Началась омерзительная травля протестантов, не вызванная никакими протестантскими деяниями против короля и страны, только за то, что по-иному верили в Христа. Указы, ограничивающие права протестантов, сыплются как из ведра: им запрещают быть нотариусами, прокурорами, судейскими, полицейскими, адвокатами, нанимать слуг католиков, проповедовать, писать богословские труды – всего не перечислить. Их церкви уничтожали, за обращение в протестантство строго карали, за обращение в католичество выплачивали награды, а деньги для этих выплат собирали с тех протестантов, которые отказывались обращаться в католичество. Но этого было мало – начались драгонады, постои драгунов в протестантских домах, которыми раньше наказывали не платящих налоги, а теперь применили к самым исправным налогоплательщикам. Инструкции драгунам были предельно краткими – «Только не убивать!». Остальное все было можно – избиения, истязания, изнасилования, издевательства и все такое прочее, свидетельств хватает. Когда от такого христианского милосердия кто-то не выдерживал и обращался в католичество, драгунов распихивали по домам еще не обращенных. Протестанты хотели эмигрировать – им это запрещали, угрожая галерами. В итоге 1500 протестантов попали на галеры, а 200 000 оказались за пределами Франции – как смешны запреты на эмиграцию, мы уже видели. В итоге Франция стала совершенно единоверной страной и с этого момента проиграла все войны до единой. Если в Войне за испанское наследство территориальные потери достались на долю союзной Испании, в Семилетней войне уже Франция была вынуждена отдать Англии Квебек. Потеря работящих и добросовестных налогоплательщиков вместе с войнами посадила Францию на мель. В сущности, с момента отмены Нантского эдикта Франция из кризисов вообще не выходила до самой революции. Тем не менее кое-кто настолько глуп, что называет правление Короля-Солнце Золотым веком, и мне даже неохота им что-то доказывать. Людей не переделаешь.
Людовик XIV. Шарль Ле Брюн
Некоторые говорят, что Ментенон здесь была ни при чем, приводят ее письма, где она говорит, что лучше б гугеноты сами, без всего этого рэкета, добровольно переменили веру (тоже мне аргумент!), а один из крупнейших специалистов по этой эпохе Блюш говорит: «Лишь полемика, доведенная до крайностей, да беспочвенная выдумка могут заставить поверить в то, что она якобы подталкивала монарха к жестоким мерам». Но вот современники Людовика с ним не согласны. Скажем, герцог де Ноай считает, что маркиза принимала, «может быть, чрезмерное» участие в осуществлении планов принудительного обращения гугенотов в католическую веру.
Людовик с семьей. Никола Лажийер.
Им видней… А теперь попробуйте представить, что активная и внимательная жена короля знала о всех этих ужасах, которые к тому же творились по непосредственному приказу ее главного недруга военного министра Лувуа (конечно, знала!), была ими недовольна, но не могла повлиять на супруга. У меня не получается… В этом торжестве государственной религии над государственными интересами, отравившем королевство таким страшным и медленным ядом, что оно после этого подыхало целых сто лет, есть доля каждого из супругов.
Тепло и уют
А вот их личная жизнь достойна похвалы – тихая, дружная, экономная. Ровный нрав, постоянное внимание и дружеские советы Франсуазы помогают постаревшему Людовику Красно Солнышко вынести бешеное напряжение заведомо проигранной Войны за испанское наследство, выдавить из королевства и швырнуть на алтарь войны его последние материальные и людские ресурсы и в итоге добиться скверного мирного договора вместо ужасного. Судя по всему, к концу жизни Людовик не очень был доволен окружающим его миром, если, проиграв очередную битву, он осмелился воскликнуть: «О, Боже! И это мне благодарность за то, что я для Тебя сделал?» Не очень удивляйтесь его непонятной для нашего времени уверенностью, что Бог ему должен, – ведь именно тогда и во многом его усилиями среди французских дворян образовалась своеобразная мораль, согласно которой жена одного маршала сказала: «Даже Богу придется задуматься, прежде чем проклясть человека нашего круга!» Не буду спорить, просто скажу, что не знаю, как там за военные успехи, но за такую вторую супругу ему стоило бы благодарить Господа денно и нощно.
