативосьмилетнего Оромансио Ибаньеса. Пабло об этом не догадывался. Впоследствии, восстанавливая в памяти подробности нападения, он припомнил, что слышал слабые звуки выстрелов из пистолета с глушителем.
Операцию провели так молниеносно, что похищения человека никто не заметил, хотя произошло оно отнюдь не на безлюдной улице и не в выходной, а во вторник. Обнаружив окровавленный труп на заднем сиденье брошенного автомобиля, полицейский поднял оброненный телефон и тут же услышал в трубке голос, который звучал глухо, как из другой галактики:
– Алло!
– Кто это? – спросил полицейский.
– Редакция «Тьемпо».
Спустя десять минут новость уже ушла в эфир. На самом деле операцию по захвату Пачо Сантоса начали готовить четыре месяца назад, но никак не могли ее провести, потому что он часто и совершенно внезапно уезжал в командировки. По той же причине пятнадцать лет назад М-19 отказалась от идеи похитить его отца Эрнандо Сантоса.
Однако на сей раз похитители предусмотрели все до мельчайших деталей. Их машины, неожиданно попав в пробку на проспекте Бойака, в районе Восьмидесятой улицы, поехали по тротуару и затерялись в закоулках бедного квартала. Пачо Сантос сидел между двумя похитителями и ничего не видел, поскольку на него надели очки со стеклами, замазанными лаком для ногтей, но он считал, сколько поворотов сделала машина до въезда в гараж. И затем, прикинув время, проведенное в пути, примерно понял, в какой район его привезли.
– Алло!
– Кто это? – спросил полицейский.
– Редакция «Тьемпо».
Спустя десять минут новость уже ушла в эфир. На самом деле операцию по захвату Пачо Сантоса начали готовить четыре месяца назад, но никак не могли ее провести, потому что он часто и совершенно внезапно уезжал в командировки. По той же причине пятнадцать лет назад М-19 отказалась от идеи похитить его отца Эрнандо Сантоса.
Однако на сей раз похитители предусмотрели все до мельчайших деталей. Их машины, неожиданно попав в пробку на проспекте Бойака, в районе Восьмидесятой улицы, поехали по тротуару и затерялись в закоулках бедного квартала. Пачо Сантос сидел между двумя похитителями и ничего не видел, поскольку на него надели очки со стеклами, замазанными лаком для ногтей, но он считал, сколько поворотов сделала машина до въезда в гараж. И затем, прикинув время, проведенное в пути, примерно понял, в какой район его привезли.
Поскольку Пачо из-за очков ничего не видел, один из похитителей довел его за руку до конца коридора. Они поднялись на второй этаж, сделали еще пять шагов и вошли в какое-то прохладное помещение. Там очки сняли, и Пачо увидел темную спальню. Окна были закрыты ставнями, под потолком одиноко горела лампочка. Из мебели имелись лишь двуспальная кровать с довольно-таки несвежим бельем и стол, на котором стояли телевизор и портативное радио.
Пачо понял, что похитители спешили не только из соображений безопасности, но и чтобы успеть к началу матча между футбольными клубами «Санта-Фе» и «Кальдас». Ради всеобщего спокойствия Пачо выделили бутылку водки, оставили наедине с радиоприемником и отправились вниз следить за перипетиями матча. Пачо за десять минут ополовинил бутылку, но остался абсолютно трезв. Правда, немного все-таки приободрился, и у него тоже возникло желание послушать трансляцию матча. Он с детства болел за «Санта-Фе», и нынешняя ничья (2:2) так его разозлила, что даже водку пить расхотелось. А после матча, в половине десятого вечера, показали выпуск новостей, и Пачо увидел себя: на записи, которую извлекли из архива, он был в смокинге, и его окружали победительницы конкурса красоты. Только тогда Пачо узнал о гибели шофера.
Когда новости закончились, в комнату вошел охранник в маске. Он заставил Пачо переодеться в серый тренировочный костюм. Похоже, это была тюремная роба для заключенных, попавших в лапы Невыдаванцев. Бандит хотел было отобрать у Пачо противоастматический аспиратор, лежавший в кармане пиджака, но Пачо сказал, что для него это вопрос жизни и смерти. Охранник в маске объяснил ему правила поведения в доме: Пачо разрешалось ходить в туалет, расположенный в коридоре, сколько угодно слушать радио и смотреть телевизор, приглушив звук. Затем он приказал Пачо ложиться спать и привязал его за лодыжку к кровати.
Охранник положил матрас на пол параллельно кровати и через минуту захрапел, периодически присвистывая. Сумерки сгущались. Лежа в темноте, Пачо вдруг осознал, что это всего лишь первая ночь и что будет дальше, совершенно неясно; все, что угодно, может произойти. Он подумал о своей жене Марии Виктории, которую друзья прозвали Мариаве, красивой, умной, волевой женщине, которая родила ему двух сыновей: Бенхамину было полтора года, а Габриэлю – семь месяцев. Где-то по соседству закукарекал петух. Пачо удивило, что он поет так рано. «Наверное, с ума сошел. Какой нормальный петух кукарекает в десять вечера?» – подумал он. Пачо – человек чувствительный, импульсивный, легко может растрогаться: короче, точная копия своего отца. Андрес Эскараби, муж его сестры Хуаниты, погиб при взрыве самолета, в который Невыдаванцы подложили бомбу. Стоя среди убитых горем родственников, Пачо произнес фразу, от которой все тогда содрогнулись: «К декабрю одного из нас тоже не будет в живых». Но когда его похитили, он почему-то не чувствовал, что эта ночь окажется для него последней. Пожалуй, впервые в жизни Пачо был совершенно спокоен и не сомневался, что выживет. Поняв по дыханию растянувшегося на полу охранника, что тот не спит, Пачо спросил:
– Кто меня похитил?
