Глава
18
Четверг, 2 июня
Проснулась Эрика Бергер в пять минут десятого от звонка мобильного телефона.
— Доброе утро, фрёкен Бергер. Драган Арманский. Насколько я понял, у вас ночью что-то произошло.
Эрика объяснила, что произошло, и спросила, может ли «Милтон секьюрити» заменить «Накка интегрейтед протекши».
— Мы, во всяком случае, можем установить сигнализацию, которая будет работать, — саркастически сказал Арманский. — Проблема в том, что в ночное время ближайшая машина у нас находится в центре Накки. В случае экстренного вызова она прибудет минут через тридцать. Если мы возьмемся за эту работу, мне придется отдать ваш дом подрядчику. У нас имеется договор о сотрудничестве с одним местным охранным предприятием из Фисксэтры, которое, при благоприятных обстоятельствах, может добраться до вас по экстренному вызову за десять минут.
— Это лучше, чем НИП, они вообще не появляются.
— Хочу вас проинформировать о том, что это семейное предприятие, состоящее из отца, двух сыновей и двух двоюродных братьев. Они греки, хороший народ, отца я знаю уже много лет. Они работают примерно триста двадцать дней в году. О тех днях, когда они не смогут работать из-за отпусков или чего-то другого, вам будут сообщать заранее, и тогда придется рассчитывать на нашу машину из Накки.
— Мне это подходит.
— Я пошлю к вам человека сегодня в первой половине дня. Его зовут Давид Русин, и он уже в пути. Он проведет анализ ситуации. Если вас не будет дома, ему потребуются ваши ключи и разрешение на исследование дома от подвала до чердака. Он сфотографирует здание, участок и окрестности.
— Понятно.
— Русин обладает большим опытом, и мы представим вам предложения по мерам безопасности. План будет готов через несколько дней. В перечень услуг войдет сигнализация на случай нападения, противопожарная безопасность, эвакуация и защита на случай вторжения.
— О'кей.
— Мы хотим также, чтобы на случай чрезвычайного происшествия вы знали, что вам следует делать в течение тех десяти минут, пока до вас будет добираться машина из Фисксэтры.
— Да.
— Сигнализацию мы установим уже сегодня к вечеру. Но потом надо будет подписать контракт.
Закончив разговор с Драганом Арманским, Эрика сообразила, что проспала. Она взяла мобильный телефон, позвонила ответственному секретарю редакции Петеру Фредрикссону, объяснила, что изувечилась, и попросила его отменить совещание в десять часов.
— Вы плохо себя чувствуете? — спросил он.
— Я разрезала ногу, — ответила Эрика. — Прихромаю, как только смогу.
Для начала она сходила в примыкавший к спальне туалет. Потом надела черные брюки и одолжила у мужа тапку, в которую помещалась забинтованная нога, выбрала черную блузку и прихватила жакет. Прежде чем вытащить из-под дверей спальни резиновую заглушку, она вооружилась баллончиком со слезоточивым газом.
Эрика медленно прошла через дом и включила кофеварку. Завтракала она за кухонным столом, все время прислушиваясь к звукам в окрестностях. Как раз когда она наливала себе вторую чашку кофе, в дверь позвонил Давид Русин из «Милтон секьюрити».
Придя пешком до Бергсгатан, Моника Фигуэрола собрала своих четверых сотрудников на раннее утреннее совещание.
— Теперь у нас появилась временная граница, — сказала она. — Наша работа должна быть завершена к тринадцатому июля, когда начнется суд над Лисбет Саландер. Это означает, что у нас есть чуть больше месяца. Давайте переберем все и решим, что для нас сейчас самое главное. Кто хотел бы начать?
Берглунд откашлялся.
— Блондин, который встречается с Мортенссоном. Кто он?
Все закивали. Разговор начался.
— У нас есть его фотографии, но нам неизвестно, где его искать. Объявить его в розыск мы не можем.
— А Гульберг? Должна существовать какая-то история, которую можно раскопать. Мы знаем, что он был в Тайной государственной полиции с начала пятидесятых годов до шестьдесят четвертого года, когда создали ГПУ/Без. Потом он скрывается в тени.
Фигуэрола кивнула.
— Можно ли сделать вывод о том, что «Клуб Залаченко» — это некая структура, основанная в шестьдесят четвертом году, то есть задолго до появления здесь Залаченко?
— Цель, вероятно, была другой… тайная организация внутри организации.
— Это было после Веннерстрёма. Тогда все посходили с ума.
— Своего рода тайная шпионская полиция?
