— …Как-то он вел дело одного инвалида, машину которого стукнул какой-то иномарочник. Потерпевший пытался взыскать с того охламона моральный вред — иномарочник мало того что побил его «семерку», так еще и его самого поколотил ни за что. И что бы вы думали? Он, оказывается, брал деньги и с того и с другого. Дело, конечно, было проиграно, и только из-за идиотски выстроенной линии защиты. Потом один мой знакомый, его зовут Вадик Синькевич, все прикалывался по этому поводу. Ну, типа того, что это — суперанекдотичный случай, когда пройдоха-юрист с «пятой графой», в которой значится «русский», пролохотронил простака-клиента с «пятой графой» — «еврей»…
— А вы не в курсе, за что Джулия Золотилова так не любит Коконина? — снова спросил Лев, поняв, что его собеседник человек достаточно информированный.
— Лев Иванович, знаю об этом на уровне сплетни. Хотя, мне думается, немалая доля правды в этом есть. Кстати, мне об этом рассказал Гордей. А сам он узнал об этом лично от Коконина, когда они еще общались. Год назад Гордей тоже прекратил всякие отношения с Кокониным после того, как тот кинул его, сознательно проиграв дело о спорной квартире…
По словам Марфинского, неприязнь Джулии к адвокату объяснялась очень просто — когда ей было всего двенадцать, Коконин ее совратил. Как личный юрист Золотилова дома у Валентина он бывал очень часто. В ту пору Валентин был одинок после смерти жены, которая погибла в авиакатастрофе. Как-то Коконин приехал к нему домой, но Золотилова не застал, хотя вроде бы о встрече они договорились заранее.
Дома находились лишь Джулия и ее нянька. В ту пору, еще пять лет назад, Золотиловы жили в самом Дремино, занимая средней величины двухэтажный коттедж. Подпоив няньку и, возможно, чего-то ей подсыпав, Коконин, судя по всему, имея немалый опыт завзятого педофила, сумел заморочить девчушке голову и уговорил вступить с ним в связь. Потом недели две адвокат у Золотиловых не появлялся, а когда убедился в том, что Джулия никому ничего не рассказала, рискнул приехать снова. Лишь войдя в дом и взглянув на девочку, он понял: она его ненавидит и теперь будет ненавидеть всегда. Поэтому в дальнейшем он старался держаться от Джулии подальше — а вдруг ненароком сболтнет?! Реакция Золотилова на случившееся могла оказаться весьма и весьма жесткой.
Закончив свое повествование, Марфинский неожиданно спросил:
— Лев Иванович, а вот мне за ту записку сколько могут дать?
— Пока — нисколько… — думая о чем-то своем, флегматично ответил Гуров. — Давайте подпишу ваш пропуск. Все, вы свободны…
Несказанно обрадованный шоумен, изысканно попрощавшись, скрылся за дверью, а Лев продолжал размышлять о странностях и гнусностях жизни. Теперь ему были понятны причины и в определенной мере маниакальной озабоченности Джулии, и одновременно ее внутренней неприязни к мужчинам.
«Ну и скотина же, оказывается, этот Коконин! — мысленно определил он. — Законченная мразь. В общем, так… Даже если он к убийству Лещева отношения и не имеет, сесть он должен все равно, в любом случае. Надо поднять все нераскрытые дела по фактам педофилии и проверить его на причастность. Скорее всего, где-то что-то да вылезет…»
Привлекать в качестве потерпевшей Джулию он счел не вполне корректным. Сейчас у нее и без того трудный период. А тут, чего доброго, запросто может произойти утечка информации — из той же прокуратуры, например, и тогда она окажется в центре не очень здорового внимания со стороны желтопрессников и высшего света. Зачем это нужно?
…Ровно в три в кабинете Гурова, источая слащавую многозначительную улыбочку, появился суховатый гражданин лет сорока пяти. И хотя в его неопределенного цвета глазах временами мелькало нешуточное беспокойство, держаться он старался эдаким петушком-бодрячком.
Лев, сделав вид, что не замечает протянутой ему руки, молча указал на стул и, положив перед собой бланк протокола, чрезвычайно сухо уведомил:
— Ставлю вас в известность, что вы вызваны на допрос в качестве подозреваемого в убийстве гражданина Лещева. Итак, ваша фамилия, имя отчество!
Улыбочка Коконина моментально угасла, сменившись гримасой растерянности и недоумения. На его лице словно было написано: «Как же так?! Мы же ведь, по сути, почти коллеги. Не по-товарищески это, не по-товарищески!..»
