– Почему?
– Потому что ты меня с толку сбил. Я честная женщина. Я порядочная мать семейства. А ты давно не мальчик, ты должен знать, как легко заморочить женщине голову, потому что все женщины помешаны на романтизме, мы это сто раз с тобой обсуждали. Ты мной манипулируешь сейчас. А я не хочу. А я не поддамся! – с торжеством, глядя ему в глаза, произнесла она. – Будет он мне голову стихами морочить. Ишь, нашел дурочку.
Евгений улыбнулся, пожал плечами. Потом сказал:
– Как же ты мне нравишься, ты даже не представляешь. Ты ужасная, и ты – ужасно мне нравишься.
– Ага, еще скажи, что я тебе нравлюсь, но жену ты все равно не бросишь!
– Конечно, не брошу. И ты своего мужа не бросишь. – Он сжал ее пальцы, потом поцеловал их.
– Негодяй! Мне же приятно, – сквозь зубы сказала она.
В ответ Евгений снова поцеловал ее пальцы. И еще поцеловал. В помещении витал табачный дым, шумели зрители на матче, шумели люди в помещении.
Лиля допила свой коктейль, Евгений расплатился.
– Голова сейчас заболит, – пожаловалась она, стоя уже на улице, с непокрытой головой. Дождь продолжал моросить. – Ну и накурено там. Который час?
– Половина первого. Идем, я тебя буду лечить.
– Лечить? Добрый доктор Айболит… А нет, добрый доктор Ганнибал Лектер!
– Идем. Ничего не бойся.
– И ты мне вот так, напрямую, все это говоришь, ты меня буквально, не стесняясь, совращаешь, да?
– Да.
– Какая наглость, какая неслыханная наглость… – пропела Лиля. Пьяной она себя не чувствовала – так, немного шумело в голове.
Они вошли в ее номер. Евгений помог снять Лиле плащ, усадил, сам стащил с ее ног резиновые сапоги. И, сидя на корточках, подтянул вверх подол ее платья, обнажив колени.
Посмотрел на колени Лили, поцеловал их. Руками обхватил ее бедра, щекой лег на ее ноги.
Едва дыша, Лиля опустила руки, прикоснулась к его волосам, провела кончиками пальцев по мочке его уха. «Я хотела этого. Я очень хотела, чтобы это случилось. Я хотела прикасаться к нему, трогать его. Чтобы он был мой и только мой!»
– Все. Идем, больше не могу, – сквозь зубы произнес он.
– Опять ты мной командуешь…
– Выключить свет?
– Нет. То есть выключи, выключи! – испугалась она.
Евгений засмеялся, выключил свет. Стало темно, но не совсем – мимо окон плыла полная луна.
Евгений раздел Лилю, разделся сам.
Их первая близость оказалась незатейливой, без прикрас, довольно быстрой. Как его там? Ванильный секс. Но все ощущения – максимально остры, отчетливы, поскольку этой близости хотели они оба.
А то мгновение, которое писатели эротических романов обозначали «он вошел в нее», Лиля запомнила особенно четко. Секунду до того она еще была одним человеком, а позже – уже другим, превратившись в преступницу, развратницу, изменницу, негодяйку…
Но остановиться или остановить Евгения Лиля не могла. Это было не в ее силах.
Раскаленная магма билась внутри, рвалась наружу и вот – выплеснулась, затопила всю земную поверхность.
Стало легче, с одной стороны, с другой – все живое на поверхности было убито, уничтожено огненной лавой.
…Пауза, заполненная их затихающим дыханием.
– Я знаю, – вдруг сказала Лиля, садясь. – Я знаю, какой должна быть сцена знакомства Маши и Паши.
– Какой? – охрипшим голосом спросил Евгений. Закашлялся.
– Надо ввести еще одного персонажа. Маньяка.
– Кого? – Евгений опять закашлял, сел рядом с Лилей. – Зачем? У нас и без того переизбыток криминальных персонажей – чиновник-бандит, его киллер-подручный, который должен убить Машу…
– Вот именно. Мы описали не всех типичных отрицательных персонажей, которых можно встретить в большом городе, в Москве то есть. Картина получилась не полной. Нужен маньяк.
