Нил Гейман
Этюд в изумрудных тонах
Нил Гейман — британский саженец, пустивший корни на просторах американского Среднего Запада. Его серия графических новелл «Песчаный человек» («Sandman») удостоена многих премий, он автор двух романов — «Никогде» («Neverwhere») и «Американские боги» («American Gods»). «Американские боги» отмечены премией «Хьюго», премией имени Брэма Стокера, SFX и журнала «Локус». Последнее произведение Геймана, «Коралина» («Coraline»), адресовано детям самого разного возраста и уже получило премию Брэма Стокера в категории «Произведение для юного читателя». В соавторстве с художником Дэйвом Маккином Гейман создал детские книжки «День, когда я променял своего папу на 2 карасей» («The Day I Swapped my Dad for 2 Goldfish») и «Волки в стенах» («The Wolves in the Walls»), а также новый фильм «Зеркало-маска» («Mirror-Mask»).
Гейман — талантливый поэт и автор коротких рассказов, которые неоднократно публиковались в сборниках «сказок для взрослых», например «Волк на пороге» («Wolf at the Door») и «Сестра-лебедь» («Swan Sister»), его произведения на протяжении ряда лет входили в антологию «The Year’s Best Fantasy and Horror». Его малые произведения были собраны под одной обложкой в книгах «Ангелы и пришествия» («Angels and Visitations») и «Дым и зеркала» («Smoke and Mirrors»).
«Этюд в изумрудных тонах» был впервые опубликован в антологии «Тени над Бейкер-стрит» («Shadows Over Baker Street»), составленной Майклом Ривзом и Джоном Пиланом.
1. Новый друг
Только что из оглушительного турне по Европе, где они выступали перед несколькими КОРОНОВАННЫМИ ОСОБАМИ. Удивительные драматические представления, шквал аплодисментов, горы похвал. Виртуозное сочетание КОМЕДИИ и ТРАГЕДИИ — актеры стрэндской труппы торопятся сообщить: в течение всего апреля в Королевском придворном театре на Друри-лейн ЭКСКЛЮЗИВНЫЙ АНГАЖЕМЕНТ — труппа показывает три пьесы за один спектакль: «Братец Том На Одно Лицо Со Мной!», «Малютка-цветочница» и «Пришествие „Бывших“» (непревзойденная эпическая история к удовольствию и восторгу публики): каждая пьеса в одном акте! Смех в антракте! Билеты уже в продаже в кассе театра!
Как это описать? Необъятность, безмерность того, что находится под нами. Мрак снов. Я снова витаю в облаках. Прошу меня извинить, ведь я не писатель.
Все началось с того, что я подыскивал себе жилье. Именно так мы и познакомились. Мне хотелось снять квартиру вместе с компаньоном и разделить арендную плату пополам. Наша первая встреча друг с другом произошла в химической лаборатории Сент-Барта.
— Насколько я понимаю, вы только что из Афганистана. — Так он встретил меня. При этих словах челюсть моя отвисла, а рот широко раскрылся.
— Изумительно.
— Ничуть, — сказал одетый в белый лабораторный халат незнакомец, который вскоре стал моим другом. — Судя по тому, как вы держите свою руку, я могу заключить, что вы были ранены, причем весьма определенным образом. У вас сильный загар, к тому же военная выправка — в империи не так-то много мест, где военный мог не только загореть, но и, принимая во внимание природу повреждений вашего плеча, а также обычаи афганцев, подвергнуться пыткам.
Разумеется, в подобном изложении все это казалось простым до абсурда. Так оно всегда и происходило в дальнейшем. Мое тело покрывал темный загар, и я действительно, как он отметил, подвергался пыткам.
Боги и люди Афганистана были сущими дикарями — они не желали повиноваться ни Уайтхоллу, ни Берлину, ни даже Москве. Глухи к любым доводам разума. Я был прикомандирован к N-му полку и отправлен в горы. Пока сражение шло на холмах и горных склонах, мы были в равном положении, но как только столкновение происходило в пещерах или в темноте, мы чувствовали, что нам это не по зубам и недоступно нашему пониманию.
Мне никогда не забыть ни зеркальную поверхность подземного озера, ни то самое нечто, которое вдруг поднялось из этого озера, ни его закрывающиеся и открывающиеся глаза, ни сопровождавший это явление мелодичный шепот, извивавшийся вокруг самого нечто, словно рой громадных, невообразимых мух.
Чудо, что я вообще спасся, но я спасся и возвратился в Англию с расстроенными нервами. В том месте, где к моему телу прикоснулся рот этого кровососущего нечто, навсегда осталось белое клеймо. Плечо иссохло. Затем пуля нагнала меня. Я лишился всего и приобрел панический страх перед миром, который расположен в глубинах нашего мира, а это значило, что я скорее расстанусь с шестью пенсами из своей скромной военной пенсии, чтобы нанять двухколесный экипаж, чем куплю за пенс билет на подземку.
