— Что с ним? — спросил Лампсон.
— Не знаю. Похоже, он приобрел большой пакет акций фирмы по имени Гарольд Шерри, и теперь это его смущает.
— У него такой вид, словно он соучастник преступления.
— Нет, на этот счет я как раз спокоен.
— Что он хотел сказать насчет девушки? Вы поняли?
— Нет.
Я с удивлением обнаружил, что готов выгораживать Брокау. Возможно, я чувствовал себя ему обязанным. Со мной он был исключительно честен. Но он ушел, а многие вопросы остались без ответа.
— Вы сказали, что знаете Глорию, мистер Арчер?
— Я говорил с ней пару раз. У меня создалось такое же впечатление, как и у вас: достаточно честная, хочет как лучше. Возможно, так оно и есть. Она не первая симпатичная девушка, оказавшаяся заодно с социопатом.
— Вы считаете, Шерри социопат?
— Во всяком случае, очень похож.
— А что это за киднэппинг?
Я рассказал ему, что знал, опустив, однако, имя Лорел. Во время моего рассказа Лампсон все больше и больше морщил лицо, а потом разгладил морщины ладонью. Затем он несколько раз повторил этот жест.
— Мне больно сознавать, что я позволил моему пациенту покинуть больницу в обществе Шерри.
— Почему?
— Я был уверен, что раз тут замешана Глория, с ним ничего плохого случиться не может. Да и Шерри вроде бы проявлял к нему искренний интерес. Это было первое приглашение, полученное Нельсоном за все то время, что я с ним работал. Когда он стал моим пациентом, это был человек, находившийся в состоянии почти полной кататонии, вне связей с миром. Я пытался вывести его из этого транса, и мне в общем — то кое — что удалось. За это время улучшилось и его физическое состояние. Я решил, что он готов понемногу начать общаться с миром и людьми. По крайней мере, я не видел в этом вреда. — Он обнажил зубы в безулыбчивом оскале. — До чего же может человек ошибаться! Выписывая его на один вечер, я подписал ему смертный приговор.
В его голосе была печаль. Хотя Лампсон и держал себя в руках, я вдруг вспомнил сцену, устроенную Эллисом в морге. Ни доктор, ни офицер — авгор не убивали Нельсона, но оба чувствовали себя виновными в его смерти. Я сказал:
— Вы не единственный человек, считающий себя ответственным за гибель Нельсона Бэгли. Сегодня утром в морге Пасифик — Пойнта я разговаривал с человеком, убежденным, что это он погубил его. Он служил на авианосце «Ханаан» во время войны и уверен, что совершил ошибку, приведшую к пожару на корабле. Эллис был в плохом состоянии, практически бредил. Он думал или делал вид, что думал, что тело Нельсона проплавало в океане двадцать пять лет и приплыло к нам с Окинавы.
— В каком — то смысле так оно и было, — сказал Лампсон. — Последние двадцать пять лет Бэгли в общем — то и не жил. Как звали офицера — Эллис?
— Да.
— Эллис не объяснил, почему возник пожар?
— Он сказал, что допустил ошибку, в цистернах повысилось давление и образовалась утечка горючего.
— Правда?
— Я не лгу. И Эллис тоже, по — моему, не выдумывал.
— Да, он говорил правду.
— Вы говорили с Эллисом, доктор?
— Я говорил с Нельсоном. — Рот Лампсона исказила загадочная улыбка. — Теперь это уже неважно — дело прошлое, но к нему постепенно стала возвращаться память. Как раз на прошлой неделе он рассказал мне про пожар на корабле. Это последнее, что запомнилось ему на «Ханаане» — и вообще в его жизни.
— Что вернуло ему память?
— Я бы хотел приписать это своему профессиональному искусству, — сказал он, ущипнул себя за нос, словно в наказание за гордыню, и посмотрел на меня внимательными черными глазами. — Но на самом деле это не так. Я даже не профессиональный психиатр. Надо признать, что Нельсон получал от визитов Глории куда больше, чем от моего лечения. Теперь вы можете понять, почему я поощрял эти визиты. Мне казалось, что совместными усилиями мы возвращаем его к жизни. Я чувствовал, как забытое прошлое всплывает на поверхность его сознания. Даже его бедное тело стало понемногу крепнуть. Но я и не подозревал, что всего — навсего готовлю его к смерти.
Его голос был резок, в нем звучала та злость, которую люди помоложе обычно направляют на самих себя. Он прикрыл глаза, и лицо его вдруг сделалось совершенно беззащитным.
— Нельсон Бэгли много значил для вас, доктор?
— Он был моим Лазарем, — сказал он с грустной иронией. — Мне казалось, я могу воскресить его из мертвых. Лучше бы я оставил его как есть.
