– У-у-у, милочка моя! Та еще тетка была. Жуткая, просто жуткая!
– Чем это жуткая? – удивилась я.
Такого я про бабушку не слышала. Адора говорила, что она была строгой, но больше почти ничего про нее не рассказывала.
– Да Джеки преувеличивает, – сказала Аннабель. – В подростковом возрасте с мамой никто не ладит. А вскоре после того, как Адора окончила школу, Джойя умерла. Им некогда было наладить взрослые отношения.
У меня в душе вспыхнула маленькая искорка надежды: может, поэтому мы с мамой никогда не были близки – у нее не было опыта. Но искра погасла, пока Аннабель подливала мне в бокал вина.
– Ты права, Аннабель, – сказала Джеки. – Я уверена, что, если бы сейчас Джойя была жива, все продолжалось бы в том же духе, если не хуже. Во всяком случае, она бы не изменилась. Она бы с удовольствием вцепилась в Камиллу. Помните ее длинные-предлинные ногти? Она никогда их не красила. Мне всегда казалось это странным.
– Давайте сменим тему, – улыбнулась Аннабель; каждое ее слово звучало мелодично, как звон серебряного колокольчика.
– У Камиллы, наверно, очень интересная работа, – послушно сказала одна блондинка.
– Особенно сейчас, – прибавила другая.
– Да, Камилла, скажи, кто это сделал, – легкомысленно проговорила Джеки.
Она снова хитро улыбнулась, выкатила карие круглые глаза, потом их закрыла. Натянутая кожа на лице с лопнувшими капиллярами делала ее похожей на ожившую куклу-чревовещателя.
Мне надо было сделать несколько звонков, но я решила, что остаться здесь будет интереснее. Квартет скучающих домохозяек, стервозных и пьяных, которые собирают все сплетни в Уинд-Гапе, – для меня это, можно сказать, бизнес-ланч.
– Вообще-то, мне хотелось бы знать, что вы сами об этом думаете, – сказала я, догадываясь, что такое им говорят нечасто.
Джеки обмакнула хлеб в салатный соус, который тут же закапал ей на одежду.
– Ну, мое мнение вам известно. Это папа Энн, Боб Нэш. Он извращенец. Каждый раз, когда я встречаю его в магазине, он пялится на мою грудь.
– Уж такая грудь! – улыбнулась Аннабель, шутливо подталкивая меня локтем.
– Серьезно, он ведет себя просто неприлично. Я собираюсь сказать об этом Стиву.
– У меня потрясающая новость, – сообщила четвертая блондинка, то ли Дана, то ли Диана. Аннабель недавно представила ее, но имя тут же выскочило у меня из головы.
– О, Ди-Анна всегда знает что-то сенсационное, Камилла, – сказала Аннабель, сжимая мне руку. Ди-Анна помолчала для большего эффекта, откашлялась, налила себе вина и, подняв бокал, посмотрела на нас.
– Джон Кин уехал из родительского дома, – объявила она.
– Что? – переспросила одна блондинка.
– Ты шу-у-у-утишь! – воскликнула другая.
– Ну и ну! – выдохнула третья.
– И переехал он… – протянула Ди-Анна, торжествующе улыбаясь, как ведущая телеигры, прежде чем вручить приз, – к Джулии Уилер. Вместе со своим передвижным домом.
– Великолепно! – воскликнула то ли Мелисса, то ли Мелинда.
– Ну, вы знаете, теперь они этим занимаются, – засмеялась Аннабель. – Мередит уже никак не сможет сохранить репутацию юной мисс Совершенство. Видишь ли, Камилла, – она повернулась ко мне, – Джон Кин – старший брат Натали. Когда их семья приехала сюда, весь город начал сходить по нему с ума. Это великолепный юноша. Просто великолепный. Джулия Уилер дружит с твоей мамой и с нами тоже. У нее детей не было лет до тридцати, а когда она родила, то стала просто невыносимой. У такой мамаши ребенок и оступиться не может. Поэтому, когда Мередит, ее дочь, сошлась с Джо ном – о господи, столько было шума, – мы думали, этому конца не будет. Мередит, круглая отличница, девственница, встречается с Большим Джоном в кампусе. Но парень в этом возрасте не будет гулять с девушкой, если она ему не дает. Такого просто быть не может. А теперь они очень удобно устроились. Надо бы нам достать «мыльницы» и прикрепить их к машине Джулии на лобовое стекло.