И все же туманы и мрак Лондона принесли мне утешение, они завладели мной. С первой квартиры мне пришлось съехать, потому что мои крики мешали людям спать. Я был в Афганистане, но это осталось в прошлом…
— Я кричу по ночам, — признался я.
— Мне говорили, что я храплю. Кроме того, я живу без всякого распорядка дня и нередко использую каминную полку как мишень, упражняясь в стрельбе. Гостиная потребуется мне, чтобы принимать клиентов. Я эгоист, любящий уединение и легко впадающий в тоску. Вам это не помешает?
Я улыбнулся и протянул свою кисть, мы обменялись рукопожатиями.
Квартира на Бейкер-стрит, которую он подобрал, великолепно подходила двум холостякам. Я держал в голове слова моего друга о его пристрастии к уединению и не надоедал вопросами о том, чем же он все-таки занимается. Хотя мое любопытство требовало удовлетворения. Посетители приходили в любой час дня и ночи, и я сразу же ретировался из гостиной, обосновывался у себя в спальне и размышлял, что же общего может быть у моего друга с бледной женщиной без зрачка в одном глазу, или приземистым господином, похожим на коммивояжера, или дородным денди в вельветовом жилете, — не говоря уж обо всех остальных. Некоторые наведывались часто, но в большинстве своем посетители появлялись всего один раз, разговаривали с ним и уходили — кто в тревоге, а кто с полным удовлетворением.
Для меня он оставался загадкой.
И вот однажды, когда мы наслаждались одним из тех замечательных завтраков, которые готовила наша хозяйка, мой друг позвонил в колокольчик и попросил у этой доброй леди поставить еще один прибор.
— Через четыре минуты к нам присоединится некий джентльмен.
— Очень хорошо, — ответила она. — Я поставлю жариться еще одну порцию колбасок.
Мой друг продолжил изучение утренней газеты. С нарастающим нетерпением я ждал объяснения этого жеста. Наконец мое любопытство больше не могло себя сдерживать:
— Не понимаю, откуда вам известно, что через четыре минуты к нам пожалует посетитель? С утра никто не приносил телеграмму или записку.
Он слегка улыбнулся:
— Разве вы не слышали: двуколка прогромыхала мимо нашего дома несколько минут назад. Поравнявшись с нами, экипаж сбавил ход — значит, тот, в чьих руках вожжи, узнал нашу дверь, затем прибавил скорость и проехал мимо, прямо по направлению к Мэрилебон-роуд. Там находится стоянка колясок и кебов, где высаживают пассажиров, направляющихся на станцию или в музей восковых фигур, так что всякий, кому не хотелось бы привлекать к своему визиту излишнего внимания, может припарковать там свой экипаж. Путь оттуда до нашей квартиры составляет ровно четыре минуты…
Он посмотрел на карманные часы, и тут я услышал шаги человека, поднимающегося по лестнице.
— Входите, Лестрейд, дверь открыта, а ваши колбаски только что поджарились.
Мужчина, который, как я понял, и был Лестрейд, стоял на пороге. Войдя в комнату, он с предосторожностью закрыл за собой дверь.
— Мне не следовало бы, но, по правде говоря, мне еще не представилось случая нарушить утренний пост, так что я вполне могу рассмотреть дело нескольких аппетитных колбасок.
Это был невысокий человек, и я не впервые встречал его в нашей квартире, по манере поведения он был похож скорее на путешественника, пристрастившегося ко всякого рода резиновым изобретениям и лекарствам, помогающим сразу от всех болезней.
Мой друг подождал, пока наша хозяйка покинула комнату, и произнес:
— Вне всяких сомнений, речь идет о деле национальной важности.
— Только не это. — Лестрейд побледнел. — Уже пошли слухи? Не может быть, не так быстро. Успокойте меня.
Он принялся сооружать на своей тарелке штабель из колбасок, филе селедки и кеджери, приготовленного нашей хозяйкой из рыбы, риса и яиц, — руки посетителя слегка дрожали.
— Все в порядке, — ответил мой друг. — Мне хорошо известен скрип колес вашей двуколки, по крайней мере, у меня было немало возможностей его изучить. Вибрирующее резкое «соль» на фоне высокого «до». И если инспектор Лестрейд из Скотланд-Ярда стремится к тому, чтобы его визит на квартиру единственного детектива-консультанта во всем Лондоне не привлек постороннего внимания, и все же появляется на пороге моей гостиной, причем позабыв о своем завтраке, совершенно очевидно: речь не идет о каком-нибудь обыкновенном расследовании. А значит, в нем замешаны сильные мира сего, и нам предстоит разбираться с делом национальной важности.