— Вообще-то за границей имеются параллели. В США в шестидесятых годах внутри ЦРУ создали особую группу внутреннего надзора. Ею руководил Джеймс Англетон, и она чуть не разнесла все ЦРУ. Ребята Англетона были фанатиками и психами — они в каждом сотруднике ЦРУ подозревали русского агента. В результате деятельность ЦРУ оказалась во многом парализованной.
— Это одни разговоры…
— Где хранятся старые личные дела?
— Гульберга там нет. Я проверял.
— А бюджет? Такая операция должна ведь каким-то образом финансироваться…
Продолжению дискуссии помешал перерыв на ланч, а Моника Фигуэрола извинилась и отправилась в спортзал, чтобы спокойно подумать.
Хромающая Эрика Бергер появилась в редакции «СМП» только ближе к ланчу. Нога болела настолько сильно, что она вообще не могла прикоснуться ступней к полу. Доскакав до стеклянной клетки, она с облегчением опустилась на стул. Петер Фредрикссон взглянул на нее со своего места за центральным столом, и Эрика жестом пригласила его зайти.
— Что случилось? — спросил он.
— Я наступила на осколок стакана, и он вонзился мне в пятку.
— Как неудачно.
— Да. Неудачно. Петер, кому-нибудь приходили новые странные сообщения?
— Насколько мне известно, нет.
— О'кей. Держите ухо востро. Мне надо знать, если вокруг «СМП» будет происходить что-нибудь необычное.
— Что вы имеете в виду?
— Боюсь, что какой-то псих, рассылающий зловредные сообщения, избрал меня в качестве жертвы. Поэтому мне надо знать, если вы вдруг уловите, что происходит что-то странное.
— Типа сообщений, полученных Эвой Карлссон?
— Что угодно необычное. Я уже получила кучу дурацких сообщений, где меня обвиняют в самых разных вещах и предлагают совершить со мной разные извращенные действия.
Петер Фредрикссон помрачнел.
— Как давно это продолжается?
— Пару недель. А теперь рассказывайте. Что у нас будет завтра в газете?
— Хм.
— Что значит «хм»?
— Хольм и руководитель юридической редакции вступили на тропу войны.
— Вот как. Почему же?
— Из-за Юханнеса Фриска. Вы продлили ему срок работы и поручили готовить репортаж, а он не хочет рассказывать о чем.
— Он не имеет права рассказывать. Это мой приказ.
— Он так и говорит. Поэтому Хольм и руководитель юридической редакции на вас разозлились.
— Понятно. Назначьте на три часа встречу с юридической редакцией, и я им объясню ситуацию.
— Хольм довольно зол…
— А я довольно зла на Хольма, так что одно уравновешивает другое.
— Он настолько зол, что пожаловался в правление.
Эрика подняла взгляд. Дьявол. Мне надо браться за Боргшё.
— После обеда придет Боргшё, он хочет с вами встретиться. Подозреваю, что это заслуга Хольма.
— О'кей. В котором часу?
— В два.
Он начал пересказывать дневную докладную записку.
Во время обеда к Лисбет Саландер зашел доктор Андерс Юнассон, и она отставила тарелку с тушеными овощами. Он, как всегда, провел небольшой осмотр, но она отметила, что он перестал вкладывать в свои осмотры душу.
— Ты здорова, — заключил он.
— Хм. Ты должен тут что-то сделать с едой.
— С едой?
— Ты не можешь организовать мне пиццу или что-нибудь в этом роде?
— Сожалею. Бюджет не позволяет.
— Я так и думала.
— Лисбет, завтра мы будем подробно обследовать твое состояние…
— Понятно. А я здорова.
— Ты достаточно здорова, чтобы тебя можно было перевозить в тюрьму в Стокгольм.
Она кивнула.
— Я, вероятно, смог бы потянуть с переездом еще недельку, но мои коллеги начнут удивляться.
— Не надо.
— Точно?
Она кивнула.
— Я готова. Это ведь рано или поздно должно произойти.
Он кивнул.
— Тогда ладно, — сказал Андерс Юнассон. — Я завтра дам зеленый свет для транспортировки. Это означает, что тебя, вероятно, почти сразу перевезут.
Она кивнула.
— Возможно, это произойдет уже на выходных. Руководство больницы не заинтересовано в том, чтобы тебя здесь держать.
— Это понятно.
— Э… значит, твоя игрушка…
— Она будет находиться в дырке за прикроватной тумбочкой.
Она показала.
— О'кей.
Она показала.
— О'кей.
Они немного посидели молча, а потом Андерс Юнассон поднялся.
— Я должен навестить других пациентов, которые больше нуждаются в моей помощи.