– Лилька! У нас музыкальная комедия! Мелодрама! А ты какие-то ужасы…
– А мы не будем описывать ужасы. Наш маньяк не успеет их натворить. Что-то такое, в духе Тарантино, когда зрителям не страшно, а, скорее, смешно.
– Про маньяка мы Чащину не говорили. Он сам нас убьет потом.
– Женька, я тебе точно говорю – по сюжету нам нужен маньяк, и прямо в сцене знакомства главных героев. Давай хотя бы попробуем написать – если что, потом выкинем, удалим эти сцены…
– Ладно, давай, – согласился Евгений. Он натянул трусы, Лиля торопливо накинула на себя ночную рубашку.
Включили свет, сели перед ноутбуком и принялись проговаривать вслух, обкатывать каждую фразу и потом записывать.
Как ни странно, но работа пошла, словно им двоим удалось-таки пробить эту невидимую стену, мешавшую двигаться дальше. Перебивая друг друга, торопясь, они придумывали новую сцену, потом перечитывали написанное – и сами дивились тому, что получилось.
Рассвет.
Совершенно без сил, со слипающимися глазами, Лиля и Евгений рухнули спать – тут же, в Лилином номере.
Вдвоем на узкой кровати было тесно, но только попервоначалу. Евгений прижался к Лиле, стиснул ее в своих объятиях, и… они уснули.
* * *Она ему не нравилась. Даже больше того – она его раздражала. И вместе с тем – притягивала.
Все первые дни, что они провели в доме отдыха, сочиняя сценарий, показались Евгению сплошным мучением. Лиля все время находилась рядом.
Сидела рядом, прижавшись бедром к его бедру, невольно прикасалась локтем, ее ладони задевали его плечи, руки… Ее волосы щекотали его нос, его щеки. Ее лицо постоянно маячило перед Евгением, и он вынужден был рассматривать его. Вынужден наблюдать, как она морщит лоб, хмурит брови, говорит – и губы ее (пухлые, вульгарные, слишком чувственные) то смыкаются, то размыкаются…
Она вся, Лиля, являлась соблазном. Словно не человек, а ожившая кукла из секс-шопа. Пришла и соблазняет, соблазняет – потому что ее так запрограммировали…
Да, это неправильно, это грубо – сравнивать ее с куклой. Она ведь на самом деле умница и толковая девка. И она не виновата, что невольно давит на его, Евгения, основные инстинкты.
Но противиться желанию, которое вызывает каждое движение ее губ, каждое прикосновение ее ладоней, – невозможно.
Кстати, может, именно поэтому им так хорошо работалось – они раздражали друг друга? Ведь и Лиля выглядела взвинченной, ведь и она смотрела на Евгения как-то особенно?..
Потом, когда оба зашли в тупик, зависнув над одной из сцен будущего фильма, Евгений вдруг решил: а, плевать. Пусть все произойдет. Никто не узнает. И главное, ничего же не изменится после того! Ни он жену не бросит, ни Лиля – свою семью.
Это не любовь, это не измена, это просто… это просто физиология. Так надо, для пользы дела.
Решив так, он направился к Лиле. Но в номере ее не оказалось. Ушла, исчезла?
Он бросился ее искать, бегал по всему парку, по темным аллеям, уже почти отчаялся… В какое-то мгновение Жене вдруг показалось, что он больше не увидит ее никогда, что не сидеть им больше рядом, глаза в глаза. Ловя дыхание друг друга, чувствуя тепло, идущее друг от друга…
И вот тогда, именно тогда Евгений понял, что если найдет сейчас Лилю, то все будет. Случится то, что должно случиться. «Если в окопах от страха не умру, если мне снайпер не сделает дыру, если я сам не сдамся в плен, то будем вновь крутить любовь с тобой, Лили Марлен, с тобой, Лили Марлен…»
Лиля сидела на скамейке, в самом дальнем конце парка. Евгений ощутил самое настоящее счастье, когда нашел ее. Потом, чуть позже, когда они стояли под фонарем, о чем-то спорили, как всегда, он поцеловал ее в первый раз. Уже не мог сдерживаться.