Я пристально смотрел на Лестрейда, вытиравшего салфеткой яичный желток, оставшийся на подбородке. Он не вполне соответствовал моим представлениям об инспекторе полиции, но мой друг, с какой стороны ни подойди, еще в меньшей степени был похож на детектива-консультанта.
— Наверное, нам следует обсудить дело с глазу на глаз, — произнес Лестрейд, окинув меня взглядом.
На лице моего друга появилась ехидная улыбка, он повел головой из стороны в сторону, так, словно хотел найти ей самое удобное расположение на своих плечах. Я заметил, что он непроизвольно поступает так всякий раз, когда собственная шутка доставляет ему удовольствие.
— Чепуха. Две головы лучше одной. То, что известно одному из нас, знаем мы оба.
— Не хотел быть назойливым… — произнес я угрюмо, но мой друг жестом прервал меня.
Лестрейд пожал плечами.
— Мне все равно, — сказал он, немного помедлив. — Если вы раскроете дело, я сохраню свой пост. Если нет, то лишусь работы. Вот что я вам скажу: используйте свои методы. Хуже все равно быть не может.
— Если история нас чему-то и учит, то первый ее урок состоит в том, что дела всегда могут обернуться еще хуже, — ответил мой друг. — Как скоро мы отправляемся в Шоредитч?
Лестрейд выронил вилку из рук.
— Хуже некуда! Вы тут сидите, подсмеиваетесь надо мной, а вам на самом деле давно известны все обстоятельства дела! Постыдились бы…
— Никто и ничего мне об этом деле не сообщал. Но если инспектор полиции входит в мою квартиру, а на его ботинках и брюках видны свежие брызги весьма специфического оттенка, предположение о том, что этот самый инспектор недавно побывал на Хобб-лейн в Шоредитче, там, где ведутся земляные работы, ибо только в этом месте Лондона встречается подобная глина характерного горчичного цвета, вполне извинительно.
Инспектор Лестерейд снова оказался в замешательстве:
— Когда вы изложили все подобным образом, это кажется очевидным.
Мой друг отодвинул тарелку в сторону.
— Конечно так, — стараясь не показывать своего раздражения, подтвердил он.
Инспектор Лестрейд оставил нас одних и отправился пешком в сторону Мэрилебон-роуд — разыскивать свою двуколку. Мы взяли кеб и поехали в Ист-Энд.
— Так вы и вправду детектив-консультант? — спросил я.
— Единственный в Лондоне, а может быть, и во всем мире, — ответил мой друг. — Я не берусь за расследование, наоборот, я консультирую. Другие приходят ко мне со своими неразрешимыми проблемами, излагают суть дела, и иногда я нахожу решение.
— В таком случае те, кто приходит к вам…
— По большей части полицейские детективы или частные сыщики, вот именно.
Утро было прекрасным, наш кеб трясся по трущобам Сент-Джайлса, района воров и головорезов, который портит облик Лондона, словно раковая опухоль на лице миловидной цветочницы. Даже свет, который проникал в кеб снаружи, казался тусклым и слабым.
— Вы действительно хотите, чтобы я составил вам компанию?
В ответ мой друг посмотрел на меня не моргая.
— У меня предчувствие, — сказал он. — Да, у меня предчувствие: нам предназначено быть вместе. Так, словно мы сражались плечом к плечу, — вот только не понимаю, происходило это в будущем или в прошлом. Я человек рациональный и имею представление о том, насколько ценен хороший собеседник. Стоило мне взглянуть на вас, и я понял, что могу доверять вам как самому себе. Конечно же, я хочу, чтобы вы отправились туда вместе со мною.
Я покраснел от смущения и произнес нечто невразумительное. Впервые после Афганистана я почувствовал, что мое существование имеет смысл.
2. Апартаменты
«Vitae» — аппарат Виктора! Электрические флюиды! Конечности больше Вам не подвластны? Вы с завистью и ревностью вспоминаете дни своей молодости? Плотские удовольствия остались в далеком прошлом? Аппарат «Vitae» вернет жизнь туда, где давно уже нет жизни! Любой ветеран ощутит себя снова в строю! Обесточенные тела приходят в движение: старый фамильный секрет, помноженный на новейшие научные изобретения. Чтобы получить засвидетельствованные подписью поручительства в эффективности аппарата «Vitae», направляйте заявки по адресу: В. фон Ф. Компании, 1б, Чип-стрит, Лондон.
