– Он у меня бизнесом занимается, – пояснила Вера.
– Понятно, – кивнул Егор, поняв для себя интуитивно кое-что обратное по поводу Вериного мужа.
Далее потерпевшая поведала, что живут они с мужем в Тучковом переулке, машины стоят ночью перед домом, и вот уже четвертый раз за эту только неделю с них снимают щетки.
– Это бесит! – пожаловалась, округляя глаза, Вера.
– Понятно, – согласился Якушев, понимая, что даже задницу не оторвет от стула из-за этой высокой драмы.
Помощник прокурора Николенко решила резюмировать рассказ подруги своим непосредственным указанием:
– Якушев, это наверняка малолетки! Надавай им подзатыльников!
– Постараемся! – мотнул головой Егор, стараясь глядеть Зое Николаевне все-таки в глаза. Странное дело: он смотрел на помощника прокурора и видел совсем другую женщину, не ту, которую знал раньше. Точнее говоря, Якушев вдруг углядел в Николенко женщину, а раньше видел только прокурора… В подвыпивше-вечернем состоянии Зоя Николаевна была естественной и чуть-чуть игривой. И красивой. Красивой – уже не девичьей, но женской красотой, в которой пока не было ни намека на увядание…
– Ну, раз постараешься, то мы пошли. – Николенко взяла подругу за руку и чуть ли не потащила к выходу.
– А пригласи молодого человека с нами, – заморгала Вера и оглянулась на Егора, истуканом стоявшего посреди кабинета.
Зоя Николаевна смерила парня взглядом с головы до ног и решила сострить:
– Нельзя. Он сейчас по следу «банды щеточников» пойдет!
Они обе захохотали, будто шутка была просто невообразимо смешной, и Николенко вытащила-таки из кабинета подругу, которая, чуть упираясь, успела крикнуть на прощание:
– Гражданин начальник, мы у меня на Тучковом еще долго сидеть будем – заходите!
И они умотали. Якушев услышал, как хлопнула дверь в коридоре, почесал затылок и несколько раз втянул носом воздух. Атмосфера его кабинетика была непривычно напитана волнующей смесью винных паров, дорогой косметики и еще чего-то, от чего слегка кружилась голова. Егор вдруг вспомнил, что когда-то Денис советовал ему посмотреть такой фильм – «Запах женщины», а он вот так и не сподобился – название казалось неинтересным… Якушев уселся за свой стол, уперся невидящим взглядом в бумаги, переворошенные автоматически Зоей Николаевной, и задумался: «Тоже мне… заходите, но адресок-то не оставили…» Егор вздохнул, сфокусировал взгляд и понял, что смотрит на листок с собственноручно написанным (вернее, еще недописанным) объяснением. Объяснение это было седьмым или восьмым по счету. Якушев сам придумывал очевидцев и сам за них ваял показания. «Очевидцы» у него получались странноватые: то пара матросов-срочников, проходивших через двор, то приезжий с Сахалина, не имевший при себе паспорта… Все было придумано для того, чтобы не представлялось ни малейшей возможности в случае проверки найти сии «мертвые души». А дело было в том, что в одном из дворов на «земле» Егора за несколько дней неизвестные злодеи «раздели» автомашину – так, что от нее один только кузов и остался. Причем снимали-то с нее все под конец уже почти в открытую и все, кому не лень, а тут вдруг заявился хозяин с сакраментальным «Караул – грабят!». И Якушеву ничего не оставалось делать, как начать сочинять эпическую сагу о том, что это ребятишки несмышленые баловались и все растащили. Растащили на глазах у не менее десяти свидетелей, которые четко запомнили, что деткам на вид было не более десяти лет. А если не более десяти лет от роду, то искать их нет смысла, потому как все равно не привлечь. Не привлечь, поскольку они еще не «субъекты»[28]. А раз они не «субъекты», так и нет никакого преступления, поскольку в преступлении обязательно должен быть субъект. Егор это учил еще в университете, а теперь вот ему на практике пришлось применять знание основ римского права… Объяснения эти писались разными авторучками, чтобы создалось впечатление о долгой и кропотливой проверке, приведшей, как ни жаль, к отказу в возбуждении уголовного дела.
Думая о Николенко, Якушев прочитал фразу, которую не успел дописать до конца: «Когда я присмотрелся, то увидел трех мальчиков примерно десятилетнего возраста, которые пытались отковырять фары от…» Егор взял ручку, чтобы закончить предложение, но вдруг бросил ее, встал, вышел из отдела и направился к Румянцевскому садику, где по вечерам собирались беспризорники.
Якушев подошел к театральной беседке и окликнул:
– Эй, тезка мой здесь?