— Спасибо за все. Я твоя должница.
— Я просто выполнял свою работу.
— Нет. Ты сделал значительно больше. Я этого не забуду.
Микаэль Блумквист вошел в здание полицейского управления через вход с Польхемсгатан. Его встретила Моника Фигуэрола и провела в помещения отдела охраны конституции. В лифте они молча покосились друг на друга.
— Разве это разумно, что я показываюсь в полицейском управлении? — спросил Микаэль. — Меня кто-нибудь может увидеть, и возникнут вопросы.
Моника Фигуэрола кивнула.
— Здесь мы проведем только одно совещание. В дальнейшем будем встречаться в маленьком офисе, который мы сняли на площади Фридхемсплан. Отдел охраны конституции — небольшое самостоятельное подразделение, которое никого в ГПУ/Без не волнует. Мы находимся на другом этаже, чем остальная часть СЭПО.
Он кивнул Торстену Эдклинту, не обмениваясь с ним рукопожатием, и поздоровался с двумя сотрудниками, очевидно входившими в следственную группу. Те представились как Стефан и Андерс. Микаэль отметил, что никаких фамилий не называлось.
— С чего начнем? — поинтересовался Микаэль.
— Как насчет того, чтобы начать с кофе… Моника?
— Спасибо, с удовольствием.
Микаэль отметил, что начальник отдела охраны конституции секунду поколебался, прежде чем встать, принести кофейник и поставить его на стол, где уже были приготовлены чашки. Торстен Эдклинт, вероятно, предполагал, что подавать кофе будет Моника Фигуэрола. Микаэль также заметил, что Эдклинт улыбнулся про себя, и расценил это как добрый знак. Потом Эдклинт посерьезнел.
— Честно говоря, я не знаю, как быть в такой ситуации. Вероятно, присутствие журналиста на рабочем совещании в Службе государственной безопасности — вещь уникальная. То, о чем мы сейчас будем говорить, во многих отношениях является секретными сведениями.
— Военные тайны меня не интересуют. Меня интересует «Клуб Залаченко».
— Но нам необходимо найти некий баланс. Во-первых, присутствующие здесь сотрудники не должны называться в вашей статье по имени.
— О'кей.
Эдклинт посмотрел на Микаэля Блумквиста с удивлением.
— Во-вторых, вы не должны разговаривать с кем-либо из сотрудников, кроме меня и Моники Фигуэролы. Что можно вам рассказывать, решаем мы.
— Если у вас длинный перечень требований, вам следовало зачитать его вчера.
— Вчера я не успел все продумать.
— Тогда я вам кое-что открою. Это, вероятно, первый и последний раз в моей профессиональной карьере, когда я стану сообщать полиции содержание неопубликованного материала. Так что, если воспользоваться вашими словами… честно говоря, я не знаю, как быть в такой ситуации.
За столом воцарилось недолгое молчание.
— Возможно, нам…
— А что, если…
Эдклинт с Моникой Фигуэролой заговорили хором, и оба умолкли.
— Мне нужен «Клуб Залаченко». Вы хотите предъявить обвинение «Клубу Залаченко». Давайте и будем этого придерживаться, — предложил Микаэль.
Эдклинт кивнул.
— Что у вас есть?
Эдклинт объяснил, что накопали Моника Фигуэрола и ее ребята, и показал фотографию Эверта Гульберга вместе с полковником-шпионом Стигом Веннерстрёмом.
— Отлично. Я хочу копию этой фотографии.
— Она имеется в архиве издательства «Олен & Окерлунд», — сказала Моника Фигуэрола.
— Она имеется на столе передо мной. С текстом на обратной стороне, — возразил Микаэль.
— Ладно. Дайте ему копию, — распорядился Эдклинт.
— Это значит, что Залаченко убила «Секция».
— Убийство и самоубийство совершил человек, умирающий от рака. Гульберг пока жив, но врачи дают ему максимум несколько недель. У него после попытки самоубийства такие повреждения головного мозга, что он уже в принципе овощ.
— Именно он нес основную ответственность за Залаченко, когда тот перебежал в Швецию.
— Откуда вам это известно?
— Гульберг встречался с премьер-министром Турбьёрном Фельдином через шесть недель после прибытия Залаченко.
— Вы можете это доказать?
— Да, при помощи журнала посетителей Объединенной администрации министерств. Гульберг приходил вместе с тогдашним начальником ГПУ/Без.
— Который уже умер.
— Но Фельдин жив и готов об этом рассказать.