Однако Гуров проигнорировал все эти эмоционально-мимические закидоны и все тем же подчеркнуто строгим, жестким тоном повторил свои вопросы. Адвокат, как видно, впервые оказавшись в роли подозреваемого, лишь через несколько минут вспомнил о правовых нормах проведения допросов. Поспешно промокнув взмокший лоб платком, он с нотками фальцета громко объявил:
— Отвечать на любые ваши вопросы буду только в присутствии моего адвоката! Я имею право на один звонок и желаю позвонить моему коллеге и другу Никите Шульканову.
Лев сразу же вспомнил известного столичного адвоката, пусть и не столь известного, как харизматично-распиаренный Бугва, но тоже относящегося к десятку самых прожженных и высокооплачиваемых.
— Звоните… — невозмутимо ответил Гуров, указав на городской телефон.
Однако Коконин с видом оскорбленной добродетели картинно достал из кармана свой смартфон и, набрав чей-то номер, быстро заговорил вполголоса, словно это могло помешать Льву услышать сказанное им:
— Никита! Никита, это я. Слушай, давай быстро в главк угрозыска — меня вызвали на допрос по совершенно вздорному обвинению… Ну, якобы это я убил родственника Золотилова на его свадьбе… Да! Я в кабинете полковника Гурова… А, знаешь его! Отлично. В общем, жду!..
Вопреки предположениям Гурова Шульканов у него появился всего минут через десять. Долговязый, крупноносый, с большими навыкате глазами, он торжественно занял место за столом Стаса, и допрос был продолжен. На вопрос Льва о личных взаимоотношениях Коконина с Лещевым тот пренебрежительно фыркнул.
— Никаких взаимоотношений не было, — категорично заявил он. — Да, я пару раз видел его в доме Золотиловых, ну и еще один раз на свадьбе. Если мы и общались, то только на уровне «здравствуй — прощай». И все.
Неспешно достав из папки заявление Джулии, Гуров вопросительно взглянул на несколько помрачневшего подозреваемого.
— А вот согласно письменным показаниям гражданки Золотиловой Джулии за пару дней до свадьбы между вами и Лещевым произошла серьезная стычка. Как заявила Джулия Валентиновна, находясь в их доме, вы совершили домогательства интимного характера к горничной, гражданке Емельяновой Светлане. Та позвала на помощь, и подоспевший на ее зов в малую гостиную гражданин Лещев был вынужден применить физическую силу, чтобы воспрепятствовать вашим действиям. Что скажете на это?
— Бред и вранье! — уже с несколько истеричными нотками в голосе Коконин нервно дернулся. — Ни к кому я не приставал. Это злонамеренная клевета! Просто эта пигалица меня невзлюбила, вот и поливает грязью, пользуясь тем, что она несовершеннолетняя и не может быть привлечена к ответственности за дачу ложных показаний.
Слушая их, Шульканов с кряхтеньем заворочался на стуле, как видно, начав догадываться о подлинности не вполне благовидных проделок своего приятеля. Гуров чуть заметно пожал плечами.
— Хорошо, сейчас я приглашу сюда Емельянову, и мы проведем очную ставку. И если она подтвердит показания Джулии Золотиловой, я буду вынужден сделать вывод о том, что вы проявляете злостную неискренность, нежелание сотрудничать со следствием и явное стремление уйти от ответственности любой ценой. В том числе и путем подкупа или оказания различных форм давления на потерпевших и свидетелей. А это, сами понимаете, мне дает не только моральное, но и юридическое право поставить вопрос о помещении вас под стражу. Думаю, суд мою позицию учтет обязательно.
Шульканов снова с кряхтеньем заворочался и поспешно заговорил:
— Лев Иванович, вынужден расценить ваше упоминание о возможности помещения моего подзащитного под стражу как давление и попытку его запугать. Константин Виленович, в пределах здравого смысла вы можете согласиться с самим фактом того, что со стороны гражданина Лещева в отношении вас была проявлена немотивированная агрессия.
Благодарно кивнув в ответ, Коконин вальяжно откинулся на стуле и издал многозначительное «кхе-кхе».
— Ну, допустим, конфликт между нами произошел, — изрек он с нотками высокомерия. — Да, Лещев совершил в отношении меня агрессивные действия, причинив мне физическую боль и нравственные страдания. Ситуация развивалась так. Горничная принесла мне кофе и, будучи распущенной особой, своими действиями попыталась спровоцировать меня на интимную связь. Как конкретно это она делала, в деталях описывать? Нет? Хорошо, излагаю далее. Когда ее заигрывания вышли за все рамки приличий, я попытался ее оттолкнуть. Это ее разозлило, и она стала грубо браниться, оскорбляя мое личное достоинство.
