– Конечно, о чем разговор, – ответил Али и, забрав чашки, стоявшие перед собеседниками, удалился.
Мюллер посмотрел ему вслед и, усмехнувшись, сказал:
– И кого только не встретишь в этой Америке! То Знахаря, которого не узнать, то турецкого гангстера, говорящего по-русски…
– …то русского немца, который ограбил этого самого Знахаря, – подхватил Знахарь, многозначительно посмотрев на Мюллера.
Мюллер нахмурился и, задумчиво посмотрев в окно, за которым стоял уже пустой «Порш», сказал:
– Я, конечно, не был готов к такой неожиданной встрече, но что поделаешь…
Он повернул голову к Знахарю и, посмотрев ему в глаза, добавил:
– Вы, я вижу, хотите задать мне много вопросов. Я отвечу на них, но предупреждаю, что разговор примет совсем не такое направление, как вы думали.
– Посмотрим, – ответил Знахарь.
Али принес кофе, и на этот раз, кроме двух чашечек, на подносе ничего не было.
Мюллер осторожно взял горячую толстенькую чашку, поднес ее к губам и, попробовав кофе, повернулся к Али, который стоял в сторонке и ревниво наблюдал за дегустацией.
– Уважаемый Али, – сказал Мюллер с интонацией посла, зачитывающего правительственную ноту, – я полностью согласен с заявленной вами оценкой этого прекрасного напитка и заверяю вас, что никогда еще не пробовал кофе, который был бы лучше этого.
Али слегка поклонился, пряча в густых черных усах довольную улыбку.
– Откуда вы знаете русский? – спросил Мюллер, приложившись к чашечке еще раз, – вы говорите почти без акцента.
– Я жил в России, – охотно ответил Али, – бизнес! Пирожки-мирожки, всяко-разно…
– Ага… – неопределенно отозвался Мюллер и поставил пустую чашечку на стол.
Знахарь к этому моменту тоже успел выпить свой кофе, и Али, забрав пустую посуду, пошел в кухню. На пороге он обернулся и сказал:
– Я вижу, что вам нужно поговорить, поэтому не буду мешать. Если что – позовете.
Произнося последние слова, он выразительно посмотрел на Знахаря, и тот кивнул.
– Ну что же, уважаемый Знахарь, задавайте ваши вопросы, – сказал Мюллер, достал из кармана плоский кожаный портсигар, вынул из него тонкую коричневую сигарку и закурил, окутавшись облаком ароматного дыма.
Знахарь тоже закурил и, вертя пальцем лежавшую перед ним пачку «Малборо», сказал:
– Да, я буду задавать вопросы, но сначала хочу сказать вам, что в вашем положении ничего не изменилось. Вы по-прежнему э-э-э… в плену. Без моего согласия вы отсюда не выйдете и… Ну, в общем – все, что я сказал раньше, остается в силе. Вы меня понимаете?
– Вполне, – Мюллер стряхнул пепел в массивную стальную пепельницу с выбитой на ней надписью «Дженерал Моторс», – но сначала я сам скажу вам кое-что. Это должно избавить вас от необходимости говорить лишнее. Не возражаете?
– Валяйте, – ответил Знахарь и приготовился слушать. Мюллер пожевал тонкими губами, взглянул на Знахаря и спросил:
– Что мне передать Рите, когда я ее увижу? Знахарь сжал зубы и, сузив глаза, спросил:
– Что это значит?
– А вы не поняли? – Мюллер усмехнулся. – Ну, подумайте сами, вы же умный человек. Теперь у вас достаточно информации, чтобы сделать необходимые выводы.
– Нет уж, – Знахарь решительно пристукнул ладонью по столу, – хватит с меня загадок. Давайте, рассказывайте, что там у вас.
– Хорошо, – Мюллер с готовностью развел руками, – как скажете. Но сначала – еще кофе. Мне действительно не приходилось еще пробовать ничего лучше.