Надо сказать, что на Лилю этот поцелуй произвел ошеломляющее впечатление, она буквально чуть не упала.
И в этом заключалась особая, жгучая прелесть происходящего – ведь Лиля реагировала именно так, как и представлял в своих эротических фантазиях Евгений.
Первая сцена их реального романа не претендовала на оригинальность. Напились в баре, потом отправились в номер, где и случилось их первое грехопадение. Как в миллионе, даже, наверное, уже миллиарде других случаев в истории человечества. Напились – переспали.
И само соитие не отличалось красотой и яркостью. Хотя, наверное, хороший оператор мог снять эту сцену с выгодных ракурсов: вот Лилин силуэт в потоке лунного света, льющегося из окна, вот перекрестье темных мужских рук на ее спине, вот камера надвигается, ближний план – два лица рядом, поцелуи с закрытыми глазами; вот камера уходит назад, и теперь на бело-голубом фоне простыни сплетаются два обнаженных тела…
Лиля ничем не напоминала Иру.
Черт, черт, нельзя сравнивать жену с любовницей, но как избежать сравнения… Ира – тонкая, хрупкая. Бестелесный ангел. Маленькая грудь, узкие бедра. Женщина-девочка. Женщина-подросток!
Евгений всегда гордился изяществом жены, ее подтянутостью. Он испытывал отвращение к женщинам-женщинам, у которых все формы зримы и полновесны и тем самым невольно выставлены на всеобщее обозрение. Самки. Да, кому-то они нравятся, но только не ему, Евгению. Слишком много молочной плоти, слишком трутся у них друг о друга внутренние поверхности бедер, переливаются при ходьбе ягодицы, и каждое движение вопиет: возьми меня! Убить бы их всех, чтобы не мешали. Не смущали. Не отвлекали от главного. Не портили жизнь.
Лиля была именно такой. Женщина-женщина. Белокурая невинная развратница из серии «дас ист фантастиш!». Бурная солдатская фантазия – Лили Марлен, смесь порока и наивности. Картинка из мужского журнала. «Рабочее» фото – для мальчика-подростка, удовлетворяющего себя тайком где-нибудь в ванной. Пошлость и стыд. И желание отмыться потом, забыть свой грех, жить жизнью честной и чистой…
Он избегал подобных женщин всю жизнь. Потому и выбрал себе в жены Иру, актрису-травести, почти бесплотную. Да, Ира не отличалась фригидностью, и тоже могла иногда «зажечь», но сам образ ее, внешний вид, по крайней мере, успокаивал и не бередил душу.
Лиля же – Лили Марлен. Лиля – сама Лилит. Приторный клубничный ликер.
В постели она не вытворяла причудливых акробатических трюков. Вся – воздушно-нежно-кремовая какая-то. С ней надо было осторожно и нежно. Никаких диких скачек – медленно, вдумчиво, закусив губу, пока сознание не взорвется огненно-розовым фейерверком…
И потом, лежа пылающей щекой на Лилиной груди, Евгений понял: он любит и одновременно ненавидит эту женщину. Нет, не в смысле «любит – жить без нее не может, обожает», нет… Это другая любовь, это и не любовь, а… Да нет в русском языке, оказывается, слова, обозначающего это чувство.
Потому что, едва только они отдышались, сразу заработало сознание, сразу захотелось работать. Словно соитие с древней Лилит открывало какие-то новые каналы в мозгу. Секс с Лили Марлен пробуждал энергию.
Да и сама Лиля тоже рвалась в бой. Вскочила с постели, увлекла за собой Евгения… Удивительно.
Словом, они вдвоем всю ночь просидели за ноутбуком, писали сценарий, их обоих, что называется грубым словом, «перло». Сюжет, было застывший, сдвинулся с мертвой точки, воображение заработало. Получилось.