Из беседки, откуда явственно тянуло анашой, степенно вышел паренек и, кивнув, ответил:
– А мы сегодня вроде ничего не финтили…
– Отойдем, – по-взрослому предложил оперуполномоченный.
– Отойдем, – деланно опытно и по-жульнически согласился четырнадцатилетний беспризорник.
Они отошли на несколько шагов, и Якушев с чуть даже просительными нотками в голосе начал:
– Тезка, тут дело плевое, но нервное… На Тучковом две тачки модные стоят, а с них «дворники» снимают каждый день.
– Ты же говорил в прошлый раз: делайте что хотите, людей не грабьте только, а если уж сумки рвете – то не бейте по голове, – процитировал лидер малолетней шайки.
Егор-старший смущенно вздохнул:
– Говорил… Но тут тема – моя личная.
Егор-младший понимающе кивнул, обернулся и позвал кого-то:
– Гундос!
– Чо?! – отозвались из беседки.
– Через плечо… резинки кажи!
К ним резво подбежал мальчишка лет одиннадцати с кипой фирменных «дворников».
– Спасибо, тезка. – Якушев расплылся в улыбке, оценив «уважуху», и поинтересовался, кивнув на щетки: – А на что они вам?
– Да паренек наш покурить у хозяина попросил, а тот понтовать начал, говорит: «Я в твои годы уже воровал!» – ну, и не дал. Решили пощекотать. Пацаны хотели баллоны пробить, но зачем лютовать? Я отговорил, – обстоятельно объяснил Егор-младший.
Тезки пожали друг другу руки, обменявшись дружескими «ты, если что, заходи», и Якушев зашагал к Тучкову переулку. «Ровер» Веры он нашел быстро. Егор встал рядом с автомашиной и посмотрел на окна дома, у которого она была припаркована. Наконец в одном из окон за занавесками мелькнул женский силуэт. Якушев узнал Веру.
Вычислить квартиру по окнам труда особого не составило. Заходя в подъезд, Егор обратил внимание на то, что джип «Ровер», принадлежавший Вериному мужу, отсутствует. Якушев тихонько поднялся до квартиры, взглянул на номер и снова спустился.
Он подошел к почтовым ящикам, ковырнул замочек того, на котором был номер Вериной квартиры. В ящике нашлись счета на оплату квартиры, выписанные на некую Марецкую В. Н. Егор поперебирал в уме известные ему мужские имена, начинающиеся на «Н», и решил, что отчество Веры, скорее всего, – Николаевна. Нет, оперская сметка Якушева допускала, конечно, и варианты типа «Нарсесовна» или «Никодимовна», но здравый смысл подсказывал, что шансов на «Николаевну» больше. Егор глубоко вздохнул, поправил волосы, расправил складки рубашки под ремнем и снова поднялся до квартиры Марецкой В.Н. Если бы в этот момент кто-то спросил его: «Зачем ты это делаешь?», Якушев вряд ли сумел бы ответить хоть что-то членораздельное.
Егор сам себя боялся спрашивать – что он делает и зачем. Молодой опер действовал, как зомби, нет, скорее – как лунатик, уверенно идущий по краю крыши. Разбуди такого лунатика, он взглянет вниз, ужаснется и упадет…
…Якушев уверенно надавил на кнопку звонка. В прихожей зацокали каблуки, потом дверь распахнулась, и подруга помощника прокурора Василеостровского района Вера ахнула.
Егор кашлянул и обратился к хозяйке квартиры по имени-отчеству:
– Вера Николаевна… Повальные обыски в местах концентрации антиобщественного элемента принесли свои плоды. Вот ваши «дворники».
Вера завизжала и захлопала в ладоши от восторга. Ей было приятно и удивительно – и совсем даже не из-за этих «дворников». Как известно, дорого внимание. Вся в приятных эмоциях, Вера даже не заметила, что опер правильно назвал ее по отчеству… На шум и гам в прихожей из комнаты вышла Николенко.
Зоя Николаевна мгновенно оценила обстановку (несмотря на то, что они с подружкой явно «добавили», и добавили хорошо) и, усмехнувшись, заметила негромко:
– Хорошо, что у Веры батареи не украли.
– Какие батареи? – не поняла хозяйка квартиры.
Но Николенко ничего пояснять не стала, лишь снова усмехнулась и махнула рукой:
– Да это так… Наше с ним личное…
Вера затащила Якушева в квартиру (он посопротивлялся совсем чуть-чуть, лишь для приличия) и усадила гостя за стол. Владелица вновь обретенных «дворников» что-то радостно говорила и накладывала оперу всего-всего, так, что с тарелки уже валилось на стол. Егор смущенно повторял:
– Спасибо… хватит… спасибо.