Знахарь позвал Али и попросил его сделать еще две чашки. Али кивнул и пошел выполнять просьбу своего русского друга. Пока он занимался приготовлением лучшего в мире кофе, Знахарь и Мюллер не произнесли ни одного слова.
Наконец кофе был принесен, поставлен перед ними, и Мюллер, с наслаждением сделав маленький глоток обжигающего нектара, сказал:
– Начну с самого главного. Я, как и Рита – Игрок. Это должно объяснить вам многое, если не все. Мы потеряли вас в Германии, когда вы, как выяснилось теперь, сделали пластическую операцию. Между прочим, именно благодаря настойчивости Риты вы до сих пор живы. Ваша неуправляемость грозит вам серьезными проблемами, но я не буду рассуждать на эту тему. Вы уже слышали все это и от Риты, и от Наринского.
– Значит, одна компания… – недовольно пробурчал Знахарь.
– Совершенно верно – одна компания. Вот только вы почему-то не хотите в ней участвовать. Ладно, сейчас не об этом речь.
Мюллер пригубил кофе и продолжил:
– Вас интересует судьба сокровищ Золотой Орды. Обнаружив их, вы сочли себя законным владельцем клада и совершенно резонно хотите прибрать его к рукам. Но этого не будет. Мы отдаем себе отчет, что это насилие, но – увы. Вы можете застрелить меня, но от этого ничего не изменится.
Знахарь спросил:
– Значит, Рита с самого начала знала обо всем? О пещере, о кладе, о том, что вы отобрали его у меня? Знала, да?
– Знала, – Мюллер кивнул, – теперь вы видите, какой она сильный Игрок.
– Да уж… – Знахарь криво усмехнулся, – вижу.
– А что касается сокровища, – Мюллер допил кофе и одобрительно заглянул в пустую чашку, – тут, понимаете, такое дело…
Он закурил новую сигарку и сказал:
– Вы – безответственный человек, Константин. Я не имею в виду, что вы не отвечете за свои слова или поступки. Речь о другом.
Мюллер с интересом посмотрел на Знахаря и спросил:
– Вы хоть представляете себе, сколько стоит все, что было в пещере?
– Что значит – было?
– То и значит. Мы же не могли оставить это там! Вывезли, конечно, и теперь все эти золотые и бриллиантовые цапки рассредоточены по всему свету. И не под защитой каких-то первобытных хитростей и дикарских ловушек, как в фильмах про Индиану Джонса, а в банках и сейфах, за толстыми стенами и бронированными дверями. А главное – не в одном месте, чтобы какой-нибудь ловкий проходимец вроде вас не мог хапнуть все это одним ударом. Чувствуете, как я заговорил?
– Чувствую, – ответил Знахарь, который чувствовал и еще кое-что.
А чувствовал он, что о сокровище можно забыть.
Навсегда, будто бы его не было.
Все.
Мюллер посмотрел на него и сказал:
– Да вы не переживайте! Я объясню вам некоторые вещи, и вы сами поймете, что иначе и быть не могло.
– Ну-ну, – скептически отозвался Знахарь, который теперь уже твердо знал, что его ограбили, и это окончательно, и никакого возврата не будет, – расскажите мне, почему мое богатство нужно вам больше, чем мне. Давайте!
– А оно нам и не нужно, – ответил Мюллер. – Разве что так, на расходы… Гораздо более важным здесь является то, что оно ни в коем случае не должно находиться в ваших руках. Вы ведь так и не ответили – представляете ли вы, сколько это все стоит?
– А вы знаете? Так скажите мне, убогому.