Это оказался дом с дешевыми съемными квартирами в Шоредитче. Полисмен у входной двери — Лестрейд приветствовал его по имени и пригласил нас внутрь. Однако мой друг присел на корточки прямо на пороге и достал лупу из внутреннего кармана пальто. Он осмотрел кованый железный скребок, где осталась грязь, которую счищали с обуви, и, удовлетворенный полученными результатами, проследовал внутрь.
Мы поднялись наверх. С первого взгляда можно было сказать, в какой именно комнате совершено преступление, — вход караулили двое дородных констеблей. Лестрейд кивнул, и охрана расступилась. Мы вошли внутрь.
Я уже говорил, что никак не могу считать себя профессиональным писателем, поэтому попытаюсь просто изложить то, что мне довелось увидеть, хотя, боюсь, по моим словам вряд ли можно составить адекватное представление. И все же раз уж я взялся за это дело, то придется довести его до конца. Убийство было совершено в этой маленькой комнате на двоих. Тело, или то, что от него осталось, все еще лежало на полу. Я увидел его сразу, хотя поначалу не смог понять, что смотрю именно на тело жертвы. Моему взору предстало то, что вылилось и вытекло из горла и груди убитого: субстанция, окрашенная в зеленую гамму от бледно-желчного до ядовито-травянистого, она впиталась в истоптанный ковер и забрызгала обои. На мгновение я вообразил, что это произведение сумасшедшего художника, замыслившего создать этюд в изумрудных тонах. Казалось, прошла целая вечность, пока я разглядывал тело, вспоротое, словно кролик, распластанный на столе мясника, и пытался осознать, что же именно я увидел. Мне показалось уместным снять шляпу, и мой друг поступил точно так же. Он опустился вниз и стал изучать тело, исследовал все порезы и раны. Затем он снова достал лупу, подошел к стене, чтобы получше рассмотреть капли застывшего ихора.
— Мы уже занимались этим, — сказал инспектор Лестрейд.
— В самом деле, — ответил мой друг. — И что вы об этом думаете? На мой взгляд, перед нами слово.
Лестрейд подошел к тому месту, где стоял мой друг, и посмотрел вверх. Да, это было слово, написанное прописными буквами зеленой кровью на выцветших желтых обоях чуть повыше того места, куда могла достать голова инспектора.
— Rache?.. — произнес он вслух. — Наверное, он хотел написать «Рейчел», но не успел докончить, что-то ему помешало. Раз так — нам следует искать женщину…
Мой друг не произнес ни слова в ответ. Он направился обратно к телу, поднял сначала одну руку, потом осмотрел другую — на пальцах не было никаких следов гноя.
— Мне кажется, нам удалось установить, что слово не было написано его королевским высочеством.
— Какого дьявола вы тут рассуждаете…
— Мой дорогой Лестрейд, я все-таки обладаю мыслительной субстанцией. Тело, вне всяких сомнений, принадлежит не человеку. Цвет крови, число конечностей, глаза, даже лицо — все говорит о том, что перед нами особа королевской крови. Не могу точно сказать, к какой именно ветви она принадлежит, но готов побиться об заклад, что это был наследник — нет, второй в череде претендентов на престол в одном из немецких княжеств.
— Невероятно. — Лестрейд замер в нерешительности, а затем произнес: — Это принц Франц Драго из Богемии. В Альбионе он находился в качестве гостя ее величества королевы Виктории. Развеяться и сменить обстановку…
— Пройтись по театрам, шлюхам и игорным домам, вы это имели в виду?
— Как знаете. — Лестрейд отвернулся. — В любом случае вы дали нам в руки отличную нить, эту Рейчел. Хотя, вне всяких сомнений, мы и сами смогли бы ее поймать.
— Бесспорно, — ответил мой друг. Он продолжил осмотр комнаты, отпуская время от времени едкие замечания в адрес полиции, вытоптавшей все следы своими ботинками и передвигавшей вещи, точное месторасположение которых могло бы оказать немалую помощь всякому, кто пытается разобраться в событиях прошлой ночи. Его по-прежнему занимал маленький комок грязи, оказавшийся на скребке у входной двери. Кроме того, рядом с камином он заметил кучку золы или пыли.
— Вы видели это? — спросил он у Лестрейда.
— Полицию ее величества ничуть не удивляет, если в камине обнаруживается зола. Она именно там, где золе и следует быть, — хихикнул инспектор.
Мой друг взял щепотку золы, растер ее между пальцев и принюхался. Затем он собрал весь оставшийся пепел и высыпал его в стеклянный пузырек, запечатал и положил во внутренний карман. Поднялся и спросил:
— Что будет с телом?
Лестрейд ответил:
— Из дворца пришлют своих людей.