На самом деле смущение было чуть наигранным, так как в глубине души Якушев как раз и хотел такого вот проявления внимания. Более того, Егор полагал, что он имеет некое право на это внимание. Заработал, так сказать. А еще опер вдруг зверски захотел есть…
Николенко внимательно пронаблюдала, как ее подружка умиленно хлопочет перед Якушевым, потом неожиданно резко встала и куда-то вышла. Вернулась она через несколько минут, и Егор автоматически отметил подправленный рисунок помады на губах помощника прокурора и полный порядок в прическе. Якушев встретился с Зоей Николаевной глазами, вздрогнул, и что-то с его вилки шлепнулось обратно в тарелку. Николенко молча облокотилась на стол, чуть заметно улыбнулась и колыхнула грудью. Естественно, у Егора с вилки опять все попадало в тарелку. Помощник прокурора все также молча вынула из руки опера вилку и всунула туда ложку. В тот момент, когда их руки соприкоснулись, Якушев ощутил, будто его окатила какая-то горячая волна. Егор опустил глаза и начал метать в рот еду ложкой, словно кочегар уголь в топку – лопатой.
Зоя Николаевна некоторое время молча рассматривала Якушева, а потом прервала щебет своей подруги резким вопросом:
– Я так понимаю, что большинство мелких краж в районе совершают ваши тайные агенты?
Некая агрессивность тона помощника прокурора как-то не очень сочеталась с выражением ее глаз. Вера изумленно посмотрела на подружку и всплеснула руками, Егор же лишь мотнул головой, продолжая жевать:
– Случайность…
– Что, просто взяли и подбросили эти щетки? – все не могла никак угомониться Николенко.
Якушев пожал плечами:
– Нет. Я домой шел, смотрю…
– …Мужик несет щетки, – подхватила Зоя Николаевна. – Ты постарался задержать, но он убежал, а «дворники» на ходу скинул?
– Именно так, – спокойно согласился с предложенной версией Егор.
Вера, как человек сугубо гражданский, ничего не поняла:
– Надо же…
Зоя Николаевна скривила лицо, будто досадуя на что-то:
– Я тебя умоляю! Эти басни… В уголовном розыске – прохиндей на прохиндее, и все каждый день думают, как слиповать материалы…
Вера замахала руками и сдвинула брови:
– Зоя! Человек старался! И слышать ничего не хочу!
Хозяйка квартиры повернулась к Егору, провела рукой по его волосам и, доверительно понизив голос, сказала:
– Если Зойка тебя обижать будет – немедленно звони мне! А ты виски пьешь?
Перед Егором был поставлен тяжелый модный стакан. Зойка косо, с каким-то странным выражением, глянула на подругу, но та твердо прихлопнула ладонью по столу:
– И слышать ничего не хочу! Человек старался! И он имеет право на магарыч!
Николенко усмехнулась:
– А может, он на другую оплату рассчитывает?
Вера игриво улыбнулась:
– А мы это можем обсудить… подружка. Но гостя для начала нужно накормить-напоить и только потом уже…
Они обе засмеялись в голос, а Якушев почувствовал, что краснеет. Он стеснялся и нервничал, поэтому ему трудно было заметить, что между двумя дамами началось что-то вроде соперничества, этакого женского поединка, невидимого мужскому глазу. И чем дальше шел разговор, обильно сдабриваемый виски, тем больше заводились обе женщины. А сам-то разговор – он вроде бы был ни о чем, дамы скакали с темы на тему, Егор больше молчал или поддакивал – то в лад, то невпопад. Оперу казалось, будто его несет по ухабам…
За час они добили бутылку виски, перешли на мартини, а потом открыли новую бутылку виски. Обе подружки были уже не просто «хороши», а, можно сказать, «на кочерге». Якушева они почти перестали стесняться – в их фразах замелькали матерные слова, вставляемые то к месту, то не совсем… Вера начала было сетовать на мужиков, но потом вдруг резко обрушилась на женщин. Зоя, естественно, не согласилась, заявив, что все мужики – козлы, что мужиков, считай, не осталось и, в подтверждении этого своего категорического высказывания, рассказала о недавнем большом слете-семинаре ответственных работников прокуратуры:
– Триста человек! Триста. Из них двести пятьдесят – мужиков. Ну, думаю, погляжу. Поглядела. Три-четыре, с которыми хоть кофе попить можно! А остальные – настолько ответственные, что в ресторане, где всю нашу ораву кормили – ели молча! И все время что-то записывают в ежедневники… А чего записывать-то? Говорильня одна пустая! «Хули – не улей, не улетит» – вот и весь смысл того, о чем два дня красивыми словами болтали с трибун…
В этом моменте Якушев не очень уловил смысл матерной присказки, но переспросить постеснялся, а Зоя Николаевна между тем продолжала:
– …Зато вечером выжрали водки и показали-таки умище! Ето было что-то… Как сексуально обиженные с детства…
– А я вот была на банкете по случаю открытия завода по производству алюминиевой тары – так там все бабы, которые заявились в бриллиантах и мехах, – ну, конченые бляди, если всмотреться, – перебила подружку Вера.