— Почему?
Он наклонился ко мне, и под тяжестью его тела пластмассовый стул жалобно пискнул.
— Я думаю — по крайней мере это не так уж невероятно, — что Нельсон умер именно потому, что к нему стала возвращаться память. В наш последний разговор я обнаружил весьма взрывоопасный материал…
— То есть?
— Часть его была связана с гибелью женщины. Он говорил так, словно это была его жена. Но я проверил анкету, и нигде не было сведений, что Нельсон был женат.
— Что случилось с женщиной?
— Она, судя по всему, была убита — довольно давно. Может быть, в тот год, когда случился пожар на «Ханаане» и Бэгли оказался за бортом. Гибель женщины и поврежденная цистерна всплыли в тот наш разговор.
— На прошлой неделе?
— Да.
— Как погибла женщина?
— Ее застрелили. Это вполне мог сделать и Нельсон, хотя он этого не говорил.
— Думаете, Нельсона убили именно потому, что он вспомнил о гибели женщины?
Словно почувствовав себя уязвимым, Лампсон поднес ко рту кулак и стал говорить сквозь него:
— Я не утверждаю этого. Хотя это не исключено. Не так уж много существует мотивов убивать маленького беспомощного старичка. Насколько мне известно, у него не было ни денег, ни вещей. — Лампсон опустил кулак.
— Вы сказали, он мог сам застрелить ее. И это могло привести к его собственной гибели. Вы не пытались выяснить, кто эта женщина?
— Нет, я хотел, но, признаться, руки не дошли.
— Как ее звали?
— Нельсон называл ее, кажется, Элли…
— Почему вы решили, что он застрелил ее?
— Он винил себя…
— Что именно он говорил?
Лампсон долго думал, прежде чем ответить:
— Я не помню его точных слов, а они как раз важны. Я, признаться, вообще не мог понять, говорил ли он о том, что застрелил женщину, или занимался с ней любовью, или о том и другом сразу. — Он взглянул на меня с какой — то злостью. — Я вообще не должен был вам этого рассказывать.
— Я рад, что вы все же это сделали.
— А что толку? Женщины нет в живых — и Нельсона тоже.
— Надо узнать, кто его убил, — сказал я, — и почему. Иначе и смерть, и жизнь его лишены смысла.
Лампсон быстро кивнул:
— Вы правы. Это важно — отыскать смысл. Это и попытался сделать Нельсон. Он жил как растение двадцать пять лет. Но в конце он стал отчаянно искать путь в жизнь, находить в ней смысл. А я старался ему помочь.
Раковина, в которой был спрятан Лампсон — человек, приоткрылась, и мне понравилось, что я там увидел. Я спросил:
— Что вас так заинтересовало в Нельсоне?
— Он был безнадежен — и телом, и душой. Я потратил на него времени куда больше, чем полагалось. Боюсь, тем самым я обкрадывал других своих больных.
— Почему он вас так привлекал?
— Сам не знаю. Хотя нет. Нельсон немного напоминал мне отца. — Зрачки Лампсона сузились так, словно он заглянул в темную шахту. — Мой отец погиб на Гвадалканале, когда я был еще совсем маленьким.
— Потому — то вы и здесь?
— В больнице? Может быть, это одна из причин. Но вы пришли сюда не для того, чтобы разбираться со мной? Или я ошибаюсь? — Он снова занервничал, и створки раковины захлопнулись.
— Мне необходима ваша помощь, доктор. Я пытаюсь найти женщину, которую похитили вчера вечером. Сегодня Гарольд Шерри получил за нее выкуп в сто тысяч долларов и ранил ее отца. Путь к нему и к пропавшей женщине лежит через вашу больницу.
Лампсон окинул взглядом вестибюль, словно пытаясь обнаружить похищенную женщину или по крайней мере какие — то ее следы. Вестибюль уже почти опустел. Посетители разошлись, а больные исчезали в дверях, словно призраки после крика петуха.
— Как имя женщины?
— Лорел Рассо.
Лампсон вдруг схватил меня за руку:
— Рассо?
— Да.
Он сжал мне запястье еще сильнее.
— Это была фамилия погибшей женщины.
— Той, о которой говорил Нельсон?
— Да. Ее звали Элли Рассо.
Мы сидели друг напротив друга, словно зеркальные отражения. Я покрутил рукой, словно напоминая, что она в его тисках. Он отпустил меня, словно вдруг обжегся.
— Вы не записывали ваши разговоры с Нельсоном, доктор?
— Делал кое — какие заметки.
— Можно на них взглянуть?
— Они носят частный характер.
— Я понимаю. Я не собираюсь их уносить. Мне бы только взглянуть.