– Да знаете, как все это будет выставлено, – перебила ее Джеки. – Мол, они приютили Джона по доброте душевной, чтобы его оставили в покое, пока он горюет.
– А зачем же он уехал из дома? – спросила Мелисса-Мелинда, которая, как мне стало казаться, была самой здравомыслящей из всех. – Не лучше ли ему было бы пережить это трудное время со своими родными? И почему его надо оставить в покое?
– Потому что он убийца, – заявила Ди-Анна, и вся компания рассмеялась.
– Представляете, если Мередит Уилер живет с серийным убийцей? По-моему, прелестно, – сказала Джеки.
Но смех вдруг прекратился. Аннабель громко икнула и посмотрела на часы. Джеки, которая сидела, упершись подбородком в руку, вздохнула так сильно, что хлебные крошки на ее тарелке едва не разлетелись.
– Все-таки не верится, что здесь такое могло случиться, – произнесла Ди-Анна, разглядывая ногти. – Здесь, в этом городке, где прошло наше детство, вдруг убивают детей… Как вспомню об этом – мне плохо становится. Просто очень нехорошо.
– Какое счастье, мои дочери уже взрослые, – сказала Аннабель. – Мне кажется, я бы этого просто не вынесла. Бедная Адора, представляю, как она теперь боится за Эмму.
Я решила воспользоваться переменой настроения и быстренько перевести разговор на другую тему.
– Люди действительно думают, что Джон Кин может иметь к этому отношение? Или это просто гадкие сплетни? – Последние слова прозвучали зло. Я забыла, что эти женщины могут со света сжить того, кто им не нравится. – Просто вчера я разговаривала с девочками лет тринадцати-четырнадцати, и они мне сказали то же самое.
Я подумала, что лучше не уточнять, что одной из них была моя сестра.
– Наверное, это были четыре светлоголовые нахалки, которые считают себя красивее, чем есть на самом деле? – спросила Джеки.
– Джеки, дорогуша, ты хоть понимаешь, кому ты это говоришь? – упрекнула подругу Мелисса-Мелинда, хлопая ее по плечу.
– Черт. Вечно забываю, что Эмма и Камилла даже какие-то родственницы – разные поколения, понимаете? – улыбнулась Джеки.
За ее спиной раздался громкий хлопок, и она подала официанту бокал, даже не оглянувшись на него.
– Камилла, открою тебе глаза: твоя малышка Эмма – ребенок о-о-очень трудный.
– Я слышала, они ходят на все вечеринки старшеклассников, – подхватила Ди-Анна. – С парнями гуляют напропалую. Делают то, чем мы стали заниматься только в зрелом возрасте, когда вышли замуж, да и то только за хорошенькие драгоценные безделушки. – Она покрутила бриллиантовый теннисный браслет на руке.
Подруги засмеялись; Джеки даже стукнула обоими кулаками по столу, как ребенок, зашедшийся в истерике.
– Но…
– Не знаю, правда ли, что люди считают Джона убийцей. Но знаю, что с ним беседовали в полиции, – сказала Аннабель. – Странное семейство, что и говорить.
– А я думала, вы с ними дружите, – удивилась я. – Вы ведь были у них дома на поминках.
«Вот сучки», – мысленно прибавила я.
– Тогда у них собрались все важные люди Уинд-Гапа, – сказала Ди-Анна. – Не могли же мы пропустить это событие. – Она снова засмеялась, но Джеки и Аннабель кивнули с серьезным видом. Мелисса-Мелинда оглядела ресторан, словно ей хотелось пересесть за другой стол.
– Где твоя мама? – неожиданно спросила Аннабель. – Пришла бы она сюда. Ей бы полегчало. Она стала такой странной с тех пор, как все это началось.