Николенко мотнула головой, колыхнула грудями и упрямо продолжала:
– …И у половины – укладка волос, как в застойные времена в парикмахерских за рубь шестьдесят – прическа «Вихрь»…
Все эти потрясающие откровения Егор слушал с большим интересом – с настолько большим, что даже не пьянел. Ему раньше никогда не доводилось общаться со взрослыми женщинами вот так: по-простому и вроде как на равных. Да еще с некой, смутно ощущаемой подтекстовой интригой. Якушев открывал для себя новый мир. Этот мир ему очень нравился, а в Зою Николаевну Егор откровенно влюбился. Впрочем, Вера была тоже очень даже симпатичной… У опера даже голова пошла кругом – настолько, что в ней мелькнула и вовсе уже шальная мысль: «А вдруг… а если с ними обеими… Как в кино…» Якушев испугался, что эту неприличную мысль дамы могут прочесть в его глазах, и от этого покраснел.
Вера внимательно на него посмотрела, с усилием фокусируя взгляд, и, стараясь произносить слова очень четко, сказала:
– Пойду принесу торт. Он – вкусный. Тебе его надо попробовать.
Она встала и, покачиваясь, направилась на кухню. Зоя Николаевна встала тоже:
– Обожди. Я тебе помогу.
Подружки скрылись на кухне и начали там греметь какой-то посудой и о чем-то оживленно шушукаться. Егору показалось, что они сначала пересмеивались, потом о чем-то заспорили, потом кто-то из них несколько раз прерывисто вздохнул, как вздыхают женщины перед тем, чтобы заплакать… Якушев не очень понимал, что, собственно, происходит, но чувствовал, что это как-то касается его.
Через несколько минут подруги появились в гостиной, вместе держа огромное блюдо, на котором лежал здоровенный кусок торта. Блюдо было торжественно водружено на стол перед Егором, который с нервяка немедленно начал жрать этот торт, будто только что с голодного острова приехал.
– Еще что-нибудь? – поинтересовалась Вера, умиленно глядя на парня.
Николенко фыркнула и ответила за опера:
– Сейчас он нам закажет… Чтоб мы ему танец живота исполнили…
Якушев поперхнулся тортом и закашлялся, а помощник прокурора, как ни в чем не бывало, продолжала:
– …Но на эти танцы мы уже не тянем. Годы не те.
– Почему не те?! – запротестовал было Егор, но тут же осекся, поняв, как это можно истолковать.
Вера засмеялась, потом вдруг дотронулась легко до губ опера и сняла с них волос. Посмотрев на него, она вздохнула и сказала Зое Николаевне:
– Твой.
Это было как сигнал. Николенко кивнула и через короткую паузу попросила Якушева:
– Егорушка… Проводил бы ты пьяную тетку домой, а?… Поздно уже…
Егор моментально вскочил, едва не опрокинув стол. Вера снова вздохнула:
– А то бы оставались… Мой сегодня уже не заявится… Места бы всем хватило…
– Нет-нет, Верунчик, – защебетала Зоя Николаевна. – Завтра на службу… Я же не могу в таком наряде в прокуратуру заявиться… там не поймут. Вернее – поймут, но неправильно.
– Наоборот – правильно поймут, – не удержалась Вера, а Николенко не стала отвечать колкостью на шпильку, согласившись на этот раз с подругой:
– Ну, тем более…
На прощание Вера Николаевна несколько раз чмокнула Егора в щеки, благодаря за «дворники». Может быть, она чмокнула бы и еще, но Николенко буквально выдернула опера из рук подружки и выволокла его на лестницу…
Помощник прокурора жила тоже на Васильевском острове – на Пятой линии, поэтому провожание ее до дому заняло всего лишь минут десять. По дороге Зоя и Егор молчали. Остановившись у своего дома, Николенко спросила Якушева:
– У тебя деньги на такси есть? Как до дому доберешься?
– Все в порядке! – затряс головой Егор, испугавшись, что она начнет сейчас ему, как маленькому, давать деньги на такси. Про себя он решил, что переночует в отделении. Зоя Николаевна вздохнула, потом подняла глаза, посмотрела, видимо, на свои окна и с очень странной интонацией сказала: