– Потому что он бывший мент? – съязвила я.
– Нет, – очень вежливо ответил собеседник, – среди сотрудников милиции есть много людей, достойных уважения. Дубовский – человек без принципов, он отплыл от одного берега, а к другому не пристал, болтается посередине, словно гнилушка, делает вид, что и с теми, и с другими в дружбе. Крайне неприятный человек, который за звонкую монету готов на любой поступок. Гнилой мент! Улики подтасовать, лист из дела уничтожить – все ему было как чихнуть. Очень и очень нехороший экземпляр.
Я рассмеялась:
– Да ну? Честно говоря, я думала, вы любите подобных представителей органов внутренних дел…
Гвоздь спокойно вынул пачку сигарет и спросил:
– Разрешите?
Ну и манеры, он что, институт благородных уголовников заканчивал?
– Курите на здоровье.
– Вам не кажется, – усмехнулся Родион, – что подобная фраза звучит слегка двусмысленно?
Я не выдержала:
– Вы в каком институте учились?
Гвоздь охотно объяснил:
– К сожалению, у меня за плечами лишь десять классов. Но в моей семье была великолепная библиотека, годам к тринадцати я прочел все, собраниями.
– Это как?
Родион помешал ложечкой остывший чай.
– Помните, раньше литературу приобретали по блату? Золя, Бальзак, Гюго, Майн Рид, Дюма, Джек Лондон, ну и отечественные авторы: Чехов, Горький, Толстой, Достоевский… Вот у нас дома все они стояли в шкафах полным набором. Я прочел сначала то, что помещалось внизу, потому что легче было снимать, потом полез выше. Последним попался «Декамерон», отец запихнул его под потолок…
Я рассмеялась – ну надо же! Я сама точно также лазила по полкам, и у нас дома бессмертное произведение Боккаччо о любвеобильных монахах и похотливых дамах покоилось на уровне люстры…
– Кто же был ваш отец?
– Академик Громов, Петр Родионович, историк.
Я так и подпрыгнула.
– Как? Тот самый Громов?! Он еще передачу вел по телевизору во времена моей юности. «Секреты египетских пирамид», но почему…
– Хотите спросить, почему в столь благополучной семье родился мальчик криминальной направленности? – спокойно поинтересовался Родион. – Наверно, гены прадедушки вылезли, бабушка вспоминала, что он был разбойник, с кистенем народ грабил на дорогах. Кстати, ни отец, ни мать меня не бросили. Переживали ужасно, но передачи слали регулярно, на свидание приезжали, и Аня тоже ни разу не упустила возможности меня увидеть, за что благодарен ей безмерно. А если вернуться к Дубовскому, то вы правы. Жадные, лишенные моральных устоев сотрудники правоохранительных органов – нужные люди. С ними просто – все имеет таксу, следует лишь платить. Но здороваться с таким экземпляром за руку я не стану и обедать с ним за один стол не сяду. Что же касается господина Дубовского, то прошу учесть, сей гражданин никогда ничего не делает просто так, бесплатно. Странно выглядит его предложение о помощи. Мне кажется, вам следует его опасаться!
Я растерянно вертела в руках консервный нож. Ох, кажется, в данной ситуации мне следует опасаться всех, замешанных в эту историю, – гениальных художников, талантливых ювелиров, владельцев галерей, служащих «Искусствфонда» и великолепно воспитанных уголовников…
Глава 19
К Зюке я явилась без всякого грима. Помнится, она постоянно прищуривалась, значит, близорука, а очки не носит из кокетства или по другой причине.
Кабинет госпожи Ивановой был увешан картинами, фоторепродукциями и панно. Сама хозяйка, одетая слегка не по погоде в изумительный белый костюм с плиссированной юбкой, смотрелась ослепительно.
– Присаживайтесь, – пропела Зюка.
Потом она прищурилась и пробормотала:
– Мы где-то встречались, ваше лицо вроде мне знакомо…
Я покачала головой:
– Нет, просто я очень похожа на свою двоюродную сестру Жанну Малышеву.
– Боже, – подскочила Зюка, – вы родственница бедняжки! На похороны приехали?
Я кивнула.
– Какая катастрофа, какая жуткая, невероятная смерть! – продолжала вскрикивать Зюка. – Жаль ужасно, молодая, здоровая, красивая, талантливая…
– А Жанночка говорила, вам ее работы не слишком нравились!
Редакторша поперхнулась, но быстро нашлась:
– Сначала Жанна и впрямь не слишком радовала критиков, но в последнее время ее талант окреп, возмужал… Ужасно, что нелепая кончина оборвала молодую жизнь…
– Говорят, вы присутствовали при убийстве!
– Да, ужас! Это был день рождения моего доброго приятеля Бориса Львовича Лямина. Так хорошо посидели, слегка выпили, расслабились, и вот… Ах, ужасно.