— Кстати! — Шульканов многозначительно вскинул указательный палец. — В этот момент, кроме вас, в комнате был кто-то еще?
— Нет, мы были только вдвоем, — с видом примерного ябеды ответил Коконин.
— Вот! — Шульканов с затаенным ликованием постучал ладонью по столу. — Поэтому показания Джулии Золотиловой о якобы имевших место быть сексуальных домогательствах со стороны моего подзащитного я считаю клеветническими измышлениями, продиктованными личной неприязнью. Сама же Емельянова, даже если ее пригласить сюда, подтвердит все что угодно из сказанного ее хозяевами, поскольку является лицом материально от них зависимым. Продолжайте, Константин Виленович.
— Благодарю вас, — с нагловатой ухмылочкой Коконин манерно склонил голову на «благородный лад». — Итак, сразу же после исторгнутого Емельяновой потока хамских оскорблений в гостиную ворвался гражданин Лещев, который, можно смело предполагать, все это время прятался за дверью. Отсюда я могу сделать уверенный вывод о том, что в отношении меня был разыгран провокационный спектакль, имевший своей конечной целью вымогательство денег под сурдинку басни о неких моих интимных домогательствах.
Слушая его, Лев иронически улыбнулся:
— А с вас деньги кто-то требовал?
Вознамерившись ответить «А как же!», Коконин в последнюю секунду передумал и, витиевато жестикулируя, сказал другое:
— Ну, Лещев крикнул мне: «Ты за это дорого заплатишь, тварь!» Как видите, помимо явного оскорбления, его слова можно было расценивать и как намек на желание получить с меня большую сумму денег.
На вопрос Гурова о том, когда Коконин последний раз и при каких обстоятельствах видел Лещева, тот не очень охотно пробурчал, что случайно столкнулся с ним невдалеке от «ракушки», где Виктор Евгеньевич слушал выступление рэпера Микки. Показания Джулии, где описывалось их столкновение после крика Светланы о том, что Лещев убит, Коконин отверг категорически, объявив их выдумкой.
Вновь вступивший в разговор Шульканов, виртуозно жонглируя юридическими терминами и пунктами статей УПК, в итоге своего замысловатого спича объявил о том, что его подзащитный полностью доказал абсурдность выдвинутых против него обвинений. В связи с этим он должен быть оправдан по всем пунктам и немедленно избавлен от пребывания в стенах полицейского «узилища».
— Господин Шульканов, — во взгляде Льва сквозил нескрываемый сарказм, — сейчас вы высказались в том плане, что мнение свидетельницы Золотиловой не соответствует действительности и имеет заведомо клеветническую направленность. Я придерживаюсь той же позиции, только в отношении господина Коконина. Как лицо заинтересованное в том, чтобы избежать ответственности, с моей точки зрения он сознательно искажает реальные факты. Выражаясь футбольной терминологией, наш с вами счет пока: ноль — ноль. Верно? Да, поместить под стражу гражданина Коконина оснований у нас маловато, но их достаточно для того, чтобы он с этого момента пребывал под подпиской о невыезде. Гражданин Коконин, вот здесь распишитесь! И еще… Господин Шульканов, прошу вас оставить нас на пару минут наедине. Я хотел бы сообщить вашему подзащитному нечто сугубо конфиденциальное.
Вопросительно взглянув на Коконина, тот с некоторой неохотой вышел из кабинета. Когда за ним закрылась дверь, Гуров вполголоса, но предельно жестко отчеканил:
— Коконин, пять лет назад ты фактически изнасиловал двенадцатилетнюю Юлю Золотилову. Нет, об этом мне рассказала не она, а совсем другой человек. Но в подлинности сказанного им я не сомневаюсь ни на йоту. Я специально не стал поднимать эту тему при Шульканове — ни к чему предавать сотворенную тобой гнусь лишней огласке и причинять Джулии лишние душевные травмы. Но я о твоем паскудстве знаю и уверен в том, что она — не единственная жертва. Сделаю все возможное, чтобы ты сел именно по статье о педофилии. А теперь пошел вон, грязное ничтожество!
Адвокат, вначале пытавшийся изобразить пренебрежительную ухмылку, в какой-то миг сломался и, позеленев, с дергающейся нижней челюстью на подгибающихся ногах побрел к двери.
Глава 7
Как Стас и предполагал, этот день выдался у него чрезвычайно горячим. Вместе с командой обэпников он проехал по ювелиркам, где были отмечены факты продажи левых ювелирных украшений. Крячко внимательнейшим образом дотошно изучал все нюансы реализации неизвестно откуда вынырнувшего контрафакта, на котором были искусно подделанные клейма известных российских ювелирных фирм.