…Евгений проснулся около двенадцати дня. В коридоре что-то грохотало, звучали женские голоса. А, это горничные, с уборкой номеров.
Быстро встал, прошлепал босиком к двери, вывесил снаружи табличку «Не беспокоить», снова нырнул под одеяло к Лиле.
И повторил свое вчерашнее выступление – на бис. Минут десять после того они с Лилей лежали, приходя в себя, потом он совершил еще одно выступление – правда, уже не такое яркое, немного смазанное, но зато невыразимо лиричное.
– Все, все. Уходи, я устала… Отстань! – оттолкнула его Лиля.
Евгений обиделся на нее, ушел в свой номер.
На завтрак они, конечно, опоздали.
Встретились через час, в столовой. Во время обеда.
За окнами опять лил дождь. И сумрачно как-то, темно снаружи, словно рассвет так и не наступил…
Сели в самом углу, подальше от других отдыхающих. К тому же фикус в кадке отгораживал этот столик от зала…
Лиля, не накрашенная, с растрепанными волосами, все равно выглядела как-то свежо и мило. Трогательно. Евгений не выдержал и сжал ее колено под столом.
– Перестань… – лягнулась она.
– Ты чего? Не в духе?
– Господи, что я наделала… – простонала она. – Это все из-за тебя.
– Один раз не считается.
– Не один, а три, – мстительно напомнила Лиля.
– Где потереть? Здесь? – Он опять схватился за ее колено.
– Как мне надоели твои глупые шутки! – отмахнулась она. Евгений поймал ее руку, принялся рассматривать внимательно – ее пальцы, запястье. Перевернул, провел своим пальцем по ее ладони, линиям на ней… Потом поднес ее ладонь к лицу, кончиком языка лизнул.
Он играл и в то же время делал все всерьез.
– Ты изменял своей жене? – вдруг спросила Лиля, пытливо глядя Евгению в глаза, явно наблюдая за всеми его реакциями.
Солгать? Сказать правду? Снова превратить все в шутку?
– Было дело, – усмехнулся он. – Один раз – через месяц после того, как мы с Ирой поженились. Случайно. Другой раз я пару месяцев встречался с одной девушкой. Когда Ира с сыном лежали в больнице.
– Ты негодяй.
– Я знаю. Сын очень болел.
– Это тебя не оправдывает! – возмутилась Лиля. – Ты был нужен жене, сыну, а ты… трус, предатель.
– Да, я знаю, – печально кивнул Женя. – Я очень переживал за сына. Я умирал буквально. И та девушка меня спасла.
– Эгоист. «Я умирал!» – передразнила Лиля. – А жена твоя не переживала, не умирала, что ли?
Евгений кивнул, отвернулся, уставившись на мокрую ель за окном. Он сам не понимал, зачем рассказал все это Лиле. Он сам себя не понимал. Себя, тогдашнего. В самом деле, зачем ему нужен был тот роман, когда сын находился на грани жизни и смерти, когда жена почернела от переживаний… И какое счастье, что все обошлось.
– Я животное, – меланхолично произнес Евгений. – И все мужчины – тоже животные. Когда мы чувствуем запах смерти, мы начинаем размножаться. Я, возможно, сам того не осознавая, пытался завести нового ребенка. Нет, никакого ребенка на стороне у меня нет, конечно, но… Я тогда словно пытался победить саму смерть.
– А… а Ира узнала, что ты ей изменял?
– Нет, разумеется. Если бы узнала, то мы сейчас не были бы вместе. Она очень решительный человек. Целеустремленный. Я думаю, она не умеет прощать.
– Тогда ты здорово рискуешь, – усмехнулась Лиля. – Думаешь, она о нас не узнает?
– Нет.
– А если я ей скажу?
– Ты не скажешь. Ты сама боишься потерять мужа.
Лиля помолчала, потом произнесла задумчиво:
– Это правда… Лучше бы я никогда тебя не встречала. Я ведь никогда не изменяла своему мужу. И не собиралась. Но вот встретила тебя – и сама себя не понимаю. Что произошло, почему? Я не хотела.