– Не припомните ли чего-нибудь странного?
– Что вы имеете в виду?
– Может, кто-нибудь вел себя как-то непривычно…
– Да нет, – пожала плечами Зюка. – Валерия, как всегда, привлекала к себе внимание. Она, видите ли, вегетарианка, мясо не ест, колбасу не употребляет… Другие, если диету соблюдают, тихонечко сидят себе, а этой надо быть в центре внимания. Вся из себя, что вы. А уж снобка, руки не подаст, если, как она выражается, человек не ее круга. Уж кто бы выкобенивался, только не она. Знаете, кто ее папенька?
– Нет.
Зюка радостно улыбнулась.
– Теперь уважаемый человек, бизнесмен, только раньше наш интеллигентный, милый, всеми уважаемый папаша работал носильщиком на Казанском вокзале, чемоданы на тележке возил. А потом, когда настал век быдла, перестройка, перестрелка, каким-то образом враз разбогател и занялся торговлей, вот только не припомню, чем сей джентльмен промышляет – куриными окорочками, водкой или макаронами…
От злости она раскашлялась, а я на всякий случай отодвинулась чуть подальше – еще попадет ядовитая слюна на джинсы и прожжет дырку.
– Андрей, как всегда, хвастался удачно проданной работой. Борис сидел мрачный, да он постоянно сердитый, Дубовский ел рыбу при помощи ножа, а Никита буравил его взглядом…
– Почему?
Зюка закатила глаза:
– О покойниках плохо не говорят, но Малышев так ревнив! Отелло – младенец рядом с ним, а Леонид отпустил Жанне пару комплиментов, весьма неуклюжих, надо сказать, на мой взгляд, он просто дразнил Кита, доводил того до истерики. Наш Ленечка обожает скандалы, просто лучится от счастья, когда присутствует при выяснении отношений, тот еще мальчик!
От количества выливаемых гадостей меня стало слегка подташнивать, но Зюка неслась дальше:
– Жуткие Ремешковы, торгашки, совершенно базарные бабы, стали хвастаться новой одеждой. Бог мой, просто неприлично распахивать перед гостями гардероб! Но они это всегда проделывали! Что доченька, что матушка – два персика с одной ветки! Отвратные особы без всякого вкуса…
– Но как же Борис Львович, тонкая натура, ухитрился жениться на Анне?
Зюка всплеснула руками:
– Милочка, вы первый день творения! Госпожа Ремешкова имеет весьма успешный бизнес, отлично зарабатывает и является столпом семейного благополучия. Бориска – человек изнеженный, слабый, денег не имеет никаких, две предыдущих жены выгнали Бобика взашей за леность и нежелание что-либо делать. Анна его буквально из нищеты вытащила, отмыла, одела, а он в благодарность вечно по бабам таскался. Ладно бы сексуальные возможности какие особые были! Так нет, говорят, он средненький любовник, жадный и не слишком любезный…
– Почему же тогда вокруг него столько женщин?
Зюка захихикала:
– Дурочек полно, а Борька умеет пыль в глаза пустить. Нацепит костюм, платочек на шею повяжет, парфюмом обольется и ну выпендриваться – ах, ах, ах, он творческая натура, весь во власти вдохновения, низменные мысли не для него… На людей, далеких от творческих кругов, эта болтовня здорово действует. Бориска – хитрец, девушек себе на стороне подыскивал, впрочем, из наших на него никто внимания не обращал. Знали – если Анна Лямина турнет, он окажется на улице, причем в прямом смысле этого слова.
– Почему?
– А у Борьки своей квартиры нет, он по женам кочевал. Одна выгонит – другая подберет. Говорят, в молодые годы хорош собой был, а сейчас на старый носовой платок похож. Оно и понятно!
Зюка остановилась и перевела дух.
– Интересно, почему Жанночка польстилась на такого малосимпатичного мужчину…
– А, – отмахнулась Зюка, – да я могу штук десять его любовниц до нее назвать. Лена Рокотова из галереи «Марс», Танька Седых – журналистка с телевидения…
– Погодите, погодите, вы только что говорили, будто с Борисом Львовичем в вашем кругу никто не хотел иметь дела…
– Кто, я? Чушь! Да Борька переспал со всем, что шевелится!
У меня закружилась голова. С ума сойти! Сначала она выливает ведрами сплетни, потом тут же отрицает сказанное…
– Значит, Борис Львович не любил Аню?
– Душенька, – пропела Зюка, – ну какая может быть страсть между козлом и жабой?
Я не успела спросить, кто из супругов земноводное, а кто млекопитающее, потому что зазвонил телефон.
– Милочка, – защебетала Зюка, – жду, жду…
Потом она положила трубку и пропела:
– Ну и зачем я вам нужна?