Присутствуя при изъятии больших глянцевых картонных коробок с яркой маркировкой, заполненных упаковочными коробочками, выстланными бархатом, на котором покоились ажурные золотые бабочки, зверюшки, неведомые растения, усеянные сияющими бриллиантами самой разной величины, он очень скоро уловил некую закономерность. По наблюдению Станислава, очень частым сюжетом авторов украшений были такие представители фауны, как соболь, горностай, медведь, кета. Это навело его на мысль о том, что производство драгоценного «левака» было налажено где-то в сибирском регионе.
В одном из самых крупных ювелирных салонов, допрашивая его директора, который клялся и божился, что его товар сугубо легальный и имеет абсолютно законное происхождение, Крячко иронично рассмеялся:
— Знаем мы, какие они у вас легальные, эти золотые побрякушки. Что вы мне тут рассказываете сказки, если ваши коллеги уже признались, откуда они поставлены сюда. Что, тоже небось из Кедрова?
Тот, втянув голову в плечи, поспешил уведомить:
— Нет, из Обска…
Он даже не помыслил, что этот с виду простоватый опер-крепыш его элементарно взял на пушку. А когда понял, отступать назад было поздно. Пришлось колоться дальше…
Ближе к вечеру измотанный бесконечными разъездами Стас вернулся в главк и с ходу завернул к Орлову. Выслушав доклад, тот остался им весьма доволен.
— Молодец! Вот это я понимаю — результат. — Петр вскинул вверх большой палец правой руки. — Ну, что, собирайся в Обск. Сейчас выписываю тебе командировку, и завтра же самолетом ты отправляешься в те края. Надо это дело раскручивать до конца. Чую, стоит за этим очень даже не слабая группировка, которая, скорее всего, имеет тесные контакты с крупным олигархическим капиталом. Кстати, а давай-ка отправим тебя туда под прикрытием? Вроде ты — достаточно крупный спекулянт, имеющий намерение расширить сферу своей деятельности.
— Думаешь, клюнут? — с сомнением спросил Станислав.
— Должны клюнуть! — уверенно кивнул Орлов. — У них сейчас возможности сбыта резко сузились — ювелирки-то сейчас под колпаком, и поэтому они должны за тебя ухватиться обеими руками.
Когда их разговор подходил к концу, на пороге появился Гуров. Увидев Стаса, он поздоровался и, приятельски подмигнув, поинтересовался:
— Ну, как там, на злато-бриллиантовом фронте?
— А!.. — Крячко поморщился и отмахнулся. — За сегодня я стал ярым ювелироненавистником. Ну, вот, можешь себе представить? Весь день: золото, золото, золото!.. Бриллианты, бриллианты, бриллианты!.. К вечеру от одного их вида начинает тошнить. И тогда начинаешь понимать, что люди, которые от всего этого тащатся двадцать четыре часа в сутки, как ни верти — стопудовые извращенцы.
Слушая его, Петр и Гуров рассмеялись.
— …А теперь еще и в Сибирь лететь, блин горелый! — сокрушенно вздохнув, добавил Стас. — Буду изображать там теневого «богатенького буратину», который хочет стать еще богаче.
— Петр придумал? — догадался Лев.
— Петро… Кто же у нас еще может такое придумать?! — с утрированным укором огласил Станислав.
— Смотри уж там не расслабляйся, — Гуров погрозил пальцем. — Особенно в отношении молодых интересных особ. А то опять нарвешься на приключения.
Язвительно ухмыльнувшись, с оттенком иронии Крячко парировал:
— Нет, теперь я буду ухаживать только за теми, кому за восемьдесят. Сам-то, надеюсь, не облажался с дреминской чаровницей? Я имею в виду Джулию?
— Да, кстати, что там у тебя нового? — спохватился Орлов.
Рассказав об услышанном от Джулии, а также о своих беседах с Марфинским и Кокониным, Лев особо остановился на только что состоявшемся телефонном разговоре с Жужаной Мыльска, по паспорту — Антониной Махаловой. По его словам, их разговор не заладился с самого начала. Очень удивившись пришедшему на ее телефон звонку представителя сыскного ведомства — его знали только самые доверенные приятели Жужаны, — та с места в галоп начала показывать характер.
Ежеминутно язвя по поводу и без, хамоватая блогерша-тусовщица как будто даже обрадовалась возможности наговорить гадостей незнакомому ей человеку. Она буквально упивалась своими едкими замечаниями и предположениями.