– «Не виноватая я, он сам пришел…» Давай не будем заниматься самокопанием, прикидывать, если бы да кабы… Это все лишнее, ненужное.
– А… а что тогда происходит? – растерянно спросила Лиля.
– Ничего не происходит. Обычный секс.
– Нет, я не про то. А зачем нам это нужно?
– Какая разница! Ты умная девушка, не усложняй.
Лиля улыбнулась. Отпила из стакана, призналась:
– Люблю общепитовский компот из сухофруктов… Напоминает детство. Детский сад, в который меня водили родители.
Она вдруг заговорила о своем детстве, о родителях, которых, как понял Евгений, уже не было в живых. Она мило болтала, а он не слушал, просто смотрел, как шевелятся Лилины губы. А еще она то и дело поправляла волосы. У нее были светлые, довольно длинные густые волосы.
– Ты настоящая блондинка, Лиля? – вдруг спросил Евгений.
– Что? А, да. Глаза-то у меня серые, серо-голубые, видишь? Нет, я, конечно, подкрашиваю волосы, потому что мне свой тон не нравится, он в желтизну… Мама говорила – русый, но это не русый, а желтый, поэтому я все равно крашусь… Блин, и зачем я тебе все это рассказываю! – пожала она плечами.
Пообедав, они вернулись в номер, сели за работу. Правда, проработали недолго и там же, у стола, сцепились в объятиях… После того вновь углубились в сценарий.
Ближе к вечеру их опять потянуло друг к другу.
Ужин. Соитие. Сценарий. Соитие. Сон. Соитие…
Это было какое-то безумие. И чем слаще и чаще происходили их соития, тем успешнее и быстрее продвигалась работа.
Иногда Лиля отвлекалась, отвечая на звонки мужа.
Один раз это случилось в тот самый, «горячий», момент. Лиля буквально затряслась, оттолкнула от себя Евгения с выражением нетерпеливой злости, досады на лице. Причем злости на него. Не на мужа, вздумавшего позвонить в столь неподходящее время. «Пошел отсюда!» – читалось в ее взгляде.
Это было обидно. Очень обидно.
Пока Лиля говорила по телефону, закрывшись в ванной, Евгений оделся, вышел из номера.
…Сложив руки на груди, он стоял на улице под навесом, у входа в корпус. Лил дождь. Холодный, бесконечный осенний дождь. Небо низкое, темно-серое, без единого просвета, нависало над деревьями, и ели верхушками буквально утыкались в дождевые тучи.
А чего он, собственно, обижается? Сам сказал Лиле, что у них просто секс, и ничего больше. Скоро они допишут сценарий, уедут отсюда и, наверное, больше не встретятся – если только Чащин не заставит их переписывать сценарий, а такое часто бывает.
Словом, Лиля вернется к своей семье, к мужу. К тому самому, с которым рвалась поговорить сейчас. И он, ее муж (как зовут? Сергей, кажется), будет обнимать Лилю и делать все то же самое, что делал с ней Евгений…
А он – вернется к Ире, самой прекрасной женщине на земле. Чудесной и совершенной. И черт с ней, с этой стервой Лилей… Пропади она пропадом.
Сзади открылась входная дверь, спину Евгения обдало теплом.
Потом чьи-то руки легли ему на плечи. Ну какие «чьи-то», Лилины, конечно.
И тут произошло нечто странное. Он дико злился на нее, ненавидел. Он собирался оттолкнуть Лилю, он не хотел с ней говорить. Но вместо этого повернулся, что было сил сжал ее в объятиях. Поцеловал в мягкую, пахнущую клубничным сиропом щеку (духи у нее ужасно пошлые, сладкие, ко всему прочему), едва не застонал – от какого-то неизвестного ему доселе острого, неприятного, тоскливого чувства.
– Прости… – прошептала она.
– Я его убью…
– Кого ты убьешь, дурачок?