Он колебался. Я сказал:
— Помните: пропала женщина. Она, вероятно, в руках опасного человека. Это важнее, чем соблюдение интимных секретов мертвеца.
Лампсон быстро кивнул головой и сказал:
— Пойдемте в мой кабинет.
Я пошел за ним по коридору. Больничная атмосфера делалась все удушливей. Видавший виды металлический стол в кабинете Лампсона был завален бумагами. Порывшись, он извлек из груды желтый листок, на котором он написал карандашом:
Ее звали Элли Рассо. Я хотел на ней жениться, но она настроилась против меня. Я стал за ней следить. Однажды я подсматривал через ставни, как они этим занимались, и не выдержал. Я совершил ужасный поступок. Я просил Всевышнего простить меня, но он не простил. Он повредил танк, и корабль загорелся, и с тех пор я живу в аду.
Некоторое время мы с Лампсоном помолчали. Маленький кабинет был густо населен призраками прошлого.
— Что, по — вашему, он с ней сделал? — спросил я.
— Он чувствует себя виновным в ее смерти. Но возможно, он не совершал того, за что себя винит. Иногда люди типа Нельсона чувствуют себя совершившими преступление только потому, что понесли суровое наказание.
Глава 32
В доме Тома Рассо горел свет. Я постучал в дверь, и вскоре послышалось шарканье ног. Дверь слегка приоткрылась.
Сначала мне показалось, что в проеме возникло лицо Тома и что оно в глубокой печали. Затем я понял, что это лицо старика, который просто очень похож на Тома. Я спросил:
— Том дома?
— Зачем он вам?
— По делу.
— По какому?
Если бы он был помоложе, его короткие вопросы прозвучали бы грубо, даже враждебно. Но я понял, что за ними скрывается тревога человека беззащитного.
— Я частный детектив, помогаю Тому найти его жену. Вы не знаете, где он сейчас?
— Он должен был куда — то подвезти свою кузину.
— Не в Редондо — Бич?
— Кажется, он упоминал Редондо. Он попросил меня побыть здесь — на всякий случай. Но он должен был уже давно вернуться.
— Вы его отец?
— Да. — В его темных глазах мелькнуло удовольствие. — Мы всегда были похожи. Многие нам это говорили. Не хотите ли зайти? Том будет с минуты на минуту.
— Да, я его подожду. У меня для него есть кое — какая информация.
Он провел меня в гостиную, и мы сели друг напротив друга. Это был вполне красивый старик лет семидесяти, с копной седых волос. На нем был недавно отутюженный темный костюм.
— Информация о его жене? — осведомился он после долгой вежливой паузы.
— О жене и о матери.
Он вздрогнул и уставился на свои руки: они были слегка деформированы и в них глубоко въелась черная пыль.
— Я ведь был женат на матери Тома.
— Что с ней случилось, мистер Рассо?
— Ее застрелили в этом доме, когда Том был совсем маленьким. — Он тревожно взглянул на меня. — А что, Том о ней спрашивал?
— Сегодня утром она приснилась ему…
— Что он говорил? — мистер Рассо подался вперед, не сгибая спины.
— Ничего такого… А он знает, что с ней произошло?
Старик покачал головой.
— Когда — то знал, но потом забыл. Я сделал все, чтобы он забыл. Наверное, в этом моя ошибка. Как раз я думал об этом сегодня. Когда сын сегодня заехал за мной в санаторий, я с трудом его узнал. Раньше он был такой веселый, жизнерадостный. Но если я и ошибся, то хотел как лучше. Тогда ему было пять лет. Я думал, это пройдет для него бесследно. Я надеялся, мы сможем опять приехать сюда и начать все сначала. — В его голосе и взгляде было глубокое разочарование.
— Приехать сюда — откуда, мистер Рассо?
— Из Бремертона, штат Вашингтон. Все началось во время войны. Я поехал в Бремертон работать на верфи. Я сдал этот дом другим людям и взял с собой Элли и маленького Тома. Но они там пробыли недолго. Элли решила уйти от меня. Они с Томом вернулись в этот дом и прожили тут около года, а я жил в Бремертоне.
— Когда вы вернулись?
— Только после смерти Элли. Меня вызвали сюда, когда нашли ее труп. Я, кажется, говорил вам — ее застрелили.
— Где же они нашли се, мистер Рассо?
— На полу в задней спальне. — Он махнул тяжело в сторону комнаты, где Тому сегодня снился кошмар, где он снова превращался в маленького мальчика.
— А где был Том?
— С ней. Он провел какое — то время совсем один. В полиции мне сказали, что они обнаружили ее труп через несколько дней после смерти. — В его глазах заблестели слезы. — Когда Тому стало нечего есть, он пошел к соседям. Не спрашивайте, почему он не сделал этого раньше. Не знаю. Наверное, боялся. Знаете, как устроены дети. Они боятся, что их будут ругать за все, что случилось.