– Она и раньше была странной, – заметила Джеки, поднося руку ко рту. Похоже, ее тошнило.
– Ой, Джеки, не надо.
– Серьезно, Камилла, позволь сказать: твоя мама сейчас такая странная, что лучше бы тебе вернуться в Чикаго.
Полубезумное выражение исчезло. Ее лицо было вполне серьезным. Даже искренне обеспокоенным. Я снова почувствовала к ней симпатию.
– Правда, Камилла…
– Джеки, заткнись, – прервала ее Аннабель и с силой запустила ей в лицо булочку, которая, отскочив от носа, упала на стол.
Глупая выходка наподобие той, что устроил Ди, бросив в меня теннисный мяч, – не так поражает удар, как то, что это произошло вообще. Джеки в ответ только отмахнулась и продолжила:
– Что хочу, то и говорю, а скажу я вот что: Адора может причинить вред…
Аннабель встала, подошла к Джеки сбоку и потянула ее за руку.
– Джеки, тебе нужно облегчиться, – сказала она ласково, но с ноткой угрозы. – Ты перепила, и тебя может стошнить. Пойдем, я провожу тебя в дамскую комнату, тебе потом станет легче.
Джеки сначала шлепнула ее по руке, но Аннабель только сильнее вцепилась в нее, и они ушли, покачиваясь. За столом воцарилась тишина. Я сидела, растерянно открыв рот.
– Ничего страшного, – сказала Ди-Анна. – Мы, старушки, иногда деремся не хуже маленьких девочек. Кстати, Камилла, ты слышала о том, что у нас, может быть, откроют магазин «Гэп»?
* * *«Твоя мама сейчас такая странная, что лучше бы тебе вернуться в Чикаго».
Слова Джеки не выходили у меня из головы. Нужны ли еще другие предостережения, чтобы уехать из Уинд-Гапа? Интересно было бы узнать, из-за чего она поссорилась с Адорой. Вряд ли из-за неотправленной открытки, – видимо, там что-то посерьезнее. Я мысленно записала в ежедневник: заехать к Джеки, когда она про трезвеет. Если она вообще бывает трезвой. Впрочем, я не из тех, кто косо смотрит на пьяных.
Я сама была еще подшофе, но все же зашла в круглосуточный магазин и оттуда набрала номер Нэш. Ответила девочка; дрожащим голоском сказала «алло» – и тут же умолкла. Я слышала ее дыхание в трубке, но на просьбу позвать к телефону маму или папу ответа не последовало. Потом медленный, будто нерешительный щелчок и короткие гудки. Я решила действовать на удачу – самой отправиться к ним домой.
У дома Нэш стоял квадратный мини-фургон, рядом ржавый желтый «понтиак». Это значило, что Боб и Бетси Нэш, скорее всего, дома. Дверь открыла старшая дочь, когда я спросила, дома ли родители, она ничего не ответила и осталась стоять за сетчатой дверью, глядя мне в живот. В семье Нэш все были маленькими. Я знала, что этой девочке, Эшли, двенадцать лет, но она выглядела несколько моложе своего возраста, как и тот мальчик, с которым я разговаривала здесь в прошлый раз. Она вела себя соответствующе: стояла, засунув прядь волос в рот, и даже глазом не моргнула, когда мимо прошел малыш Бобби и при виде меня захныкал, потом завыл. Через минуту к двери подошла Бетси Нэш и, казалось, так же оторопела, как ее дети, а когда я представилась, смутилась.
– В Уинд-Гапе нет ежедневной газеты, – сказала она.
– Верно, я репортер «Чикаго дейли пост», – пояснила я. – Из штата Иллинойс.
– Ну, подпиской на газеты занимается мой муж, – сказала она, поглаживая белокурую голову сына.
– Я не предлагаю подписку и ничего не продаю… Скажите, дома ли господин Нэш? Могу ли я с ним поговорить? Это ненадолго.
Мать с детьми ушли, все скопом, и через несколько ми нут появился Боб Нэш. Пригласив меня пройти в дом, он стал сбрасывать с дивана белье, чтобы освободить мне место.
– Черт возьми, здесь настоящая свалка, – громко проворчал он в сторону жены. – Прошу прощения за беспорядок, мисс Прикер. У нас все пошло вразброд с тех пор, как не стало Энн.
– Ничего, не беспокойтесь, – отозвалась я, вытаскивая из-под себя детские трусики. – Я сама все время так живу.
Это было чистейшей ложью. Я унаследовала от мамы маниакальную чистоплотность. Разве что носки не глажу. Вернувшись из больницы, я некоторое время даже увлекалась кипячением: кипятила щипцы для бровей и для завивки ресниц, заколки, зубные щетки, просто ради удовольствия. В конце концов щипцы пришлось выбросить. Уж слишком много я думала по ночам об их теплых блестящих кончиках. Воистину дрянная девчонка.
Я надеялась, что Бетси Нэш исчезнет, в буквальном смысле слова. Она была такой хрупкой, что казалось, она вот-вот испарится и от нее останется лишь липкое пятно на диване. Но она не уходила и все посматривала то на меня, то на мужа, даже пока мы молчали, собираясь с мыслями. Словно боялась, что без нее разговор так и не начнется. Дети тоже маячили рядом, как маленькие белоголовые привидения, то ли скучающие, то ли отупевшие. Миловидная девочка, впрочем, была еще ничего, но ее младшая сестра, которая сейчас оторопело вошла за ней в комнату, похожа на поросенка и вряд ли станет секс-дивой – уж очень любит пирожные. Мальчик же напоминает тех хмурых скучающих парней, которых я видела при въезде в город, – вероятно, будет потом пить где-нибудь на автозаправке.
– Господин Нэш, я хотела бы узнать некоторые подробности о жизни Энн, для новой статьи, – начала я. – Вы мне уже кое-что рассказали, за что я вам признательна, но хотелось бы услышать больше.
– Что же, я не против, если это поможет привлечь к ее делу внимание общественности, – сказал он. – Что вы хотите знать?
– Во что она играла, какие блюда любила больше всего? Как бы вы охарактеризовали ее в двух словах? Была ли она лидером или ведомой? Много ли у нее было друзей или только несколько самых близких? Любила ли она школу? Чем занималась по выходным?
Родители Нэш молча смотрели на меня.
– Это для начала, – улыбнулась я.
– В этом лучше разбирается жена, – ответил Боб Нэш. – Детьми занимается она… в основном.
Он повернулся к Бетси, которая машинально складывала и разворачивала платье на коленях.
– Она любила пиццу и рыбные палочки, – сказала она. – Ладила со многими девочками, а дружила с несколькими; вы понимаете разницу. И много играла одна.
– Мама, посмотри, Барби нужна одежда, – сказала Эшли, суя матери под нос голую куклу. Реакции не последовало, тогда она бросила игрушку на пол и стала неуклюже кружиться по комнате, изображая балерину. Пользуясь редкой возможностью, Тиффани налетела на Барби и принялась крутить ее загорелые резиновые ноги.
– С характером была девочка, самая бойкая из всех моих детей, – продолжил Боб Нэш. – Ей бы мальчишкой родиться, играла бы в футбол. Она то и дело падала, просто потому, что носилась как оголтелая, и всегда ходила в ссадинах и синяках.
– Энн была моим «голосом», – тихо сказала Бетси и замолчала.
– Как это, миссис Нэш?
– Любила поговорить. Рассказывала все, что ей приходит на ум. По-доброму. Как правило. – Она снова замолчала – по всей видимости, задумалась, и я не стала ее подгонять. – Знаете, я считала, что она когда-нибудь станет адвокатом или, например, спикером школьного парламента, потому что она… никогда не взвешивала свои слова. В отличие от меня. Мне постоянно кажется глупым все, что я хочу сказать. Энн, напротив, считала, что все ее мысли должны быть озвучены и услышаны.