– Извольте. Я не буду называть сумму, потому что она выходит за рамки здравого смысла, но скажу, что на эти деньги можно с легкостью развязать глобальную войну. Представьте себе, что вы оказались за рулем бульдозера величиной… ну, скажем, с гору Арарат. Человечков, которые там, внизу, даже не видно. Вы слегка пошевелили каким-то незнакомым рычагом, а там снесло пять городов. Вот такой масштаб возможностей. Вы не готовы. И никто не готов. А мы – Игроки – знаем это и отнимаем такие опасные игрушки у тех, кому они попадают в руки. В мире и так хватает войн, кровопролития и прочего, как сейчас говорят – беспредела. Причем на это тратится не так уж и много денег. А вы, если бы это богатство попало к вам в руки, легко могли бы купить, например, Турцию и Грецию со всеми потрохами, и ради развлечения натравить их друг на друга, снабжая при этом всем необходимым для войны. Это в средиземноморском масштабе. А в мировом – тоже без проблем. Политики продажны, это известный факт. И при таких деньгах организовать вооруженный конфликт между Португалией и Египтом – раз плюнуть. Потом втянуть в это Францию, потопить от имени Израиля десяток японских судов, демонстративно сбить китайской ракетой американский «Шаттл»… На все, что я перечислил, уйдет такая мизерная доля тех богатств, что и считать не стоит. Деньги – это сила, энергия. Причем, чем их больше, тем эффективнее и опаснее становится эта энергия. Для сравнения – сначала дрова, потом бензин, потом электричество… А завладение таким богатством, как сокровище Золотой Орды, можно сравнить с открытием атомной энергии. И теперь представьте себе, что вы стоите рядом с самой главной и самой страшной кнопкой. Вы умны, но недостаточно. У вас есть совесть, но она ущербна. Вы не лишены известного благородства, но вы мстительны. К тому же вы – вор в законе, уголовный авторитет. Ладно, нам известно, что вы давно уже наплевали на воровские понятия, но все равно вы связаны с ворами. Откройте словарь Владимира Даля и посмотрите, что значит – воровской. И даже если вы сами не сделаете ничего опасного для людей, ваше богатство можно отнять у вас. Сейчас это сделали мы. А если бы это были ваши уголовные кореша? Или дон Хуан Гарсиа? Или гордые воины Аль-Каиды? А если вы просто сойдете с ума? Сбрендите, спятите, рехнетесь, крыша у вас съедет? Что тогда?
Мюллер остановился и перевел дыхание.
Знахарь молчал, придавленный этой короткой, но очень увесистой речью.
Он понял Мюллера, и у него не было ни малейшего желания продолжать разговор на эту тему.
Поэтому, вытащив из пачки очередную сигарету, он повертел ее в пальцах и, не глядя на Мюллера, сказал:
– Я понял вас. Забудем об этом. Но у меня есть вопрос, на который я хочу получить ответ.
Мюллер посмотрел на него и, повысив голос, сказал в сторону кухни:
– Уважаемый Али, вы слышите меня?
Али немедленно появился на пороге, и Мюллер, с обожанием глядя на него, спросил:
– Я могу получить еще одну чашку вашего прекрасного кофе?
Али расцвел и ответил:
– Конечно! Костя, ты тоже будешь? Знахарь хмуро кивнул.
Али вышел, а Мюллер, глядя на Знахаря с искренним сочувствием, спросил:
– Можно, я попробую ответить на ваш вопрос прежде, чем вы зададите его?
– Валяйте…
Знахарь был сильно недоволен тем, как все повернулось, и не скрывал этого, но еще более он был недоволен тем, что Мюллер был совершенно прав, и, по сути дела, отвозил его, как тупого школяра, у которого отобрали рогатку.
Видя это, Мюллер сказал:
– Да вы не расстраивайтесь. Деньги у вас есть, а на ваш невысказанный вопрос я отвечу так – Рита сейчас в Европе по делам, так сказать, фирмы, и вернется через неделю.
Недовольство Знахаря выросло еще на несколько градусов.
И об этом они знают!
Мюллер при виде появившегося в дверях Али с очередной порцией лучшего в мире кофе радостно потер ладони и сказал:
– С этого дня пью кофе только у вас.