Заодно добавлю, что все разговоры о каких-то серьезных нарушениях Людовиком супружеской верности не имеют под собой почвы – все приводимые рядом авторов фамилии, типа Анны де Роан, на самом деле принадлежат героиням королевских романов более раннего периода, до второго брака. Да и романы Франсуазы с представителями семейства Вилларсо (Дюма уверяет, что она поддерживала то, что в те времена называли «пылкой дружбой», сразу с тремя его представителями – маркизом Луи, аббатом Рене да еще в придачу и с Шарлем), оставившие роду Вилларсо такое пикантное наследие, как портрет обнаженной Франсуазы, сохранившийся до сих пор, – все имели место существенно раньше. Какие-то мелкие побеги налево для Людовика и изменой-то не были – сравните то, что было, и то, что стало. Да и возраст брал свое, так что конец жизни в личном плане у этой пары был спокоен и благополучен. Всесокрушающий эгоизм короля Франсуаза научилась терпеть, и только перед самой его кончиной, когда он сказал ей: «Скоро мы увидимся снова», она не выдержала и, отойдя от его ложа, сказала с грустью: «Подумайте только, какое милое свидание он мне назначает! Этот человек никогда никого не любил, кроме себя». Вскоре после смерти короля она покидает двор – она ведь ему никто, даже не королева. Она удаляется в свой любимый Сен-Сир, где и умирает через четыре года.
Мадам де Ментенон. Гравюра XVII в.
Что нам история этой пары через триста лет? Вряд ли поучение: история нас научила одному – что она никогда никого ничему не учит. Как были когда-то притязания на соседские земли, попытки загнать весь народ в одну церковь, закулисное решение проблем через симпатии первого лица государства, власть фавориток, приворотные зелья и сложные политические комбинации с участием фигур, находящихся формально вне политики, так они и есть и после нас будут. Как привлекали мужчин с коронами и без на короткое время – фигура и талия, на время чуть подольше – веселый нрав, взрывной темперамент и умение намотать мужику кишки на локоть, а на долгие годы – терпение, такт и умение слушать и сочувствовать, так и будет привлекать. Может быть, меня просто влечет к истории этой пары то же, что заставило Петра Первого просить, чтоб госпожа де Ментенон его приняла. На ее вопрос «Почему вы хотели увидеть меня?» он ответил: «Я хотел увидеть все, что во Франции есть великого». Он был прав – все остальное просто не стоит внимания. Во всяком случае, через триста лет. Вот при жизни Король-Солнце мог думать и о прочем – скажем, о потерянных утехах. Однако похоже, что не думал, его все устраивало. Видите, даже и не поспоришь, что мужчина, попавший под власть подобной роковой соблазнительницы, получает от нее чуть ли не главное в жизни – счастье, чувства и уверенность в себе, ведь верно? Ой ли – такие женщины непредсказуемы и все, что дали, могут быстро отобрать, да еще и с очень большой прибавкой. Но об этом – следующий рассказ.
Поражение победителя Олимпиады
Недавно и Греция пережила вспышку общеевропейской эпидемии – телепроект по определению величайших греков все времен. Не так уж и скверно у них получилось, сравнишь греческую первую десятку с российской или украинской – обзавидуешься. Пятое место – Сократ, шестое – Аристотель, девятое – Платон, кто может предложить хоть что-то сравнимое? Впрочем, лично мою зависть вызывают не эти гении, а занявший второе место онколог Георгиос Папаниколау, автор теста на раннее выявление рака шейки матки, спаситель сотен тысяч женщин во всех странах мира. Страна, в которой вторым по популярности героем может считаться человек, который даже никого лично не прикончил, не говоря уже об организации массовых убийств и издевательств, во всяком случае, не безнадежна. Кстати, дополнительное удовольствие я получил от того, что доктор Папаниколау проиграл занявшему первое место отнюдь не позорно, с весьма небольшим разрывом. Зато уж с первым местом ничего не поделаешь, оно, как и положено, досталось человеку, который убил лично, своими руками, минимум трехзначное число людей, а уж сколько погибло по его приказу – лучше не подсчитывать. С создателями мировых империй, впрочем, по-другому практически не бывает. Зато ведь во многом обогнал свое время, стоял за равенство всех людей вне зависимости от крови, побежденных им персов ценил, награждал и к себе приближал, а самую передовую на тот момент во всем мире греческую культуру распространил почти до китайской границы. В общем, зачем же стулья ломать – Александр Македонский, конечно, был герой. Да еще и скороспелка, мичуринский сорт – все свои великие деяния он успел совершить за отведенные ему 33 года. Явно и гены он получил не второсортные, и воспитан был не худшим образом. Что же это были за родители, которые смогли воспитать такого сына? Поговорить о них явно стоит. Вот давайте так и поступим.