— Вы что…
— Нет, я с Фельдином не беседовал. Это сделал кое-кто другой. Имени назвать я не могу — источнику гарантирована анонимность.
Микаэль рассказал, как отреагировал Турбьёрн Фельдин на информацию о Залаченко и как он сам ездил в Голландию и беседовал с Янерюдом.
— Значит, «Клуб Залаченко» находится где-то в этом здании, — сказал Микаэль, указывая на фотографию.
— Отчасти. Мы считаем, что это некая структура внутри организации. «Клуб Залаченко» не может существовать без поддержки ключевых фигур всей службы, однако мы полагаем, что так называемая «Секция спецанализов» обосновалась где-то за пределами здания.
— То есть получается, что человек может числиться сотрудником СЭПО, получать в СЭПО зарплату, а на самом деле отчитываться перед другим работодателем.
— Примерно так.
— Тогда кто в этом здании работает на «Клуб Залаченко»?
— Мы пока не знаем. Но у нас есть несколько подозреваемых.
— Мортенссон, — предложил Микаэль.
Эдклинт кивнул.
— Мортенссон работает в СЭПО, а когда он требуется «Клубу Залаченко», его освобождают от обычной работы, — сказала Моника Фигуэрола.
— Как такое возможно чисто практически?
— Хороший вопрос. — Эдклинт слегка улыбнулся. — Вы не хотели бы начать работать у нас?
— Ни за что на свете.
— Я шучу. Но вопрос вполне естествен. У нас есть на подозрении один человек, но мы пока не можем подкрепить подозрения доказательствами.
— Послушайте, это должен быть кто-то, наделенный административными полномочиями.
— Мы подозреваем начальника канцелярии Альберта Шенке, — сказала Моника Фигуэрола.
— Вот мы и подошли к первому камню преткновения, — добавил Эдклинт. — Мы сообщили вам имя, но сведения не подкреплены документами. Как вы намереваетесь с этим поступить?
— Я не могу публиковать имя, не имея документации. Если Шенке невиновен, он подаст на «Миллениум» в суд за клевету.
— Отлично. Значит, договорились. Наше сотрудничество невозможно без взаимного доверия. Теперь ваша очередь. Что есть у вас?
— Три имени, — сказал Микаэль — Первые два были членами «Клуба Залаченко» в восьмидесятых годах.
Эдклинт и Фигуэрола сразу насторожились.
— Ханс фон Роттингер и Фредрик Клинтон. Роттингер уже умер, Клинтон сейчас на пенсии, но оба входили в ближайшее окружение Залаченко.
— А третье имя, — попросил Эдклинт.
— Телеборьян связан с человеком по имени Юнас. Фамилии мы не знаем, но нам известно, что он входит в «Клуб Залаченко» состава две тысячи пятого года. Мы даже подумываем, не он ли заснят вместе с Мортенссоном возле кафе «Копакабана».
— А в каком контексте возникло имя Юнас?
— Лисбет Саландер проникла в компьютер Петера Телеборьяна, и мы имеем возможность следить за корреспонденцией, показывающей, как Телеборьян плетет заговор при участии Юнаса таким же образом, как в девяносто первом году делал это при участии Бьёрка. Юнас дает Телеборьяну инструкции. И теперь мы подошли ко второму камню преткновения, — сказал Микаэль, улыбаясь Эдклинту. — Я могу подтвердить свои слова документально, но не могу передать вам документацию, не раскрыв источника. Вам придется верить мне на слово.
У Эдклинта сделался задумчивый вид.
— Может, какой-нибудь коллега Телеборьяна из Упсалы, — предположил он. — Ладно. Давайте начнем с Клинтона и фон Роттингера. Расскажите, что вам известно.
Председатель правления Магнус Боргшё принял Эрику Бергер у себя в кабинете, рядом с залом заседаний правления. Вид у него был озабоченный.
— Я слышал, что вы поранились, — сказал он, указывая на ее ногу.
— Пройдет, — ответила Эрика и, прислонив костыли к его письменному столу, уселась в кресло для посетителей.
— Ну, тогда хорошо. Эрика, вы проработали у нас уже месяц, и мне хотелось бы обсудить, как идут дела. Какие у вас впечатления?
Я должна поговорить с ним о «Витаваре». Но как? Когда?
— Я начала разбираться в ситуации. Имеются две стороны проблемы. С одной стороны, «СМП» испытывает экономические трудности и бюджет начинает душить газету. С другой стороны, в редакции «СМП» чрезвычайно много балласта.
— А положительных сторон нет?
— Есть. Много опытных профессионалов, знающих свое дело. Проблема в том, что имеются и другие, не позволяющие им работать.