Али довольно кивнул, а Мюллер, повернувшись к Знахарю, воскликнул:
– Да перестаньте вы киснуть! Нам еще нужно решить, что делать с Гарсиа. Вы же понимаете, что не справитесь в одиночку.
Знахарь вяло улыбнулся, а Мюллер, подмигнув ему, сказал:
– Можете считать, что вы только что выиграли жизнь. Этот разговор был запланирован. Не на сегодня, конечно, потому что никто не знал, когда и где мы снова найдем вас, но на тот случай, если бы до Знахаря не дошло сказанное мной, его было решено ликвидировать. И никакая Рита не помогла бы. Вот так.
Знахарь посмотрел на него и громко спросил:
– Али! У тебя пиво есть? Али вышел в зал и ответил:
– Для дорогих гостей у меня есть все. Тебе какое?
– «Грольш».
– Сейчас, дорогой!
Али скрылся в подсобке, а Мюллер, подняв брови, спросил:
– Вы не боитесь садиться за руль после пива? Знахарь посмотрел на него и язвительно ответил:
– Возможно, организовать всемирную бойню мне и не удастся, но уж на то, чтобы купить любого копа в Нью-Йорке, денег хватит!
* * *Я сидел у иллюминатора и вспоминал разговор с Мюллером.
Этот поволжский немец положил меня на обе лопатки, размял, перевернул пару раз, еще разочек размял и с довольным видом откинулся на спинку кресла, дымя своей пижонской сигаркой. Ну, а мне оставалось только проглотить пилюлю и делать вид, что все в порядке.
Вообще-то, если рассудить здраво, все и было в порядке, хоть и погладили меня Игроки против шерсти. Самое главное, как я понял, они решили меня пощадить. Конечно, такая формулировка задевала мое самолюбие, но тут уж ничего не поделаешь. А в том, что они ребята серьезные и укокошили бы меня чисто и профессионально, если бы приняли такое решение, я теперь не сомневался ничуть.
Пронесло, если называть вещи своими именами.
Ясен перец, герою всех времен и народов Знахарю это не по вкусу, но…
Приходится засунуть свою гордость куда подальше и не сердить Больших и Сильных дядек, в компании которых обретается, между прочим, и моя Маргарита.
Думая о ней, я испытывал странное чувство.
Когда-то, в детстве, еще в шестом классе, я влюбился в девчонку из параллельного класса. Но я был обычным шалопаем в помятой школьной униформе, а она относилась к совсем другому слою общества.
В общем – кухаркин сын и дочка профессора.
Зависть…
Нет, это была не зависть.
Но какое-то тоскливое чувство охватывало меня, когда я своим незрелым мальчишечьим умишком в очередной раз понимал, что та жизнь, к которой принадлежит она, мне недоступна. Это уже потом, после института, до меня дошло, что в отношениях с женщиной разница в кастах не имеет ни малейшего значения, но тогда…
Я стоял вечерами под ее ярко освещенными окнами и с тоской смотрел, как за занавесками мелькают неясные тени, которые говорили мне гораздо больше, чем значили. Я страдал оттого, что там происходит нечто такое, чего я недостоин и не буду достоин никогда.
Глупо…
Но – факт.
Вот и с Ритой то же самое.
Она принадлежала мне, как женщина.
Она же была обычной бабой, да – умной, да – образованной, да – сильной и энергичной, но со мной, с избранным ею мужчиной, Маргарита становилась покорной и нежной, хотя и не без фокусов.
А там, среди Игроков, она превращалась в какое-то существо из другого мира, и я не раз замечал в ее взгляде жалость, которую она, впрочем, умело прятала. То есть – это она думала, что умело…
Иногда я чувствовал себя дикарем из племени ни бум-бум, которого полюбила приехавшая изучать нравы этого племени профессорша из Гарварда. Приехала по делам и – на тебе – влюбилась. А дикарь этот суетится, у него много своих дикарских дел, и все такие важные, необходимые, блин! И вот она с высоты своего положения жалеет его и по-бабски любит, но, если высшая необходимость белых богов потребует – грохнут этого дикаря во благо прогрессивного человечества, и все дела.
А еще Мюллер, этот сукин кот, сказал – вы, мол, уважаемый Константин, себя берегите, а то, если погибнете безвременной трагической смертью, то Маргарита сильно расстраиваться будет.
Это, значит, ты веди себя хорошо, а то – сам понимаешь…
Да понимаю я, понимаю!
Ну, Мюллер мне, когда я его обратно на Манхеттен вез, дал еще несколько весьма дельных советов насчет того, как вести себя с Гарсиа. Хорошие советы. И я, надо сказать, с удовольствием принял их к сведению. Все-таки они, Игроки эти, оч-чень серьезные люди. И Игра у них – всем играм игра…
* * *Самолет пошел вниз, я ощутил приятное чувство небольшой потери веса, и одновременно с этим зажглись надписи про курение и ремни, а из-за занавески вышла стюардесса и сказала, что через двадцать минут мы приземлимся в Эль Пасо.
Так оно и вышло.
Мы благополучно приземлились, и первым, кого я увидел, спустившись по трапу, был Рикардо Альвец, приемный папаша ныне покойной Кончиты. Какой он ей папаша – известное дело, но меня это, конечно же, не касалось, а тем более теперь, когда она отправилась на свидание к Кетцалькоатлю.
Пожав друг другу руки, мы молча пошли к выходу из аэропорта, и только когда уселись в солидный белый «Бьюик», Альвец положил руки на руль, помолчал немного и, повернувшись ко мне, сказал по-русски:
– Вас не узнать. Да… Расскажите мне про Кончиту. Дон Хуан пересказал мне ваш разговор, но я предпочитаю услышать это, так сказать, из первых уст. Сами понимаете, хоть и приемная, но все-таки дочь.
Он сказал это совершенно искренне, и я в очередной раз удивился, как это у них все совмещается. Ведь она ему и дочка вроде, хоть и приемная, он ее растил, кормил, ухаживал, любил, наверное, по-своему… А с другой стороны, она мне сама призналась однажды, что он ее с одиннадцати лет во все ее маленькие дырки трахал!
Ну, свое недоумение я, понятно, оставил при себе, и, сделав соответствующее такой грустной теме лицо, подробно рассказал ему обо всем, что увидел, когда вернулся в отель. Про маргаритку на стене я, естественно, умолчал.
Выслушав меня, Альвец глубоко вздохнул и, молитвенно воздев глаза, сказал:
– Надеюсь, она в раю. Моя девочка…
Я опять сделал скорбное лицо, хотя мне жутко захотелось то ли заржать, то ли ляпнуть какую-нибудь пошлость, и ответил:
– Я тоже надеюсь… Ну что, поехали? Дон Хуан ждет, наверное?
– Ждет, а куда он денется.
Альвец вздохнул еще раз, нажал на педаль, и тяжелый представительский «Бьюик» мягко выкатился на полосу, которая вела в сторону хайвэя.
Минут пять Альвец молчал, потом крякнул и сказал:
– Слушайте, Знахарь, я хочу задать вам один вопрос… Он вам не понравится, но вы ответьте мне спокойно. Просто… В общем – вы ответьте, и забудем об этом. Годится?
Я пожал плечами и ответил:
– Ну, годится. Давайте ваш вопрос.
Альвец снова помолчал, как бы не решаясь начать, и наконец спросил:
– А может быть, вы сами убили Кончиту?
Нелепость такого вопроса лишила меня дара речи.
Однако, если подходить с их мерками, в этом, наверное, не было бы ничего из рядя вон выходящего. Ведь пришло же это ему в голову! Значит, у них и так бывает… Да, блин, латиносы!