— Вы с ним говорили об этом?
— Мало. Я решил не ворошить прошлое. — Он смахнул слезы пальцами, сначала с одного глаза, затем с другого. — Может, вы скажете, что я допустил ошибку, оставшись жить в этом доме с Томом. Но я имел право. Это был мой дом. Другого у меня никогда не было. Я удачно приобрел его в тридцать седьмом году, когда женился на матери Тома. Том имел основание быть благодарным судьбе, что у него есть этот дом. Я заложил его, чтобы отправить Тома учиться в фармацевтическое училище. Теперь он неплохо зарабатывает и выкупает у меня дом. На эти деньги и еще на страховку я и живу в санатории. Не знаю, что бы я делал, не будь у меня этого дома…
— Вас никто не осуждает, мистер Рассо.
— Это вам так кажется. Родные его матери очень ругали меня, что я живу здесь с Томом. Мне казалось, со временем все уляжется. — Он оглянулся с таким видом будто прошлое окружило его глухой стеной. — Что говорил вам Том утром? Он вспоминал мать и то, что с ней случилось?
— Пытался.
— Он не называл имена?
— Мне нет, — сказал я. — А вам?
Старик покачал головой. Я взглянул на его лицо. Оно было испещрено линиями, складками и напоминало куски головоломки, кое — как сложенной воедино.
— У вас есть какие — то соображения насчет ее убийцы?
Он посмотрел на меня как — то уклончиво.
— Полиция сначала подозревала меня. Но я доказал, что был в то время в Бремертоне. Я не видел Элли год, даже больше.
— Почему они заподозрили вас?
— Вы же знаете полицию, — он развел руками. — У них всегда в первую очередь подозрение падает на мужа. А к тому времени, когда они разобрались с мной, тот, кто это сделал, был уже за тридевять земель.
— За тридевять земель?
— Ну да.
— Вы имеете в виду кого — то конкретно?
— Да, сэр. — Он наклонился ко мне, его пальцы со вздувшимися костяшками вцепились в мое колено. — Я вычислил, кто убил Элли. Все сходится. Он был в экипаже корабля, который мы тогда строили — «Ханаан». Из — за него она и бросила меня. Из — за него у нас разгорелся скандал, и она уехала. Она и пробыла — то в Бремертоне, пока этот человек был там — его звали Нельсон Бэгли. А когда «Ханаан» уплыл, Эллисон взяла Тома и уехала.
— Откуда вам известно, что ее убил Бэгли?
— Все сходится. Когда я вернулся сюда к Тому, он рассказал, что Бэгли здесь бывал.
— Он назвал его по имени?
— Нет, описал словами. Но когда я пытался заставить Тома рассказать все полиции, он делался нем, как рыба. Они говорили, что у них ничего нет против Бэгли — им хотелось повесить все на меня. Поэтому я сам решил разобраться в том, что случилось. Я заинтересовал газетчика. Он написал статью — без упоминания имени Бэгли. Но все остальное описал в деталях. Я и по сей день уверен, что ее убил Бэгли.
— Откуда у вас такая уверенность?
— Главное, что навело меня на мысль — это то, что «Ханаан» бросил якорь в Лонг — Биче накануне гибели Элли. Это был корабль Бэгли. Он приехал сюда, убил ее и вернулся на корабль. На следующее утро — третьего мая 1945 года — корабль отплыл на Окинаву. Так что когда нашли Элли, Бэгли был уже за тридевять земель.
Я записал дату.
— За что же он, по — вашему, убил ее, мистер Рассо?
— Наверное, за то, что она завела себе кого — то еще. Убил из ревности.
— А кто мог быть этот другой?
— Кто — то с того же корабля. Не знаю. Там были отчаянные ребята, я их помню по Бремертону. Но они плохо кончили. Потом я узнал, что случилась с кораблем на Окинаве. Он сгорел. И Бэгли зажарили живьем в нефти. Это была божья кара. Он плохо кончил.
— Конец ему настал вчера, — сказал я. — Бэгли утонул. Хотя Господь тут явно ни при чем.
Старик встал, пошатываясь.
— Как мог он утонуть? Он же лежал в больнице для ветеранов.
— Верно. Но кузина Глория и ее молодой человек забрали его оттуда.
Он насупился.
— Как это им удалось? Люди из больницы рассказывали, что Бэгли был живым трупом. Мне даже не позволили на него взглянуть.
— Когда это было, мистер Рассо?
— Давно. После войны.
— За эти годы ему стало лучше. Хотя в конечном итоге это не принесло ему счастья.