– Просто хотелось узнать кое-что о Жанне, о последних минутах сестры…
– Я очень любила Жанночку, – с чувством выпалила собеседница. – С ее смертью я лишилась одной из лучших подруг!
Я подавила улыбку.
– Мне говорили, что Жанна очень обиделась на вас за разгромные рецензии в журнале…
– Вы, душечка, кто по профессии? – прищурилась Зюка.
Ей-богу, если она не наденет очки, весь эффект от косметических операций пойдет прахом!
– Музыку преподаю, в школе!
– Ах так, – протянула Зюка и снисходительно пояснила: – Творческому человеку нельзя льстить, художника нужно стегать бичом, только тогда он создаст настоящие произведения. Тот, кто без конца хвалит, оказывает живописцу медвежью услугу, тормозит творческий рост. Такова моя позиция, и Жанночка ее в конце концов приняла. Последние годы мы были очень близки, очень!
– Тогда, может, вы знаете, где ее дневник?
– Что?
– Жанна вела записи, каждый прожитый день описывала…
Зюка заметно напряглась.
– Первый раз слышу… Вы ничего не путаете?
– Нет, она скрупулезно записывала события. А вы говорите, что были очень близки…
– Ну, – принялась выкручиваться Зюка, – все-таки у человека должно оставаться что-то свое, глубоко личное…
– Значит, про дневник вам ничего не известно?
Зюка начала быстро рыться в ящике стола.
– Душенька, с огромным удовольствием поболтала бы с вами еще, но, к сожалению, опаздываю на встречу. Сделаем так, я позвоню вам, когда выдастся минутка, обязательно на этой неделе, давайте телефон.
– Я не москвичка, из Иркутска.
– Где вы остановились?
Не задумываясь, я ляпнула:
– Гостиница «Морская».
Зюка даже не переменилась в лице.
– Где же такая?
«Сама не знаю», – чуть не ответила я, но нашлась:
– Провинциалу трудно в Москве ориентироваться, не могу запомнить названия улиц, хоть режьте. Сажусь в такси и прошу: «Отвезите в «Морскую».
– Правильно, – одобрила собеседница, – я так в Париже поступаю. А в номере должен быть телефон.
– Наверное.
– Звоните, милочка, – прощебетала редакторша и, с ласковой улыбкой подав визитную карточку, буквально вытолкала меня в приемную. – Извините, я тороплюсь!
Никогда я еще так бездарно не проводила беседу. Ничего, кроме старых сплетен, не узнала.
В предбаннике перед Зюкиным кабинетом никого не было. Девственно-чистый письменный стол, даже без телефонного аппарата, всем своим видом сообщал – у секретарши выходной, или она на бюллетене. По левой стене, у входа в кабинет, располагались шкафы. Недолго думая, я открыла дверцы и нырнула внутрь. Говорливая Зюка торопится на встречу, значит, сейчас уедет, а я прошмыгну в кабинет и пороюсь в письменном столе, вдруг чего интересное найду.
В шкафу висело два пальто, похоже, мужские. От одного сильно пахло туалетной водой «Шевиньон». Стараясь не закашляться, я пыталась вслушаться в звуки, доносившиеся из кабинета.
Зюка, цокая каблуками, нервно ходила по комнате туда-сюда. Потом раздался ее голос:
– Наконец-то! Почему трубку не снимаешь!
Очевидно, собеседник начал оправдываться, потому что редакторша сердито оборвала его:
– Ладно, потом врать будешь. Лучше слушай! Дело дрянь. Ко мне сейчас приходила баба, та самая, которую Анька наняла в агентстве следить за Борькой. Наглая, жуть! Решила, что я ее не узнаю, и прикинулась Жанкиной двоюродной сестрой. Начала расспрашивать, то да се… Ну я ей ничего не сказала, кроме того, что все и без того знают. Уболтала дуру вусмерть, велела ей звонить и вытолкала.
Воцарилось молчание, потом Зюка сердито сказала:
– Ты не дослушал. Во-первых, она ищет дневник, который вела Жанна, во-вторых, сказала, что не москвичка и живет в гостинице «Морская».
Вновь повисла тишина, затем редакторша гневно воскликнула:
– Ты идиот! Ну зачем ей говорить про «Морскую»! Да я чуть чувств не лишилась, еле-еле лицо удержала. Господи, неужели и впрямь все известно? Нет, я не переживу, умру, повешусь…
И опять наступила тишина. Наконец Зюка вздохнула:
– Хорошо, сейчас приеду.
Последние слова она произносила, уже стоя в приемной. Я вжалась в заднюю стенку шкафа, стараясь не шелохнуться. Зацокали каблуки, потом раздалось шуршание пакета и тоненький скрип. Выждав для надежности еще минут пять, я вывалилась из убежища.