– А кого вы предпочитаете, – спросил он в ответ, – партизан или наркомафию?
– Я думаю, что попал к Пабло Эскобару, – сказал Пачо.
– Точно, – подтвердил охранник, но тут же поправился: – Вернее, к Невыдаванцам.
Слухи о похищении Пачо распространились мгновенно. Сотрудники газеты «Тьемпо» обзвонили ближайших родственников, те – своих, и вскоре уже все родные были в курсе. По странному стечению обстоятельств жена Пачо узнала об этом одной из последних. Буквально через несколько минут после случившегося ей позвонил их друг, Хуан Габриэль Урибе; он еще не был уверен, что слухи правдивые, и осмелился лишь спросить, пришел ли Пачо домой. Она сказала, что нет, и Хуан Габриэль не рискнул сообщить ей неподтвержденные сведения. Вслед за ним позвонил Энрике Сантос Кальдерон, троюродный брат Пачо и заместитель главного редактора «Тьемпо».
– Ты уже знаешь про Пачо? – выпалил Энрике.
Мария Виктория решила, что он говорит про некую другую новость, которая была ей известна, и ответила:
– Конечно, знаю.
Энрике спешно попрощался и кинулся звонить другим родственникам. Спустя годы, комментируя это недоразумение, Мария Виктория пошутила:
– Вот что значит считать себя чересчур догадливой!
Впрочем, Хуан Габриэль вскоре позвонил ей опять и тогда уже рассказал обо всем: и об убийстве шофера, и о похищении Пачо.
Президент Гавирия и его ближайшие советники просматривали рекламные ролики, обдумывая, как строить избирательную кампанию в Конституционную Ассамблею; внезапно пресс-секретарь президента Маурисио Варгас прошептал на ухо шефу:
– Пачито Сантоса похитили.
Просмотр не прекратился. Президент снял очки, которые надевал, когда смотрел на экран, и взглянул на Варгаса.
– Держите меня в курсе, – сказал президент и, снова надев очки, уставился в экран. Его близкий друг Альберто Касас Сантамария, министр связи, сидевший рядом, услышал новость и шепотом передал ее президентским советникам. Зал охватило волнение, однако президент и глазом не моргнул, твердо следуя принципу, что надо доводить дело до конца; это правило он усвоил еще со школьной скамьи. Когда показ завершился, Гавирия снял очки, положил их в нагрудный карман и приказал Маурисио Варгасу:
– Позвоните Рафаэлю Пардо, пусть прямо сейчас созовет Совет безопасности.
Затем, как и предусматривалось, президент затеял обмен мнениями по поводу рекламных роликов. И лишь когда решение было принято, стало понятно, каким ударом явилось для него известие о похищении. Через полчаса Гавирия входил в зал заседаний, где его уже поджидало большинство членов Совета безопасности. Не успело заседание начаться, как Маурисио Варгас на цыпочках пошел в зал и сказал на ухо президенту:
– Похитили Марину Монтойя.
На самом деле это случилось в четыре часа пополудни, до похищения Пачо, но потребовалось еще четыре часа, чтобы новость дошла до президента. Эрнандо Сантос Кастильо, отец Пачо, уже три часа спал в одном из отелей итальянского города Флоренция, за десять тысяч километров от Боготы. В соседней комнате располагалась его дочь Хуанита, а еще в одной – вторая дочь, Адриана, с мужем. Им уже сообщили печальное известие по телефону, но они не решились нарушить покой отца. Зато Луис Фернандо, племянник Эрнандо Сантоса, позвонил прямо из Боготы и, раздумывая, как бы поаккуратнее разбудить дядюшку шестидесяти восьми лет, перенесшего пять операций по шунтированию сердца, не нашел ничего лучшего, чем выпалить:
– У меня очень плохие новости.
Эрнандо, конечно, заподозрил наихудшее, но спросил, как полагается в таких случаях:
– Что случилось?
– Пабло похитили.
Каким бы страшным ни было известие о похищении, это все же не так непоправимо, как убийство, поэтому Эрнандо вздохнул с облегчением.
– Слава Богу! – воскликнул он и, тут же сменив тон, добавил: – Спокойно! Давайте думать, как действовать.
Через час, на рассвете, вдыхая благоухание тосканской осени, семейство Сантосов двинулось в долгий обратный путь на родину.
Родные Дианы Турбай, взволнованные тем, что даже через неделю после ее похищения о ней нет никаких известий, ходатайствовали перед правительством об официальных переговорах правительства с основными повстанческими организациями. Через неделю после того дня, когда Диана должна была бы вернуться домой, ее муж Мигель Урибе и член парламента Альваро Лейва тайно отправились в Зеленый дом, штаб-квартиру Революционных вооруженных сил Колумбии в Восточной Кордильере. Оттуда они связались со всеми вооруженными группировками, пытаясь узнать, не удерживают ли они Диану. Семь формирований ответили отрицательно, выпустив одно сводное коммюнике.
Руководство страны, которое само не знало правды, предостерегало общественность от распространения непроверенной информации и призывало верить только тем известиям, которые будут поступать по линии правительства. Однако суровая, горькая правда заключалась в том, что люди верили только Невыдаванцам, поэтому все с облегчением вздохнули 30 октября (с момента исчезновения Дианы Турбай прошел уже семьдесят один день, а Фредерико Сантоса – сорок два), когда Невыдаванцы развеяли сомнения одной-единственной фразой: «Мы официально признаем, что пропавшие журналисты находятся у нас». Спустя восемь дней похитили Маруху Пачон и Беатрис Вильямисар, и имелись веские основания предполагать дальнейшую эскалацию насилия.