Настоящая Македония
Александр был македонским царем, причем вполне законным – значит, и его отец был царем в этой стране. А где же она, эта Македония, и что она собой представляет – часть Греции или просто отдельное царство, само по себе? Правильных ответов на эти вопросы быть не может, потому что сами вопросы неправильные. Никакой Греции как единого государства до Александра Македонского не было – всего лишь кучка независимых и несговорчивых полисов, городов-государств, каждый город за себя и против всех, кого можно безнаказанно ограбить. Единственным человеком, который смог на короткое время греков объединить, был владыка первой мировой державы, самый могущественный человек своего времени – персидский царь. Он сделал это самым простым способом из возможных – напал на них и потребовал беспрекословного подчинения. Что им еще оставалось, если не объединиться для сопротивления? Сдача показалась этим ценителям почти беспредельной свободы личности еще худшим вариантом. Свершилось нечто вроде чуда, и объединенные армии греческих полисов несколько раз разбили чудовищную персидскую армаду на суше и на море. Но для того чтоб после победы они не разбежались в разные стороны и не пересобачились, требовалось во много раз более удивительное чудо, в котором боги-олимпийцы им категорически отказали. Возник не один центр влияния, а два: все островные государства подгребли под себя Афины с их могучим флотом, а сухопутные полисы, чтоб не быть проглоченными на закуску, начали группироваться вокруг Спарты. Два этих гегемона полисных союзов быстро положили конец греческому расцвету и могуществу, увязнув в более чем семидесятилетней войне, которая привела все греческие земли к обнищанию и упадку. Спарта победила, и лучшая в Греции, а может быть, и во всем тогдашнем мире спартанская пехота просто разогнала Афинский морской союз и утвердила Спарту гегемоном всей Греции – на очень краткий исторический миг. Никому из прежних данников Афин не хотелось просто сменить хозяина, да еще и на Спарту, не менее безжалостную, чем Афины, да еще в придачу принципиально отрицающую все, мало-мальски похожее на нормальную экономику.
Поэтому на спартанскую гегемонию довольно быстро и успешно посягнули Фивы, да и не они одни… Но Македонии все эти игрища довольно долго не касались. Это все греческие дела, а была ли Македония Грецией или росла, как травинка в поле, сама по себе, – договорились далеко не сразу.
Действительно, что же такое Македония – север Греции или на север от Греции? По государственному устройству от Греции она довольно сильно отличалось – в Греции если что-то и разнообразило полисную демократию, то разве что тирания, когда кто-то захватывал силой оружия власть в городе, утомленной глупостями демагогов (кстати, слово в те времена вовсе не ругательное, просто означающее «вождь народа»). А Македония была самой настоящей наследственной монархией, совершенно как в державе персидского царя, которую греки считали своим абсолютным антиподом. Но вот македонский язык очень смахивал на греческий – понимали друг друга без проблем. Да и письменность македонцы себе не стали изобретать, греческая их вполне устраивала. Как и всякие горцы, македонцы отставали от своих равнинных и тем паче приморских греческих соседей в плане поэзии, живописи и прочей культур-мультур, считали греческие достижения по этой части своим идеалом и радужной мечтой и прекрасно совмещали презрительное отношение к изнеженным цивилизацией южным соседям с постоянными намеками на то, что они и сами греки, только сегодня немножко не в форме, но если захотят, будут белые и пушистые.
Само название их царской династии – Аргеады – намекало на их происхождение из греческого Аргоса, с чем никто активно и не спорил. Во всяком случае, когда их царь Александр, который даже носил прозвище Филэллин, то есть Друг греков, попросил разрешения участвовать в Олимпийских играх, ему это разрешили, хотя и не без споров. А уж в Олимпийских играх имели право участвовать только греки – не принадлежащему к грекам спортсмену там немедля показывали от ворот поворот, будь он хоть царь, хоть кто. Кстати, этот же Александр Филэллин, хотя и был вынужден во время персидского нашествия присоединиться к войскам царя Ксеркса, по ходу оккупировавшим и его страну, от военных действий ловко уклонялся, щедро снабжал греков секретными сведениями, рискуя при этом жизнью и царством… В общем, показал себя настоящим греческим патриотом. Впрочем, такой патриотизм часто встречается у обитателей диаспоры – их романтические чувства к родине не омрачаются ее истинным обликом. Кстати, как я уже говорил, языкового барьера между греками и македонцами практически не существовало, македонец понимал грека не особенно хуже, чем казак помора, да и вообще принадлежность к нации – вопрос в большей степени не крови и не почвы, а убеждений, что бы ни думали по этому поводу расовый отдел гестапо и родственные ему организации.