Предбанник был пуст, только в воздухе витал запах дорогих французских духов. Я подергала дверь кабинета – закрыто. Что ж, придется убираться восвояси. Но не тут-то было! Бдительная Зюка, покидая помещение, заперла и приемную. Несколько минут я осторожно вертела ручку и ничего не добилась. Ну и что делать? Ночевать в редакции? А если вдруг кто-то войдет, как я объясню свое присутствие?
В ту же секунду чья-то рука повернула ключ в замке. Плохо соображая, что делаю, я вновь нырнула в шкаф и затаилась между мужскими пальто. В нос опять ударил резкий запах парфюмерии. Не успела я испугаться, что чихну, как в глаза ударил свет. В открывшемся проеме возник мужчина лет сорока, лысый и крайне благообразный. Увидав меня, он невольно ахнул и задал вопрос:
– Вы кто?
Более идиотского вопроса нельзя было и придумать. Я ласково улыбнулась и сообщила:
– Моль.
– Кто? – начал заикаться дуралей.
Очевидно, с ним никто не шутит даже первого апреля.
– Моль, такое животное, которое ест шерстяные вещи…
– Моль – насекомое, – зачем-то уточнил мужик.
– Да? Простите, я плохо разбираюсь в биологии, – сообщила я, вылезая из шкафа.
Вошедший продолжал стоять с раскрытым ртом.
– Вот, – чирикала я, отряхиваясь, – пролетала мимо и не удержалась, вижу, в шкафу пальто. От одного, правда, жутко одеколоном несет, не по вкусу мне оно! Зато другое! Просто наслажденье!
Быстрым шагом я добралась до двери и обернулась. Ну вы не поверите. Этот идиот смотрел мне вслед, по-прежнему не закрывая рот.
– Миленький, – с любовью и жалостью в голосе произнесла я, – лучше поскорей забудь эту встречу, сделай милость.
– Почему? – проблеял он.
– Ну подумай сам, моль умеет разговаривать?
– Нет.
– Вот видишь, значит, я…
– Что?
– Твой глюк, – радостно закончила я, – представляешь, куда тебя коллеги отправят, если растрезвонишь, что с молью болтал. Прими дружеский совет: выпей валерьянки и помалкивай, я больше к тебе не прилечу, честное слово! Ну разве только с похмелья!
На улице я вскочила в отъезжавший автобус. Дурное настроение улетучилось, словно шляпа в ветреный день. Ну Зюка, погоди! Редко когда я испытывала такие злобные чувства, как сейчас. Значит, любительница косметических операций решила, что обманула меня. Не тут-то было! Теперь я просто обязана узнать, что произошло в гостинице «Морская», жаль только не знаю, в каком году!
Дома я первым делом кинулась к справочнику «Вся Москва». Отель с таким названием располагался в переулках недалеко от Северного порта. Я радостно потирала руки. Так, теперь придумаем, под видом кого явиться к директору. Сотрудница уголовного розыска? Нет, не пойдет, с чего бы вдруг милиции интересоваться отелем. Санитарный врач? Небось они его отлично знают. Пожарная инспекция? Тоже скорей всего один и тот же ходит. Поставщик вина в ресторан? Глупее и не придумать! Постоялица? Это уже лучше, только придется жить у них какое-то время, а мне не с руки оставлять детей одних! Журналистка! Вот это прямо в десятку!
– Ирина, поди сюда!
– Чего? – влетев, спросила она.
– Сейчас позвонишь по этому номеру, скажешь, что являешься главным редактором журнала «Отдых».
– Что-то я не видела такого издания, – задумчиво протянула Ирина. – Интересное небось!
– Да нет такого вообще!
– А ты сказала, что есть!
– Я?
– Ну ведь не я!
– Слушай, Ирина, – обозлилась я, – внимательно. Журнала нет, но ты наберешь номер и соврешь, будто работаешь главным редактором, попросишь директора и скажешь: «Здравствуйте, мы хотим прислать к вам корреспондента».
– А-а-а, – протянула Ира, – давай!
С первой частью задания она справилась легко. Ее тут же соединили с начальством. Голос у мужика оказался громовой, и я, усевшись рядом с Ирочкой, слышала, как директор забасил:
– Отлично, отлично, прессу мы уважаем, прекрасно, когда он приедет?
Ириша глянула на меня.
– Завтра, – шепнула я.
– Завтра, – как попугай повторила Иришка.
– Чудесно, – обрадовался начальник. – Звать-то как?
– Ирина!
Я толкнула ее ногой.
– Ты чего пинаешься? – возмутилась девушка прямо в трубку.
– Не понял, – отреагировал директор, – вы мне?
Я выхватила у глупой девицы телефон, показала ей кулак и защебетала:
– Я подъеду, если разрешите, часикам к одиннадцати, кстати, не представилась, корреспондент отдела быта и городского хозяйства Евлампия Романова.