– Вы спрашивали о школе, мисс Прикер, – перебил ее Боб Нэш. – Вот где разговорчивость ей вредила. Она иногда любила покомандовать, и нам не раз звонили учителя и говорили, что она дерзит одноклассникам. Бурный нрав.
– А мне кажется, что она была слишком остра на язык, – заметила Бетси Нэш.
– Да, Энн была чертовски остроумна, – кивнул Боб Нэш. – Иногда я думал, что она умнее меня. Иногда она сама считала себя умнее отца.
– Мама, посмотри на меня! – толстушка Тиффани, бездумно грызя ногу Барби, выбежала на середину комнаты и принялась кувыркаться.
Заметив, что мать обратила внимание на Тиффани, Эшли разозлилась, завизжала и сильно толкнула сестру. Потом хорошенько дернула ее за волосы. Тиффани завыла, широко открыв рот и от натуги покраснев; вслед за ней заплакал Бобби.
– Это Тиффани виновата! – крикнула Эшли и тоже захныкала.
Мой приход нарушил слабое равновесие. Многодетная семья – рассадник мелочной ревности, это я знала. Мне также было понятно, что дети Нэш ошалели оттого, что соперничали не только друг с другом, но и с погибшей сестрой. Мне было их жаль.
– Бетси, – тихо процедил Боб Нэш, приподняв брови. Она быстро схватила Бобби Дж. под мышку, одной рукой подняла с пола Тиффани, другой обняла безутешно рыдающую Эшли, и все четверо ушли.
Боб Нэш посмотрел им вслед.
– Так дочки ведут себя почти целый год, – сказал он, – как маленькие. Мне казалось, они должны хотеть поскорее стать взрослыми. С тех пор как не стало Энн, у нас все изменилось, более чем… – Он поерзал на диване. – А ведь это была настоящая личность, понимаете? Казалось бы, всего девять лет. Еще маленькая. Но Энн была личностью. Я мог догадаться, что она думает о разных вещах. Когда мы смотрели телевизор, я видел, что ей кажется смешным, а что глупым. С другими детьми так не выходит. Да что там – даже с женой так не бывает. А Энн – ее можно было почувствовать… – Боб Нэш прервался, будто потеряв голос. Он поднялся, отвернувшись от меня, прошелся вокруг дивана и встал передо мной. – Господи, как мне ее не хватает… Ну что мы без нее, к чему мы пришли? – Он обвел рукой комнату, потом махнул на дверь, из которой вышли жена с детьми. – Если к этому, то какой смысл? И еще, черт возьми, кто-то должен найти этого урода, пусть он мне объяснит: почему Энн? Я хочу знать. Я всегда думал, что с ней все будет в порядке.
Я молчала, чувствуя, как на шее бьется пульс.
– Господин Нэш, а не может ли быть, что причина кроется именно в сильной, как вы сказали, личности Энн? Возможно, что-то в ее характере натолкнуло кого-то на дурные мысли? Как вы думаете, нет ли здесь связи?
Он сразу сел, откинулся на спинку дивана, разведя руки в стороны, и старался казаться непринужденным, что говорило о том, что он насторожен.
– Кого натолкнуло на дурные мысли?
– Ну, мне известно, что Энн поссорилась с соседями. Кажется, она убила их птицу?
Боб Нэш потер глаза, посмотрел на свои ноги.
– Господи, вот сплетни разносятся. То, что это сделала Энн, не доказано. У нее с этими соседями была давнишняя вражда. Это Джон Дьюк, он живет на другой стороне улицы. Его дочери, постарше Энн, часто приставали к ней, дразнили ее. А один раз пригласили к себе поиграть. Не знаю, что случилось, но, когда Энн вернулась домой, они кричали, что она убила их чертову птицу. – Он засмеялся, пожал плечами. – Ну и ладно, если это сделала она, – дрянная была птица, крикливая.
– Вы считаете, что Энн настолько могла разозлиться?
– Только дурак злил Энн, – сказал он. – Она плохо это воспринимала. И давала отпор отнюдь не как юная барышня. Скорее по-мальчишечьи.
– Как вы считаете, была ли она знакома с убийцей?