Вот такие дела творились чуть севернее классической Греции в те годы, когда после смерти македонского царя Аминты III с престолонаследием в этой державе началась сущая кутерьма. Сначала на престол воссел его старший сын Александр, но его вскорости прикончил муж его сестры и одновременно хахаль его мамочки Птолемей Алорит, который и стал править Македонией, женившись на вдове Аминты уже официально. Естественно, что младший брат Александра, Пердикка, в качестве опекуна которого Птолемей и правил, восторгов от такого опекунства не испытывал и, как только подрос, замочил Птолемея при первой возможности. Но и Пердикке не удалось дожить даже до тридцати – погиб в сражении с иллирийцами, да еще и четыре тысячи своего войска по бестолковости уложил. Сын Пердикки к моменту гибели папы был совсем мал, и править стал уже третий брат Александра и Пердикки – Филипп. Сначала он считался опекуном собственного племянника, а потом как-то незаметно о малолетнем наследнике забыли и стали считать басилевсом Македонии Филиппа, поскольку он все равно правил страной, как его при этом ни называй. Вот о его личной жизни и пойдет дальнейший рассказ, потому что именно его сын и стал для соплеменников нашим всем – македонским басилевсом, панэллинским гегемоном, персидским шахиншахом, египетским фараоном, Искендером Двурогим азиатских легенд, ну и, конечно же, богом, как было модно в те времена.
Молодость Филиппа
Молодость Филиппа протекала примерно так же, как у любого знатного грека. Педагог водил его в школу, где философы обучали его тогдашним премудростям (я не перепутал – педагогом называли старого бессильного раба, от которого только и проку, что детей в школу водить). В палестре он обучался тогдашним физкультуре и спорту, а спорт в те времена был в основном военно-прикладной – скажем, панкратион, борьба плюс бокс практически без правил, нельзя только кусаться, царапаться и бить по глазам, а остальное все пожалуйста. Как только возраст позволит – упражнения с оружием. Греки славились своей щитоносной пехотой, их тяжелый щит-гоплос весил полпуда, и чтоб успешно сражаться с такой гирей на руке, да еще и в строю, требовалось долго и упорно тренироваться. Это уже не говоря о мастерстве управляться с прямым мечом-ксифосом, кривой саблей-махайрой, трехметровыми копьями-ксистонами и метательными дротиками, которые греки должны были научиться швырять так, чтоб попадать в бегущего зайца метров с пятидесяти. Македонцам учиться было даже тяжелей, чем грекам – те воевали сплошь пешими, а в Македонии ценили и знали искусство конного боя. Учтите, все эти воинские экзерциции проделывались в доспехах весом от таланта до двух, то есть больше полцентнера, помимо всего прочего железа, точнее, в основном бронзы – железо еще только недавно перестали звать «сидейрос», то есть «звездный металл», поскольку первым источником железа были метеориты. Воинское учение было, как видите, делом нелегким, но и питался знатный македонец соответственно, то есть от пуза, не хуже знатного грека, разве что мяса ел чуть побольше, а рыбы чуть поменьше.
От такой обильной еды даже после тяжелых воинских упражнений у прилежного эфеба возникали нескромные мысли и желания. Но серьезных сексуальных проблем у них заведомо не возникало – каждый, кто мог купить себе рабыню, решал эти проблемы так часто и в такой форме, как сам мог и хотел. Это вроде бы всех устраивало: хозяину было незачем жаловаться, а рабыне – некому, так что жалоб и не было. Кстати, рабынями сексуальная свобода богатых греков не ограничивалась, в те времена она была практически безразлична к полу и даже видовой принадлежности сексуального партнера. Любовь к хорошенькому мальчику считалась даже более достойной и близкой к идеалу, поскольку не имела никакого отношения к продолжению рода. Ее воспевали философы и поэты, и сыскать среди великих людей античности человека, которого в советские времена не ждала бы тюрьма по пресловутой 121-й статье, было делом практически безнадежным. В этом плане современная теория о том, что гомосексуализм есть некая биологическая особенность, меня немного смущает – неужели все греки ею обладали, а потом перестали? Но факт остается фактом: греческая любовь пола практически не разбирала. Однако брак был уважаемым общественным институтом, более того, супружеская верность блюлась так, что древним мусульманам бы поучиться, – греческий гинекей, женская половина дома, был местом закрытым примерно на уровне гарема. Аналогия достаточно точна и в том, что свобода и влияние женщин в Греции были совершенно на уровне какого-нибудь багдадского халифата времен Гаруна аль-Рашида. Практически это означало, что права женщины от прав, скажем, ее гребешка или миски особенно не отличались. Впрочем, это еще зависело и от женщины, потому что у каждого есть те права, которые он готов взять. Но велики ли шансы нарваться на такую женщину? Хорошо быть знатным древним греком – все будет так, как хочешь ты, а не твоя жена!